43. Эдуард. Падение

День за днем, час за часом на протяжении последней недели я выжигал, вытравливал из своего сердца любовь. Убеждал себя, что сумею прожить без Вероники. Без ее легких шагов, низкого бархатного голоса, прохладных пальцев на моей коже. Без завтраков и ужинов, без тесного переплетения тел ночью.

Я знал, что обязан отпустить ее. Сделал все необходимые распоряжения, чтобы после развода она не осталась без жилья и без денег. Оставалась самая малость ― сказать самой Нике о том, что мы должны расстаться.

Зачем я вообще женился?! Ведь знал же, что не должен, не имею права… но пошел на поводу у чувств, у собственного эгоизма, позволил себе поверить, что зрение больше не ухудшится, что суррогатная мать родит нам с Никой детей, и у нас получится семья ― почти нормальная и обязательно счастливая!

И вот теперь ― платил по счетам. Отдирал себя от жены, с болью, с кровью. Каждый день обещал себе: сегодня. Я скажу ей сегодня. И каждый день не находил в себе сил открыть рот и произнести роковые слова. Рубил хвост не целиком, а по кусочку, и тонул в этой бесконечной агонии. Перестал есть, перестал спать. Отталкивал, обижал, пугал Нику в надежде, что она сорвется и заговорит о разводе сама. Ну не каменная же она? Не святая? Не станет бесконечно терпеть мою грубость и попытки нарваться на скандал?

Ника меня бросать не спешила. Похоже, такая мысль даже не приходила ей голову. Моя любимая вздыхала, страдала, плакала тайком, когда думала, что я не слышу… Боролась со мной ― за меня же. Я любил и ненавидел это ее благородство, эту безмерную преданность и неубиваемую любовь. А когда жена вдруг стала другой ― решительной, холодной, даже властной ― сорвался.

Пошел выгуливать вместе с ней Найджела ― совсем как в недалеком прошлом. Услышал, как она сомневается в том, что я хочу ее, и потерял голову. Схватил, сжал, мечтая впечатать ее в себя навечно, застонал, целуя, впивая и впитывая в себя ее запах, ее дыхание…

― Чувствуешь, как ты мне неприятна?! ― рычал во влажные губы и прижимал ее к себе все теснее и теснее. ― Чувствуешь, как я к тебе равнодушен?!

Ника лишь на мгновение напряглась, шокированная моим напором, а потом ответила ― не менее жадно и горячо. Ее доверчивость полоснула ножом по оголенным нервам. Как же так, родная? Что с твоим инстинктом самосохранения? Я целую неделю вел себя, как последняя сволочь, обижал и отталкивал тебя, а ты…

Кто бы знал, какого труда мне стоило оторваться от Вероники. Будь мы дома ― я не смог бы ее отпустить. Истосковавшееся по близости тело ломило. Болели все мышцы, а внизу живота словно вспух гигантский нарыв и посылал в позвоночник импульсы дергающей боли. Я знал: это только начало. Если… когда. Когда мы с Никой все же разведемся ― все станет намного хуже.

― Теперь забудь. ― Я резко отодвинулся, перехватил руки жены за запястья и убрал их от себя. Отвернулся, позвал. ― Найджел, ко мне!

Услышал шумное собачье дыхание и стук пластиковой рукояти поводка: преданный поводырь мчался на мой зов. Подбежал, ткнулся мордой в ладонь. Я потрепал мягкие плюшевые уши и нащупал поводок.

― Что это было? ― попыталась вернуть меня к выяснению отношений Ника.

Но я уже взял себя в руки. Кажется.

― Забудь, ― повторил непререкаемым тоном. ― Идем.

Вероника послушно подхватила меня под локоть и повела прочь со двора, через светофор, в парк. Она больше не пыталась заговорить, но и отпускать мою руку не спешила. Водила по кругу. Играла с Найджелом, бросая ему палку. Правда, без обычного задора и смеха. Через полчаса, по-прежнему не пытаясь заговорить, повела меня домой.

В квартире я быстро переоделся в домашнее и поспешил скрыться в кабинете. Мне предстояло убедить свое собственное тело, что близости не будет, что вспышка, которую я себе позволил, ― была совершенно неуместной. И что спать я буду вот тут, на диване. Потому что, если поднимусь в свою спальню, лягу в постель рядом с женой ― сорвусь окончательно и буду любить свою женщину всю ночь! До потери пульса и сознания. Пока не сдохну сам и не замучаю ее.

После того, что случилось во время прогулки, я ожидал, что Вероника, разобравшись с Найджелом, придет ко мне и потребует объяснений, но жена снова меня удивила. Потопталась на кухне. Судя по звяканью чашек ― пила чай. Потом ушла наверх. Я слышал ее шаги на лестнице. Ушла ― и наступила тишина, лишь слегка нарушаемая сопением Найджела, который незаметно подкрался и улегся на моих ногах.

Я сидел, слушал эту тишину и думал, что вот эта мертвая холодная пустота, словно я не только ослеп, но еще и оглох, ждет меня впереди. Месяцы, годы, десятилетия пустоты в четырех стенах, в клетке, которую я успел сделать золотой, но не успел наполнить жизнью. Слишком долго ждал и искал.

Ну почему Вероника встретилась мне только теперь?! И что она делает там, наверху? Почему ее совсем не слышно? Не могла же она лечь спать так рано!

Я нарочно заставил смартфон озвучить время. Убедился, что нет еще и одиннадцати ночи. Смутная тревога, круто замешанная на болезненном желании услышать голос Ники, ощутить ее близкое присутствие, заставила меня изменить собственным принципам, встать и отправиться на второй этаж.

В свою спальню я вошел на цыпочках. Свет в ней не горел, даже нижний. Это я различить мог. Наощупь добрался до собственной кровати, присел подле нее на корточки, положил руку на краешек и начал медленно ощупывать матрас. Вытянутая на всю длину рука встретила пустоту. Тогда я пересел на кровать, дотянулся аж до самой стены и убедился: Вероники на кровати нет!

― Ника? ― позвал шепотом, хотя прекрасно понимал, что ответа не услышу. ― Ника…

Покинув нашу спальню, я встал посреди коридора и прислушался: может, жена решила принять душ или ванну? А может, возится в одной из комнат, перестилая белье? Нет. Глупая идея. С чего бы ей ночью уборкой заниматься…

― Ника! ― снова шепнул я, словно опасаясь разбудить.

Придерживаясь за стену, побрел к спальне, которую Ника занимала раньше, до того, как мы поженились. Я не очень понимал, что ей там делать, но других идей, где ее искать, у меня не было.

Рука нащупала дверной косяк. Я остановился. Занес кулак, чтобы постучать в дверь. Не донес. Уронил руку. Даже если жена в своей спальне ― что я ей скажу? У меня нет права желать близости с ней. Не теперь, когда я собрался разводиться. Уткнулся лбом все в тот же косяк. В груди теснились, мешая дышать, ужас перед одиночеством, горечь предстоящей разлуки, тоска и еще куча всего ― непонятного, безымянного. Ресницы под повязкой увлажнились.

― Ника… ― протянул еле слышно, без надежды на ответ.

Даже если жена там, за дверью ― наверное, она спит или лежит и слушает музыку в наушниках. Или… не знаю. Но хочу быть там, с ней.

― Эд. ― Моей повисшей плетью руки коснулись прохладные пальцы. Голос жены донесся откуда-то снизу. ― Ты пришел…

Я перехватил ее ладонь и попятился на полшага.

― Ты что здесь делаешь? ― спросил неверяще.

― Сижу.

― На полу в коридоре?!

― Угу.

― Зачем? ― я перестал понимать, что происходит. Совсем.

― Не знаю. Надеялась увидеть, как ты поднимешься в свою спальню. Ты ведь уже неделю там не появляешься.

― А ты почему не там?

― Не могу там одна… без тебя. ― Ника встала, потянула меня за руку.

И я пошел за ней, потому что сопротивляться было за пределами моих сил. Послушно позволил снять с себя футболку и штаны. Повинуясь воле любимой, присел на край кровати. Она уселась мне на колени, обхватила за шею, прижалась ― кожа к коже, и я понял, что на ней нет вообще ничего.

Мои руки тут же зажили собственной жизнью: погладили гладкие бедра, проследили изгибы талии, добрались до груди.

Ника сама прижала к ней мои ладони, выгнулась, покачнулась…

― Только попробуй уйти, Скворцов! ― прошептала грозно. ― Только посмей меня оттолкнуть!

Я должен был это сделать. Обязан!

…и не смог.

Содрал гребаную повязку с глаз, чтобы не мешала. Зарылся носом в ложбинку между нежными полушариями. Отыскал губами уже затвердевшие чувствительные вершинки, сначала одну, потом ― вторую. Из груди против воли вырвался протяжный рык.

Слова вдруг забылись все разом, будто никогда не умел говорить. Остались только обрывки мыслей и рваные хриплые междометия. Я то выкрикивал их, то выстанывал, забывая дышать, содрогаясь от нестерпимой потребности целовать, терзать, пронзать собой покорное женское тело, так идеально совпадающее с моим собственным, будто нас создавали, как два кусочка единого пазла.

Загрузка...