Там, где кружат аспиды

Глава 17

Широко распахнутые врата зияли медвежьим зевом. Оранжевые звёзды Нави только-только ярче светить стали, что по здешним меркам означало начало нового дня, а её уже ждали. Лёля шла всю ночь, сбила ноги в кровь, но всё равно боялась войти в чужую крепость, сулящую отдых от суровой дороги. Лучше бы она и дальше шла через обжигающий песок, попадающий в обувь, через колючки, цепляющие подол, через тьму, пугающую выдуманными образами. Шла бы себе и шла, пока не упала без сил, чтобы уже не подняться.

Она издали увидела высокий частокол, увенчанный острозаточенными навершиями брёвен. Лёля совсем не знала Кощея, но по тем скудным сведениям, изредка до неё доходящим, она поняла, что он при Чернобоге служил кем-то вроде воеводы. Удобно устроился, собирая войско из павших в войнах солдат, чтобы потом обратить их против своего господина. И всё же, Лёля ненависти к Кощею не чувствовала. Он был ей безразличен, и это, пожалуй, пугало её больше всего.

Эх, сейчас узнает она, какой приём ей заготовил будущий супруг. Высоко подбородок вскинув, Лёля прошла меж створок, отметив про себя их толщину и крепость. И теперь это её дом? Эта неизменная въедливая пыль, гора, возвышающаяся над бревенчатым теремом трёхэтажным, чёрные валуны, на которых, словно на насестах, восседали аспиды? До самого горизонта простирались деревянные казармы, грязно-коричневые шатры, горели костры, чей удушливый дым проникал в пересохшее Лёлино горло, но она держалась, чтобы позорно не раскашляться, не показать свою слабость.

Лёля шла, глядя прямо перед собой, хотя замечала краем глаза, как осматривают её латники, как лениво высовывают головы из-под крыла и снова прячут их ездовые змеи. Пред теремом ни деревца не было, ни травинки. Лишь серый песок, утоптанный, должно быть, сотнями ног. Плац для тренировки бойцов.

Мимо Лёли скользнула девушка в белом платье, заставив дёрнуться от неожиданности. Лёля остановилась, обернувшись вслед незнакомке. Её одежда была в клочья порезана на груди и перемазана в крови, а сквозь синеватую кожу просвечивал частокол врат. Привалившись к обратной стороне забора, той, что Лёля не видела снаружи, сидел крестьянский мужик и строгал деревянную чурку. Но его распухшее лицо и чёрная полоса на шее подтолкнули мысли Лёли в нужном направлении. Она замерла посреди двора Кощея, рассматривая всё, до чего мог дотянуться её взгляд.

С чего взяла она, что Кощей только убитыми на поле боя управляет? Смерть не всегда приходит к тем, кто её ждёт. Не касаясь земли, не издавая звуков, то здесь, то там мелькали те, кто умер не своей смертью. Много было молодых девушек, чьи тела едва прикрывала разорванная одежда, и Лёле дурно стало, когда представила она, как те могли умереть. Мужчины с давно остывшими, но всё ещё сочащимися бурой кровью ранами на спине, боках. Старушка у завалинки укачивала полупрозрачного младенца синюшного цвета.

Как отличалось увиденное здесь от царства Морены и Чернобога! Морена дарила покой умершим, расставшимся с близкими и ожидающим их прибытия в мир неживых, а Кощею Род доверил привечать тех, кто от руки других людей умер. Вот почему вокруг словно злоба кипела и непонимание. Лёля боялась, как бы не сработал её дар собственному желанию вопреки. Погрузиться в души отверженных созданий, мечтающих о мести — ей вовек потом не отмыться от этих чувств.

Лёля заметила, что привлекает всё больше и больше чужого внимания. Глаза убитых вспыхивали ненавистью к ней, живой, той, что приглашена была в их крепость самим хозяином. Лёля с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на бег, но всё же шаг ускорила. К тому же она уже поняла, куда идти ей следовало.

У подножия горы возвышался каменный пьедестал. С две дюжины ступеней вели к площадке перед тёмно-серой стеной. Тяжёлые камни, плотно подогнанные друг к другу, образовывали полукруг, а внутри круга того, на троне высоком, украшенном красной тканью, восседал сам Кощей. Легко, изящно, закинув ногу на ногу, он сквозь полуприкрытые веки наблюдал, как Лёля шла к нему, одновременно боясь приблизиться и боясь слишком задержаться среди пугающих её искалеченных полутрупов.

Но на ступенях высокой лестницы Лёля увидела то, что заставило её отбросить гордость и страх.

— Я пришла, как ты и велел! — выкрикнула она громко, став у подножия. — Отпусти Ульяну, раз обещал!

Тело Ульяны на ступенях у ног Кощея казалось изломанной фигуркой — хрупкой, беззащитной. Голубое платье покрывала пыль, волосы спутались, будто трава сухая. Всё это время русалка лежала без движения, но попыталась подняться, заслышав Лёлин голос.

— Лёлюшка, — прошелестел её шёпот, от которого сердце Лёли замерло. Как ей хотелось бы к дорогой подруге броситься, сказать, что спасена она, что может уйти, но Лёля не хотела терять лицо гордой богини перед Кощеем. Пусть чувствует больше величия от своей над ней победой.

— Прикажи, чтобы дали Ульяне воды и проводили к воротам. И пусть никто мешать не посмеет, когда придут за ней! — твёрдо приказала она, глядя в алые глаза Кощея.

— Что говоришь ты такое, Лёлюшка? — Ульяна приподнялась на локте, и Лёля ужаснулась её осунувшемуся лицу, коже, что словно в тончайшую бумагу превратилась.

— Уходи, Ульяна, не перечь. — Лёля постаралась, чтобы в голосе были слышны не слёзы, которые она сдерживала, а указания якобы русалке ручной. — И передай им… Догоде передай, что если любит он меня, пускай забудет. Коли дозволит Род, свидимся ещё, а коли нет — знать, судьба такая. Ради меня уходите все трое и назад не оглядывайтесь.

— А не больно ли своевольна ты, наказы в доме моём раздавать? — ухмыльнулся Кощей, склоняя голову набок. — Сначала поприветствуй мужа своего будущего как достоин он, а я тогда подумаю, отпускать твою русалку или нет.

— Чего ещё ты хочешь? — проскрипела Лёля сквозь зубы, сжимая кулаки в бессильном гневе.

— Твой отец спровадил меня из дома своего не самым приятным образом. Извинись за него как следует: пади ниц и головой земли коснись, дочь Сварога. — Кощей победно улыбался.

Если намеревался он боль ей причинить, мог бы и поизощреннее что-то придумать. Лёлю давно уже волновать перестало, что другие о ней подумают. Она и голой сплясала бы перед Кощеем и его ухмыляющимися пособниками, если это хотя бы на минуту освобождение Ульяны приблизило.

С прямой спиной она опустилась на колени. Странно то было, но в глазах Кощея она прочла ожидание, смешанное со смущением. Он нервно закусил губу, но промолчал. Лёля долго смотрела ему в глаза, прежде чем распростёрлась на земле, чувствуя, как крупинки песка царапают кожу лба, а косы изваливаются в пыли, которую до неё, богини, попрали ногами неупокоенные духи и их злобные аспиды, творения тьмы.

— От всего рода своего приношу тебе извинения, великий Кощей, воин царства Навьего. — Лёля старалась тщательно проговаривать каждое слово, чтобы Кощей не нашёл повода для недовольства и отпустил уже Ульяну, прекратил её мучения. — Отныне твоя я, каждый день буду искупать недостойный поступок семьи моей. Яви же милость и прими меня.

— Достаточно! — Лёля подняла голову, а Кощей торопливо махнул рукой, позволяя ей встать с земли. — Все слышали, о чём просила нас Сварожья дочь? Слышали, что хочет она частью царства нашего стать? — сбегая по ступеням, обратился он к призрачной свите, которая стекалась к престолу, заинтересованная редкостным зрелищем.

— И от слов своих отказываться не буду, — сказала Лёля, не поднимаясь с колен. — Как невесте разреши к доброте твоей воззвать. Дай Ульяне и братьям-ветрам уйти с миром. Если мне не дозволишь помочь ей за врата выйти, пошли слуг, смотри, ослабела она как! Клянусь, больше ни о чём тебя не попрошу, верной и послушной женой стану. — Лёля снова склонилась перед Кощеем, едва ли не вжимаясь в тёплую сухую землю.

— Довольно тебе, вставай. Хватило мне твоих извинений. — Кощей уже добежал до подножия лестницы и протягивал руку. — Эй, кто-нибудь, отнесите русалку за ворота!

— Не надо, Лёлюшка, — сипло проговорила Ульяна. — Не унижайся перед ним. Не он здесь главный…

И стена за престолом Кощея в движение пришла.

Лёля с ужасом смотрела, как у стены, вроде бы каменной, очертания проявляются. Сначала острые наросты показались вдоль спины необъятной, затем лапа, да такая, что и двоим не обхватить, тяжело возле Ульяны встала, острыми когтями серыми едва ли не волос её касаясь. Русалка в комочек сжалась, крошечная и жалкая на фоне этого чудовища.

Как Род кого-то настолько уродливого и жуткого создать мог?! Голову чудища венчали загнутые рога, испещрённые древними символами, ярко-жёлтые глаза сверкали на оскаленной морде. И самым страшным был взгляд неведомого зверя — осмысленный, умный. Будто не зверь это вовсе, а разумное существо, только что стоящее на четырёх лапах-колоннах, а не на двух ногах. Хвост его, каменной чешуёй покрытый, оканчивался тремя крюками, точно жало скорпионье, да в три раза опаснее.

— Не много ли берёшь на себя, пленницу мою отпуская? — раздался над крепостью низкий рёв.

Чудовище полностью распрямилось, трон Кощея хрустнул под его лапой, точно соломинка. Кощей замер, не добежав до Лёли каких-то нескольких саженей.

— Я здесь хозяин! — повернулся он к своему бывшему престолу. — Моё слово — закон. Да и толку от русалки всё равно нет.

— А чрез Калинов мост ты нас поведёшь, червь?

Лёля вскрикнула, когда обманчиво неподвижный хвост чудовища стремительно юркнул в сторону. Один из шипов вонзился в живот Кощея. Бог, повисший на конце хвоста жуткого исчадия, обхватил его руками, но уже ничего не мог сделать. Он только обернулся к Лёле, а губы его сложились в какое-то неслышимое слово. Чудилось Лёле, что бежать он ей велел, а может, и прощался. Хвост резко вверх рванулся, и Лёля зажала рот руками, неспособная даже кричать. Острое жало распороло нутро несчастного Кощея, обагрив землю под ним божественной кровью. А его удивлённый, ничего не понимающий взгляд, всё ещё был направлен на неё. Лёля не чувствовала к нему ненависти, лишь сожаление и страх. А после с плеч слетела его голова, и алые глаза на красивом лице потухли.

— Увидимся через тысячу лет, падаль, — расхохоталось чудовище.

Тело Кощея вспыхнуло красным пламенем, и уже через пару толчков бешено скачущего сердца Лёли ничего не напоминало о жестоком убийстве, совершённом на её глазах. Она беспомощно огляделась, но в челяди Кощея видела страх, что и её сковал, не давая двигаться. Каждый мысленно ту же смерть переживал и повторения её не жаждал.

— Глупец он был, и кончина его справедлива! Хотел сокровище отпустить, что само нам в руки пришло. — Чудовище, что так походило на зверя, но слишком умное, сильное и властное, махнуло окрашенным кровью хвостом и тяжело хлестнуло им по ступеням лестницы. Лёля зажмурилась на секунду, чтобы острые камни, вылетевшие из кладки после удара, не попали ей в глаза. — Или забыли вы, где настоящая жизнь? Да хоть всю Навь захватите, всё той же нежитью останетесь. Хотите и дальше здесь прозябать, пока люди, те самые, что убили вас, и боги, глаза на это закрывшие, под солнцем Яви забавляются?

Гул вокруг Лёли нарастал подобно жужжанию пчёл. Поначалу робкие одиночные выкрики переросли в громогласную поддержку, будто и не умер Кощей только что, да ещё и таким образом жестоким. Лёле показалось, что она единственной была, кто хоть толику сочувствия и скорби ощущала к кровавым следам на песке, почти высушенным багряным огнём. А ведь ещё несколько минут назад этот бог дышал, говорил, руку к ней тянул и предлагал совместную жизнь, которого у него теперь нет. Пусть Лёля не любила Кощея, но она его и не ненавидела.

Оторвавшись от притягивающего взгляд пятна, Лёля с опаской, вдоль самого краешка каменной лестницы, постаралась прошмыгнуть к Ульяне. Она не надеялась её спасти, но хотела хотя бы оттащить в сторону от жуткого создания, способного одним ударом когтистой лапы переломать кости им обеим.

— Неужели ко мне бежишь, к другу своему старому?

Земля ушла у Лёли из-под ног, в ушах засвистело от движения резкого. Она болталась в воздухе в кольце каменных пальцев и упиралась руками в холодную кожу, на ощупь будто бы змеиную. Один из полукруглых когтей вонзался ей в спину, и Лёля боялась, что и её неведомый зверь проткнёт, как проткнул Кощея.

— Успокойся, младшая дочь Сварожья, не брыкайся. Знаешь ведь, тебя мне убивать причин нет.

Лёля распахнула глаза, не веря в услышанное. Она даже отбиваться перестала, пытаясь найти отгадку такого простого и даже благожелательного к ней обращения. И она поняла, кто мог приветствовать её как давнюю знакомую. Тот, по чьей милости она руки в крови людской запятнала. Она остановила бесплодные попытки вырваться и холодно взглянула Скипер-Змею в смеющиеся змеиные глаза.

— Так вот ты какой, мучитель мой, — сказала она, вложив в голос всё своё презрение. — Не добил тебя брат Перун, выходит?

— Сил у брата твоего не хватит с порождением истока Древа Мироздания справиться, — весело ответил Скипер-Змей, острожно опуская Лёлю на землю. — Всегда найдётся тот, кто захочет умениями моими воспользоваться. И если повезёт, этот кто-то достаточно могущественным окажется, чтобы печати снять. — Рогатой головой он указал на обагрённый кровью песок. — И глупым при этом.

— Что ты ему пообещал? Царство Чернобога отдать? Из-за желания власти Кощей тебя освободил?

— Да, нужна ему Навь была. Всю Навь он захотел, а потом и тебя в придачу. Но проблема в том, что Навь и для моих замыслов потребна.

— Зачем тебе Навь? — Лёля шаг за шагом отступала, потихоньку приближаясь к Ульяне.

— Хочу порядок вещей на Древе Мироздания поправить. Знаешь ведь, что на всём Древе нет мира, Яви пригожее. А Род её людям смертным, муравьям жалким, что дохнут от любого божественного чиха, подарил. Ну не дурак ли божок ваш? — Скипер-Змей, довольный шуткой, победно посмотрел на толпу духов, облепивших нижние ступени лестницы. Те подобострастно улыбались и кланялись в ответ, щеря беззубые пасти и синие мертвячьи губы в гнусных ухмылках.

— Род Всемогущ и Всеведущ, он покарает тебя за святотатство такое. — Лёля остановилась, ощутив, что коснулась ногой края платья русалки.

— Пусть карает. — Жёлтые глаза сузились, пристально глядя на Лёлю. — Если успеет. Думаешь, ты Родовой милостью жива? Нет, деточка моя, жива ты людской волей и их молитвами к тебе, богиня юности. А коли мы всех людей пожрём, на куски порвём, потопим в реках и озёрах, сбросим с высоких гор, пока кровь их не заполнит ущелья? Где тогда, по-твоему, окажутся их души? И где будем мы все? — Скипер-Змей махнул хвостом над головами теперь уже его подданных.

— В Яви… — прошептала Лёля, поражённая глубиной замысла Скипер-Змея. Так вот чего он уже единожды добивался, но не смог выполнить. — Вы хотите всех людей в Навь отправить, а сами их место в Яви займёте?

— Умная ты девочка, не зря любимицей моей была, — Змей плотоядно облизнулся.

— Не бывать тому! Мой батюшка не допустит! Чернобог не допустит! И в Яви богов сильных хватит! — воскликнула Лёля, крепко вцепившись в ткань покрытого грязью платья.

— Недолго вы, боги, протянете, коли верить в вас некому будет. А теперь пошла отсюда!

Лёля, уверившаяся в то, что Скипер-Змей сохранил к ней извращённую привязанность, забыла, в какой опасности находилась. Удар мощной лапы повалил её к самому подножию лестницы. Толпа призраков загоготала, расступаясь. Боялись, наверное, что экзекуция продолжится. Лёля приподнялась на дрожащих руках и вытерла сочащуюся кровью губу. В голове шумело, хотелось лечь и заплакать, притянуть колени к груди и ждать, пока тупая боль, терзающая тело, отступит, но сейчас она была здесь единственной богиней и не хотела подводить Правь, которую представляла в царстве пустоты и смерти.

— Скажешь заговор Морены или снова молчать будешь? — с этими словами Скипер-Змей опустил лапу на тонкую руку Ульяны.

Лёля закричала уж точно не тише, чем обессиленная русалка. Ульяна даже не делала попыток подняться, она лишь откинулась на спину, чтобы взглянуть на палача.

— Молчать буду, — прозвучал её сухой тихий голос.

— Вот же тварь! А если так? — Теперь тяжесть лапы Зверя пришлась на пальцы Ульяны.

Ульяна застонала громче, а Лёля, не выдержав, подхватила юбку и молнией взлетела к месту пытки. Она толкала, царапала и только что зубами не вгрызалась в толстую лапу чудовища, стремясь освободить его агонизирующую жертву, но сквозь слёзы видела, как терпела поражение за поражением.

Скипер-Змей дёрнул губой, убрал лапу и оголил острый коготь, задумчиво глядя то на него, то на Ульяну.

— Не надо! — всхлипнула Лёля, безуспешно пытаясь спрятать подругу за своим слишком маленьким, слишком худым, слишком бесполезным телом.

— Тогда ты! Ты раскрой наговор, что Морена на мост наложила! — Скипер-Змей надавил остриём когтя в середину ладони Ульяны.

— Скажу! Я всё скажу, только мучить её перестань!

Лёля распласталась на каменном полу, вцепившись обеими руками в коготь зверя. Знала, что сил не хватит его удержать, а всё равно держала. И оттого вздрогнула от холодного захвата на своём запястье.

— И думать не смей, Лелюшка. — Ульяна смотрела на неё тёмными глазами, похожими на затянутый тиной высыхающий пруд. — Терпеть — это мой удел. Два дня я держалась и до смерти не сдамся. Не отдам ему Явь свою. Он знает, что без слов заветных не пройдёт по Калинову мосту. И тогда плану его сбыться не суждено будет.

— Смотри же, как Берегиня сама мне всё выложит. Как драгоценную Явь твою к моим ногам бросит. Ей не впервой, — оскалился Скипер-Змей, а его когтистые пальцы обхватили лицо Лёли и притянули к себе.

Боль пронзила Лёлину шею. Думала она, что, как и Кощей, головы лишится, но Скипер-Змей остановился, заставив её смотреть в жёлто-зелёные глаза. Словно всё знающие, хитрые, завораживающие. Колени Лёли слабыми стали, а тело весило пушинки не больше. Она падала в этот ядовитый взгляд, и интересно ей было, что же там, на самом его дне.

— Любимая моя, одарённейшая из трёх дочерей… — голос Скипер-Змея проникал ей в уши сладким хмельным мёдом. — Что мне Жива и Морена? Одна целительница, а вторая ворожить горазда… А ты… Тебе сила великая дана — можешь ты в мысли и чувства любого проникнуть, заставить его поверить, что ложь есть истина, а истина — ложь. Тебе все врата отопрут, каждый воевода честью посчитает за тобой войско своё повести. Пойдём вместе, поиграем, как раньше? Все люди земные — куколки твои для забав… Играйся ими, дочь моя, красавица, что свет не видывал, потешайся. А коли сломаются под ручкой твоей — замены им не счесть…

Лёля почувствовала, как Скипер-Змей, добрый, заботливый друг, провёл пальцем по её волосам, по щеке. Хоть кто-то ценит её, ей восхищается. Как славно знать, что лучше она сестёр своих, красивее, да и пользы от неё больше.

— Хочешь, подарок тебе сделаю, как своей любимице дорогой?

Перед Лёлей возник водный шар. Чистый, кристальный. Она протянула пальцы, погрузила их внутрь. Как лёд студёный. Вода переливалась, искрилась, журчала лесным ручьём. Лёля сглотнула, чувствуя, как пересохло горло. Вот бы лицо в воду эту погрузить! Пыль смыть, напиться вдоволь, шею, руки освежить!

— У меня много таких. Я тебе отдам и русалке твоей, кожу её напитаю, о ранах позабочусь, ты только слово заветное скажи…

— Своя земля и в горсти мила… — начала было Лёля, но нахмурилась.

А почему она здесь? Шар водный в её сознании обернулся вдруг плывущей по воздуху водяная розой и крышей амбара, сеном заваленной. Вот и Ульяна рядом с ней. Но где же тогда Похвист? Где Аука? Лёля тряхнула головой, сбрасывая странные мысли. Что-то не так, как должно быть…

— Не хочешь воды? — Шар взорвался чёрной водой Березины, окропив Лёлю горячими брызгами. — И правильно. Там, в Яви, воды много. Станешь править со мной, дочь моя возлюбленная? Взгляни на них. — Скипер-Змей повернул лицо Лёли к толпящимся у престола духам. Девушки в прозрачных платьях улыбались ей, как близкие подруги, воины стояли на изготовку, сознавая её власть. Даже опасные аспиды хлопали крыльями, приветствуя новую госпожу. — Вот твои подданные, ждут, когда проведёшь ты их чрез врата, когда по земле людской разгуляться позволишь. Мало, по-твоему, страдали они при жизни? Пусть после смерти порадуются.

— Неправильно это, — сквозь силу выговорила Лёля. Она не забыла Звану, позаботившуюся о ней, чужой и пришлой, не забыла весёлую конопатую Марьяну и её отца-ювелира, не забыла неприкасаемых сэрвов. — Явь не для нежити. Явь для людей. Это Родов закон.

— Не станет Рода, дочь моя глупая. Когда мы Явь займем, исчезнут боги. Исчезнет Правь. И Род уйдёт, бросит загубленный своими ошибочными законами мир. А нам, нежити, одна лишь богиня нужна — ты, Всемогущая Лёля. Только тебе все капища, все дары и приношения, все мольбы и хвала. Другие боги — груз бесполезный, ничем они людей не лучше.

Что-то кольнуло в сердце Лёли. Отчаянно, до слёз. Как наяву она увидела перед собой лицо юноши, ощутила касание его волос шелковистых, его жар, его тепло. Она душой прижалась к его горячей чешуе, провела невидимой ладонью по бархатистым крыльям и снова, уже не в первый раз, задохнулась, ослеплённая его красотой. И он бесполезный груз? И все они, семьдесят и семь его братьев? И Великий Стрибог, могущественный друг её батюшки, всесильного Сварога? А как же её мать Лада, что краше звёзд, внимающая каждой просьбе страждущего? А сам Род, создавший мир такой дивный, что слов не найти описать всю возвышенную прелесть Прави, яркость и наполненность Яви, тишину и покой Нави, усмиряющие боль? И все эти боги бесполезны? Она медленно подняла взгляд и без страха посмотрела в глаза гадины, что не созидает, а только разрушает. Вот уж кто жизни недостоин!

— Ничего я тебе не скажу. И не отец ты мне, чтобы дочерью своей звать.

Лёля внутренне усмехнулась, когда Змей отпрянул в недоумении. Но его замешательство лишь миг длилось.

— Девчонка своенравная! — От сильного удара по голове Лёля упала наземь возле Ульяны. — Посмотрим, как запоёшь, когда я по кусочкам резать её начну.

Лёля прижала руку к пылающему болью уху, пытаясь сосредоточиться. В глазах всё плыло, что делать ей, она не знала. Хорошо дерзить, когда сила за тобой, а за ней только русалка израненная лежала, словно кукла, слеплённая из воска. И казалось Лёле, истает Ульяна сейчас на глазах её, ничего не оставит после себя, кроме воспоминания страшного. Но та вдруг рассмеялась тихим, торжествующим смехом.

— Не девочка она тебе послушная боле. Она женщина любящая, как и я. Никогда тебе не достичь Яви, покуда между ней и тобой мы стоять будем. — Ульяна смотрела в небо, а на губах потрескавшихся играла улыбка. И подумала Лёля, что никогда ей такой смелой не стать, как подруга драгоценная, но всё же смелость Ульяны хоть чуть-чуть, да ей тоже передалась.

— Коли сдохнешь ты наконец, мне с ней совладать легче будет!

Скипер-Змей высоко занёс над головой Ульяны лапу, а Лёля бросилась на подругу, прикрыв от всего света полотном своих давно нечесанных волос. Пусть вместе они сгинут, лицом к лицу, а видеть Ульяне этот ужас перед смертью она даст.

Пронзительно вскрикнул чёрный аспид. Через секунду к нему присоединился другой, третий. А затем раздался новый крик, рассекающий воздух подобно боевому кличу. Призраки отхлынули от ступеней, а Кощеево воинство схватилось за оружие. И Лёля поняла, что рассвет уже давно наступил.

Лапа Скипер-Змея опустилась в каких-то вершках от них, затрясся каменный пол. Змей щурился куда-то вдаль, а зрачки его узкими щёлками стали, словно саму тьму корней Древа Мироздания в себе хранящими. Он грузно прыгнул вниз, круша ступени лестницы, и двинулся к распахнутым воротам, которые открыл для Лёли ждущий её Кощей.

— Лёлюшка, это ведь они? — простонала Ульяна. — Пришли-таки?

— Ну а как бы они не пришли? — горестно ответила Лёля, пытаясь рассмотреть, как далеко от крепости кружили братья-ветры.

— Беги, — зашептала русалка, сжимая ладонь Лёли обескровленными пальцами здоровой руки. — Ты маленькая, быстрая, глядишь, и не поймают тебя. Шмыгни за ворота, а там уж Догода догадается. Я верю в него, он поймёт, почему одна ты вышла. — Ульяна сомкнула веки, её длинные ресницы отбросили серые тени на впалые щёки, покрытые рыбьей сухой чешуёй. — Похвиста уведите. Скажи, что поздно, что я мертва.

— А ты как же, одна останешься? Ульяна, давай попытаемся? Я помогу, я всю дорогу тебя поддерживать буду… Мы вдоль домов, тихонько…

— Так давно я здесь, Лёлюшка, — Ульяна моргнула, но снова оставила глаза закрытыми. — Одну ногу не чувствую уже… Дюже сильно Скипер-Змей хотел секрет мой вызнать. Ты потом, нескоро, но расскажи Похвисту, что я до конца держалась, как Велес мне заповедовал. Пусть гордится мной, водяницей… Когда оплачет он меня, тогда и узнает, что я, думая о нём, ушла…

— Не говори так, Ульяночка! Не умирай, пожалуйста! Ну как я без тебя? Как все мы без тебя будем? — Лёля припала к груди подруги, зная, как бессмысленны её слова.

— Лёлюшка, теперь судьба Яви от тебя зависит. Ежели с нами не выйдет, Скипер-Змей ведь и до Морены доберётся. Улетайте хоть до самой Прави, а помощь приведите. Не позвольте нечестивцу землю мою топтать и озёра поганить. Уходи же, быстрее!

— Не могу! Подожди, я исцелю тебя сейчас! Вместе сбежим! — Лёля встала на колени и протянула руки, намереваясь отыскать в теле Ульяны источники её страданий.

От неожиданной боли Лёли стиснула зубы. Когда-то она побывала в огне, который её не тронул, а сейчас Ульяна пылала, хотя никакого огня не было и в помине. Жаром исходила её кожа, её внутренности. Всё в ней жаждало, умирало без воды, её словно на части разрывало то неведомое, что готово было уйти в землю, в песок, в глинистую почву, чтобы отыскать там хоть каплю, хоть частицу живительной влаги. Лёля отдёрнула руки, как от раскалённого очага.

— Всё хорошо, — с уст Ульяны будто бы ветерок лёгкий срывался, а не голос. — Побереги силы, не расходуй зря.

— Ну как так? Почему я ничего сделать не могу? Почему Род меня такой беспомощной создал, такой слабой?! — Лёля разрыдаться готова была, но ради Ульяны держалась, хотя пальцы её тряслись, а сердце в бессилии загнанным зайцем заходилось.

— Сильна ты, и Скипер-Змей силу твою признал…

— Обман то был! Всё ложь, чтобы узнать, как по мосту пройти… — Лёля резко вскинула голову, когда увидела у ворот силуэт золотого аспида. Наездники двух чёрных аспидов пытались попасть в него пиками в полёте, но Догода скинул одного за землю, а пику второго сломал в сильных когтях, как деревянную лучину. — Что мне делать, Ульяна? Я не смогу в разум каждого попасть, не смогу заставить их оружие сложить! Да мне даже в голову Скипер-Змея не пробиться!

— Глупая ты… — Лёля склонилась ниже, чтобы слышать затухающий шёпот. — Не в том сила твоя… Делай то, что лучше других можешь… Молись, Лёлюшка… молись…

И одновременно с тем, как пролетел над ними огромный серый сокол, преследуемый врагом, Лёля склонила голову. Она не произносила слов, она раскрыла Роду сердце. Род всеведущ, пусть услышит не слова её разума, а вопль её души. Пусть знает Создатель, что погибают они, и лишь в его власти спасти их. Спасти будущее мира, что начинается сейчас здесь с неё, с Ульяны, с Похвиста и Догоды. Не бывать такому, чтобы побеждало зло. Тем, кто верует искренне, всё возможно. Для тех, кто не сдаётся, открываются небеса всех трёх миров, провожая молитву прямиком к звёздам, за которыми таится он, Род, создавший всё и вся.

Лёля будто сама устремилась туда, выше Прави, вслед за своей невысказанной мольбой через распахнутые полотна миров. Но её вернуло на покорёженный каменный пол нежданное ласковое прикосновение. Лёля быстро открыла глаза и ахнула от того, как дико этот чистый голубой и красный смотрелся в вечно приглушённых цветах Нави.

— Род услышал твою молитву, — провозгласила Птица Сирин, укрывая крыльями её и Ульяну.