Там, где кружат аспиды

Глава 8

Похвист сел. Жёлтый лист застрял в его тёмных волосах, и Лёля боролась с искушением помочь богу ветра обрести приличный вид перед лицом парней, которые, кажется, были Похвисту не чужие. Но она не решилась. И так слишком уж сально смотрел на неё сверху вниз один из трёх взявшихся из ниоткуда незнакомцев.

— Прошу любить и жаловать, — Похвист махнул рукой в сторону гостей. — Сарма, Всток и Варьял. Братья мои старшие, — кисло скорчился он.

— Очень рада встрече, — пролепетала Лёля, склоняя голову.

Ульянка же молчала, взирая на родню Похвиста из-под нахмуренных бровей.

— Где же ты красоток раздобыл таких, а, северный? — подмигнул тип, что не сводил с Лёли жадного взгляда. Из троих братьев был он самый привлекательный: с чертами обольстительными, нежными, как у девушки. Длинные, русые волосы на солнце отбесками переливаются, пряди передние в тонкие косы заплетены. — Нам оставил или всех забрал?

— Всех забрал, — буркнул Похвист, — а значит, пора вам и честь знать. Ступайте по делам своим, а меня в покое оставьте.

— Ой, да ладно, не будь таким жадным, поделись. Мне рыженькие по нраву. Пойдёшь ко мне, свет-душа? — Наглый красавчик присел у края ямы и протянул Лёле руку.

— Не видишь, что ль, Варьял, одна только девушка с ним, — надменно сказал черноволосый юноша с узкими глазами, высокими скулами и тонкой, изящно выбритой бородкой. С мочки его уха свисала серебряная серьга, подчёркивая благородство лица и снисходительный взгляд.

— Ляпнешь тоже, Всток! Слепой я, по-твоему? — Варяьл снова уставился на Лёлю с улыбкой на устах. — Вот же, рыжая и чёрная. Что скажешь, Похвист, какая лучше? Или мы твои игрища в самом начале прервали, не распробовал?

— Если ты сейчас же с глаз моих не испаришься… — рыкнул Похвист, но Всток его перебил:

— Не чуешь разве дух нечистый? — Он презрительно вскинул бровь.

— От кого? — удивлённо обернулся к брату Варьял.

— От неё. — Вынося приговор, Всток ледянным прищуром указал на Ульяну. — Не человек она. Нечисть грязная. Тиной болотной провоняла насквозь.

— Да ты что? Русалка? — Красивые глаза Варьяла округлились. Показался он Лёле озадаченным и даже напуганным немного. — Похвист, не разглядел неужто, с кем связался? Не спорю, хороша, фигура видная, в нужных местах округлая… Эх, с кем не бывает! Окрутила тебя, неопытного. Давай подсоблю, вылазь из ямы этой. — Он напрягся, пытаясь дотянуться до Похвиста, но Лёля увидеть успела, что Похвист не только не подался брату навстречу, но и развернулся так, чтобы между Ульяной и Варьялом оказаться. И, похоже, подметила уловку эту не только она.

— Объяснись, брат! — пророкотал тот, кто стоял в центре недвижимым колоссом. Массивный, короткостриженный, с морщинками угрюмыми возле рта. — Почему в доме деда не появляешься? А когда появился, нечисть с собой приволок? С каких пор по пути тебе с душ людским губителями? Не поверю, если скажешь, что не знал ты, кто рядом с тобою. Пусть околдовала она тебя телесами своими, но не мог ты суть её истинную не понять.

— А эту я, пожалуй, заберу, чтобы не пострадала, коли нечисть взбесится.

Варьял спрыгнул в яму и быстро подхватил Лёлю на руки. Она и ахнуть не успела, как уже стояла на поверхности. И чувство такое было, точно ветра порывом её вынесло. Но порывом тёплым, нежным, аккуратным. От края Лёлю оттеснив, Варьял настороженно вглядывался в Похвиста.

— Я перед вами отчитываться не обязан. — Похвист запустил пятерню в волосы, и сухой лист упал ему на плечо. — С кем хочу, с тем дела и имею. Не выше и не знатнее вы меня, не вам меня нравоучениями мучить.

Ульянка хоть и не выглядела испуганной, но из-за спины Похвиста старалась лишний раз не показываться. Ещё бы — набросились три лба здоровенных на девицу одну! И так жаль Лёле Ульяну сделалось, так обидно за речи несправедливые, что молчать она не стала.

— Ульяна не губительница душ! — сжав кулаки, выкрикнула она. Могла бы, конечно, и потише сказать, но так высоки, так крепки были братья Похвиста, что боялась Лёля — не расслышат богатыри-ветры лепет её робкий. — Она не нечисть, она настоящая водяница, на дне речном родившаяся. А ещё Ульяна, она… — Лёля запнулась, пытаясь понять, кем же стала для неё русалка за эти дни. — Она подруга моя дорогая!

— Ой, смотрите, кто у нас заворковал. — Варьял вальяжно приобнял Лёлю за плечи. — А ты, красавица, кто такая, если тебе водяницы подруги? Уж не царица ли морская?

— Ты бы грабли от неё убрал, — пригрозил Похвист. — Не твоего поля ягода. Правьская она.

— Правьская? — Варьял отдёрнул руку, точно от очага раскалённого, и поднял ладони. — Ты со мной так не шути, брат. Знаешь ведь, какие чувства дед к Прави питает. Он нас хлыстом в клочья растерзает, если проведает, что мы со Сварога приближённой рядом стояли.

— Приближённой? Да она, к сведению твоему, сама…

— Северный! — разгневанно рявкнул, перебивая Похвиста, самый старший из братьев, суровый видом Сарма. — Ты во что ввязался, окаянный?! Я не знаю, кто хуже — девчонка из Прави или русалка паскудная! Всю грязь вокруг себя собрал!

— Тоже мне, чистенький нашёлся! — Ульянка тряхнула головой и встала на ноги, раздражённо фыркнув. — Да, нечисть я, и что? Что ты мне сделаешь, коли Род меня такой создал?

— Не смей имя Рода устами погаными пятнать… — начал было Сарма.

— А то что? Сдуешь меня? Похвист тоже пытался, в дерево впечатал, да только живуча я. — Сверкнув глазами, Ульянка подошла к противоположной от братьев кромке ямы и без усилий подтянулась на руках. С ловкостью кошки она выбралась на землю и поднялась, даже не отряхнув платье от приставших к нему листьев и травы. Королевой встала и подбородок задрала. — Раз я так неприятна вам, то присутствие своё навязывать не намерена.

Она развернулась и, не оборачиваясь, направилась вперёд с несгибаемой спиной. Лента в косе развязалась, волосы сбились, и чувствовала Лёля, что Ульянка не вернётся. Не шутки она шутила, в сердце своё гордое раненная.

— Ульяна, подожди! — крикнула Лёля и, подхватив юбку, бросилась следом за русалкой. — Не уходи! Ты же в Яви одна пропадёшь!

— Пропаду, так и ладно, — ответила Ульянка, но остановилась, поджидая Лёлю. — Я же не железная, Лёлюшка, — продолжила она тихим голосом, когда обе они в отдалении от братьев Похвиста оказались. — Пусть нечисть, не чета богам, как вы, но сносить обиды терпеливо не буду. Он ведь с ними даже не спорит, — Ульяна не глядела на Похвиста, но Лёля поняла, кого русалка имела в виду. — Я и в его глазах просто дух зловредный. И это, Лёля, горше всего.

— Но для меня ты не дух! — Лёля обхватила ладони Ульяны. — Ты подруга моя бесценная. Я только встретила тебя, а уже привязалась, как к сестре. Я эту жизнь совсем не знаю, а благодаря тебе, столько нового в себе открываю. Ульяна, родненькая, не уходи, пожалуйста! Не могу я Похвиста бросить, чую, что одной мне Догоду не отыскать, но и без тебя остаться — как без души частицы.

— Милая ты моя, — Ульянка недоверчиво, но всё же улыбнулась. — А не врёшь? Примешь меня, богиня великая, такую? Водяницу обычную, коих в Яви десятки?

— Уже приняла! И не обычная ты, а для меня особенная! Я всё сделаю, чтобы уберечь тебя от Водяного. И как с сестрой старшей что моё, то с тобой разделю, — пообещала Лёля, сжимая тонкие ладошки русалки. На её запястьях под пальцами Лёли ощущались мягкие неровности, нежная чешуя, которой покрывалась Ульяна, если воды рядом не было.

— А я уже сказала, что жизнь за вас с Похвистом отдам, и от слов своих отказываться не буду, — кивнула Ульяна, так же крепко сжав руки Лёли в подтверждение обоюдного обета. — Ладно, пошли обратно к дружку твоему, но к этим охальникам заносчивым я и на выстрел стрелы не подойду.

Когда Лёля с Ульяной вернулись, «охальники заносчивые» о чём-то ожесточённо спорили с Похвистом и резко замолчали при их появлении. А затем неожиданно для Лёли все трое опустились на одно колено и склонили перед ней головы.

— Прошу простить за приём неласковый, — проговорил Сарма, согнувшись так низко, что Лёля видела только его затылок. — Честь для нас, что Берегиня ради брата нашего меньшего дом покинула и в Явь спустилась. Прости нас, Лёля, Сварожья дочь, что грубо тебя встретили, шутки неподобающие себе позволили. Не признали мы, да и как могли, коли Правь для нас закрыта. Не бывал никто из нас под небом её звёздным.

— Да что вы, не надо передо мной извиняться, — испуганная таким вниманием, ответила Лёля. — Это я за семью свою просить прощения должна! По моей вине так долго врагами мы были.

— Неужто и правда жив брат наш? — Сарма поднял на Лёлю взгляд, исполненный надежды.

— Я верю, что жив! Сама Мокошь мне сказала, — заверила его Лёля. — Чувствую, свидимся мы с Догодой, обязательно свидимся. — Она прижала ладонь к сердцу, которое отчего-то зашлось лихим стуком.

— Это Род Великий послал нам тебя, Берегиня, — Всток плавно выпрямился, но с колен не встал. — Не хватает нам брата нашего, да и службу без него нести тяжело. Никто из нас не в силах ветер южный, благой, плодотворный заменить. Я сам хоть и с востока дую, да нет у меня таких сил людей явьских обогреть, какие Догоде дарованы были.

— Позволь в терем наш тебя пригласить, за добро гостеприимством возблагодарить. Обрадуем деда вестями славными о пропавшем внуке его, — Сарма опустился в поклоне ещё ниже.

— Не откажешь ведь, свет-краса? Такого кваса тебе нальём, что в жизнь ты не пробовала, — разулыбался Варьял. — Баньку истопим, я лично тебе веничек дубовый запарю… Эй, да за что?! — возмутился он, когда Сарма тяжёлой рукой отвесил ему подзатыльник.

— А ты богине правьской не дерзи, сопляк. Сдалась ей банька твоя…

— Нет-нет-нет, мы так не договаривались! — встрял Похвист. — Я вам про Лёлю поведал, чтобы лишнего вы себе в присутствии её не позволяли. Не пойдём мы к старику. Всё уже оговорено, нам в другую сторону надобно! Его вина, что Догода в Нави пропал! Кабы не отказал дед Сварогу, когда тот его на битву звал, так не сошёл бы Догода с ума, один бы в Навь не ринулся!

— Ты коней-то попридержи, недоросль! — Рослый Сарма поднялся с колен. — Слышал бы тебя сейчас Стрибог, места мокрого не оставил бы. Зелен ещё приказы дедовы осуждать!

— П-подожди, Похвист, — нерешительно вмешалась Лёля, дёргая друга за рукав. Похвист повернулся к ней, и Лёля привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха: — Я, может, странную вещь сейчас скажу, но кажется мне, что нужно по словам братьев твоих поступить. Сама не пойму почему, но душа у меня к тому лежит. А Мокошь строго-настрого приказала сердце своё слушаться.

Окинул Похвист её взглядом недоумённым, губами дёрнул, словно что-то, неприятное вкусом, на язык его легло. Видно было, как не хочется ему с пути намеченного сходить, но спорить он не стал. Только глаза прищурил с вопросом немолчным, мол, уверена ли Лёля в чувствах своих. Она кивнула в ответ.

— Хорошо, — наконец согласился он. — Только как добираться будем? Мы-то на крыльях домчимся, а девицы? Двоих не донесу.

— Двоих? — Всток удивлённо поднял бровь. — Ты что же, и русалку с собой потащишь?

— Потащу! — нахмурился Похвист. — Или возразить мне намереваешься?

— Дело твоё, брат. Хочешь забрать свою зверюшку, я останавливать не буду. Да только и кончиком когтя её не коснусь. А то рыбой провоняю, — последнюю фразу Всток бросил через плечо, удаляясь в сторону опушки.

— А ты со мной полетишь, свет мой? — заморгал длинными ресницами Варьял, одним быстрым шагом приблизившись к Лёле.

— Полечу? — переспросила Лёля, готовая скорее поверить, что ей послышалось, чем в разговоры о том, что кто-то по небу полёт ей предлагает.

— Конечно, душенька. Домчу так, что ни один волосок на головке твоей не шелохнётся.

В это время на свободной от деревьев опушке Всток сделал шаг, другой, точно разгон брал, а затем перекувыркнулся через голову — и вот уже к облакам коршун чёрный взмыл, да большой такой, выше роста человеческого. Лёля глаза распахнула от удивления, провожая взглядом тёмный силуэт в небесах.

— Ну так что? Надумала? — обворожительно улыбнулся Лёле длинноволосый кавалер. От потрясения Лёля могла только молчаливо вытаращиться на него в ответ. — Ну и отлично!

Не дав ей возразить, Варьял схватил Лёлю за руку и побежал к полянке, где до него обратился птицей бог восточного ветра, Всток.

— А нечисть мерзкая тебе достаётся, Сарма! — на бегу выкрикнул Варьял с весёлым смешком.

— Я сам её возьму! — мгновенно возразил Похвист. Он в один удар сердца оказался возле русалки, которая коротала время в отдалении, выполняя зарок к трём братьям не приближаться. — Ты прости меня за встречу нашу первую… За то что в дерево тебя бросил. Я тогда еще не знал, какая ты… Дашь руку свою? — тихо спросил Похвист, стоя так близко, что губы его почти касались чёрных Ульяниных волос.

Русалка отвернулась. И это последнее, что Лёля успела заметить, потому что Варьял мягко подкинул её в воздух, а через секунду, не успев даже напугаться, Лёля уже лежала на спине огромного серо-коричневого кречета, утопая в его мягких перьях. От скорости захватывало дух, но, видно, Варьял так умело управлял ветрами, что Лёле они совсем не докучали даже на высоте такой.

Верхушки деревьев проносились внизу бесконечным зелёным ковром, Ярило-солнце ослеплял на горизонте. Лёля опустила голову на спину кречета, ощущая, как работают его мышцы, как опускаются и поднимаются могучие крылья. Вот как, значит, боги ветров с задачами своими справляются. Теперь ясно ей стало, почему ветер весь мир облететь может едва ли в мгновение ока. Боги они с душами птиц поднебесных, оттого так свобода им дорога. И больше понимала она Похвиста, его интерес к Ульяне: тяжело тому, в ком душа птицы живёт, слышать, как другого в клетке запирают.

С пронзительным криком догнал и перегнал их летящий стрелой сапсан, в бело-сером облике которого явно угадывался холодный образ Сармы. Сарма занял место во главе стаи, за ним пристроился крючконосый коршун Всток, а замыкающими летели Лёля с Варьялом. Похвиста Лёля не видела и очень надеялась, что ему всё же удалось помириться с непокорной русалкой. Зарывшись в перья кречета, она задумалась о Догоде. А какая душа у него, у горячего ветра южного?

Хоть и недолгим полёт был, да Лёля задремать успела, равномерными покачиваниями крыльев убаюканная. Оттого и не сразу в себя она пришла, но когда взор её прояснился, заметила Лёля, что прикорнула на руках у Варьяла. И сейчас взирал на неё бог западного ветра с ухмылкой самодовольной, и локоны его мягкие Лёле на лицо падали.

— Утомилась, душенька? — участливо поинтересовался он. — Хочешь, в постельку тебя отнесу? У меня в комнате перина ой какая мягкая. Согрею её для тебя, моя краса.

Лёля свела брови в недоумении. Неужто братец Похвиста комнату ей свою уступит? Какой, однако, он добрый и заботливый. Даже горницу натопить готов. Лёля успокоилась и с признательностью улыбнулась в ответ.

— Совсем стыд потерял? — проходивший мимо Сарма отвесил Варьялу очередную затрещину. — Отпусти уже Берегиню. Хоть пальцем её тронешь, Сварог тебе в кузне своей щипцами прихватит то, что покоя не даёт.

Варьял скорчил недовольную мину, но затем с озорной улыбкой опустил Лёлю на землю, да так бережно, что она искренне благодарна ему была. Пусть и не всегда понимала Лёля речи Варьяла мудрёные и взгляды лукавые, которые бог на неё бросал, да только знала, что незлобивый он. Добрый парень, хоть и странный немного.

Позади неё захлопали крылья. Лёля обернулась. Со спины красавца-сокола изящно спрыгнула Ульяна, и выглядела русалка гораздо веселее, чем тогда, когда одна уйти в чащу леса помышляла. Она с интересом огляделась по сторонам. А посмотреть и правда было на что.

Двухэтажный дом с крепким срубом, широкий, просторный, гордо красовался среди посыпанной песком поляны. Нарядный, из дерева светлого, крытый соломой, да так хорошо, что ни один пучок не выбивался, каждый лежал ровнёхонько, чтобы ни капли дождя в терем не проникли. Окна большие, по обеим сторонам от двери лавочки простые, но добротные. Посреди двора лениво жевали сено две лошади, а на узком пеньке под окнами росли грибы, и пахло от них влагой и свежестью. В сарае неподалёку виднелись плотно набитая дровами поленница, телега, кадки деревянные и прочий хозяйственный скарб. Лучи закатного солнца золотили песок, отражались от оконных стёкол. Из сеней вышла женщина в льняном сарафане, охнула, руками всплеснула и тут же снова скрылась в глубине дома.

— Хотели деду сюрприз сделать, да Руса ему прежде нас донесёт, что внук его гулящий вернулся. Ну что, Похвист, двигай вперёд, надеюсь, речь-то заготовил? — Сарма подпихнул Похвиста в спину в направлении входа в дом.

— Да иду, не толкайся. — Похвист извернулся из-под руки брата и с мольбой посмотрел на Лёлю. — А нам точно нужно это делать? Ты-то от своего отца сбежала, а я почему к деду идти должен? Много тебе пользы будет, если он меня до смерти изметелит?

— Ой, да не станет Стрибог о тебя и палец марать. — Мимо прошёл Всток и уже на пороге обронил: — Зверюшку свою только у крыльца привяжи. А то водорослей запах вовек из дома не выветрим.

— Да как ты меня уже достал! — взвился Похвист, направляя на брата открытую ладонь. — Думаешь, всё тебе дозволено?

Из ладони Похвиста вырвался ледяной ветер. Длинную юбку Лёли дёрнуло, взметнулись волосы стоящего рядом Варьяла. А Всток и бровью не повёл, только глаза его тёмные блеснули яростно. Он вскинул руку — вся волна ветра Похвиста на сгиб локтя Встока пришлась. И разбилась.

— Интересно, — проговорил он, прищуриваясь. — Из-за нечисти на брата нападаешь? А что же тогда слабо так? Все соки из тебя высосала тварь эта? Ночью-то хоть поспать даёт?

Всток даже не пошевелился, а из просторных одежд его, точно змеи, вынырнули воздушные струи: юркие, быстрые, смертоносные. Но полетели они не в Похвиста. На Ульяну змеи-стрелы нацелились.

— Ульяна! — закричала Лёля и бросилась к подруге.

Но она не успела. И Ульяна не успела. Не успела увернуться. Русалка будто бы не поняла, что произошло, и только глубокий порез на лбу вставшего перед ней Похвиста говорил — случилось что-то нехорошее.

— Всток! Буйнопомешанный! — Варьял вопил и размахивал руками. — Ты его чуть не убил! На кой ляд на русалку кинулся? Наиграется он с ней и бросит! А не бросит — сама сдохнет рано или поздно! Биться с братом родным зачем?

— А он и не бился. Всток ветров потоки в сторону отвёл, в безопасности русалка была. Впрочем, с искушением не справился, след свой на Похвисте оставил, так ведь? — спросил Сарма у Встока. Всток лишь высокомерно искривил губы в ответ. — Ну на что она тебе, брат? — теперь Сарма смотрел на Похвиста. — Она же из рода коварного, душегубица. Али не видел, как мыслями чужими такие вертят, как дураков наивных любить себя заставляют? Задумайся, по своей ли воле поступаешь или под чарами её. Некому постель тебе греть? Так любая из деревни рада будет.

— Не под чарами я. — Похвист не утирал стекающую кровь, и она заливала ему глаз, капала на дорогую рубаху. — Это вы к мелочам цепляетесь, о главном забывая. Догода пропал, брат ваш родной, а вы к русалке безвинной пристали. Но не сдамся я, пока домой его не приведу.

— Как привести того, кого уж нет? Иль ты, наглец самодовольный, у смерти внука моего отобрать сможешь?

Не так представляла себе Лёля бывшего друга батюшки своего. Думала она, что похожи Сварог со Стрибогом, да только если и роднило что-то двух богов, так это взгляд, до самых потаённых уголков сердца пробирающий. Высокий, с волосами седыми, длинными, облачён Стрибог был в одеяние чёрное с рукавами широкими, точно крылья. По груди перевязь кожаная с рунами крест-накрест пропущена. А в руке хлыст, похожий на верёвки пеньковые, друг с другом свитые. Толстым, неповоротливым тот хлыст казался, но Лёля подумала, что жалить он больнее пронзающих ветров Встока может.

— Что молчишь? Али понимаешь, как противно смотреть мне на внука, что с нечистью речной спутался и эту… — взгляд, полный ненависти, скользнул по Лёле, — в родной дом без совести приволок.

— Не говори так о дочери Сварога! — Похвист нащупал руку Лёли и сжал её. — Она, не боясь гнева отца, из Прави ушла, с тобой встретиться, весть важную о Догоде донести.

— Простите за вторжение внезапное, — Лёля поклонилась, руки Похвиста не отпуская. — Я пришла от всей души извиниться за батюшку своего. Погорячился он, когда внуков ваших из Прави выгнал. Я ни в чём их не виню, братьями своими считаю. Мы с Похвистом обязательно Догоду отыщем. Я и перед ним прощения испрошу. Может, тогда и вы с батюшкой примириться сможете.

— Глупая девчонка, — Стрибог презрительно скривился. — Своих детей у тебя нет. Вот когда доверишь ты их близкому человеку, а он из-под опеки своей детей твоих выкинет, одних оставит, не озаботившись, как выживать будут они, тогда и поговорим. Когда увидишь, как сердце внука любимого от тоски заживо сгорает, как обида несправедливая его мучит, тогда будем речи с тобой вести. Когда скажут тебе, что в Навь ушёл тот, кого ты любишь, а ты прождёшь его год, другой, и не вернётся он — тогда ты меня поймёшь.

— Пусть в Нави исчез Догода, да жив он, — упорствовал Похвист. — Мокошь поведала, что нить жизни его вьётся ещё.

— Тебе, что ли, поведала? — усмехнулся Стрибог. — На кой ты ей, самый из внуков моих своевольный и упрямый?

— Не мне, — Похвист стушевался, но стоял на своём. — Лёля чести удостоилась дом её посетить.

— А ты верь подружке больше. С Родом Великим она, случаем, не разговаривала? Сварожье семейство лживое и прогнившее. Сварога послушать, так сын его — молний правитель, дочь — Берегиня, а мы прислужники их, без правьских богов ни на что не годные. А сами то они со Скипер-змеем заодно были. И в первых рядах она выступала, та самая, кого ты безрассудно в твердыню нашу, спрятанную в лесах, привёл. Ох, Похвист, когда ты уже поймёшь, что доверять мы лишь своей семье можем? — Старик осматривал Похвиста таким разочарованным взглядом, что у Лёли неприятно засосало в животе. — Заходи в дом, скоро братья твои за ужином соберутся, потолкуем. А с ней, — он посмотрел на Лёлю, одновременно замораживая взглядом и прожигая дыру, — я тебе общаться запрещаю. И каждому — Стрибог обвёл глазами остальных внуков, — кто хоть слово ей скажет, придётся дом себе новый искать.

— Разве можно так, дед? — не выдержал Сарма. — Пусть и не по нраву тебе, с кем Похвист дружбу водит, так законы гостеприимства никто не отменял. Ночь же скоро, куда они пойдут? Сгинут в лесу, женщины всё-таки, Род, помилуй.

— А я их и не гоню. Даю разрешение милостивое до рассвета остаться. — Недобрая улыбка на лице Стрибога повисла. — В конюшне много места. А коли свиньи кормушки не все подчистили, так и ужин им найдётся.

— Да как так-то?.. — почти неслышно выдохнул Варьял.

— А теперь в дом. Руса уже стол накрыла. — Первым, не оглядываясь в терем вошёл Всток, за ним с опущенной головой последовал Сарма. — Бегом! — прикрикнул Стрибог на мнущегося последним Варьяла, и Лёля успела перехватить его виноватый взгляд перед тем, как юного красавца поглотила распахнутая дверь. — Ну а ты что ждёшь? — Стрибог строго посмотрел на не шелохнувшегося Похвиста. — Али к свиньям?

— К свиньям. — Похвист выдержал дедов взгляд.

Дверь за Стрибогом захлопнулась крышкой гроба. Громко, гулко. И наступила тишина.

— Ох ты ж, страха какого натерпелся! — бухнулся на колени Похвист и спрятал лицо в ладонях. — Клянусь, думал, в колоду деревянную обращусь под взором его.

Ульянка бросилась промокать рану Похвиста рукавом платья, а затем ласково коснулась поцелуем кожи возле царапины, полученной за неё.

— Ну что, довольна? Помогла тебе встреча с дедом моим?

Лёля лежала на ароматном сене, кутаясь в свой платок. Вообще, это было не так уж и плохо, а даже довольно уютно. Внизу, под стропилами, фыркали лошади, сквозь крохотную прореху в крыше мелькали далёкие звёзды. Может, те же самые, что она видела из Прави. Похвист отвёл Лёлю и Ульянку на чердак амбара, где хранили запасы сена, и там устроил ночлег. И пусть в желудках всех троих свербило от пустоты, зато этой ночью они хотя бы выспятся в тепле.

Лёля повернулась к Похвисту, раскинувшемуся на сене рядом.

— Ничем мне эта встреча не помогла. Напугала только, — повинилась Лёля, чувствуя, как краснеет от стыда и осознания того, через что пришлось пройти её друзьям из-за невнятного чувства, которому она решила довериться.

— Да ладно тебе, Лёлюшка, не переживай. — Ульяна, примостившаяся с другой стороны от Похвиста, подняла голову. — Зато мы теперь знаем, в кого этот ветряной бог дикий такой.

— Это я то-дикий? А ты Встока хорошо разглядела?..

Внезапно через дыру в крыше влетел какой-то чёрный комок и шлёпнулся на русалку. Ульянка взвизгнула, хотела было оттолкнуть от себя нежданный подарок судьбы, но Похвист успел перехватить его первым.

— Тише ты, не кричи, — миролюбиво успокоил он её. — Смотри, кто к нам пожаловал.

Лёля увидела в руках Похвиста грачика Ауку, которого они в лесу встретили. Птица казалась обессиленной, бока вздымались и опадали, наполовину прикрытые глазки подрагивали.

— Эй, это ты, что ли, утопленник? — Ульяна осторожно провела пальцем по чёрной головке. — Как здесь оказался?

— За вами летел, — тонким голоском прокаркал Аука. — Насилу догнал. Водицы не найдётся? А то подохну.

— Не подохнешь, ты и так уже не жилец, — справедливо отметила Ульянка, поглаживая птицу, и вопросительно посмотрела на Похвиста. — А ведь и правда, воды нам раздобыть не мешало бы. Хоть и не погибнет птичка, так ведь от жажды страдает.

— И жрать ещё хочу… — еле слышным голосом отозвался Аука.

— Этим и сами не богаты. И вообще, можно как-то повежливее, ты всё-таки перед богами и водяницей находишься! — Ульяна забрала грача и посадила на своё плечо, где он тут же устроился среди её распущенных волос.

— Не учи меня жизни, мавка… Как научили, так и говорю, — пробурчала птица, будто из последних сил ворочая язычком.

— Ну ладно, отдыхай, ребёнок невоспитанный. — Ульяна легонько похлопала по птичке, но та уже не отозвалась. — Смотри, Похвист, теперь две зверюшки у тебя — я и Аука лесная.

— Не смешно! — Похвист ползком добрался до лестницы, намереваясь спуститься. — Знаешь ведь, только поначалу я тебя нечистью считал, а сейчас ты для меня то же, что и человек. А с братьями моими ещё поквитаюсь за такие разговоры. Попробую по темноте к колодцу пробраться. Ведро бы ещё какое найти или шайку.

— Похвист, мешаешься! — сдавленный шёпот послышался со стороны лестницы, и Похвист тут же поднял ноги и посмотрел вниз.

Его брови удивлённо приподнялись. Лёля и сама удивилась, когда уловила запах тушёного мяса. Откуда бы ему взяться в ночной конюшне, где лишь они и лошади? А затем снизу показались тонкие ручонки, держащие глиняный чугунок, а после над чугунком возникло лицо светловолосого вихрастого мальчика с любознательными зелёными глазами.

— Моряна, ты что здесь делаешь? — зашипел на него Похвист. — Дед узнает, шкуру с тебя спустит!

— Не узнает, — отмахнулся паренёк и достал из-за пазухи три деревянные ложки. — Вот, с кухни стащил, — заговорщицки прошептал он. — Перловая каша с мясом на ужин была — объедение!

Мальчик всучил Похвисту ложки, а сам спрыгнул вниз, где зашуршал и застучал чем-то невидимым.

— Э-э-э… Это… — Похвист выглядел несколько ошалело. — Моряна, самый младший наш.

Живот Лёли издал совсем уж неприличное для девушки урчание. Как благоухала каша из глиняного горшка! Слов нет, чтобы передать, как от запахов таких сворачивались клубком внутренности и снова распускались. Даже уснувший было грач оживился и замахал крыльями, путаясь в Ульянкиных волосах.

— Что сидите-то? — У лестницы снова возникла голова Моряны. На сей раз он бухнул на пол чердака ведёрко, почти до краёв наполненное чистой водой. — А правда, что у тебя здесь русалка настоящая? — Мальчик вскарабкался к ним и растянулся на сене, болтая в воздухе босыми ногами.

— Ну я русалка, и что? — Ульянка хмуро посмотрела на Моряну, дуя на ложку, отобранную у Похвиста.

Лёля последовала её примеру и своей ложкой зачерпнула из общего котелка. Непривычна ей была трапеза такая, но вкусна оказалась каша — ум отъешь. Не зря говорят: голод — лучшая приправа, вот только в Прави приправу такую пробовать ей не доводилось. Разве с Нянюшкой поголодаешь?

— А чудеса ты делать умеешь? — спросил Ульяну Моряна, подпирая щеки кулаками, будто видел перед собой что-то очень и очень увлекательное.

— Да куда уж мне, мавке простой. — Русалка заметно расслабилась и наигранно закатила глаза. А затем лукаво взглянула на любопытного мальчишку. — Если только так.

Она с аппетитом облизнула ложку, а затем щёлкнула пальцами. Из ведёрка выскочила и зависла в воздухе крупная капля воды. Грачик пискнул, то ли от страха, то ли от удивления. А Ульяна повела рукой — и капля в нить тонкую оборотилась. Лёля об ужине позднем позабыла, разглядывая небывалое зрелище — обычно Ульяна способности свои для дела использовала, а сейчас явно играть вздумала. Тем временем под пристальным взором Ульянки нить завертелась, закрутилась, и вот в воздухе уже роза пышная, как стекло прозрачная, плыла. Даже Похвист губы узкие приоткрыл, волшебство Ульянкино наблюдая.

— А сейчас самое интересное будет, — таинственно прошептала Ульяна.

Роза, поворачиваясь и красуясь, подлетела почти к лицу Моряны. Мальчик прерывисто вдохнул, любуясь диковинным цветком, но тот скользнул мимо Лёли, а перед Похвистом остановился. Ещё секунда — и цветочек водный разбился точнёхонько ему о нос!

Лёля расхохоталась первой, за ней зашёлся счастливым смехом Моряна. Русалка улыбалась с видом победительницы, да и Похвист не серчал. Наоборот, взгляд холодный стал мягче будто бы, когда Ульяна подушечкой пальца каплю воды с щеки его убрала.

— Вот ты, мавка, даёшь! Ведьма настоящая! Все ветробоги эти тебе не ровня! — восхищённо проверещал Аука, выглянув из-за волос Ульяны возле её уха.

— У вас и птица говорящая есть! — Моряна подскочил, лишь по воле случая не задев головой низкую балку. — А ко мне пойдёшь, птичка-вещунья?

Он вытянул руку, и грач тут же деловито перепрыгнул на его предплечье и уставился в лицо пытливым взглядом, склоняя головку то в одну, то в другую сторону. Мальчик, казалось, среди звёзд с Родом пребывал, таким радостным он выглядел.

— Гляди же, проснулся! Моряна, ты бы это, покормил птицу, — жуя кашу, сказал Похвист. — А то она сдохнуть грозилась.

Моряна тут же отыскал среди сена сухой лист, и Похвист отсыпал полную ложку каши на эту импровизированную тарелку.

— А ты, выходит, та, что из Прави? — обратил восторженный взгляд к Лёле Моряна, пока Аука клевал перловые зёрна у его ног.

— Ну, да, из Прави я, — подтвердила Лёля, стараясь, чтобы её голос звучал как можно дружелюбнее. Ей нравился этот смелый ребёнок, так непохожий на остальных Стрибожьих внуков.

— И Царь-древо ты видала? И кузницу Сварога?

— Конечно! И в Перуновой колеснице сиживала!

— А правда, что в Прави солнца нет? Похвист сказывал, что там всегда светло, как днём, но свет другой, одинаковый всё время и не греет так, как солнышко наше.

— Всё правильно он тебе рассказывал. В Прави нам звёзды свет свой дарят. А где-то над ними Род живёт, смотрит на нас с высоты.

Моряна отчего-то вдруг помрачнел и вздохнул печально, а затем подвинул листок с кашей ближе к изголодавшемуся грачу.

— Я тебе завидую, Похвист, — грустно посмотрел он на брата. — Жизнь у тебя такая интересная. Ты и с русалками водишься, и с грачами говорящими. В Прави был, смог с богиней тамошней подружиться. Как у тебя получается?

— Эх, Моряна, Моряна, юная ты душа, — Похвист потрепал мальчика за лохматую чёлку. — Давно ль жизнь у меня удивительной стала? Таким же я был, как Всток, даже ещё хуже, но только, знаешь, встретил кое-кого… Одну ненавидеть хотел, да как увидел её, сразу вся ненависть и прошла. Только любовь к ней, сестрице младшенькой, осталась. А вторая… Вторая… Та дурная такая, и хочется каждую минуту с ней проводить, ожидая, что она ещё выкинет.

— Ничего не понял!

Моряна потёр покрасневшие, набрякшие глаза и зевнул.

— Вырастешь поймёшь, — улыбнулся Похвист. — А теперь дуй в постель, да и нам спать пора.

Младший бог передал грача Лёле, которая устроила его у себя на плече так же, как и Ульяна до этого. Измученная долгим полётом и основательно объевшаяся птица снова клевала носом, а потом и вовсе спрятала голову под крыло. Мальчик спустился с чердака и убежал, забрав свою ребячливую пылкость и оставив их во власти умиротворяющих звуков ночи. Лёля осторожно легла на сено, чтобы не потревожить нового пернатого друга, укрылась платком и разомлела, любуясь звёздами Прави в крохотную дырочку над головой.

— Дурная, значит? — негромко промурлыкала Ульяна. Лёля кратким взглядом из-под ресниц заметила, что русалка своей шалью накрыла не только себя, но и Похвиста, а голову положила ему на грудь.

— Ну а какая же ещё? — Похвист прошёлся пальцем по запястью Ульяны, где всё чётче проявлялась полукруглая блестящая чешуя. — Высыхаешь?

— Ничего. Найдём где-нибудь озеро, окунусь — и снова красавицей стану, а не рыбой.

— Прекрати… Ты не рыба. Рыб с таким характером норовистым не бывает.

— А хоть красавица? Или по вкусу твоему голубоглазки златовласые?

— Красавица ты… красавица…

Лёлины веки опускались, тяжестью наполнялись под тихие перешёптывания спутников. Она уже не разбирала слов, вдыхала аромат соломы, полевых цветов, случайно скошенных вместе с травой. Подумаешь, Стрибог в дом их не пустил! В конюшне тоже хорошо. Но неужели для того они здесь оказались, чтобы ночь не в лесу провести? Для этого Мокошь заповедовала ей к сердцу прислушиваться? Нет, скорее, просто ошиблась Лёля, перепутав зов сердца своего с чем-то пустым, ложным.

— Ой, Похвист, а я сказать забыл! — Внизу раздались торопливые шажки, а после над полом снова показалась лохматая светловолосая голова. — Я ведь тоже чудо видал! Да ещё какое!