20 сентября 1964 года
Айрис стояла на крыльце, которое выходило в малый парк, и ждала, когда Уилсон подгонит машину. Она договорилась съездить вместе с ним в Стоктон — на этот раз за покупками. Ей нужны были чулки и ещё одна блузка на смену — ничего особенного, но даже такого в Теддингтон-Грин не было, по крайней мере, тех марок, к которым Айрис привыкла.
У нижних ступенек крыльца стояла коляска Мэтью, а сам он вместе с обоими родителями качался на качелях. Даже с такого расстояния до Айрис долетал звонкий смех Кристины и весёлые повизгивания Мэтью.
Удачный брак, милый ребёнок, прогулки и катание на качелях, счастливая и спокойная жизнь…
А Вилли Дженкинс сел в тюрьму за преступление, которого не совершал, и умер там.
Возможно, жизнь Руперта сейчас была бы другой, скажи он правду. Но в этом мире ведь каждый за себя, так?
«Нет, не так», — подумала Айрис.
Интересно, что думала про это леди Клементина? Что сделанного не воротишь? Или, может быть, что Руперт должен понести наказание за свой обман?
Машина остановилась перед ней и скрыла Руперта и Кристину.
В Стоктоне Айрис управилась быстро, купив всё, что нужно, в первых же двух магазинах. С Уилсоном они договорились встретиться у церкви в половине двенадцатого, так что у Айрис ещё оставалось время, и даже много. Она нашла маленький ресторанчик и думала скоротать время там, но вылетела наружу, едва допив шоколад: кухонный воздух шёл в зал, и ей казалось, она за десять минут вся пропахла томатным супом, подгоревшей рыбой и горячим маслом. Она села на скамейку у входа в ресторан, размышляя, куда ей податься теперь, и почти сразу же упёрлась взглядом в идущего по другой стороне улицы инспектора Годдарда.
Прежде, чем она сообразила, что делает, Айрис махнула ему рукой, как старому приятелю. Она тут же опустила руку, для надёжности даже спрятала за спину, но Годдард всё видел.
Он перешёл улицу и направился к ней.
— Я думала, вы уезжаете в Лондон на выходные, — сказала Айрис и тут же поправилась, вспомнив, что вчера, в субботу, Годдард был на кладбище: — На выходной.
— Не имеет смысла ездить туда-сюда, — сказал Годдард. — Уеду во вторник, насовсем, если станет понятно, что это дело… затягивается окончательно.
— А что будет во вторник? — спросила Айрис.
— Обещали завершить вторую экспертизу, на этот раз в Лондоне. Правда, они не торопятся браться за моё дело. Лаборатория завалена работой, и есть дела, где преступников можно задержать по горячим следам, а тут…
— Шесть лет прошло, так что лишняя неделя ничего не решает?
— Вроде того. С одной стороны, на меня давит начальство, требует результатов, потому что дело громкое, а с другой стороны, все говорят про шесть лет и никуда не спешат.
— Скажите, а вы нашли Дженкинсов?
— Нашёл.
— И допросили?
— Строго говоря, не я. Мои коллеги из Глазго.
— И что вы узнали?
— Не могу вам этого сказать, мисс Бирн, это материалы полицейского расследования.
— Это ведь Дженкинсы получили те десять тысяч?
Любезная полуулыбка исчезла с лица Годдарда. Он взирал на Айрис со смесью изумления и негодования.
— Не хотите попить чай, мисс Бирн? — спросил он тоном, который больше напоминал угрозу, чем приглашение. — Тут за углом есть приличный ресторан. Я бы сказал, единственный приличный в этом городе.
— Спасибо, не хочу. Я только что пила горячий шоколад.
— Тогда составите мне компанию.
Годдард, не глядя в меню, заказал джин с тоником себе и молочный коктейль для Айрис.
— Молочный коктейль? — фыркнула она, когда официант отошёл. — Я что, ребёнок?
— Почти, — сказал Годдард. — А тебе расскажите мне, как вы, бога ради, разнюхали всё про Дженкинсов?
Айрис не стала изворачиваться и честно рассказала про фотографии, звонок в школу профессора Эскюде, дубликат письма и выводы, которые они с Дэвидом Вентвортом из всего этого сделали. Инспектор Годдард слушал, не прерывая.
— Вы никогда не думали о работе в полиции? — спросил он, полушутя.
— Нет, я для этого не гожусь. Мне ведь сначала придётся быть констеблем, патрулировать улицы, а я… Ну, я всего боюсь.
— А в Эбберли жить не боитесь?
Айрис заправила прядь волос, лезшую в глаза, за ухо и медленно проговорила:
— Когда задумываешься об этом, то становится немного… жутковато. Но, видимо, мозг так устроен, что о таких тяжёлых, страшных вещах со временем перестаёшь думать. Привыкаешь, наверное. К тому же, вполне может быть, что сейчас в Эбберли преступника уже нет.
— Я подозреваю, что он всё ещё там. Все эти разъехавшиеся садовники и горничные… Мне кажется, они не при чём.
— А если вы ошибаетесь? Нельзя же ориентироваться только на чутье, — возразила Айрис, хотя сама тоже отбросила всю прислугу.
Официант подошёл к ним с подносом и составил напитки на стол. Айрис взяла свой молочный коктейль и немного отпила через трубочку.
— Что вы думаете насчёт этой ситуации с Рупертом и Вилли Дженкинсом? Это ведь может быть мотивом…
Годдард сделал глоток джина и поморщился:
— Вы так хотите выгородить Дэвида Вентворта, что готовы ухватиться за соломинку. Это может быть мотивом, но всё же… Он слишком слабый, этот ваш мотив. То, что Руперт умел водить, не делает его виновным в аварии. Как доказать через два года, что он был за рулём? К тому же, раз леди Клементина сожгла фотографии и письмо, то, значит, хотела это скрыть. Она не собиралась сдавать Руперта полиции.
— Может быть, фотографии сожгла не она, а Руперт?
— Уничтожил фотографии и на всякий случай убил мать, которая их видела? Ради того, чтобы скрыть правду, которая ему ничем серьёзным не грозила? Его бы даже не посадили. А за убийство вешают, если вы вдруг забыли.
— А если леди Клементина решила что-то предпринять…
— Что-то настолько ужасное, что он решился её убить? — Годдард постучал кончиками пальцев по ножке своего бокала. — Знаете, именно это сводит на нет все мои усилия. Отсутствие мотива. Это ведь не пьянчуги из Поплара, которые могут поспорить насчёт марки проехавшей машины и дойти до поножовщины. Умные, образованные, воспитанные люди. Чтобы кто-то из них решился на убийство, ставка должна быть очень высока.
— Или же это был приступ ярости, ненависти такой силы, что человек не думал о последствиях.
— Только Дэвид ссорился в тот день с леди Клементиной.
— Господи, он бы её не убил! Тем более, из-за этого.
— Так вы знаете, из-за чего? — быстро спросил Годдард.
— Да, но… Они поссорились из-за книги, больше я вам ничего сказать не могу. Из-за такого не убивают.
— Это именно то, о чём я и говорю, — Годдард вернул бокал на стол, не донеся до рта. — Нет мотивов.
— Или они в прошлом. Я знаю, вы скептически относитесь к этой версии, но я думаю, что что-то там есть… Тайна.
— Вся ваша версия, мисс Бирн, основывается даже не на письме, на черновике письма!
— И ещё на письме, которое было в кармане. Оно не могло быть написано позднее сорок пятого года. Так что это старая история.
— И всё ещё никакого мотива.
— Есть одна вещь… — Айрис чуть помедлила. — Это невозможно доказать, но я думаю, что Руперт узнал почерк в письме. Почему он тогда солгал? Зачем? Я думаю, он знает, о чём было письмо… И все эти книги на его столе. Здесь точно что-то есть.
— Откуда вы знаете, что он узнал почек?
— На его рабочем столе стоит фото с длинной надписью, сделанной рукой Джона Вентворта. Он видит её если не каждый день, то очень часто, а почерк очень запоминающийся.
Инспектор Годдард сделал глоток — медленно, неторопливо, давая себе время подумать над словами Айрис.
— Этого не доказать, вы правы. Но даже если доказать какой-то злой умысел, всё разбивается о то, что Руперт Вентворт физически не смог бы дотащить тело от парка до Леса самоубийц, а потом поместить в кенотаф. После этого ему нужно было пойти к эллингу, вывести лодку на реку и вернуться назад в поместье. Даже если предположить, что при должном упорстве он бы сумел всё это проделать, у него на это ушло бы очень много времени, недопустимо много. И я узнавал — у него не получалось править такой лодкой. В ней надо стоять и действовать одним веслом. А у него, видимо, были проблемы с координацией и равновесием. Причём, начались давно, даже до того, как явно проявилась хромота.
— Думаю, при желании, лодку можно было вытолкать как-то иначе… Или грести сидя, — не сдавалась Айрис. — И про Руперта, кстати, все думали, что он не умеет водить машину, а он умел.
— Вы же не думаете, что он с раннего детства начал готовиться к убийству матери и симулировать болезнь?
— Нет, конечно… А вдруг у него был сообщник? Кто-то из гостей, из прислуги, снаружи…
— Кто? Мне не показалось, что Руперт умеет заводить друзей — как и Дэвид, если на то пошло. Он несколько лет жил в Швейцарии, тут никого почти не знал. А после случая с Дженкинсом никто бы и близко к Руперту не подошёл. И я так понял, местные уже пару столетий стараются не связываться ни с кем из большого дома. Не представляю, где бы он мог найти сообщника. И как бы мог вызвать его в нужное время? Леди Клементина ушла внезапно. Никто не знал заранее, что она уйдёт к реке. Очень маловероятно, чтобы это мог быть Руперт. Ни мотива, ни физической возможности.
В понедельник Айрис занялась каталогом библиотеки. Казалось, что в последний раз она бралась за работу месяц назад, хотя это было всего лишь в четверг.
На лестнице она догнала медленно спускавшуюся вниз Энид Причард. Она поздоровались, Энид окинула Айрис своим обычная холодно-придирчивым взглядом, задержавшись на крупной заколке, приколотой за левым ухом, и кофейного цвета блузке в мелкий голубой горошек. Энид, разумеется, заметила, что это были новые вещи.
— Не старайтесь, мисс Бирн, — не глядя на неё, произнесла Энид. — Вы не его круга. Ничего не выйдет.
Это было настолько неожиданно и унизительно, что Айрис даже не нашлась, что ответить. А когда сообразила, Энид уже дошла до поворота лестницы, — и бежать сейчас за ней и что-то доказывать, было бы ещё более унизительно.
Но всё равно: Айрис так и не смогла сосредоточиться на работе и постоянно думала об Энид. Конечно, та заметила, что они с Дэвидом часто разговаривают наедине, и решила, что между ними что-то происходит. Надо было просто выкинуть из головы эти слова, явно сказанные со злости, может быть, из ревности, но никак не получалось. Укол Энид был таким болезненным, возможно, ещё и потому, что Айрис нравился Дэвид Вентворт. Но она вовсе не собиралась вешаться ему на шею или что там ещё Энид заподозрила.
В первые дни после приезда Айрис действительно старалась его избегать — при всей своей вежливости и доброжелательности Дэвид был для неё совершенно непонятным. Миссис Пайк была права: по нему было не понять, что он думает, в каком настроении, и из-за этого Айрис всегда чувствовала себя напряжённой и немного смущённой рядом с ним. Иногда ей даже казалось, что, когда он вежливо отвечает на её вопросы, то на самом деле просто скрывает своё раздражение или отпускает в в мыслях примерно такие же язвительные замечания насчёт её внешнего вида или одежды, как и Энид Причард. Позднее она поняла, что он не притворялся: он на самом деле неплохо к ней относился, — просто был так устроен, да и обстоятельства были непростыми…
Если бы над Айрис нависли обвинения в убийстве матери, она бы ни за что не смогла вести себя так спокойно и уверенно. Она даже представить не могла, что бы с ней было в такой ситуации. Она просто плакала бы в своей комнате от страха и отчаяния.
Дэвид тоже подолгу запирался в своей комнате. Вряд ли плакал… Но эта полная предсмертной тоски обречённая музыка… Он как будто хотел ещё больших мучений, намеренно растравливал раны.
Айрис посмотрела на часы. Она уже двадцать пять минут сидела над одной книгой.
Прекрасно! Она просто великолепный работник. Занимается чем угодно, только не каталогом.
Айрис решительно пододвинула к себе журнал. Следующие несколько часов она старательно разбирала и описывала книги, пытаясь наверстать всё потраченное на расследование время.
И часы эти тянулись бесконечно.
Она едва дождалась времени, когда было уместно позвонить в Лондон, в церковь Марии и Этельбурги. Она не посмотрела расписание, и не знала, бывает ли месса по понедельникам и во сколько, так что решила, что во время, близкое обеденному, отец Мёрфи, скорее всего, будет свободен.
Трубку взяла миссис Хинсли. Она сразу узнала Айрис и не без гордости сообщила, что отец Мёрфи нашёл запись о крещении Тони Хьюза.
Айрис взяла в руки карандаш и приготовилась записывать:
— Таинство крещения было совершено девятнадцатого марта тридцать девятого года, — начала диктовать миссис Хинсли. — Младенец мужского пола. Энтони Фредерик Хьюз. Родители Рональд Хьюз и Марта Рут Хьюз, проживающие на Осмонд-стрит в Олд-Форде. Родился двадцать второго февраля того же года в Стрэтфордском госпитале. Восприемниками были мистер Джеймс О’Рурк и миссис Элис Смелли.
Айрис вернулась в библиотеку, села за стол и без какой-то особой цели подчёркивала имя пропавшего мальчика, раз за разом проводя по нему карандашом. Тони Хьюзу было два года и месяц, когда он исчез.
И что дальше? Ничего.
Её собственное предположение ей самой казалось фантастическим, неправдоподобным. И тем не менее, две вещи она знала точно: 27 марта, в четверг, один ребёнок двух лет исчез без следа в Олд-Форде, а 31 марта, в понедельник, другой ребенок двух лет был усыновлён супругами Вентворт, причём ребёнка привёз священник из того же Олд-Форда. И так как же, как первый исчез в никуда, второй мальчик из ниоткуда появился, словно до заключения соглашения об усыновлении его просто не существовало.
Да, она ничего не сможет сейчас доказать, но это совпадение что-то да значит.
По правде говоря, Айрис надеялась, что в прошлом Руперта откроется что-то по-настоящему таинственное… Может быть, он окажется ребёнком из семьи вроде Вентвортов, богатой или аристократической. Или даже сыном Джона Вентворта от любовницы — на эту мысль Айрис натолкнули книги на столе Руперта, — хотя такое было маловероятно: идея усыновить ребёнка принадлежала леди Клементине, а она, если бы узнала о таком, скорее развелась бы, чем стала усыновлять. Конечно, в истории Тони Хьюза тоже было что-то таинственное, но совсем не в духе красивых и немного диккенсовских версий Айрис. Скорее что-то бессмысленно-таинственное. Зачем похищать ребёнка, если полным-полно сирот?
Бессмыслица.
Но чем дольше Айрис смотрела на лист с записями, тем чаще её взгляд останавливался на дате.
Двадцать второе февраля.
Как будто бы это число уже где-то всплывало. В каких-то письмах или ещё где-то. Может быть в разговорах за столом.
Это какая-то годовщина, или день рождения, или…
Айрис ненавидела это ощущение: когда точно знаешь, что где-то видел нужную тебе вещь, но не можешь вспомнить где. И это было даже хуже, чем с почерком: она хотя бы знала, что могла увидеть его только в одной из книг, а эту дату она могла увидеть или услышать, где угодно.
Что-то крутилось в памяти, совсем близко, на самой поверхности, но Айрис никак не удавалось поймать ниточку воспоминаний.
Она встала из-за стола.
Можно спросить Дэвида или миссис Пайк. Вдруг они что-то вспомнят.
Айрис решила начать с миссис Пайк.
Миссис Пайк была на кухне и обсуждала с миссис Хендерсон какой-то рецепт. Миссис Хендерсон тем временем ловко отрезала тонкие куски мяса от большого отруба и передавала своей помощнице. Та их энергично отбивала.
Из-за стука молотка говорить приходилось громко, и когда Айрис вошла в кухню, её не заметили. Потом миссис Хендерсон всё же подняла глаза от куска мяса и увидела Айрис. Они поздоровались, немного поболтали о том, о сём, Айрис рассказала, что инспектор Годдард уже поговаривает о возвращении в Лондон. Айрис только собиралась задать свой вопрос про двадцать второе февраля, как в кухню заглянула Мэри и сказала, что миссис Пайк нужно подойти к телефону. Та поднялась с табурета и сказала, что возьмёт трубку у себя.
Айрис решила подождать миссис Пайк у дверей её комнаты.
Та вышла очень быстро — и с очень озадаченным лицом.
— Мисс Бирн, — воскликнула она. — Вы разве меня ждёте?
— Да, я хотела кое-что спросить, поэтому и пришла.
— А я и не поняла. Проходите! — она пошире распахнула дверь комнаты. — Простите, что заставила вас ждать.
— Ничего страшного, это я вас отвлекаю.
— Тогда подождите ещё секунду, я запишу кое-что. А то забуду…
Миссис Пайк села за свой стол и что-то вписала в толстую тетрадь. По движению её руки, Айрис поняла, что она поставила в конце три восклицательных знака.
— Если у вас срочное дело, я могу подойти потом, — сказала Айрис.
— Нет, не срочное. Надо кое-что передать Уилсону, а я даже не знаю, где он. Собирался отвезти собаку к ветеринару, но я что-то не слышала машину.
— Что-то с Наггетом?
— Нет, с ним хорошо всё. Собака из сторожевых. Вроде, на одну лапу стала припадать, я и не знаю. Не хожу туда.
Айрис тех собак тоже почти не видела. Иногда слышала лай, но и то редко. Собак держали в большом вольере рядом с Утиным коттеджем, где жили садовники, и если и выпускали побегать днём, то уходили с ними далеко в лес.
Миссис Пайк снова посмотрела на свою запись в тетради и качала головой, словно недоумевая.
— Даже не верится… — сказала она. — Вот Уилсон удивится! — Она перевела глаза на Айрис и пояснила: — Мисс Фенвик звонила, горничная леди Клементины. Я думала… Ох… Боялась, её и в живых-то уж нет. Она очень старенькая. Я вам рассказывала про неё…
— Её же инспектор Годдард искал, найти не мог! — воскликнула Айрис.
— А она сама позвонила, представляете? Она, оказывается, живёт с троюродной сестрой на её ферме в какой-то глуши. И вот объявилась! Телевизора у них нет, радио тоже редко слушают… Она даже не знала, что леди Клементину нашли. Сегодня где-то услышала. Плачет, говорит, даже на похороны не успела… Бедная! Она же с рождения её растила!
Айрис вздохнула.
— Может быть, она всё равно приедет? Сможет прийти на кладбище…
— Так она поэтому и звонила. Сказала, чтобы её в Стоктоне с поезда встретили. — Миссис Пайк всплеснула руками: — Ох, я вас заболтала опять! Вы же по делу пришли.
— Не совсем по делу… Даже не знаю, как и сказать. Очень странный вопрос, но у меня так и крутится в голове одна дата, и не могу вспомнить, что это такое. Может быть, вы знаете… Двадцать второе февраля.
— Конечно, знаю, — не задумываясь ответила миссис Пайк. — Это день рождения сэра Дэвида.