Тайны кремлевских жен

Деликатная сфера деятельности

Спецслужбы — очень деликатная сфера деятельности, она прячет свое оружие, но должна иметь свою философию. Опыт спецслужб подлежит изучению как пример умелого использования глубин сознания и подсознания человека. Не менее интересна эта сфера и с точки зрения морали. Спецслужбы не прекращают своей деятельности и тогда, когда враждующие армии заключают мир.

А вот еще один хороший пример того, как спецслужбы используют женщин. Рассказывает Марина Николаевна Голубева. «В 1972 году я окончила филологический факультет МГУ. Немецкий знала отлично, английский — неплохо. Мой отец, полковник, ожидавший генеральского звания, работал в Генштабе; он и устроил меня в престижную по тем временам контору «Интурист».

Возила зарубежных туристов Золотому кольцу, по Москве и Ленинграду, работала с учеными, деятелями культуры, приезжавшими в СССР на разные мероприятия. Замужем я не была — хотелось пожить в свое удовольствие. Часто заводила романы с гостями, хотя это было строго запрещено. Прелесть этих знакомств была в том, что длились они максимум две недели. Наслаждалась я вовсю: рестораны, подарки, а то и большие по тем временам деньги.

Со многими своими ухажерами я спала. Но это были мужчины, которые мне нравились, так что ничего плохого я здесь не вижу. Хотя, если бы кто-нибудь узнал обо всем этом, я тут же бы вылетела с работы с волчьим билетом.

Большой проблемой всегда было остаться на ночь в номере своего друга. Я маскировалась — надевала парик и красилась в дикие цвета. Но тут был риск, что гостиничная милиция примет меня за проститутку, поэтому все личные дела приходилось делать днем.

Я жила хорошо, пока не настал день, круто изменивший всю мою жизнь…

У подъезда дома, где я жила, ко мне подошел молодой человек, показал удостоверение, на котором было написано «КГБ СССР», и пригласил прокатиться на машине. Ноги сразу стали ватными. Что-то невнятное лопочу… Минут через двадцать я была в кабинете угрюмого человека в черном костюме, который порылся в ворохе бумаг, а потом поднял на меня глаза:

— Ну как, Марина Николаевна, сами все расскажете?

— Что?

— Все с самого начала. Как было.

— Что «как было»?

— Хорошо, я вам помогу. Валютной проституцией давно занимаетесь?

— Да вы что?! Я гид-переводчик «Интуриста»!

— Тогда потрудитесь объяснить, с какой целью вы в неурочное время, используя служебное положение, встречались с Вольфгангом Либеркнехтом? Как долго вы являлись любовницей офицера БНД (немецкая разведка)? Зачем использовали парик и макияж? За какие услуги Либеркнехт передал вам деньги, если вы не проститутка?

— Он не давал мне денег… — пролепетала я в ужасе.

— Поверьте, мы знаем все. У нас есть оперативная съемка вашей интимной встречи с Либеркнех-том. Взгляните… — и он протянул мне три фотографии, сделанные, видимо, с той самой пленки. Я зарыдала от стыда и обиды.

— Да, я валютная проститутка… — в почти бессознательном состоянии произнесла я эти слова.

Тон его смягчился, он объяснил мне, что проституция и валюта — это еще не все. Связь с немецкой разведкой — дело посерьезнее и тянет на измену Родине и расстрел. Но есть что-то еще очень важное. Ведь в «Интурист» меня устроил мой отец, сотрудник Генштаба. Именно он, по мнению КГБ, и передавал через меня иностранным агентам секретные сведения.

Если до этого я еще надеялась, что все как-то разрешится, то теперь поняла: все пропало. Слез не было, я оцепенела. «Черный костюм» протянул мне бумагу и ручку:

— Марина Николаевна, напишите всю правду. Через час я вернусь — и мы продолжим.

Я ничего не написала, но, когда он пришел, рассказала ему все, что у меня было, без утайки.

— Я верю вам, — сказал он тихо, — постараюсь помочь. Но и вы должны быть благоразумной.

— Я сделаю все, что скажете!

— Мы встретимся с вами через несколько дней и решим, что делать дальше. И помните: ваше молчание — залог безопасности, вашей и вашего отца.

Я уже не помню подробностей. Все случилось так неожиданно и быстро, что я ничего не успела осмыслить. Просто поняла, что беззаботной жизни у меня больше не будет.

Как я узнала позже, многие номера в крупных советских гостиницах были оборудованы кинокамерами; туда селили иностранцев, которые представляли интерес для КГБ. Съемку вели не только в ходе слежки, но и для возможного шантажа, как в моем случае. Не знаю, был ли Вольфганг Либеркнехт агентом немецкой разведки или в КГБ блефовали. О судьбе моего кавалера я больше ничего не знала. А моя изменилась коренным образом.

Через пару дней меня привезли к тому же «черному костюму».

Представившись Сергеем Сергеевичем, он сказал, что я имею возможность искупить свою вину перед Родиной. Ни меня, ни моего отца не тронут, пока я буду честно выполнять свои новые обязанности.

— И никаких романов с иностранцами, Марина Николаевна! По крайней мере, без нашего согласия. Но об этом потом. Пока будете еженедельно писать отчеты о своей работе, а мы посмотрим, насколько вы оправдываете оказанное вам доверие. Какой псевдоним вы хотите взять?

Каждый четверг я писала в этом кабинете свои отчеты, поливая грязью дев из «Интуриста». Я была уверена, что и они так же поливали меня. Приходил Сергей Сергеевич, задавал вопросы… Было ясно, что мои отчеты, подписанные псевдонимом Багира (мне с детства нравилось имя пантеры из Киплинга), он читает.

Прошло около трех месяцев, и Сергей Сергеевич сообщил мне, что «руководство» довольно моей работой. Мне хотят поручить более серьезное дело. Для этого еще предстоит многому научиться; начинать же надо с малого. Он добавил, что работа у меня будет даже опасная, надо быть готовой к неожиданностям.

Для начала меня приставили в качестве переводчика к немецкому коммерсанту. Он приезжал для участия в выставке промышленного оборудования. Наше сотрудничество, по планам КГБ, должно было окончиться в постели. Сергей Сергеевич объяснил, что нашу встречу отснимут и в случае необходимости этот материал будут использовать против немца.

Было во всем этом, конечно, много унизительного, но я старалась ни о чем не думать. Честно говоря, мне даже нравилось такое предложение — у меня была страсть к авантюрам… С этого дня я начала получать прибавку к зарплате в размере 55 рублей — в Тушино, в специальной кассе. Вместе с моей интуристовской зарплатой у меня выходило 144 рубля в месяц — совсем немало для того времени…

Вернусь, однако, к ситуации с немецким бюргером, Сергей Сергеевич нарисовал мне план номера, показал, где находится камера. В постели я должна все делать так, чтобы немец как можно чаще поворачивался лицом к камере. Более того: чем откровенней будут сцены, тем лучше. Я представила, как Сергей Сергеевич с коллегами будут просматривать эти сцены и обсуждать мои достоинства и недостатки… Не успела еще ничего ему сказать, но он, видимо, почувствовал мое настроение и быстро поставил на место: «Вы участвуете в секретной и ответственной операции советской разведки. Держите себя в руках».

До того как мы вошли в номер, я вела себя очень уверенно. Мне даже нравилась эта игра ощущением моей тайной власти над мужчиной. Я чувствовала, что нравлюсь моему Отто, но, когда оказалась с ним в номере, забыла обо всем на свете. Боялась, что после ужина он сядет в кресло и просто уснет, — ведь ему было под шестьдесят (мне, кстати, не исполнилось тогда и двадцати шести). Но вышло все, как хотел Сергей Сергеевич. Немец даже сам попросил не выключать свет. Я для приличия поломалась, а потом согласилась.

Немец уехал в свой Гамбург… Как выяснилось, КГБ не зря собирало на него компромат: он действительно был связан с БНД. Отто попытался, как выразился Сергей Сергеевич, «прижать» одного нашего, работавшего в ФРГ; вот тут-то и пригодились наши съемки. Через два дня после его разговора с нашим специалистом к нему в ресторане подсел приятный молодой человек и, завязав беседу, показал несколько фотографий. Расчет оказался верен: дело в том, что своей карьерой, деньгами, всем, что имел, Отто был обязан своей жене — дочке очень богатого бизнесмена. Если бы эти фотографии показали ей, бедный муженек лишился бы всего. Понятно, что он навсегда оставил попытки вербовать советских граждан.

Успех был налицо, и меня стали привлекать к подобным операциям раз в два-три месяца. Учитывая мой блестящий немецкий, меня приставляли к немцам, австрийцам и швейцарцам. Один раз был австралиец. В случае с ним комитетчиками была использована ситуация в его семье. Его жена была болезненно ревнива и угрожала, что, если он изменит ей хотя бы еще один раз, она уйдет из жизни, да не одна, а вместе с их маленьким сыном. Поэтому австралиец, когда еще в Москве увидел на фото нашу интимную сцену, сломался практически сразу, и его завербовали.

Это рассказал мне Сергей Сергеевич — может быть, затем, чтобы я прониклась сознанием собственной значимости и работала еще лучше. А может, и потому, что я нравилась ему как женщина. Это и понятно — ведь он осматривал съемки, где я в постели вытворяла черт знает что. Надо было выполнять любые желания моих «объектов»: чем изощреннее и развратнее секс, тем лучше компромат. Но надо сказать, что Сергей Сергеевич ни разу не выдал своих эмоций, не говоря уже о каких-то предложениях…

По ходу работы всплыл один неприятн'ый момент: мне дали понять, что перспектива моего брака с кем бы то ни было, мягко говоря, нежелательна, как и контакты на стороне. Я должна была докладывать о них Сергею Сергеевичу, и когда я это делала, каждый раз отношение было резко отрицательным.

Проявил КГБ заботу и о контрацепции. Мне выдавали упаковки таблеток без опознавательных знаков. Одну нужно было принять за день до полового контакта, одну перед и одну на следующий день. Если все случалось неожиданно, выпивала по две штуки сразу. После каждого контакта и раз в месяц профилактически меня осматривал венеролог. Уколы пришлось делать всего один раз — тот самый австралиец оказался больным. К врачу меня отправили в поликлинику в Варсонофьевском переулке. Именно там я впервые встретила сестер по оружию. Впечатлениями мы обменивались нечасто. Многие лечились серьезно, особенно те, кто работал с латиноамериканцами и неграми. Про азиатов говорили, что они очень чистоплотные. Не знаю — не было случая проверить.

Бывали и неудачи. То объект не был способен ни на что, кроме комплиментов, то был слишком умен и соглашался трахаться только в ванне и лифте. Один раз меня приставили к австрийцу, который оказался голубым… Тут уже село в лужу мое руководство. Приставь они к нему мужчину (такие тоже есть), задача была бы выполнена. А он всего на три дня приезжал. Плохо разведали о его пристрастиях…

Но был и другой случай, смешной и вместе с тем страшный. Объект оказался извращенцем. Мало того, что он меня связал и исхлестал ремнем, так еще был и любителем анального секса. От боли и обиды я разозлилась и начала орать, чтобы он меня развязал, но мои крики доставляли ему особое удовольствие. Он взялся за меня с удвоенной силой. Я думала: если жива останусь, потребую увеличения зарплаты вдвое. Истязание длилось часа два, а потом он притомился. Развязал и сделал пару комплиментов. Я его по-русски обматерила и скорей рванула оттуда, пока он спать не передумал. А у лифта встретил меня наш сотрудник Владик (он отвечал за меня и мою безопасность) и шепотом сообщил, что мне надо вернуться в номер и побудить этого садиста к новым истязаниям. У них, оказывается, камера немного барахлила! Тогда только-только начали устанавливать видео. Новые камеры были гораздо удобнее, но сбоев в их работе было поначалу много.

Вернулась я обратно — что делать? К счастью, на подобное дебила еще раз не хватило. После этого меня наградили путевкой в Геленджик и премией в размере 20 рублей. Что касается извращенца, то возможность «прижать» его у КГБ появилась в полной мере. Он был сотрудником церковной католической радиостанции, которая вещала на страны социалистического лагеря, делал там блестящую карьеру. По данным госбезопасности, готовился занять на радиостанции руководящий пост. Вот тут-то и пригодились бы наши фотографии, особенно кинокадры с участием главного радиоцерковника».

Можно только посочувствовать многострадальному племени западных советологов, которым приходится, сравнивая и сопоставляя разрозненные факты, по крупице восстанавливать — словно доисторического динозавра по нескольким позвонкам — подлинную картину происходящего за стенами Кремля.