Тайны кремлевских жен

От праздничного стола до тюремной камеры — один шаг

«19 декабря 1981 года в Кремле торжественно отпраздновали 7 5-летне Леонида Ильича Брежнева — юбилей, которому суждено было стать последним в его жизни, — пишут В. Соловьев и Е. Клепикова. — Трудно сказать, насколько доходило до сознания кремлевского вождя то, что происходило вокруг него: больной и немощный после нескольких ударов и инфарктов, с неуправляемыми движениями, со спотыкающейся походкой, со стянутыми, неподвижными мускулами лица, с запинающейся и невнятной речью, с тяжелым, прерывистым дыханием, он производил тягостное впечатление. Дни рождения были последней отрадой этого впавшего в детство старика. В предыдущем году даже пришлось, дабы не омрачать день рождения, на несколько дней отложить сообщение о смерти премьера Косыгина: он умер как раз накануне назначенного торжества. Брежнев стал сентиментален и плакал при упоминании своего имени, при вручении подарков и орденов. Последних на этот раз было особенно МНОГО: помимо советских он получил высшие ордена стран так называемого социалистического содружества, которые привезли их руководители. Вместе с ними и президент Афганистана Бабрак Кармаль прицепил к лацкану брежневского пиджака афганский орден Свободы. Кремлевский старец обнял благодарного сатрапа, трижды расцеловал его и в очередной раз прослезился.

Заметил ли при этом Брежнев, что среди полученных в ходе празднества орденов не хватало польского, а среди гостей отсутствовал диктатор Польши Войцех Ярузельский, совершивший неделю назад военный переворот? Генералу было сейчас, конечно, не до юбилеев: хватало дел у себя дома. Но тем не менее он совершал серьезное нарушение византийского церемониала Кремля: сам не приехал, так хоть бы орден прислал… В иные времена Кремль не замедлил бы отреагировать. На сей раз смолчал. Но вовсе не потому, что признавал более либеральные по сравнению со сталинскими порядки. Заниматься Ярузельским стало сейчас недосуг. За фасадом славословий и поздравлений увешанному орденами и регалиями, впавшему в детство старику борьба за власть вступила в решающую силу. По сути, здесь, в Москве, положение складывалось ничуть не менее, если даже не более, напряженно, чем в Польше, и хотя сюжет русской пьесы, в отличие от польской, разворачивался не на улицах, а в кабинетах, кремлевский юбилей еще больше стимулировал ее действие.

Что касается Брежнева, то по состоянию здоровья он в этой борьбе почти никак не участвовал. Скорее всего, он даже не заметил отсутствия Войцеха Ярузельского на своем юбилее. Напротив, окажись рядом гордый польский генерал с негнущейся спиной и в темных непроницаемых очках, это выглядело бы диссонансом на кремлевском празднестве и стало, вероятно, ложкой дегтя в той бочке меда, которую советский вождь вкушал последний раз в жизни. Ведь именно с этого юбилея и начались злоключения, которые неотступно сопровождали Брежнева уже до самого конца. Ибо как ни удобен был медленно умирающий вождь в качестве ширмы для сложных маневров шефа тайной полиции, Андропов стал под конец проявлять нетерпение и резко изменил тактику: продолжая борьбу с официальными наследниками Брежнева, начал борьбу с ним самим. Когда Брежнев наконец умер, в Москве шутили, что Андропов не поменял ему вовремя батарейки. Одно несомненно: могилу предшественнику он начал рыть еще при его жизни, причем первый взмах лопаты сделал как раз в день рождения Брежнева.

Спустя ровно месяц, 19 января 1982 года, первый заместитель Юрия Андропова по Комитету государственной безопасности, муж сестры брежневской жены генерал Семен Кузьмич Цвигун найден у себя в кабинете с простреленной головой. А еще через шесть дней от сердечного приступа неожиданно умирает главный партийный идеолог и распределитель высших должностей в стране Михаил Суслов, который стоял за спиной антихрущевского переворота 1964 года и из рук которого Брежнев получил власть. Менее всего мог рассчитывать на такой же подарок от «серого кардинала» Андропов: идеологический ортодокс предпочитал держать бонапартов на расстоянии от власти, а тем более Бонапарта из тайной полиции. Перед тем как тело Суслова опустили в могилу у Кремлевской стены, неподалеку от могилы Сталина, при котором началась карьера этого самого высокого и тощего в Политбюро человека, Брежнев, поддерживаемый двумя помощниками, тяжело дыша и не очень внятно произнес прощальное слово над открытым гробом своего покровителя: «Прощаясь с нашим товарищем, я хочу сказать ему: «Спи спокойно, дорогой друг, ты прожил великую и славную жизнь». Увы, пожеланию не суждено исполниться: сразу же вслед за смертью Суслова проведена грандиозная чистка партийного и государственного аппарата, из которых удалены 4 тысячи его ставленников.

А в самый день похорон, 29 января, когда кремлевские геронтократы находились на Красной площади, арестован Борис Бурятовский, певец Большого театра, под именем Борис Цыган известный по всей Москве купеческими аксессуарами своей жизни — от соболиной шубы и бриллиантового кулона в галстуке до зеленого «мерседеса». При обыске в его квартире найден тайник с бриллиантами, которые, как он показал, принадлежали не ему, а его любовнице Галине Чурбановой. На нее же сослался и арестованный вслед за Борисом Цыганом директор Гос-цирка Анатолий Колеватов, в чьей квартире обнаружены 200 тысяч долларов в твердой валюте и более чем на один миллион бриллиантов и других драгоценностей. Действительно, оба — близкие приятели Галины Чурбановой еще со времен ее первого супружества с цирковым тренером. Теперь она была замужем за первым заместителем министра внутренних дел СССР генерал-лейтенантом Юрием Чурба-новым. Но главное в том, что 53-летняя Галина — дочь Леонида Ильича Брежнева, а ее страсть к антикварным драгоценностям также известна всей Москве».

Почему женщина продолжает совершать преступления, несмотря на тяжесть установленного наказания? Почему идет на корыстные преступления, не испытывая материальной нужды? Ломброзо и его последователи называли эту потребность «преступным импульсом».

Чезаре Ломброзо изучал строение черепов мужчин и женщин, содержащихся в тюрьмах. В результате вышла книга под названием «Преступный человек», в которой изложена теория, что все черепа людей, преступивших закон, имеют определенные отклонения от нормы, что сближает их с животными. Среди «врожденных аномалий» он назвал низкий лоб, сплющенный лоб, бледное лицо, большие скулы, грубая нижняя челюсть, глубоко сидящие глаза и т. д. Ломброзо считал, что преступники являются атавистическим явлением, шагом назад на пути эволюции. А главный вывод был таков: преступниками не становятся, а рождаются; преступление — явление естественное.

Сторонники биологической теории утверждали, что во всем виновата непобедимая наследственность. Их противники винили во всем общество и объясняли женскую преступность социальными причинами. Но были и другие теории… Без всяких теорий ясно: у каждой женщины свой мужчина.

Жизнь зятя Брежнева до определенного момента выглядела как праздник.

«Великий праздник пришел на узбекскую землю! — пишет Д. Лиханов. — Для участия во Всесоюзной конференции МВД СССР и Союза писателей СССР, посвященной морально-нравственным и правовым проблемам в художественной литературе, в Узбекистан прибыл зять Генерального секретаря ЦК КПСС генерал-лейтенант Юрий Михайлович Чурбанов.

В Ташкентском аэропорту личный самолет министра внутренних дел с почетным гостем на борту торжественно встречали члены бюро ЦК Компартии Узбекистана во главе с товарищем Рашидовым, руководители Президиума Верховного Совета и Совета Министров Узбекской ССР, представители министерств и ведомств республики. В праздничном убранстве улицы и площади солнечного Ташкента. Кортеж правительственных автомашин направляется к зданию резиденции ЦК Компартии Узбекистана на Шелковичной улице.

Чурбанов приехал в Ташкент не один. Как и положено генералу, он притащил с собой целую свору всевозможных помощников, денщиков, адъютантов и порученцев, а поскольку конференция писательская, то еще и команду заказных щелкоперов. Весь этот шебутной народец табунами пасся вокруг Чур-банова, шептал благодетелю ласковые слова и каждый наперебой предлагал свои услуги: кто коробочку поднесет, кто калиточку откроет, кто сдует с генеральского мундира волосок.

Местная братия во главе с министром внутренних дел Кудратом Эргашевым тоже соревновалась в верноподданнических чувствах. Юрию Михайловичу показывали город, водили в музеи и магазины, демонстрировали новые жилые кварталы и базар.

Вечерами же Юрий Михайлович принимал в своей резиденции высоких гостей, впрочем, и здесь, в резиденции, они решали отнюдь не деловые вопросы.

По воспоминаниям администратора резиденции Мироненко, здесь каждый день устраивались обильные застолья с непременным участием большого числа местных руководителей. Да и вообще, как ей тогда показалось, Чурбанов приехал в Ташкент скорее для развлечений, нежели для серьезных дел.

«Бывало так, что только уйдет один, как придет другой. И так до часу ночи у Чурбанова кто-нибудь был. Было какое-то паломничество. Время от времени по вечерам Чурбанов выходил на улицу, где также был не один. И так до самого его отъезда».

На второй день Всесоюзной конференции делегация вылетела в Бухару, во владения Абдувахида Каримова. Заняв должность первого секретаря Бухарского обкома партии в начале семьдесят седьмого года, Абдувахид Каримович в короткий срок сумел заменить на своих людей почти всех первых секретарей райкомов и горкомов партии, всех секретарей обкома и многих других руководителей.

А в скором времени в Бухару начали съезжаться на постоянное жительство многочисленные родственники и земляки Каримова из Кашкадарьинской области. Именно этих людей назначал Абдувахид Каримович на самые ключевые посты. Остальным должности продавались за взятки. В конечном итоге это привело к тому, что коррупция проникла во все сферы бухарской жизни: на предприятия и в учреждения, в колхозы и совхозы, в советские и партийные органы, в школы и институты, в кровь и мозг людей. Деньги сыпались к Каримову буквально каждый день, и он порой даже не успевал их пересчитывать, просто сваливал в кучу.

Особенно щедрым источником финансирования первого секретаря обкома был директор Бухарского горпромторга Шоди Кудратов. В свое время Абдувахид Каримович оказал ему маленькую услугу, устроив его шурина Камила Халилова директором фирменного магазина «Алмаз», да и вообще старался закрывать глаза на то, что происходит в городской торговле. С тех пор у Шоди Кудратова появилась прекрасная возможность превращать презренные купюры в стойкую валюту драгметаллов. Почти ежемесячно он скупал в «Алмазе» крупные партии золота и бриллиантов. Кроме этого, у него были какие-то свои отношения с подпольными торговцами драгоценностями, поставлявшими Шоди Кудратову золотые монеты царской чеканки. По рассказам сына Каримова Беходира, Шоди довольно часто появлялся в отцовском доме и каждый раз приносил с собой туго набитый деньгами портфель, золото и драгоценности.

Вряд ли догадывался заместитель министра внутренних дел СССР Юрий Михайлович Чурбанов, что встречающий его человек с депутатским значком на лацкане пиджака обладает состоянием, за которое среднему советскому рабочему придется трудиться четыреста шестнадцать лет. Однако прием, оказанный высокому гостю, давал все основания полагать, что первый секретарь обкома щедрый хозяин. Все бы хорошо, если бы не маленькая неприятность.

Прямо из аэропорта отправились в город Газли. Здесь не так давно произошло землетрясение, были разрушены некоторые дома, пострадали люди. И поэтому Юрий Михайлович высказал желание посетить этот маленький городишко.

Возле одного из магазинов Чурбанов велел притормозить. Вылез из машины, долго смотрел на витрины, потом прошел внутрь. Спросил продавщицу: чем, мол, торгуете. Та резонно ответила: дескать, что с базы присылают, тем и торгуем. Тут еще какая-то вздорная тетка подскочила, стала жаловаться насчет мяса и вообще плохого снабжения. Они, конечно, не знали, что перед ними человек от торговли далекий, но уж если кругом него крутятся областные начальники, значит, не иначе шишка, которой можно излить все свои горестц и печали. Чурбанов хмурился и все больше мрачнел. Каримов почувствовал, как по позвоночнику стекает холодная струйка пота. Еще на улице Юрий Михайлович наговорил Абдувахиду Каримову массу неприятных слов, да и в машине, по пути в Бухару, склонял его на разные лады. Послать бы Абдувахиду Каримову этого мальчишку куда по-дальше, однако ж нельзя: какой-никакой, а все же начальник, особо приближенное лицо к генсеку, крутится в высших сферах, того и гляди, ляпнет что-нибудь нехорошее об области.

Днем приехали в загородную резиденцию обкома, известную под названием «Красная дача». Здесь высоких гостей уже ждал плотный обед, состоявший из ароматного бухарского плова, специально приготовленного по этому поводу национального блюда «тандыркабоб» — зажаренного целиком барашка, наваристого лагмана с тонкими полосками лапши, свежайших — в росе — кистей кишмиша и нежных, бархатистых абрикосов.

За обедом Юрию Михайловичу накинули на плечи шикарный золотошвейный чапан. Такие халаты бухарские мастерицы вышивали по нескольку месяцев, ценились они очень высоко, а потому преподносились только самым уважаемым гостям, вроде Юрия Чурбанова. Материалы дела.

Чурбанов: «Когда обед завершился, то мы с Каримовым поднялись на второй этаж дачи… и во время осмотра он сунул мне в карман то ли брюк, то ли кителя сверток из бумаги… Было понятно, что передается взятка, что в свертке находятся деньги. Вечером в номере я вскрыл сверток и обнаружил там деньги в сумме 10 000 рублей. Как я понимал, Каримов дал мне эту взятку для того, чтобы заручиться моей поддержкой. Было видно, что ему хотелось оставить о себе хорошее впечатление, видимо, он опасался и того, что об увиденных недостатках я могу сообщить в ЦК КПСС».

Сколько таких сверточков и упаковок привез Юрий Михайлович из того вояжа по Узбекистану, никому не известно. Даже самому Юрию Михайловичу. Вернувшись к себе домой на улицу Щусева, он с удивлением обнаруживал в карманах, в коробках с фруктами, в портфелях и чемоданах новенькие банкноты и даже не мог припомнить, от кого и когда их получил. Все смешалось в голове Юрия Михайловича, генеральские мундиры, водка, шумные застолья, азиатские лица, червонцы и звуки военных маршей. Он рассеянно раскладывал деньги по ящикам своего рабочего стола, сам еще недостаточно хорошо понимая, что он будет делать с такой прорвой хрустящих купюр.

В самом деле, зачем ему столько? Зачем вообще брал взятки Юрий Михайлович Чурбанов?

Стоит ли говорить, что Чурбанов в деньгах практически не нуждался. Кормились они с Галиной Леонидовной из спецраспределителя на улице Грановского, который почему-то для отвода глаз был назван столовой лечебного ПИТАНИЯ; лечились в поликлинике Четвертого Главного управления Минздрава, и им не нужно было доплачивать стоматологу, чтобы поставить хорошую пломбу; ездил Юрий Михайлович на служебной машине и лишь изредка на своем любимом «мерседесе»; партвзносы со взяток, естественно, не платил, строительство дачи финансировал тесть, был он и одет, и обут, и не было нужды платить кому-нибудь «наверх», за покровительство — его и так двигали, дай бог каждому. Конечно, кое-какие расходы имелись: там за квартиру заплатить, за бензин, подкинуть деньжат родственникам, и то только одним, поскольку другие в этом абсолютно не нуждались. Словом, на необходимые расходы семьи из двух человек жалованья Чурбанова с лихвой хватило бы.

Правда, в последнее время все больше приходилось тратить на выпивку, к которой чрезмерно пристрастился Юрий Михайлович после женитьбы на Галине Леонидовне. Но и эти расходы были лишь каплей в море щедрых узбекских подношений. Ну тысяча, другая в месяц от силы.

Галина Леонидовна, впрочем, особенно явно проявляла склонность к драгоценностям. Генеральские жены и по сей день не могут забыть, в каких умопомрачительных бриллиантах, ожерельях и перстнях появлялась супруга Чурбанова на концертах, посвященных Дню советской милиции. А москвичи и гости столицы часто могли видеть эту полную, стареющую женщину возле аірбатского магазина «Самоцветы». Любовь к дорогим побрякушкам стоила больших денег.

Живи Юрий Михайлович где-нибудь в Калифорнии или, положим, на Сейшельских островах, он давно бы вложил свои взятки в какой-нибудь заводик или ферму, давал стране молоко либо калоши, — все бы была от этого польза. Однако Чурбанов жил в Москве, на улице Щусева и потому, конечно же, не мог вложить деньги ни во что, кроме собственной семьи.

На что он рассчитывал? Прожить до тысячи лет? Обеспечить безбедную старость семьи и детей? Не скитаться на склоне лет в поисках хлеба? Купить океанскую яхту? Съездить на Таити? Или чего там ему еще на этом свете не хватало? Да нет же, все у него было. Обеспеченная старость, кусок хлеба с маслом и даже паюсной икрой, звание, кресло, тесть — отец народов, захотел бы, так и яхту б себе купил, и домик на Таити.

Он лгал, когда объяснялся в любви Галине, потому что вряд ли любил эту женщину, лгал, надевая генеральскую форму, потому что был и остался всего лишь комсомольским инструктором, он не любил своего дела и поэтому лгал, садясь в министерское кресло, лгал, лгал, лгал…

Что же ему еще оставалось, если за все эти сиюминутные блага он запродал собственную душу, даже собственного сына запродал, бросив его в далеком шестьдесят четвертом, да так с тех пор и не увидев ни разу.

Потом во время одного из допросов Юрий Михайлович скажет: «Почему же я это допустил? Я смалодушничал, не проявил со своей стороны достаточной твердости, хотя этих людей, совавших мне деньги, можно было предать куда подальше, цыкнуть на них…»

Незадолго до новогодних праздников в МВД СССР произошло событие, потрясшее буквально каждого: застрелился первый заместитель министра внутренних дел Виктор Семенович Папутин. В МВД СССР появилась отличная вакансия. К тому времени Брежнев однажды уже заводил разговор о карьере своего зятя: вскоре после замужества дочери Генеральный секретарь предложил назначить Юрия Чурбанова заместителем министра внутренних дел по кадрам. Однако сделать человека, без году неделя проработавшего в органах, заместителем министра было, по крайней мере, неразумно. Приходилось отговаривать Леонида Ильича, влиять на него через Михаила Андреевича Суслова, чтобы не допускать столь поспешного, а главное, неоправданного решения. Словом, несмотря на заинтересованность Брежнева в этом деле, назначение Чурбанова удалось оттянуть на шесть лет. В семьдесят девятом Леонид Ильич вновь заговорил о карьере зятя. Видимо, от него он и узнал об освободившейся вакансии. Кроме этого, представление на повышение Чурбанова написал и сам министр. Вряд ли Щелоков страстно желал видеть Юрия в своих первых заместителях. Скорее всего это был дружеский жест по отношению к Генеральному секретарю. Так или иначе вскоре после похорон Папутина Юрий Михайлович перебрался в его кабинет.

Первым делом Чурбанов решил сменить машину. Ему, как заместителю министра, по табелю о рангах полагалась черная «Волга». Однако первый заместитель Председателя КГБ СССР Семен Кузьмич Цвигун уже давно ездил на «Чайке». Чурбанову хотелось такую же!

В один из дней, по рассказам Николая Анисимовича Щелокова, Юра пришел к нему в кабинет и начал говорить, что ему как-то несолидно на «Волге». В ответ Николай Анисимович резонно ответил, что заместителю так положено.

— Но ведь я все-таки первый заместитель министра внутренних дел, а не сельского хозяйства, — подчеркнул Юрий Михайлович. — Позвоните Косыгину.

— По этому поводу я ему звонить не буду, — отрубил Щелоков.

Тогда Чурбанов снял трубку аппарата «кремлевки», набрал нужный номер. Через мгновение проговорил:

— Алексей Николаевич, нельзя ли помочь с «Чайкой»? Думаю, мы решим этот вопрос без отца.

Наутро перед домом Юрия Михайловича уже стоял новенький правительственный лимузин, снабженный рацией и кремлевским телефоном, по которому он мог в считанные секунды связаться с любым членом Политбюро.

С тех пор чурбановская «Чайка» в сопровождении двух специальных автомобилей ГАИ начала разъезжать по улицам и площадям столицы. И лишь только отруливала от министерского подъезда машина Щелокова, на ее место тут же парковалась машина Чурбанова, словно бы намекая тем самым: посторонись!

Сделавшись первым заместителем министра, Юрий Михайлович и сам изменился, приобрел целый ряд не совсем обычных привычек. Он пристрастился встречать и провожать правительственные и зарубежные делегации, часто бывал на приемах в Кремле, приходил на работу к восьми, сидел допоздна, но после обеда непременно укладывался вздремнуть на пару часиков. Кроме этого каждое утро Чурбанов вызывал в свой кабинет парикмахера с обязательной коробочкой первоклассного бриолина. И, что бы ни случилось — война или атомная бомбардировка, беспокоить Юрия Михайловича в эти минуты строго-настрого запрещалось.

Подчиненные относились к чурбановским причудам с нескрываемой долей иронии, но когда утренний парикмахер вдруг зачастил и к Щелокову, всем стало ясно, что дядя Коля сдает. Мелочь, но все-таки симптом.

Яхъяев: «Вскоре в министерстве по существу установилось двоевластие, где формально руководителем являлся Щелоков, а фактически всем управлял Чурбанов. Хотя и Чурбанов, и Щелоков являлись взяточниками, но это были совершенно разные люди. Щелоков был эрудированным, грамотным человеком, был профессионалом, умел организовать работу. Он старался окружить себя профессионально грамотными работниками, чтобы решались вопросы, делалось дело, шла работа. При всех недостатках, которыми обладал Щелоков, в целом в аппарате в своем большинстве работали специалисты, механизм был отлажен и работа шла. Совсем другого склада был Чурбанов. Он совершенно не разбирался в специфике деятельности органов внутренних дел, среди профессионалов выглядел «белой вороной», был недостаточно эрудирован для столь высокого поста, а самое главное, не имел никакого желания познать эту деятельность, подняться до уровня опытных специалистов, заработать себе авторитет у подчиненных работой больше и лучше других. Весь «авторитет» его был в том, что он являлся членом семьи Л. И. Брежнева… Внутреннее содержание работы его не интересовало, а лишь внешняя сторона: как одет, как стоит, отдает ли честь, имеется ли внешний блеск и лоск, воздаются ли ему почести и т. п. С его появлением стали насаждаться муштра и солдафонство, к чему он привык во внутренних войсках и что неприемлемо в полувоенной, полугражданской организации. С первых дней Чурбанов стал проявлять субъективизм в оценке тех или иных работников, стал окружать себя любимчиками и, наоборот, изводить мелочными придирками других грамотных работников, которые его в чем-то не устраивали. С его приходом резко нарушилась стабильность, ритм работы центрального аппарата министерства, потому что многие должностные лица стали чувствовать себя неуверенно, проявлялась нервозность… Началась кадровая чехарда с назначениями, переводами, увольнениями руководителей. Куда бы ни выезжал Чурбанов, везде его встречали на самом высоком уровне, везде были «дары» в виде денег, подарков со всех сторон. Все это в конечном итоге и привело к тому печальному результату, когда разложение в системе органов внутренних дел достигло в конце семидесятых — начале восьмидесятых годов своего апогея».

Позиции Николая Анисимовича Щелокова падали день ото дня. За последнее время в его жизни произошло несколько очень неприятных событий, которые, как понимал министр, коренным образом могут повлиять на его дальнейшую карьеру.

Прежде всего неважно обстояли дела в самом министерстве. То и дело Николаю Анисимовичу становилось известно о рукоприкладстве работников милиции, применении недозволенных методов дознания; на местах стало уже правилом укрывать преступления от учета, а зачастую и фальсифицировать уголовные дела в отношении тех или иных граждан.

Все это в конечном счете влияло на рост преступности. По стране участились квартирные кражи, разбойные нападения и другие преступления против личности. Практически все предприятия страны, включая военные, в той или иной степени были поражены эпидемией хозяйственных преступлений. И это было заметно даже невооруженным глазом. Словом, ситуация была самая плачевная.

Николая Анисимовича несколько раз вызывали на заседания Секретариата и Политбюро, где также высказывалась неудовлетворенность работой вверенного ему министерства.

Правда, робкие попытки сгладить обстановку иногда предпринимал Брежнев. И, однако, Щелоков получал серьезные упреки за слабую работу.

Еще больше ослабила его позиции пренеприятнейшая история в Ереване. Во время одной из своих командировок в Армению Николаю Анисимовичу очень понравилась картина Мартироса Сарьяна. И Министерство внутренних дел Армении приобрело ее Щелокову в подарок за 10 000 рублей. Вскоре об этом стало известно в ЦК КПСС. Щелокову были высказаны серьезные предупреждения и картину предложили вернуть в музей.

На каком-то этапе у Брежнева возникла идея назначить Щелокова на должность заместителя Председателя Совета Министров СССР. Было предложено Орготделу ЦК и Отделу адморганов подобрать человека на должность министра внутренних дел. Однако решение о новом назначении Щелокова не состоялось, и он остался министром.

Тем временем первый заместитель Щелокова Юрий Михайлович Чурбанов рос как на дрожжах. В октябре 1981 года ему присвоили воинское звание генерал-полковника. Чурбанов тут же сшил себе новый мундир, приделал на него орденские планки, по поводу которых шутили, что их у Юрия Михайловича не меньше, чем у маршала Жукова, и теперь появлялся в МВД эдаким холеным барином — не подступись! А подступиться к нему и впрямь теперь было сложно. Чтобы сотруднику аппарата попасть на прием к первому заместителю министра, необходимо было заранее записаться на прием, выстоять очередь, да не забыть почиститься и надраить ботинки — Чурбанов так и не смог отделаться от своей привычки встречать по одежке.

Вскоре, неожиданно для всех, пример тестя, видимо, оказался заразительным, Юрий Михайлович начал проявлять интерес к литературному творчеству. Вокруг него то и дело крутились московские литераторы, готовые за Юркину дружбу запродать и честь, и совесть, и собственное перо. А в 1980 году в издательстве «Юридическая литература» под редакцией Чурбанова вышла книжка. История ее издания сама подобна детективу.

В далеком 1976 году одно из харьковских издательств выпустило в свет сборник статей под весьма прозаическим названием «Политико-воспитательная работа в органах внутренних дел».

13 ноября 1980 года Николай Анисимович Щелоков отмечал свой семидесятилетний юбилей. К этой дате сотрудники Министерства внутренних дел СССР начали готовиться загодя: сочинялись поздравительные адреса от управлений, собирались в дорогу делегаты областных, краевых и республиканских подразделений милиции, готовились подношения и подарки.

Готовил свой подарок и Юрий Михайлович Чурбанов.

Незадолго до знаменательной даты он вызвал к себе начальника хозяйственного управления МВД СССР Калинина и осведомился, как обстоят дела с его заказом. Массивные золотые часы с крупной, золотой же, цепочкой Калинин присмотрел некоторое время тому назад в спецхране Главного управления Министерства финансов СССР, где за массивными дверями сейфов находилась государственная казна, вскоре часы были переданы в розничную торговлю, где и куплены за четыре тысячи министерских рублей. Оставалось одно: куда-нибудь списать истраченные деньги. Спросил об этом Чурбанова. Немного подумав, Юрий Михайлович предложил: «Спиши на наших демократических друзей». А вскоре уже составили акт, согласно которому импортные золотые часы с цепочкой были подарены руководителю одной из братских стран. Юрий Михайлович подмахнул этот акт почти не глядя. Потом проинструктировал Калинина: «Будешь стоять в дверях. Когда все заместители поздравят Щелокова и выйдут, ты никого не пускай. Я ему это вручу». Так оно и случилось.

Юбилеи… Их много отмечалось в то время. Какое ведомство, министерство или даже мало-мальски значимую контору ни возьми, везде день рождения начальника превращался в событие поистине эпохальное. Самые расторопные чиновники кучковались в специальные оргкомитеты, ответственные за добывание цветов, подношение памятных подарков и устроение грандиозных банкетов. В день юбилея сотрудники уже почти не работали и каждый норовил попасться имениннику на глаза, ручку пожать, елейным голосом проговорить: «С праздничком, Иван Иванович!», выразив таким образом свои самые верноподданнические чувства. Днем руководители отчаливали на неофициальную часть торжеств, а чиновники рангом пониже устраивали в отделах собственные пьянки во здравие, благо некоторые начальники отваливали «конторе» с барского стола несколько ящиков водки.

Однако все это было лишь жалкой копией того, что делалось в высших эшелонах государственной власти. Ибо тон беспрерывным празднествам задавался именно там.

Первые симптомы этого повального заболевания обнаружились, пожалуй, еще в 1976 году, когда страна торжественно отмечала семидесятилетие Леонида Ильича Брежнева. 19 декабря в Большом Кремлевском дворце Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный вручил Генеральному секретарю ЦК КПСС орден Ленина, вторую медаль «Золотая Звезда», Героя Советского Союза и Почетное оружие с золотым изображением Государственного герба СССР. Вручая награды, Николай Викторович подчеркнул, что этот юбилей имеет «поистине международное значение». И он был по-своему прав. Незадолго до этого Президент Финляндии Урхо Кекконен вручил Брежневу высшую награду республики — большой крест ордена «Белой розы Финляндии», а Густав Гусак и Тодор Живков наградили Генерального секретаря, уже во второй раз, Золотыми Звездами Героя НРБ и ЧССР. Руководители двенадцати (!) стран вручили в те дни свои высшие правительственные награды «неутомимому» Леониду Ильичу.

По воспоминаниям сослуживцев, в последние годы своей жизни Брежнев был практически беспомощным человеком и, что самое ужасное, поддавался любым влияниям извне. Утром он мог принять одно решение, а вечером изменить его на противоположное. И некоторые пользовались слабостью вождя в своих корыстных целях. Среди них был и Юрий Чурбанов. Отношениям Брежнева со своим зятем мог позавидовать, наверное, каждый. Леониду Ильичу, безусловно, импонировало, что Юрий Михайлович, в отличие от своего предшественника Милаева, занимается серьезными делами. Причастность Чурбанова к внутренним войскам и генеральское звание напоминали Брежневу о военном прошлом, становились темой долгих, задушевных разговоров. Кроме этого, Юрию Михайловичу еще какое-то время удавалось держать в руках свою супругу, что тоже радовало Леонида Ильича.

Чурбанов же просто боготворил своего тестя. Не каждому удавалось вот так запросто проводить вечера в компании лидера сверхдержавы, и уж почти никто не мог называть этого человека «папой». Все это, несомненно, льстило донельзя развитому самолюбию Юрия Михайловича. Он сходился с Леонидом Ильичом все ближе и ближе, старался предупредить каждый его шаг, был ласков, даже по-своему нежен, поверял ему свои самые сокровенные тайны. Без преувеличения можно сказать, что их отношения были даже более тесными, чем с дочерью Галиной. Та все же тяготела к матери.

Наверное, нет нужды повторяться о том, что своим званием и положением Чурбанов был обязан родству с главой государства Однако посмотрим на другой аспект дела: что значит для главы государства подобное родство? Поднимая Чурбанова до степеней известных, Леонид Ильич не мог не осознавать, какой сокрушительный удар наносит тем самым понятию социальной справедливости.

В августе восемьдесят пятого были задержаны заместитель министра внутренних дел Бегельман и начальник УВД Кашкадарьинской области Норбута-ев, чуть позже попал в следственный изолятор Хайдар Халикович Яхъяев.

Все эти люди были достаточно тесно связаны с прежним руководством МВД СССР и теперь без стеснения рассказывали об этом на допросах. Но Щелоков был уже мертв. Остался Чурбанов.

Материалы о его преступной деятельности откладывались в отдельную папку. Однако Юрий Михайлович все еще сохранял вес в обществе, у него оставались прежние связи, знакомства.

Следственной группе пришлось пойти на крайние меры: докладная записка о преступлениях Чурбанова и других осенью 1986 года ушла в ЦК КПСС. И только после этого была получена санкция на его арест.

В августе 1986 года Юрий Михайлович Чурбанов был освобожден от занимаемой должности, а в сентябре уволен из органов МВД.

Четырнадцатого января к полудню Юрия Михайловича вызвали в следственную часть Прокуратуры СССР в Благовещенском переулке. Юрий Михайлович уже бывал здесь дважды на очных ставках с Аб-дувахидом Каримовым. Он не спеша шел по морозной улице Горького, обдуваемый ветром и автомобильными выхлопами. На ботинках таял соленый снег. В вестибюле встретил следователь прокуратуры Олег Литвак — невысокий человек с мягким украинским выговором.

— Здравствуйте, Юрий Михайлович! Как-то вы изменились.

— После больницы, наверное. Знаете, воспаление легких.

Зашли в лифт, Литван нажал кнопку четвертого этажа. Через мгновение кабина остановилась. «Прошу вас, Юрий Михайлович». Вскоре начальник следственной части Прокуратуры СССР Герман Каракозов предъявит Чурбанову санкцию на арест.

При обыске у Чурбанова нашли пластиковую расческу, пенсионное удостоверение и пропуск в Кремлевскую больницу.

Через сорок минут в 411-м кабинете следственной части Прокуратуры СССР он начнет давать первые показания. А в 16.00 с наручниками на запястьях будет доставлен в Лефортовскую тюрьму, где к его приезду заново покрасят и побелят просторную камеру.

Много позже в одной из бесед он спросит следователей:

— Скажите, правда ли говорят, что в Москве нет мяса и колбасы? А вот во времена Леонида Ильича все это было. Как объяснить?

— Но в ваше время не было правды. Это куда как хуже, — ответят ему.

Чурбанов задумался, улыбнулся едва заметно:

— Время покажет…

Власть, богатство, разврат и преступление всегда шли рядом.