Джиллиан всю ночь прижималась к Пьюку, его тепло и запах окутывали ее, как и его руки. Его мягкие ноги согревали, как самое теплое одеяло.
То, что они сделали… лучше, чем ее фантазии. И он даже не проник в нее!
Как он отнесется к ней завтра? Вернется ли Ледяной Человек?
Как поступит, если Ледяной Человек вернется навсегда?
Она некрепко спала, просыпаясь, время от времени, слишком боясь провалиться в глубокий сон. Она сомневалась, что Пьюк вообще спит. Он оставался напряженным и настороженным, готовый убить любого, кто приблизится к их оазису.
Только перед самым восходом солнца его тело расслабилось. Джиллиан высвободилась из его объятий и натянула платье. Если даже взглянет на мужа — или что-то большее — и она уже не сможет уйти.
Он повернулся на бок, его глаза были закрыты, выражение лица безмятежное, почти мальчишеское. Почти, потому что с его мышечной массой он никогда бы не смог сойти ни за кого другого, кроме как за сильного мужчину.
Сожаление неотступно преследовало ее, пока она пробиралась обратно в лагерь, кормила и поила Арахиса, а затем проскользнула в свой спальный мешок.
— Все, на что ты надеялась, и даже больше? — спросил Уильям. Впервые его голос прозвучал безразлично, лишенным всяких эмоций.
Она глубоко вздохнула и сказала правду, только правду и ничего, кроме правды.
— Да, — и она не будет чувствовать себя виноватой. — Он мне нравится, Лиам.
— Я же говорил. Связи он нравится. Ты его совсем не знаешь.
Он и раньше винил во всем эту связь. И она тоже. И Пьюк. Но это не меняло ее чувств.
Вскоре над головами появились солнца, и Пьюк вошел в лагерь, освещенный яркими золотыми лучами. Ее сердце затрепетало, а живот сжался, когда она вспомнила, что они делали… что она до сих пор хотела делать. Он обещал ей все.
Пьюк искупался, его волосы снова были влажными, но не надел рубашку, его мускулы и татуировки выглядели впечатляюще. На нем были чистые брюки.
Он даже не взглянул в ее сторону. Сожалел ли он об их решении? Она изучала его пустое лицо, надеясь уловить какую-нибудь малейшую реакцию, когда он приблизится, но Ледяной Человек вернулся с удвоенной силой.
Почему? Почему он не хочет чувствовать, ведь Безразличие не может его наказать?
Из-за тех последствий, о которых упоминал?
— Я взял на себя смелость наколдовать новую форму. — Все еще отказываясь смотреть в ее сторону, он бросил ей футболку.
Сбитая с толку, она села и изучила одежду, которую он, должно быть, создал с помощью магии. Надпись на груди: «Мне нравится Пьюк».
Джиллиан фыркнула и засмеялась. Как мило. И удивительно.
— О, хорошо. Салфеточка для моего паха. — Уильям бросился к Пьюку и забрал у него одежду. — Я вернусь, — сказал он, прежде чем исчезнуть из виду.
Когда Джиллиан переодевалась в новую футболку и кожаные брюки, Пьюк отвернулся. «Боится своих чувств, если посмотрит на меня, или не интересуется?»
— Собираешься притвориться, что прошлой ночи никогда не было? — спросила она, когда почистила зубы и заплела волосы.
— Так было бы лучше для нас обоих, но я не могу притворяться. — Он повернулся к ней, позволив увидеть огонь, пылающий в его глазах.
Уже гудя от предвкушения и желания, она сделала шаг к нему. Он сделал шаг к ней…
Винтер и Камерон вышли из своих палаток.
— Униформа, — проворчал Пьюк и бросил брату с сестрой футболки. «Вперед, команда Пьюкиллиан».
Всегда ворчливые по утрам, Винтер и Камерон бормотали какую-то чепуху, пока шли к реке. Джиллиан сделала еще один шаг к Пьюку, но остановилась, когда Уильям снова появился. Ах! Время работало против них.
Волосы Уильяма были мокрыми, он надел чистую черную футболку, которая подчеркивала его бицепсы, и камуфляжные брюки с множеством карманов. И молча стал собирать свои вещи.
Джиллиан ненавидела причинять ему боль. Ненавидела видеть его таким расстроенным и отстраненным. Но не могла дать желаемое.
Вскоре после того, как брат и сестра вернулись, Уильям сказал:
— Теперь, когда группа снова вместе, мы должны идти. Чем скорее начнем, тем скорее закончим.
«И тем скорее отпустит меня Пьюк».
С комком в животе она подошла к Арахису. Когда Пьюк подошел к ней сзади, ее затылка коснулось теплое дыхание, а нос уловил запах торфяного дыма и лаванды.
Он взял ее за талию и посадил на химеру. Он ничего не сказал, просто направился к… ладно, она уже забыла, какое дурацкое имя дала его животному. Грецкий орех? Пекан? Неважно. Она бы назвала этого парня Чокнутый Орешек.
Остальные сели в седла. С Уильямом во главе, Камероном и Джиллиан посередине, Винтер и Пьюком позади, они рысью направились к входу в лабиринт.
— Да начнется игра, — сказал Уильям и исчез в темном тумане.
Когда песчаные дюны исчезли, зло начало покалывало кожу Джиллиан, холодя её до самых костей. Окружающий песок сменился лесом. Жутким лесом с искривленными, искалеченными деревьями, насекомыми и человеческими костями, разбросанными по земле… остатки тех, кто вошел в лабиринт и пал жертвой его ужасов?
Джиллиан прихлопнула докучливую муху размером с грейпфрут, пока изучала каждое дерево, в надежде найти cuisle mo chroidhe… нет, не повезло. Что же она увидела? Кедры, сосны и вечнозеленые растения кишели змеями и пауками. Она вздрогнула и потянулась за кинжалом, чтобы через мгновение нахмуриться. Ножны оказались пустыми.
Оглянувшись через плечо, она увидела отблеск серебра за туманом.
— Стойте. — Она спрыгнула с Арахиса и бросилась к входу… запрещено! Ее мозг стукнулся о череп, когда она врезалась в невидимую стену и повалилась назад.
Несмотря на головокружение, она шагнула вперед… и снова врезалась в невидимую стену.
Пьюк и Уильям тоже спешились и толкнули стену.
— Мы застряли, — сказал Пьюк и нахмурился. — Магия удерживает нас здесь, без оружия. Мое тоже пропало.
— Наше тоже, — в унисон ответили Винтер и Камерон.
— Мне удалось сохранить своё. — Поджав губы, Уильям куда-то переместился. И снова появился на том же месте, нахмурившись. — Я не могу переместиться за пределы лабиринта.
Отлично! Замечательно!
— Нам придется продолжать двигаться вперед. И взять у тебя оружие, конечно.
— Одолжить — значит забрать навсегда, — объявила Винтер. — Подарок, данный этой девушке, никогда не будет возвращен.
Они направились к своим химерам, где Уильям раздал удивительное количество кинжалов и мечей, которые вытаскивал из воздуха.
Снова вскочив на химер, они поехали вперед, держась поближе к реке и внимательно следя за каждым шагом. Запахи гнили и разложения, казалось, пропитал воздух, а температура начала опускаться.
— Там мины, — сказал Пьюк, выводя Чокнутого Орешка на ровный участок земли. — Там, там и там. Мы должны идти пешком. Медленно.
Хорошо. Но чем глубже они забирались, тем больше ловушек обнаруживали. Сплетающие лианы, падающие сети и прикрытые ямы. В принципе, весь лабиринт был разработан так, чтобы заставить посетителей пуститься в бегство от ужаса.
«Очень плохо и очень грустно, Син». Джиллиан больше ничего не пугало. За исключением, может быть, ее растущих чувств к Пьюку.
* * *
Умение сосредоточиться никогда не было более важным. Опасность таилась за каждым углом, Безразличие не затихал, и все же Пьюк не мог перестать думать о Джиллиан.
Он кончил ей в руку, испытывая при этом чистейшее удовольствие. После этого он держал ее в своих объятиях, пока она спала, защищал от всего мира и получал такое же удовольствие. Проснулся, чтобы увидеть её, однако она ушла. Это привело его в бешенство.
Ему просто выворачивало кишки от того, что он опять нуждался в ней и знал, как ограничено их совместное время.
Но теперь она в его власти, и инстинкт требовал, чтобы он оставался рядом и охранял ее. Вот почему он подъехал на своей химере ближе и встал между Камероном и Джиллиан, и не по какой другой причине.
«Надо игнорировать её сладкий запах. Голод истязает мой живот».
Сделав Камерону знак отойти в сторону, Пьюк сказал:
— Твоя очередь, девочка. Я рассказал тебе о своем прошлом, теперь ты должна рассказать мне о своем.
Взгляд, который она бросила на него, полный изумления, воспламенил его. Или спалил.
— Что бы ты хотел узнать? — спросила она.
— Всего лишь всё. — Каждая её частичка интриговала каждую его частичку.
— Ну, я ела, писалась и плакала, — сказала она, передразнивая его.
— Ладно. Признаю, что я второй самый раздражающий человек в Амарантии.
Теперь она рассмеялась, и этот звук восхитил его и очаровал. «Я это сделал. Я заставил ее смеяться — я заставлял ее веселиться, как Уильям».
— Какое-то время я была самой обычной девчушкой, — сказала Джиллиан. — Любила сказки, единорогов и розовый цвет. В двенадцать лет я решила, что хочу иметь собственный салон. Мой отец — мой настоящий отец — позволил мне завивать ему волосы и красить ногти. — Она широко улыбнулась, но тут же нахмурилась и вздрогнула. — Он умер вскоре после этого. Авария на мотоцикле. Через год мама снова вышла замуж за моего отчима… он…
— Это он тебя обидел. — Пьюк задрожал от нереализованной ярости, готовый совершить убийство. Нуждаясь в этом.
Она кивнула. Затем глубоко вздохнула и расправила плечи.
— Он и двое его сыновей. Он растил их чудовищами, и они превзошли все ожидания.
«Успокойся. Соберись».
— Твоя мать никогда не приходила тебе на помощь?
— Однажды я собралась с духом и рассказала ей, что происходит, — ответила Джиллиан, и с каждым словом голос становился всё тверже. — Она разозлилась на меня, говорила, что я неправильно понимаю вполне приемлемые проявления любви.
«Моя бедная, милая дорогая». Отчаянно нуждаясь в помощи, она её не нашла.
— Нет никакого ложного представления об изнасиловании. — Будучи молодым солдатом, он сидел в первом ряду, когда армии его отца грабили вражеские деревни. То, что взрослые мужчины делали с беспомощными женщинами и детьми…
Когда Пьюк и Син достаточно окрепли, они позаботились о том, чтобы мужчины заплатили за свои преступления.
— Нет, — ровным голосом ответила Джиллиан. — Его нет.
— Мне очень жаль, девочка. Прости за каждый пережитый тобой ужас. И я горжусь той женщиной, которой ты стала. Храброй и смелой. Заступником для тех, кто нуждается в помощи. Всегда шагаешь вперед, никогда не стоишь на месте. Ты не просто говоришь о том, что нужно изменить, ты выходишь и делаешь эти изменения.
Для Амарантии… для Пьюка.
Она удивленно моргнула и сглотнула.
— Я… спасибо.
— Однажды ты сказала, что веришь, будто Уильям убил твоих обидчиков, — сказал Пьюк.
— Она была права. Я так и сделал. — Уильям подъехал на свой химере с другой стороны Джиллиан и криво улыбнулся. — Даже твою мать, крошка. Я разрубил ужасную четверку на куски и наслаждался каждой секундой.
— Наконец-то ты признал это! — воскликнула она, хмуро глядя на него. — Почему ты отказывался подтвердить или опровергнуть это до сегодняшнего дня? И зачем было убивать мою мать? Я знаю, что она все испортила. Она мне не нравилась, но я также и любила ее.
— Вот. Вот почему я молчал. Ты любила ту, кем она была для тебя много лет назад, не желая признавать, что ненавидишь ту, кем она стала. Я знал, что ты попросишь меня пощадить ее и обидишься за отказ. — Подул ветер, черные локоны Уильяма заплясали вокруг его лица. — Честно говоря, я не был уверен, что ты достаточно сильна, чтобы справиться с правдой. До сих пор.
Пьюк действительно восхищался мужчиной за его поступок и завидовал убийствам, желая, чтобы смертные могли умереть не один раз. Хотя он сомневался, что тысячи смертей было бы достаточно для этих конкретных смертных. Но преобладающая эмоция? Родство. Джиллиан тоже предал любимый человек. Она понимала боль предательство семьи так, как не понимали и не могли понять многие другие.
Она понимала Пьюка.
— Я не обижаюсь на тебя, — сказала она Уильяму. — Я разочарована.
«А я в восторге. Ненавижу его!»
— Но, — добавила она, — отныне ты не совершишь хладнокровного убийства ради меня, не поговорив сначала все детали.
Винтер ахнула.
— Смотрите, смотрите, смотрите. A cuisle mo chroidhe без пауков и змей!
Словно обрадовавшись такому отвлечению, Джиллиан спрыгнула с Арахиса.
— Винтер, ты наша спасительница. — Она бросилась к низкому толстому дереву.
— Обустраивайтесь, ребята, — объявил Камерон. — Мы пробудем здесь некоторое время.
Пьюк соскочил и произнес:
— Осторожно, это может быть ловушка.
Используя магию, как невидимые очки, он искал любые признаки неприятностей. Никаких растяжек и бомб. Никакого магического оружия. И все же дерево начало защищаться, сочась ядом всякий раз, когда что-то пробивало слой его коры, ядом, который мог парализовать человека на несколько дней.
— Кажется, все в порядке, — сказал он.
Уильям бросился к Джиллиан с пилой в руке.
— Если ты хочешь сироп, я достану его для тебя.
— Это так любезно с твоей стороны, — она улыбнулась ему, и Пьюк заскрежетал зубами. «Действительно ненавижу его». — Но я не позволю тебе рисковать…
— Я принесу сироп для Джиллиан. — Пьюк схватил пилу и, держа ее за один конец, поместил лезвие в центр ствола дерева. — Это мое родное королевство. Я знаю все входы и выходы. А ты нет.
— Я знаю все обо всем, — Уильям ухватился за другой конец. — И я сделаю это.
Они дрались из-за пилы, один тянул влево, другой — вправо, пока не начали работать вместе.
— Ну, тогда ладно, — Джиллиан отряхнула руки. — Я просто отойду, и буду наслаждаться шоу.
Пьюк и Уильям работали часами. Каждый раз, когда они прорезали один слой коры, образовывался другой, ещё больший. Пьюк не переставал пилить, даже когда его руки покрылись волдырями и начали кровоточить.
Когда ему стало слишком жарко, он сбросил рубашку. А может, просто хотел, чтобы Джиллиан увидела, как напрягаются его мышцы и пульсируют сухожилия.
Она обмахивала щёки, как будто перегрелась. Винтер веселилась.
Когда же Уильям снял рубашку, Камерон произнёс:
— Я не гей, но ты можешь изменить мое мнение, Вилли. Просто скажи слово.
— А как же я? — Спросил Пьюк.
Рука Винтер взметнулась в воздух.
— Я! Я! Я бы стала лесбиянкой ради тебя.
Он бросил на неё убийственный взгляд.
— Что? — спросила она. — Рога не по моей части.
Джиллиан прикрыла рот рукой, безуспешно пытаясь подавить улыбку, и ее глаза цвета виски заблестели от смеха.
Его сердце подпрыгнуло, татуировка бабочки задвигалась по телу. Ему показалось, что уголки его рта приподнялись… еще выше…
Его жена смотрела на него с чем-то похожим на благоговейный трепет… взгляд, который он, возможно, хотел бы видеть каждый день до конца своей жизни.
«До конца его жизни…»
Слишком долго Пьюк был ходячим мертвецом, борющимся со всеми своими чувствами, все ближе знакомясь с горем.
«Хочешь что-то изменить? Поступай по-другому».
Он должен взять страницу из книги Джиллиан и бороться за лучшее. Чтобы сохранить жену, ему не нужно забывать о своих целях, понял он. Он просто должен их изменить.