Двое подростков лежали на усеянном цветами лугу и смотрели, как лошадь пьет из реки. Они наслаждались тишиной и покоем сельской местности после того, как занимались любовью в сарае рядом с буковой рощей, в нескольких десятках метров от ручья. Было великолепное позднее утро. Янтарный свет заливал ручей, заросший ивами и олеандрами, и согревал влюбленных, которые лежали, обнявшись, на пальто мальчика, как в весенний день. В воздухе витал аромат леса, а журчание воды успокаивало их.
— Куда ты ушел вчера утром? Я слышала, что ты ушел с отцом, — произнесла девушка, Эстер Латыпова, старше парня на год.
Михаил продолжал гладить ее атласные волосы, вспоминая, как всего несколько лет назад, когда они были еще детьми, они вместе ходили к реке, брали из сарая плетеные кастрюли и с удовольствием ловили форель и другую пресноводную рыбу.
«Когда мы выросли?» — спрашивал себя мальчик. «Когда мы влюбились?»
— О! — сказала Эстер, с силой встряхивая его. − Расскажи мне, где ты был: я умираю от любопытства.
— Где-то, — сказал он.
Она ударила его локтем по ребрам, заставив его рассмеяться и застонать от боли одновременно.
— Что случилось?
— Отец отвез меня в музей в Черноморское.
Эстер сделала смешное лицо. Она действительно не могла представить, чтобы кто-то вроде Всеволода, ее второго дяди, посещал музей.
— И что вы увидели?
— Статую… Они называют ее Богиней-Матерью.
Он приостановился, чтобы свистнуть породистой лошади, которая продиралась сквозь болотные камыши на повороте реки, вгрызаясь копытами в болотистую землю, рискуя вывихнуть ногу.
— Была ли она красивой?
Мальчик пожал плечами.
— Статуя. Кусок мрамора, ничего особенного. Ты бы сделала это лучше.
Девушка несколько секунд молчала.
— Что будет дальше?
— И что дальше?
— Что ты сделал? — спросила Эстер, раздражаясь.
— Ничего. Мы пошли домой.
— То есть вы проделали весь этот путь только для того, чтобы увидеть эту статую?
— Вот так. Безумие, не правда ли? Мне тоже казалось, что это пустая трата времени.
— А твой отец, что он сказал?
— Это я потом пойму.
— Так странно…
— Мой отец и прадед очень странные, как вы знаете.
— Ты когда-нибудь задумывался о том, как бы это было — уехать отсюда? — спросила Эстер после нескольких минут явного созерцательного молчания. (Судя по напряженности ее тона, она, видимо, долго размышляла над этими словами, почти боясь их произнести). Не надоела ли тебе эта скучная жизнь в окружении полей и животных, без телевизора, без компьютера, отрезанная от всего? Повиноваться старшим, как будто мы животные?
— Внешний мир — дерьмо. Мы живем так, чтобы защитить себя, ты же знаешь, — сказал Михаил, в его голосе прозвучали жесткие нотки.
— Это то, во что нас всегда заставляли верить, но что вы знаете? Что вы знаете о том, что значит жить нормальной жизнью?
— Я доверяю своему отцу.
— Я хочу уйти. Я больше не могу этого выносить.
Михаил пристально, серьезно посмотрел на нее, затем улыбнулся.
— Ты шутишь, да?
— Вовсе нет… Я сыта по горло. Я не хочу закончить, как мои сестры.
— Разве ты не хочешь жить со мной?
— Конечно, я хочу жить с тобой, но не здесь. Не с нашей семьей… Я хочу увидеть мир.
— Эстер, будь осторожна в своих словах. Если твоя мать услышит тебя, она спустит с тебя шкуру, как со свиньи.
— Именно в этом и заключается проблема. Какой может быть вред? Мы учились в школе до самого колледжа здесь, в деревне, где все смотрели на нас косо. А после этого? Заперлись здесь, вдали от всего. Твой отец рассказывает нам, как устроен мир, но мы его не видим. Почему не можем?
— У нас есть все, что нам нужно, прямо здесь. У тебя есть я, я.
Она погладила его щеку, скрытую первыми тенями бороды.
— Я знаю, но я хочу жить с тобой где-нибудь в другом месте, а не здесь.
Лицо Михаила помрачнело.
— Мне не нравятся эти речи. У вас здесь семья. Неужели вы хотите бросить всех? Вот так просто?
— Ты когда-нибудь задумывался, почему нас заставляют жить здесь в таком виде?
Михаил бодро оттолкнул ее и встал, подзывая к себе лошадь.
— Мне не нравится твой тон, Эстер. Это твоя земля и твоя семья. Кто там, черт возьми, есть? Кто позаботится о тебе там? — сказал он, огрызаясь, указывая подбородком на мир за горой. Я скажу тебе: никто.
— Я не хотела тебя злить…
Парень раздраженно покачал головой и оседлал лошадь.
— Продолжай, — призвал он.
Он помог ей подняться, а затем пустил лошадь рысью по следам мулов, поднимавшимся к поместью Латыпова, и с излишней силой хлестнул животное.
За всю дорогу до дома ни один из них не проронил ни слова.
Сердце Михаила было в смятении. Слова любимой девушки пробудили в нем старые тревоги, горькие вопросы, на которые он так и не нашел ответа.
Что, если Эстер была права?
Он еще сильнее хлестал лошадь, огорченный этими вопросами, и тщетно пытался заставить их замолчать.
— Мы увидимся вечером? — спросила девушка, когда он оставил ее у входа в деревню.
— Нет. Сегодня вечером я должен пойти с отцом в одно место, — резко ответил Михаил.
— Где?
— Иди домой, Эстер, и выбрось из головы то, что ты мне рассказала, — сказал он и, не оглядываясь, пошел в сторону конюшен.