Из лесной гущи они услышали, как ветер свистит между трещинами в скалах, создавая странное переплетение жутких шепотов. Окружающая природа словно предупреждала их перед тем, как они войдут на эту территорию предков, в этот невидимый разлом между настоящим и прошлым. За шепотом ветра, гипнотическим жужжанием насекомых и каскадом ночных звуков они различили сухой треск желудей, растоптанных их тяжелыми ботинками на узких гранитных каменных дорожках, по которым ходят только дикие животные и которые никак не приспособлены для передвижения людей.
Михаил следовал за отцом, проворный, как горный зверек, с глубоким волнением: он мечтал об этом моменте всю свою жизнь. Деревья и кустарники, раскачивавшиеся на ветру, источали сильные ароматы: подросток отчетливо ощущал аромат дикой лаванды и розмарина, которые бодрили воздух, превращая каждый глоток кислорода в укрепляющее средство, помогавшее преодолевать трудности подъема. Они включили электрические фонари, когда темнота постепенно сгустилась, и подросток заметил на коре деревьев насечки: полумесяцы, спирали, треугольники, пентаграммы и другие эзотерические символы, которые, казалось, предвещали инициационное путешествие в нечто неизведанное.
Через несколько десятков метров лампа Михаила осветила первые жертвенные столбы: это были заостренные палки, воткнутые в землю, с которых свисали гнойные тушки животных и птиц, кишевшие червями; несколько лет назад он и его двоюродные братья взяли на себя труд окружить место смерти этим ограждением, которое, по словам старших, создавало защитную силу, своего рода барьер, призванный предотвратить доступ непосвященных к священному месту; Для них это было сродни игре, когда они закалывали мелких диких животных, заботясь о том, чтобы заменить их, когда время и стихия лишат их плоти, но никто из них так и не понял, в чем именно заключался этот макабрический обряд, которому взрослые придавали такое значение.
Когда мальчик переступил порог этих столбов, под прической у него пробежали мурашки. Он никогда не заходил так глубоко в горы. Даже когда он приезжал в Алушту вместе с отцом, Всеволод ограничивался только небольшими горными экскурсиями.
— Не страшно? − неожиданно спросил Всеволод.
— Нет, отец. Я буду в порядке.
— Тогда перестань оглядываться по сторонам и смотри под ноги. Не так уж много нужно, чтобы потерять равновесие и упасть в эти расщелины. Там, внизу, полно скелетов смельчаков, погибших по неосторожности, — сказал ему Всеволод. − Никто не удосужился их извлечь, потому что эти колодцы слишком глубоки.
Михаил с ужасом смотрел на каменные пустоты между скалами и качал головой, боясь провалиться внутрь.
Они продвигались с трудом, поднимаясь все выше и выше. На ветвях одиноких деревьев, мимо которых они проходили, Михаил увидел примитивные амулеты, призванные отгонять духов, сделанные из черепов животных, скрепленных проволокой; ветер заставлял их звенеть, создавая впечатление, что черепа смеются. Михаил почувствовал, как в горле поднимается вкус супа из свинины и картофеля, которым он ужинал, и, чтобы не поддаться, сосредоточился на скользком от мха гранитном полу, стараясь не вывихнуть лодыжку.
Когда отец подал знак остановиться, мальчик понял, что минеральный запах камня сменился запахом гнилостной сырости, источник которой он не мог определить.
— Мы пришли, — произнес Всеволод.
Михаил растерянно огляделся: перед ним была лишь стена из густого колючего кустарника. Он посмотрел на склонившегося отца и, посветив на него фонариком, увидел невидимую за растительностью полость, из которой исходило зловоние.
— Нам обязательно туда спускаться? — недоверчиво спросил он, глядя на вход в пещеру.
Латыпов-старший не ответил: он раздвинул руками колючий терновник и заросли можжевельника и позволил себе исчезнуть в каменной полости, скрывавшей загадочную память о предках.
Оставшись один в шепчущей ночи, Михаил набрался храбрости и проскользнул в тонкое отверстие в брюхе скалы, удивляясь, как это его отец-великан сумел пролезть. Воздух казался насыщенным застоявшимся запахом горных недр, настолько сильным, что от него сводило желудок. Внизу температура казалась на несколько градусов холоднее. Мальчик закутался в шерстяную накидку, чтобы согреться.
— Страшно? — с легкой иронией спросил Всеволод, заметив, как от ощущения клаустрофобии расширились зрачки сына.
Его глубокий голос словно отражался сотнями отголосков, а слова, выдыхая, превращались в облака конденсата.
Михаил покачал головой и последовал за отцом в известняковую пещеру. Пройдя несколько метров, он поднял с земли факел и зажег его, осветив подземную полость мерцающим светом пламени и раздразнив колонию летучих мышей, которые взлетели в хаотичном полете над их головами.
— Не обращай внимания… Здесь жили и укрывались наши предки.
— Как давно это было?
— Шесть-семь тысяч лет назад. Может быть, больше.
— Зачем мы сюда приехали?
— Ты задаешь слишком много вопросов, Миша. Просто следуй за мной.
Михаил повиновался. Он погрузился в абсолютную тишину и последовал за отцом, который двигался в темноте пещер с уверенностью летучих мышей, летавших вокруг него. Через несколько минут Латыпов остановился и отошел в сторону, чтобы дать сыну возможность взглянуть на высеченную в скале котловину с высоты птичьего полета.
Подросток взял в руку факел, который протянул ему отец, и, осветив пространство перед собой, посмотрел вниз и почувствовал, как дыхание перехватило в груди.