Мария Райская присоединилась к своему сожителю, вышедшему покурить на балкон.
— Я не знаю, хорошая ли это идея. Возможно, это снова поднимет тебе настроение, — произнес мужчина, указывая на свою последнюю сигарету за день.
— По крайней мере, дай мне вдохнуть запах. В любом случае, я не смогу принять его снова.
— Почему так?
— Потому что, если я снова начну, твоя мать будет пилить меня до скончания веков. Когда она начинает, то прилипает к твоим ушам и не сдвинется с места. Я точно как-нибудь подам на нее в суд за моральный ущерб…
Павел Шулепин улыбнулся.
— Знаешь, моя мать — это точная твоя копия. Когда я был подростком, она была занозой в заднице, сводила меня с ума. И с возрастом не особо улучшилась.
— Когда мама твоего мужчины первая на тебя кричит, значит, ты на правильном пути, — хмыкнула Мария. − Я, пожалуй, пойду в комнату.
— Подожди, ты еще должна рассказать мне, как идут твои дела в Управлении. Я слишком любопытен.
Мария разразилась хохотом.
— Паш, ты серьезно? Я сейчас работаю в архиве, они просто положили меня в кладовку собирать пыль…
— Ты же знаешь, я смотрю детективы по телевизору, — продолжал мужчина, словно не слыша. − И вообще, если тебе когда-нибудь понадобится совет…
Мария покачала головой и посмотрела вниз во двор.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты никому не скажешь, что начальство меня туда засунуло.
— Никому? Ты что, издеваешься? Я расскажу всем своим друзьям.
— Твою мать… Паша!
— Ты считаешь, что я не должен хвастаться тем, что у меня есть подруга-следователь?
— Я не следователь. Я не следователь, Павел. Если бы кто-нибудь из моих знакомых мог тебя услышать…
— Да ладно, следователь, опер, это все одно и то же…
— Это не так, Паша. Нет, это не то же самое.
— Расскажи тогда мне, каков твой коллега? Хорошо ли ты к нему относишься?
— Ты что, ревнуешь?
— Потому что она имеет дело с тобой, моя девочка… Маша.
— Ты закончил? Я иду в комнату.
Павел Шулепин лукаво усмехнулся и выпустил дым в сторону.
— Да ладно, оставайся, я просто прикалываюсь над тобой.
— Нет, правда? Я не поняла.
— Можно представить, каково это — целый день иметь с вами дело.
— Я очень спокойный и уступчивый человек…
— Прямо ангел, спустившийся на землю, моя дорогая.
— Признаюсь, иногда у меня бывают, скажем так, сложные моменты…
— Иногда?
— Паша, ты шутишь.
— Итак, кто этот коллега?
Мария вздохнула, скрестила руки и оперлась спиной о стенку.
— Он родом из Питера, поэтому ясно, что для него это понижение. Во-вторых, тот факт, что его отправили сюда, на периферию, означает, что он, видимо, что-то натворил и был за это наказан, что не позволяет мне доверять ему.
— Ты никому не доверяешь, Маша…
— Он действительно одевается как совок, я думаю, не чокнутый ли он, понимаешь? У него даже такой старомодный портфель есть, мне немного стыдно с ним встречаться… Его мать — ингерманландка, но у него волосы черного цвета, так что его отец, наверное, с юга.
— Понятно… Он женат? Есть ли у него дети? Где он живет?
— Паша, я здесь полицейский! Что это за допрос?
— Я же говорю, мне интересно.
— Любопытно, да? Вот что я тебе скажу: ты отправляешься с друзьями на ловлю сплетен подальше.
— Ты сегодня странно себя ведешь. Больше горечи, чем обычно.
На этот раз в словах мужчины не было иронии, а была озабоченность.
— Я волнуюсь, — призналась Мария.
— Из-за работы?
Она кивнула.
— Пропала девушка по имени Диана. Она бегает с плохой компанией. Боюсь, мы не успеем найти ее до того, как…
— До чего?
Мария ничего не ответила, только уставилась в величественное ночное небо, усыпанное тысячами и тысячами звезд.
— Сегодня ночь осеннего равноденствия, — сказал наконец Павел, проследив за взглядом подруги.
Мария серьезно кивнула. У нее не хватало смелости сказать ему, что именно это и было причиной ее опасений.
— Я уверен, что ты найдешь ее, — утешил ее сожитель, погладив ее по спине, и направился к двери. Заходи в комнату, уже холодно.
— Я буду там через секунду.
Оставшись одна, Мария достала мобильный телефон и просмотрела фотографии, присланные ему коллегой из Алушты. Когда она снова увидела стены апартаментов гуру, исписанные граффити ритуальных убийств, ее передернуло.
«Где ты, Диана?» — спросила она себя, когда мрачное предзнаменование укоренилось в ее сердце.