Полицейские проигнорировали вывешенный на двери кабинета листок с объявлением о переносе заседаний и устных слушаний на следующую неделю и стучали. Один раз, два раза. Едва Евгений собрался уходить, как дверь распахнулась, и профессорского вида мужчина лет сорока, приняв стоявшую у дверей Марию за студентку, отстающую от курса, обругал ее:
— Вы не умеете читать? Разве вы не видели записку?
— Записку мы видели, а как насчет того, чтобы взглянуть на это? — произнес Кротов, появляясь из-за спины своего коллеги показав служебное удостоверение.
Доцент Валерий Ионов, преподаватель кафедры истории древнего мира и средних веков, покраснел и стал заикаться в извинениях.
— Мы — инспекторы Кротов и Райская, из УВД, — сухо продолжила за коллегу Мария. − Полагаю, вы знаете, зачем мы здесь.
В какой-то степени Евгений оценил подход своего напарника. Такая тактика «сильного оружия» — установление с самого начала периметра враждебных отношений для Ионова, который не знал, как реагировать на эту инсинуацию, — была не слишком распространенным методом допроса, но она оправдала себя: запуганный, Ионов стал мокрой глиной в руках полицейских.
Доцент покраснел еще больше.
— Правда, я не…
— Мы можем войти?
— Я не…
— Мы не займем у вас больше десяти минут, — заверила его Мария, проскальзывая в кабинет.
Оказавшись внутри, Евгений Кротов закрыл дверь. Этот жест тоже был полон психологического подтекста: теперь ты застрял здесь, с нами, с законом.
— Мы можем располагаться? — спросила Мария, занимая место перед столом.
— Пожалуйста, — пробормотал доцент.
Евгений встал рядом с ними и огляделся. Еще один психологический маневр: разница в размерах между двумя инспекторами заставляла преподавателя переводить взгляд с одного на другого, усиливая его опасения.
— Расслабьтесь, мы здесь за консультацией, — сказала Мария с явно фальшивой улыбкой. − Пожалуйста, располагайтесь.
Несколько секунд оба инспектора молчали. Это снова был прием, чтобы вызвать тревогу. По правде говоря, они пришли сюда не для допроса, но две вещи насторожили их: во-первых, нервозность Ионова, которой они собирались воспользоваться в полной мере; во-вторых, руки доцента. Одна из них была перевязана, а кисть другой так сильно была покрыта синяками и ссадинами, что казалось, будто он бил ей о стену. Или кого-то. Эта деталь не могла остаться незамеченной.
— Что у вас с руками? — спросила Мария мягко.
Мужчина посмотрел на них, как будто не понимая.
— Вы с кем-то поссорились? — настаивала Мария.
— А, это… Нет, нет… Я помогал старым коллегам на раскопках, и руки у меня застряли под инструментом… Ничего страшного.
— Археологические раскопки? − спросил Евгений.
— Да.
— Где? — настаивала Мария.
— Почему вы спрашиваете?
— Простое любопытство, — сказала она. − Когда я была маленькой, я мечтала стать археологом. Это были времена Индианы Джонса…
— Да… Не могли бы вы сказать мне, зачем вы здесь, пожалуйста?
Кротов и Райская могли казаться безобидными: на самом деле они распознали ложь, как акула распознает кровь.
Они поняли, что Валерий солгал, но ничего не сказали об этом, а лишь понимающе улыбнулись и продолжили.
— Мы здесь потому, что вы считаетесь одним из ведущих специалистов в области крымской культурной антропологии и этнографии, — приветливо сказал Евгений. − Вы известный человек в научных кругах, ваши исследования получили признание на национальном и даже международном уровне. Это впечатляет.
Это был тактический ход: подхалимство расстраивает собеседника, заставляя его ослабить бдительность.
— Я… Давайте не будем преувеличивать, но все равно спасибо…
— Не скромничайте. Мы видели ваши книги, — польстила ему Мария.
— Ну, я написал несколько, да…
Райская, как ни в чем не бывало, достала планшет и протянула Валерию: на нем были изображены фотографии с места обнаружения тела Дианы.
Ионов застыл на месте от удивления, расширив глаза.
— Мы здесь неофициально для расследования, — говорит Евгений. − мы бы попросили вас оставить этот разговор при себе, поскольку расследование продолжается.
Мужчина поднял глаза на питерца и уставился на него, словно не понимая ни слова из того, что он говорит.
— Мы можем на тебя рассчитывать? Вы никому не скажете? — настаивала Мария.
— Я… Конечно, конечно.
— Ну… Мы сейчас занимаемся реконструкцией этнографической базы, которая лежит в основе убийства, которые мы считаем ритуальным, — туманно продолжил Евгений.
— Еще…
Оба полицейских сделали вид, что удивленно смотрят друг на друга. Ионов это заметил.
— Подобные преступления уже были, — сказал он. − В семьдесят восьмом и восемьдесят девятом годах…
— Извините, но что вы знаете? — спросила Мария, возобновив свой авторитарный тон.
— Меня консультировал ваш коллега, Роман Барсуков. — спохватился Валерий, − Он тогда обратился ко мне за экспертной помощью.
— Барсуков, конечно… — понимающе сказал Евгений.
Мужчина вернул взгляд на планшет.
— Идите вперед. Пролистайте фотографии, — поощрила его Райская.
Валерий повиновался. Его глаза были полузакрыты от грубости изображения.
— Вы заметили какие-нибудь отличия от других убийств? — спросил Кротов.
— Это пещера Шан-Кая-Кобасы, южный Крым, таврическое святилище — произнес преподаватель как бы про себя.
— Именно так, — подтвердила Райская.
— Когда это произошло? — спросил доцент.
— Это не имеет значения, — вмешался Евгений. − Вы не замечаете ничего диссонирующего с предыдущими убийствами?
Ионов несколько минут молча анализировал фотографии.
— Я так не думаю, — наконец сказал он, передавая планшет обратно женщине-полицейскому.
— Если бы мы попросили вас изучить культовые элементы этого убийства, вы бы это сделали? − спросила Евгений.
— Конечно, если я могу быть чем-то полезен следствию…
— Не могли бы вы уделить нам минут двадцать? — спросила Мария.
— Вы имеете в виду сейчас? По правде говоря…
— Похоже, что эти убийства вдохновлены обрядами древних тавров, не так ли?
Мужчина пристально посмотрел на Евгения и кивнул.
— Да.
— Не могли бы вы рассказать об этом подробнее? — спросила Мария.
Ионов пожал плечами.
— Например, какова цель этих церемоний? — спросила Мария, доставая из сумки блокнот и ручку.
— Ну, сакральная функция ритуальных церемоний вполне определенно вытекала из дионисийских обрядов, прямым продолжением которых они являлись… Праздники имели терапевтическую цель для общества, которое после жертвоприношения вновь обретало смысл жизни.
— Под жертвоприношением вы подразумеваете кровавое жертвоприношение? — спросил Евгений.
— Первоначально — да. Обряды страсти жертвенной жертвы — простите за каламбур — были достаточно кровавыми. Но это было необходимо, поскольку они должны были имитировать жизненно важную жертву во благо общества.
— Мы говорим о древнем обществе, не так ли? — спросила Мария.
— Именно так. Обряд был связан с природой и ее циклами жизни и смерти. Смена времен года, все такое.
— Во имя кого приносилась жертва?
— Мы можем только предполагать. Как вы, конечно, знаете, причерноморская античная цивилизация оставила нам мало письменных свидетельств, поэтому мы можем только осторожно предполагать…
— Смелее, — подбадривала Мария.
— Некоторые исследователи полагают, что тавры, а затем и скифы исповедовали монотеистическую религию, в которой существовал единый бог, имевший как мужское, так и женское начало. Огромное количество культовых и погребальных предметов, найденных в ямах и на прилегающих территориях, включая район Карабийского нагорья, свидетельствуют о существовании обычая приношения божеству.
— И что? — спросила Евгений.
— Самым благородным жертвоприношением была жизнь живого существа, как правило, животного. Жертвоприношения совершались в обмен на что-то: исцеление от телесных недугов, искупление земных грехов, вмешательство божества в случае эпидемий и голода — мотивы были самыми разнообразными.
— А как насчет человеческих существ? Разве их тоже не приносили в жертву?
— По-видимому, так оно и было, особенно в крайне тяжелых для таврических кланов ситуациях. Козлов, быков и ягнят уже было недостаточно, чтобы добиться более быстрого и решительного вмешательства божества… Эти люди верили, что могут заслужить расположение судьбы, понимаемой как выражение божественной воли, отдав важный элемент, ключевую фигуру в общине, поскольку для них значение общины превышало значение отдельного человека, какое бы место он ни занимал в иерархии. Эта жертва искупала их вину перед богом или богиней.
— Но почему именно пещеры?
— У киммерийцев, а затем и тавров священным местом поклонения была пещера. Спуск под землю, символизировал переход в подземный мир.
— Так что это способ соприкоснуться с божественным, — сказала Мария.
— Именно.
— Кто совершал эти обряды?
— Современные исследования позволяют предположить, что это были жрицы. Они были носителями тех сакральных аспектов, которые связаны, определим это так, с магией.
Мария вскинула бровь. Ионов заметил это и отреагировал так, словно его ужалили в самое сердце:
— Не смотрите на меня так. Магия всегда давала людям инструменты, позволяющие справиться с критическими моментами, для преодоления которых одной человеческой силы недостаточно. Маг, или, в данном случае, жрица, рождается как проекция потребностей конкретного контекста. Они являются чистым выражением местной культуры. Использование магии имеет большое социальное значение: оно делает сообщество более сплоченным, через общий, коллективный ритуал укрепляет доверие к людям и к совместной жизни. Она выполняет решающую социологическую функцию.
— Вы оправдываете человеческие жертвоприношения? — намекнула Мария.
— Нет, конечно же, нет. Я просто вписываю их в контекст того времени, когда маг или жрица играли основополагающую роль духовного и, в некотором смысле, политического проводника древнего общества, — пояснил Ионов. − Акт жертвоприношения имел не только магическое, но и политическое значение.
Евгений решил, что они уже достаточно долго бьются вокруг да около, успокаивая преподавателя: тот уже достаточно ослабил бдительность. Он достал из кармана брюк фотографию, развернул ее, положил на стол доцента и спросил:
— Не могли бы вы рассказать о своих отношениях со студенткой Дианой Гурджиевой?