Мария и Евгений уже собирались войти в комнату расследования, когда мобильный телефон Евгения начал вибрировать. Он взглянул на него и увидел, что это Барсуков.
— Маша?
— Что случилось?
— Это Роман Игоревич, — сказал он, показывая ей телефон.
— Ладно, нажимай. Может быть, он вспомнил что-то, что может быть нам полезно. Я иду домой, мне нездоровится.
Евгений кивнул и исчез в коридоре, подальше от дверей кабинета.
— Роман Игоревич?
— Здравствуйте, Евгений. Я звоню в неподходящее время?
— Должен сказать, что с тех пор, как я начал работать, это был нескончаемый поток плохих времен. Так что нет. Во всяком случае, не больше, чем обычно.
— Я очень сожалею об этом. Я видел заголовки в газетах…
— О, это. Ну и дела. Мы еще не видели Фирсова, но он, должно быть, с ума сходит.
— Давление СМИ не облегчит расследование. Играя с прессой в кошки-мышки, мы рискуем допустить серьезные ошибки. Нужно быть осторожными.
— Я знаю, но нам с Марией это не грозит: нас не включили в спецгруппу, а материалы по старым убийствам мы должны были передать в отдел убийств.
— Обычные служебные игры… Извините, правда.
— Теперь у нас появилась еще одна проблема: все думают, что это мы слили все в газеты, чтобы отомстить… Но неважно. Расскажите мне, как вы?
— Определенно лучше, чем вчера. Поэтому я и звоню вам. Я размышлял о месте преступления.
— Расскажите мне все.
— На мой взгляд, это убийство — подражание. Очевидно, что это кто-то, кто глубоко изучил старые материалы и хорошо знает культовое значение различных элементов. Но это не может быть тот же самый человек, который убивал и тридцать, и сорок лет назад. По соображениям возрастного характера, конечно, но не только…
— Есть ли что-то, что заставляет вас склоняться к этой версии?
— Маска несколько отличается от других. Старые были более ручной работы, более грубые. А эта, похоже, вышла прямо из мастерской, где их массово производят, не знаю, понятно ли я выражаюсь…
— Конечно, это так. Мы можем обратиться к специалисту, чтобы он проанализировал этот факт и проследил, как ее создал мастер.
— Попробовать ничего не стоит. Это может быть интересным направлением.
— Что-нибудь еще?
— Да… Это скорее личное впечатление.
— Все равно скажите мне. Никто не знает это дело лучше вас, так что…
— Это связано с насилием, с которым Диана подверглась нападению перед убийством. Это не вяжется с остальными. Видя их, я могу вас заверить, что… Не сочтите меня за дурака, но в первых двух случаях была форма уважения к жертве, заботы. По крайней мере, судя по тому, в каком состоянии та была оставлена. Волосы, помню, были чистые и аккуратно расчесанные, кожа без царапин и синяков… В этом было что-то вроде пиетета, почти желание близости. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Абсолютно.
— А еще я вспомнил кое-что другое. Что-то очень важное, но я не хотел бы говорить об этом по телефону или в присутствии Марии. Я хочу поговорить об этом с вами наедине.
Если он хотел застать Кротова врасплох, то ему это удалось.
— Евгений?
— Я здесь. Я здесь.
— Не могли бы вы уделить несколько минут?
— Конечно, да. Давайте сегодня вечером, после работы?
— Идеально.
— Спасибо за информацию. Мне пора, Фирсов уже в пути.
— До встречи.
Евгений положил трубку в карман и увидел, что к нему приближается волевое, с крупными чертами, лицо полковника.
Не успел он открыть рот, как Фирсов сказал:
— Кротов, зайди ко мне в кабинет. Я сейчас приду.
— Хотите, чтобы я позвонил Райской?
— Потом. Пошли.
Евгений бросил обеспокоенный взгляд в сторону комнаты отдела убийств и последовал за своим начальником.