Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е

ГЛАВА XIII

Существуют видимые и скрытые причины явлений, существуют видимые и скрытые следствия.

Возьмём какой=нибудь пример.

Во всех учебниках истории литературы рассказывается, что в своё время «Вертер» вызвал в Германии эпидемию самоубийств.

Что же вызвало эти самоубийства?

Представьте себе теперь, что является «учёный», который, заинтересовавшись фактом увеличения самоубийств, начинает изучать первое издание «Вертера» по методу точных позитивных наук. Он взвешивает книгу, измеряет её самыми точными приборами, записывает число страниц, делает химический анализ бумаги и типографской краски, сосчитывает число строк на каждой странице, и число букв, и число знаков препинания, наконец, сосчитывает, сколько раз в «Вертере» встречается буква А, и сколько раз буква B, и сколько раз попадается вопросительный знак и пр. Словом, проделывает всё то, что благочестивые мусульмане проделывали с Кораном Магомета — и на основании своих исследований пишет трактат об отношении буквы А немецкого алфавита к самоубийствам.

Представим себе другого учёного, который занимается историей живописи, решает поставить её на научную почву и предпринимает длинную серию анализов красок картин знаменитых художников с целью определить причины различного действия на нас различных картин.

Представим себе дикаря, «изучающего» часы. Представим себе, что это умный дикарь и хитрый. Он разобрал часы и сосчитал все колёсики и винтики, сосчитал число зубчиков на каждом колёсике, знает часы вдоль и поперёк. Единственно чего не знает — зачем они существуют. И не знает, что стрелка обходит циферблат в половину суток, то есть, что по часам можно узнавать время.

Это всё «позитивизм».

Мы чересчур привыкли к «положительным» методам и не замечаем, что [часто] они приходят к абсурдам и совершенно не ведут к цели, если мы ищем объяснения смысла чего-либо.

Дело в том, что для объяснения смысла позитивизм не годится. Природа для него — закрытая книга, которую он изучает по внешности. В смысле изучения действия природы положительные методы идут очень далеко; доказательство — все бесчисленные успехи современной техники до воздухоплавания включительно. Но всё на свете имеет свою определённую сферу действия. Позитивизм очень хорош, когда он ищет ответ на вопрос: каким образом совершается нечто в данных условиях. Но когда он делает попытки выйти из своих определённых условий (времени, пространства и причинности) или начинает утверждать, что вне данных условий ничего нет, он заходит явно не в свою сферу.

Правда, более серьёзные позитивные мыслители отрицают всякую возможность ставить в «положительном исследовании» вопросы почему и для чего. Искание смысла и цели телеологии позитивной философией признаётся почти абсурдом. Это, конечно, вернее. Потому что телеология с позитивной точки зрения, действительно, абсурд. Но дело в том, что позитивная точка зрения не единственная возможная. Обычная ошибка позитивизма в том, что он не видит ничего кроме себя и считает — или всё возможным для себя, или невозможным вообще очень многое, что вполне возможно, но не для позитивного изучения.

Человечество же никогда не перестаёт искать ответов на вопросы почему и для чего.

Позитивный учёный перед природой находится почти в положении дикаря среди библиотеки, полной ценных, редких книг. Книга для дикаря — вещь, известной величины и веса. Сколько бы он ни думал, для чего может служить эта странная вещь, он по её внешности никогда не поймёт, и содержание книги для него остаётся непостижимым ноуменом. Так же непостижимо для позитивного учёного содержание природы.

Но если человек знает о существовании содержания книги, ноумена жизни, если он знает, что под видимыми явлениями кроется тайный смысл, то существует возможность, что он в конце концов доберётся до сути.

Для этого необходимо понимать идею внутреннего содержания, то есть смысл вещи в себе.

Учёный, который находит таблички с иероглифами или клинообразными надписями на незнакомом языке, после большого труда разбирает их и прочитывает. И для того, чтобы прочитать их, ему необходимо только одно: необходимо знать, что эти значки представляют собой надпись. Пока он будет считать их простым орнаментом, внешним украшением табличек или случайным рисунком, не связанным со смыслом, до тех пор их смысл и значение будут для него абсолютно закрыты. Но стоит ему только предположить существование этого смысла, и возможность постижения уже открылась.

Нет шифра, которого нельзя бы было прочитать без всякого ключа. Но нужно знать, что это шифр. Это первое и необходимое условие. Без этого ничего сделать нельзя.

* * *

Идея существования явной и скрытой сторон жизни давно была знакома философии. Явления, или феномены, признавались только одной стороной мира — кажущейся, реально не существующей, возникающей в нашем сознании в момент нашего соприкосновения с реальным миром. Другая сторона — ноумены, признавались реально существующими сами в себе, но недоступными для нашего восприятия.

Но не может быть большей ошибки, как считать мир разделённым на феномены и ноумены, признавать феномены и ноумены отдельными одни от других, существующими самостоятельно друг от друга и могущими быть познаваемыми одни помимо других. Это полная философская безграмотность, ярче всего проявляющаяся в дуалистических спиритуалистических теориях. Разделение феноменов и ноуменов существует только в нашем познании. «Феноменальный мир» есть только наше неправильное представление о мире.

Как писал Карл Дюпрель: «потусторонний мир есть только своеобразно созерцаемый мир посюсторонний» («Загадочность человеческого существа»). Правильнее было бы сказать, что посюсторонний мир есть своеобразно созерцаемый мир потусторонний.

И совершенно справедлива идея Канта, что изучение феноменальной стороны мира не приблизит нас к пониманию «вещей в себе». «Вещь в себе» — это есть вещь так, как она существует сама по себе, без нас. «Феномен вещи» — это есть вещь в таком виде, как мы её воспринимаем.

Пример — книга в руках безграмотного дикаря — совершенно ясно показывает нам, что достаточно не знать о существовании ноумена вещи (то есть в данном случае содержания книги), и он никогда не обнаружит себя в феноменах. Но достаточно знать о нём, чтобы открылась возможность найти его при посредстве тех же феноменов, изучение которых без знания о существовании ноумена было бы совершенно бесплодно.

Как для дикаря, изучающего феноменальную сторону часов — число колёсиков и число зубчиков в каждом колёсике — совершенно невозможно приблизиться к пониманию того, что такое часы, так и для позитивного учёного, изучающего внешнюю, проявляющуюся сторону жизни, навсегда остаётся скрытым её тайный raison d'être (фр., смысл бытия) и цель отдельных проявлений.

Для дикаря часы будут очень интересной, сложной, но совершенно бесполезной игрушкой. Приблизительно таким же, бесконечно более сложным, но так же неизвестно для чего существующим и неизвестно каким образом создавшимся механизмом, представляется человек взгляду учёного-материалиста.

Мы рисовали себе, как непостижимы будут функции свечи и монеты для плоского существа, изучающего на своей плоскости два одинаковых кружка. Точно так же непонятны функции человека учёному, изучающему его как механизм. Ясно, почему это так должно быть. Потому что свеча и монета — это не два одинаковых кружка, а два совершенно различных предмета, имеющих совершенно различное значение и применение в мире высшем, сравнительно с плоскостью; и человек не механизм, а нечто, имеющее цель и значение в мире высшем, сравнительно с видимым.

Функции свечи и монеты в нашем мире для предполагаемого плоского существа — это недоступный ноумен. Ясно, что феномен кружка не может дать понятия о функции свечи и об отличии её от монеты. Но двумерное познание существует не только на плоскости. Материалистическая мысль пытается применять его к реальной жизни. Получаются курьёзы, истинное значение которых, к сожалению, для многих непонятно. Одно из таких применений — «экономический человек» — это совершенно ясно двумерное и плоское существо, двигающееся по двум направлениям: производства и потребления, то есть живущее на плоскости производства-потребления. Как можно представлять себе человека вообще в виде такого явно искусственного существа? И как можно надеяться понять законы жизни человека с его сложными запросами духа и с главным импульсом жизни, заключающимся в стремлении к постижению, пониманию всего кругом себя и в себе, изучая воображаемые законы жизни воображаемого существа на воображаемой плоскости? Ответ на этот вопрос составляет секрет изобретателей. Но экономическая схема увлекает людей, как увлекают все простые схемы, дающие короткий ответ на ряд длинных вопросов. И мы слишком запутались в материалистических теориях и не видим ничего, кроме них.

* * *

Позитивная наука по существу не отрицает учения о феноменах и ноуменах — только она утверждает в противность Канту, что, изучая феномены, мы постепенно подходим к ноуменам. Ноуменами явлений наука считает движение атомов и эфира или вибрации электронов, рассматривая таким образом вселенную, как вихрь механического движения или поле проявления электромагнитной энергии, принимающих для нас «феноменальную окраску» при восприятии их органами чувств.

«Материализм» или «энергетизм» утверждает, что явления жизни и сознания — только функция физических явлений, что без физических явлений явления жизни и сознания существовать не могут и представляют собой только известную сложную комбинацию этих последних. Материализм утверждает, что явления сознания создаются из преломлённых в живом организме внешних раздражений; что вся психическая и духовная жизнь эволюционировала из простой раздражаемости клетки, то есть из способности отвечать движением на внешнее раздражение; что все три рода явлений в сущности одно и то же, и высшие, то есть явления жизни и сознания, суть только различные проявления низшего, то есть той же энергии.

На всё это можно возразить одно. Если бы это было верно — это давно было бы доказано. Ничего не может быть легче, как доказать энергетическую гипотезу жизни и сознания. Стоит только получить механическим путём жизнь или сознание. Материализм или энергетизм — «очевидные» теории, которые не могут быть верны без доказательств, потому что они не могут не иметь доказательств, если в них есть хоть крупица истины.

Но доказательств у этих теорий нет, наоборот — бесконечно большая потенциальность явлений жизни и сознания в сравнении с жизненными [физическими] явлениями говорит нам нечто совершенно противоположное. И мы с полным правом можем сказать, что энергетизм — это такая же субъективная теория, как любая доктрина догматической теологии.

Достаточно одного указанного факта огромной освобождающей, развязывающей силы явлений сознания для того, чтобы совершенно реально и твёрдо поставить проблему о мире скрытого.

И мир скрытого не может быть миром бессознательного механического движения, бессознательного развития электромагнитных сил. Позитивные теории допускают возможность объяснения высшего через посредство низшего, допускают возможность объяснения невидимого через посредство видимого. Но, [как] было указано в начале, это — объяснение одного неизвестного посредством другого. Ещё меньше оснований объяснять известное посредством неизвестного. Между тем то низшее (материя и движение), которым позитивная теория стремится объяснить высшее (жизнь и мысль), само неизвестно. Следовательно, им нельзя объяснять и определять ничего другого. Тогда как высшее, то есть мысль, это наше единственное известное — единственно, что мы знаем, что мы сознаём в себе и в чём мы не можем ошибаться и сомневаться. И раз мысль может вызвать или развязать физическую энергию, а движение никогда не может вызвать или развязать мысль (из вращающегося колеса никогда не получится мысли), то, конечно, мы должны стремиться определить не высшее посредством низшего, а низшее посредством высшего. И раз невидимое, как содержание книги или назначение часов, определяет собою видимое, то и мы должны стремиться понять не видимое, а невидимое.

Исходя из неправильного предположения о механичности ноуменальной стороны природы, позитивная наука, на которой основано миросозерцание интеллигентного большинства современного человечества, делает ещё другую ошибку при рассмотрении закона причин и следствий, или закона функций, [а] именно — ошибается в том, что является причиной и что следствием.

* * *

Подобно двумерному и плоскому существу, которое все явления, доходящие до его сознания, рассматривает как лежащие на одной плоскости, так и позитивный учёный стремится истолковать на одной плоскости все явления разных порядков, то есть объяснить все видимые явления как следствия других видимых явлений и как неизбежную причину последующих видимых явлений. Иначе говоря, он рассматривает в причинной и функциональной зависимости только явления, происходящие на поверхности, изучает видимый мир или явления видимого мира, не допуская, чтобы в этот мир могли входить не заключающиеся в нём причины, или чтобы явления этого мира могли иметь выходящие из него [вовне] функции.

Но это опять могло бы быть верно только в таком случае, если бы в мире не было явлений жизни и сознания, или если бы явления жизни и сознания действительно были производными от явлений физических и не обладали бы бесконечно большей скрытой силой, чем последние. Тогда мы имели бы право и основание рассматривать цепи явлений только в их физической или видимой последовательности, как это делает позитивная наука. Но, принимая в соображение явления жизни и сознания, мы непременно должны признать, что цепь явлений из последовательности чисто физической очень часто переходит в последовательность биологическую, то есть уже заключающую в себе много скрытого, невидимого для нас, или в последовательность психологическую, где ещё больше скрытого; а при обратном переходе в физическую последовательность из биологической и психологической сфер — действия идут часто, если не всегда, именно из их скрытых от нас сторон, т. е. причиной видимого является невидимое. На основании этого мы должны признать, что цепи последовательностей невозможно рассматривать в мире одних [только] физических явлений. Когда эта последовательность касается жизни человека или человеческого общества, то мы ясно видим, как она часто уходит из «физической сферы» и опять в неё возвращается. Смотря с этой точки зрения мы увидим, как в жизни одного человека, так и в жизни общества, множество ручьёв, временами выходящих на поверхность и бьющих буйными потоками и временами уходящих глубоко под землю, скрывающихся от глаз, но не исчезающих, и только ждущих своего момента, чтобы опять появиться на поверхности.

Мы наблюдаем в мире постоянные цепи явлений и видим, как эти цепи, не прерываясь, переходят из одного порядка явлений в другой. Мы видим, как явления сознания — мысли, чувства, желания — сопровождаются явлениями физиологическими, а может быть и создают их, и дают начало рядам чисто физических явлений, и мы видим, как физические явления, делаясь объектом зрительных, слуховых, осязательных, обонятельных и других ощущений, возбуждают физиологические явления и затем психологические. Но, смотря на жизнь со стороны, мы видим только физические явления. И, уверив себя, что это единственная реальность, мы можем совсем не замечать других. Тут проявляется огромная сила внушения ходячих идей. Искреннему позитивисту кажется софистикой всякое метафизическое построение, доказывающее нереальность материи или энергии. Оно кажется ему чем-то ненужным, досадным, мешающим правильному ходу мысли, покушающимся без цели и без смысла на то, что единственно, по его мнению, твёрдо установлено, на единственно непреложное, лежащее в основе всего. Он досадливо отмахивается от «идеалистических» или «мистических» теорий, как от жужжания комара…

Но дело в том, что мысль и энергия в сущности своей — различны, и не могут быть одним и тем же, потому что мысль есть субъективное явление, а энергия — объективное. И если вскрыть мозг живого человека и увидеть все колебания клеток серого вещества мозга и все дрожания волокон белого вещества, то всё-таки всё это будет только движение, а мысль [как явление] останется где-то за пределами исследования, отходя от последнего при всяком приближении к ней, как тень. «Позитивист», если он начинает сознавать всё это, чувствует, что у него из-под ног уходит почва; чувствует, что со своим методом он никогда не подойдёт к мысли [как явлению]. И он ясно видит необходимость нового метода. Только подумав это, он вдруг начинает замечать крутом себя вещи, которых раньше не видел. Глаза открываются у него на то, чего он раньше не хотел видеть. Стены, которые он сам построил кругом себя, начинают рушиться одна за другой, и за падающими стенами перед ним раскрываются бесконечные горизонты возможностей знания, которые ему раньше даже не снились.

И тогда у него совершенно меняется взгляд на всё окружающее. Он понимает, что видимое производится невидимым; и что, не поняв невидимого, нельзя понять видимого. Его «позитивизм» начинает колебаться. И если это человек со смелой мыслью, то в один прекрасный момент он увидит, что как раз то, что он считал реальным и истинным — нереально и ложно, а то, что он считал ложным — реально и истинно.

Прежде всего он видит, что проявившиеся физические явления часто скрываются, точно ручей, ушедший под землю. Но не исчезают совсем, а живут в скрытом виде в чьём-то сознании, в чьей-то памяти, в чьих-то словах или в книгах, как будущая жатва скрывается в семенах. И потом опять вырываются на свет, из скрытого состояния переходят в явное, производя шум, гром и движение.

Мы видим эти переходы невидимого в видимое в личной жизни человека, видим в жизни народов, в истории человечества. Эти цепи событий идут непрерывно, переплетаясь между собою, входя одна в другую, временами скрываясь от наших глаз, временами появляясь опять.

Художественное изображение этой идеи я нахожу в статье «Карма» Мабель Коллинз в книге «Light on the Path».

Приведённое место показывает нам, что идея кармы, созданная в глубокой древности индийской философией, есть идея непрерывной последовательности явлений. Каждое явление, как бы мало оно ни было, есть звено бесконечной и неразрывной цепи, идущей из прошедшего в будущее, переходя из одной сферы в другую, то появляясь в виде физических явлений, то скрываясь в явлениях сознания.

Если мы посмотрим на идею кармы с точки зрения нашей теории времени и пространства многих измерений, то для нас перестанет казаться чудесной и непонятной связь отдалённых событий. Раз самые отдалённые по времени события соприкасаются в четвёртом измерении, то это значит, что в сущности они происходят одновременно, как причина и следствие. И стены, разделяющие их, только наша иллюзия, которую не может превозмочь наш слабый рассудок. Вещи соединены не временем, а внутренней связью, внутренним соотношением. И время не может разъединить вещи, внутренне близкие, вытекающие одна из другой. Какие-нибудь другие свойства этих вещей заставляют их казаться нам разъединёнными океаном времени. Но мы знаем, что этого океана в действительности не существует, и начинаем понимать, каким образом и почему события одного тысячелетия могут непосредственно влиять на события другого тысячелетия.

Для нас становится понятной скрытая деятельность событий. Мы понимаем, что для наших глаз явления должны делаться скрытыми, чтобы сохранить нам иллюзию времени.

Мы знаем это, знаем, что сегодняшние события вчера были идеями и чувствами — и что завтрашние события сегодня лежат в чьём-то раздражении, в чьём-то голоде, в чьём-то страдании, а может быть ещё больше в чьём-то воображении, в чьей-то фантазии, в чьих-то мечтах. Мы знаем всё это, и тем не менее наша «позитивная» наука упорно желает видеть последовательность только между видимыми явлениями, то есть считать каждое видимое или физическое явление следствием только [лишь] другого физического явления, одинаково видимого.

Это стремление рассматривать всё на одной плоскости, нежелание признать что-либо вне этой плоскости, страшно суживает наш взгляд на жизнь, не даёт нам охватить её полностью — и вместе с материалистическими попытками объяснить высшее как функцию низшего является главным тормозом развития нашего знания, главной причиной неудовлетворенности наукой, жалоб на банкротство науки и её действительного банкротства во многих отношениях.

Неудовлетворённость наукой вполне основательна, и жалобы на её несостоятельность вполне справедливы, потому что наука действительно зашла в тупик, из которого нет выхода, и официальное признание того, что её главные направления были сплошным заблуждением, это только вопрос небольшого времени.

* * *

Возьмём какой-нибудь простой пример, где бы происходили в связи между собою все три рода известных нам явлений — явления физические, явления жизни и явления сознания — и посмотрим, как рассматривает их позитивная наука.

Представьте себе, что вы стоите у окна и видите на улице человека, который стреляет из револьвера в другого человека.

[Здесь] целая цепь явлений, идущая, очевидно, издалека, из неизвестного вам прошедшего, и уходящая в неизвестное вам будущее. Цепь совершенно связанная и нераздельная. «Выстрел» — звено в этой цепи.

Но, если наука будет рассматривать выстрел, она возьмёт его совершенно вне той цепи, звеном которой он является, и если построит свою цепь явлений, звеном которой, по её мнению, явится выстрел, то возьмёт эти явления в неправильной последовательности, потому что включит в эту цепь только явления физические.

«Выстрел» есть звено бесконечной цепи явлений. Это наука может признать. Но, рассматривая выстрел, она непременно возьмёт его как нечто конечное, то есть как нечто, имеющее начало и конец, потому что у неё нет ни метода, ни средств для обращения с бесконечными рядами. Правда, математика, которую позитивная мысль кладёт в основу своих построений, совершенно точно устанавливает, что бесконечные величины подчинены совсем другим законам, чем конечные, и что с бесконечными величинами нельзя обращаться как с конечными. Этого наука тоже не может не признать в теории. Но на практике она совсем не считается с этим в своих заключениях. И непременно желает рассматривать всякое явление как конечное. Так и в данном случае.

Что такое выстрел с точки зрения науки? Движение гашетки и пружины, удар курка по пистону, взрыв газов, выбрасывающий пулю, звук от сотрясения воздуха, полёт пули и удар её во что-нибудь, лежащее на её пути.

Вот и всё, что видно с позитивной точки зрения. В какой же цепи является звеном это явление, рассматриваемое таким образом? Физик скажет, что причиной выстрела явилась взрывчатая сила, заключающаяся в порохе, то есть способность его быстро переходить в газообразное состояние, давая при этом огромное количество газов, сравнительно с небольшим количеством твёрдого вещества. Он объяснит, почему это происходит, расскажет, из чего сделан порох, может быть, укажет, откуда и каким образом перешла в порох энергия, развившаяся при выстреле. Затем он таким же образом разберёт пистон и в заключение признает, что толчком к освобождению энергии, проявившейся при выстреле, явилось сокращение мускулов пальца, нажавшего гашетку. Небольшое количество энергии, затраченное в этом маленьком движении, несомненно было раньше заимствовано из окружающего мира, получено с пищей, с воздухом. Возможно, что при нажатии на гашетку пальцем действовала энергия, заключавшаяся в съеденном накануне куске мяса.

О последствиях выстрела наука скажет, что вырвавшиеся газы произвели сотрясение воздуха, и сила, вложенная при выстреле в пулю, ушла на разрывание мяса, костей и жил в теле другого человека.

Всё изложенное не карикатура, а совершенно точное изображение научного метода описания явлений. Больше наука, оставаясь наукой, ничего сказать не может.

Но посмотрим, насколько такое рассмотрение выстрела соответствует действительности. Посмотрим реально, в каких цепях является звеном выстрел. Здесь мы прежде всего приходим к признанию очень важного факта. Выстрел является звеном в очень многих цепях. Позитивная наука рассматривает одну из них — цепь физической последовательности. Между тем в действительности «выстрел» — точка пересечения очень многих линий, звено очень многих перекрещивающихся на нём цепей. Попробуем рассмотреть другие цепи. Прежде всего посмотрим — правильно или неправильно мы считаем фактом, что выстрел есть звено во многих цепях, во многих последовательностях явлений.

Цепь физической последовательности, которую рассматривает наука, не есть причинная цепь, то есть это не есть цепь предшествовавших причин, приведших к выстрелу. Это есть цепь средств, создавших возможность явления выстрела. Это цепь накопления физической энергии, развязанной при выстреле. Но развязало эту энергию нечто совсем другое. Развязало эту энергию чувство, горевшее в момент выстрела в душе стрелявшего, его желание выстрелить, решение выстрелить. Желание и решение выстрелить — это явления сознания. Они создались под влиянием многих других предшествовавших им обстоятельств. И ряд этих предшествовавших обстоятельств, куда входили и явления сознания, и физические явления, представляет собой причинную цепь выстрела, то есть цепь причин, создавших явление выстрела, развязавших все скрытые энергии (мускульную силу пальца и взрывчатую силу пороха), действовавшие в момент выстрела. В выстреле ряд затаённых, скрытых явлений сознания — желания мести, злобы, ненависти, страха — выразился в виде физического явления.

Ручей из-под земли выбился наружу.

Несомненно, что выстрел — звено в цепи многих событий. Может быть, это результат заговора; может быть, он вызван страстью и ревностью; может быть, человек стрелял защищаясь, [а] может быть, защищая другого; может быть, он действовал по чувству долга, [и] может быть, им руководили его личные эмоции — во всяком случае «выстрел» имел свою историю в прошедшем, и он будет иметь её в будущем. За ним следуют прямые и непосредственные последствия: рана, нанесённая другому человеку, боль, страданье, может быть, смерть, горе его близких, их озлобление против убийцы, арест стрелявшего, допрос, следствие, суд и т. д. Всё это цепи событий, звеном которых является выстрел.

Если мы будем рассматривать выстрел вне этих цепей, мы никогда не поймём, что представляет собой выстрел как явление [в целом].

Позитивная наука, считающая себя реальной и точной, на самом деле изучает совершенно искусственный фантастический мир, не имеющий ничего общего с реальным миром. В реальном мире нет ничего отдельного, всё связано. Нет ничего конечного, законченного, определившегося. Наука изучает «выстрел», беря его только как понятие, то есть беря только общие свойства всех (или большинства) выстрелов. Но в реальном мире выстрела как понятия не существует. Логическое понятие выстрела это просто искусственное нечто, созданное для удобства рассуждения. Изучать это искусственное нечто, принимая его за реальное, это и значит впадать в грех материализма — принимать ложное за реальное. В действительности каждый выстрел есть звено в своей собственной, совершенно особенной комбинации причинных цепей. И нельзя из этой комбинации цепей искусственно брать только одну, внешнюю. Если мы не знаем или не видим ничего кроме этой внешней последовательности, [то] мы знаем только феномен того, что в действительности произошло, то есть, собственно, не знаем ничего. Два феномена, кажущиеся совершенно одинаковыми, могут быть звеньями настолько различных комбинаций причинных цепей, что в действительности эти явления не только не одинаковы, но прямо противоположны одно другому.

Для позитивного мышления все выстрелы одинаковы; они различаются только силой. Но для действительно точного исследования двух одинаковых выстрелов нет.

Мы можем — не предположительно, но совершенно утвердительно — сказать, что мир физических явлений представляет собой как бы разрез другого мира, который существует здесь же и события которого происходят здесь же, но невидимо для нас. Нет ничего чудеснее и сверхъестественнее жизни. Возьмите улицу большого города во всех её деталях. Получится огромное разнообразие фактов. Но как много скрывается под этими фактами того, чего совсем нельзя видеть. Сколько желаний, страстей, мыслей жадных, алчных, сколько страдания, мелкого, крупного, сколько обмана, сколько фальши, сколько лжи, сколько невидимых нитей — симпатий, антипатий, интересов — связывающих эту улицу со всем миром. Если представить себе всё это, то станет ясно, что улицу нельзя изучить только по тому, что видно. Нужно войти вглубь [событий]. Сложный и обширный феномен улицы не покажет её бесконечного ноумена, связанного и с вечностью, и со временем, и с прошедшим, и с будущим, и со всем миром.

Поэтому видимый феноменальный мир мы с полным основанием можем рассматривать как разрез какого-то другого, бесконечно более сложного мира, в данный момент для нас проявляющегося в первом.

И этот мир ноуменов бесконечен и непостижим для нас, как непостижим для двумерного существа трёхмерный мир во всём разнообразии его функций. Самое большое приближение к «истине», какое только возможно для человека, заключается в положении: всякая вещь имеет бесконечное разнообразие значений, и всех этих значений знать невозможно. Иначе говоря, «истина», как мы её понимаем, то есть конечное определение, возможна только в конечном ряду явлений. В бесконечном ряду она где-нибудь непременно станет своей собственной противоположностью.

Последнюю мысль выразил Гегель: «всякая идея, продолженная до бесконечности, становится своей собственной противоположностью».

В этом [феноменальном] изменении значения лежит причина непостижимости ноуменального мира для человека. Ноумен вещи, то есть вещь в себе, заключается в бесконечном количестве функций и значений вещи, которых нашим умом охватить невозможно. И кроме того, [то же происходит] в изменении значения одной и той же вещи: в одном значении вещь — это огромное целое, включающее в себя множество частей, в другом значении это ничтожная часть большого целого. И наш ум не может связать всего этого в одно. Поэтому ноумен вещи отступает от нас по мере нашего познания, как тень идёт впереди нас. Так говорит «Свет на Пути»:

Это значит, что всякое познание условно. Мы никогда не можем охватить всех значений одной данной вещи, потому что для того, чтобы охватить все эти значения, нам нужно охватить весь мир, со всем разнообразием его значений.

Главное различие феноменальной и ноуменальной сторон мира заключается в том, что первая всегда ограничена, всегда конечна, она охватывает те свойства данной вещи, которые мы вообще можем познать как явления; вторая, ноуменальная сторона, всегда неограничена, всегда бесконечна. И мы никогда не можем сказать, где кончаются скрытые функции и скрытое значение данной вещи. Вернее всего, они не кончаются нигде. Они могут бесконечно меняться, то есть казаться разными, всегда новыми с новых точек зрения, но они не могут исчезнуть, так же как не могут закончиться, остановиться.

Всё самое высшее, к чему мы придём в понимании смысла, значения, души данного явления, с другой, ещё более высокой точки зрения, при ещё более широком обобщении, будет опять иметь другой смысл. И конца этому нет! В этом величие и ужас бесконечности.

* * *

При этом мы должны помнить, что мир, как мы его знаем, не представляет собою чего-либо устойчивого. Он должен меняться при малейшем изменении форм нашего познавания. Явления, кажущиеся нам совершенно отдельными, могут быть видны для другого, более широкого сознания, как части одного целого. Явления, кажущиеся нам совершенно одинаковыми, могут оказаться совершенно различными. Явления, представляющиеся нам как нечто целое и неделимое, на самом деле могут быть очень сложными, включать в себя различные, не имеющие между собой ничего общего, элементы. И всё вместе может быть одним целым [из] совершенно непонятной нам категории. Поэтому рядом с нашим взглядом на вещи возможен другой взгляд, как бы из другого мира, оттуда, «из того, что лежит по ту сторону».

Причём оттуда означает не другое место, а другой способ познания, новое сознание. И мы начнём смотреть не отсюда, а оттуда, если будем рассматривать явление не как отдельный феномен, а вместе со всеми перекрещивающимися в нём цепями явлений.