Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Пётр Демьянович Успенский (ГЛАВА II) #3

ГЛАВА II

Я уже сказал, что Кант поставил проблему, но разрешения её не дал и пути к её разрешению не указал. Точно так же ни один из известных комментаторов, толкователей, последователей и противников Канта не нашёл ни этого разрешения, ни пути к нему.

Первые проблески правильного понимания проблемы Канта и первые намёки на возможный путь к её разрешению я нахожу у английского писателя Хинтона (С.Н. Hinton), автора книг «Новая эра мысли» и «Четвёртое измерение»[1].

Эти книги заключают в себе интересную сводку многого из того, что писалось до них по проблемам высших измерений и собственные идеи автора, имеющие непосредственную связь с затрагиваемыми здесь темами.

Хинтон говорит, что при комментировании идей Канта обыкновенно берётся только их отрицательная сторона. Именно тот факт, что мы можем чувственно познавать вещи только во времени и в пространстве, рассматривается как препятствие, мешающее нам видеть, каковы в действительности вещи сами по себе, не дающее нам познавать их так, как они есть, налагающее на них то, что им не присуще, закрывающее их от нас.

«Но, — говорит Хинтон, — если мы возьмём положение Канта просто как оно есть — не видя непременно в пространственном восприятии препятствия к правильному восприятию — и скажем себе, что мы воспринимаем вещи при помощи пространства, тогда мы можем рассматривать наше чувство пространства (space sense) не как отрицательное условие, мешающее нам воспринимать мир, а как положительное средство, при помощи которого ум получает свои опыты, то есть при помощи которого мы познаём мир.

Существует много книг, в которых вопрос, поставленный Кантом, трактуется с некоторым унынием — как будто познание в пространстве есть род завесы, отделяющий нас от природы. Но нет никакой надобности разделять это уныние. Мы должны признать, что при помощи пространства мы познаём то, что есть.

Пространство есть орудие ума.

Очень часто бывает, что высказываемое положение кажется очень глубоким, тёмным и трудным для понимания просто вследствие того, что глубокие мыслители заключили в непонятную форму простое и практическое замечание. Но попробуем посмотреть на великую кантовскую идею пространства с практической точки зрения. Мы приходим к следующему. Необходимо развивать чувство пространства, потому что это есть средство, при помощи которого мы думаем о реальных вещах».

«Согласно Канту, — пишет Хинтон дальше, — чувство пространства или интуиция пространства есть самая основная сила ума. Но я нигде не встречал идеи систематического воспитания чувства пространства. Это предоставляется случаю. Между тем специальное развитие чувства пространства знакомит нас с целыми сериями новых понятий.

Фихте, Шеллинг, Гегель развили некоторые из идей Канта и написали замечательные книги. Но истинными преемниками его являются Гаусс и Лобачевский.

Потому что, если интуиция пространства есть средство, при помощи которого мы познаём, то из этого следует, что могут быть различные роды интуиций пространства. Интуиция пространства должна быть, так сказать, окрашена условиями (психической деятельности) существа, пользующегося ею.

Замечательным анализом упомянутые великие геометры показали, что пространство не ограничено, как, по-видимому, позволяет нам думать обычный опыт, но что мы вполне способны постигать новые роды пространства». (A New Era of Thought)

Хинтон изобрёл сложную систему воспитания и развития чувства пространства при помощи упражнений с сериями разноцветных кубов. Изложению этой системы посвящены его упомянутые книги. По моему мнению, упражнения Хинтона интересны со стороны теории, но практическое значение могут иметь только в отдельных случаях, для людей одного склада ума с самим Хинтоном.

Упражнения ума по системе Хинтона должны прежде всего повести к развитию способности представлять вещи не так, как их видит глаз, то есть не в перспективе, а как они есть геометрически, то есть, например, приучить представлять куб сразу со всех сторон. А установление такой способности представления не в перспективе в свою очередь должно необыкновенно расширить пределы деятельности нашего сознания, создавая новые понятия и усиливая способность аналогии[2].

* * *

Кант установил, что расширение знаний при существующих условиях восприятия не приблизит нас к вещам в себе. Хинтон же утверждает, что можно при желании изменить сами условия восприятия и таким образом приблизиться к истинным сущностям.

«Наше пространство, как мы обыкновенно думаем о нём, постигается ограниченным — не в протяжении, но в некотором отношении, которое мы можем реализовать только тогда, когда мы думаем о наших способах измерения пространственных объектов. Найдено, что существуют только три независимых направления, в которых может быть измеряемо тело. Оно должно иметь высоту, длину и ширину; но оно не имеет измерения сверх этих. Всякое новое измерение будет слагаться из этих старых.

В теле нет точки, которой бы мы не могли достигнуть, двигаясь по комбинации этих трёх направлений.

Но почему пространство должно быть ограничено тремя независимыми направлениями?

Геометры находят, что нет никакой причины, почему тела должны быть так ограничены. Но в действительности тела, которые мы можем измерять, ограничены именно так. Поэтому мы приходим к заключению, что пространство, которое мы употребляем для познания обычных объектов в мире, ограничено тремя измерениями. Но весьма возможно, что в мире есть существа, способные познавать пространство четырёх измерений.

Можно сказать очень много относительно пространства высших измерений, чем наше, и можно разработать аналитически много проблем, относящихся к этому, которые представятся по пути. Но можем ли мы познать четырёхмерное пространство таким же способом, каким познаём наше пространство? Можем ли мы думать о теле четырёх измерений как о единице, имеющей свои свойства, таким же способом, каким мы думаем о теле, имеющем определённую форму в пространстве, с которым мы знакомы.

В четырёхмерных телах нет никакой тайны и, если мы идём правильным путём, то познание их представляет не больше трудности, чем познание обыкновенных трёхмерных форм.

Когда приобретена способность познавать в четырёх измерениях или, говоря вернее, когда эта способность сделана сознательной, потому что в несовершенной форме она существует у всех — открываются новые горизонты. Способности ума развиваются, и пользование более широким пространством как орудием мышления раскрывает перед сознанием новый путь. Причём мы пользуемся здесь той самой истиной, которая, когда её впервые высказал Кант, по-видимому, запирала ум в такие тесные границы. Наше восприятие подвержено условиям бытия в пространстве. Но пространство не ограничено, как мы сначала думали.

Следующим шагом, после того, как мы образовали эту силу понятия в более обширном пространстве, должно быть исследование природы и выяснение, какие феномены могут быть объясняемы четырёхмерными отношениями.

Мысль прошедших веков пользовалась понятием трёхмерного пространства, на основании его классифицировала многие явления — и выработала много полезных правил для практического действия. Путь, который открывается перед нами в будущем, заключается в применении понятия четырёхмерного пространства к явлениям природы и к исследованиям того, что может быть найдено этими новыми способами познания.

Для расширения познания необходимо насколько возможно дальше отделить элементы себя, то есть личные элементы, вкладываемые нами во всё познаваемое нами, от того, что познаётся, чтобы наше внимание не отвлекалось (на нас самих) от свойств собственно воспринимаемого.

Только освободившись от элементов себя в восприятии мы становимся в положение, в котором можем задавать разумные вопросы. Только освободившись от идеи кругового движения солнца вокруг земли (то есть вокруг нас — элемент себя) мы получаем возможность изучать солнце.

Худшая сторона элемента себя в восприятии заключается в том, что мы даже не подозреваем в себе этого элемента, пока не освободимся от него.

Чтобы понять, что значит элемент себя в нашем восприятии, вообразим себя внезапно перенесёнными в другую часть вселенной, где мы находимся среди разумных существ, с которыми мы вступаем в разговор. Представим себе, что мы начинаем описывать им наш мир и наше солнце, и говорим, что солнце — это яркое, горячее тело, движущееся кругом нас. Они ответят на это: "Вы сказали нам нечто относительно солнца, но в то же время вы сказали нечто относительно себя".

Поэтому, желая знать что-нибудь относительно солнца, мы должны прежде всего освободиться от элемента себя, внесённого в наше познание солнца движением вокруг него земли, на которой мы находимся.

Одна из серьёзных частей работы по воспитанию и развитию чувств пространства должна заключаться в освобождении от элементов себя в познании расположения предметов.

Каковы могут быть отношения нашей вселенной, или нашего пространства, ко вселенной четырёхмерного пространства — совершенно не определено. Чтобы понять эти отношения, потребуется очень много работы и изучения, и когда они будут поняты — они покажутся такими же естественными и простыми, как кажется нам теперь простым и естественным положение Земли среди других планет.

Изучение расположения должно быть разделено на два класса: первое, создающее эту способность, и второе, дающее возможность упражнять её. Математика представляет собой такое упражнение; но я не думаю, что она может создать эту способность. И, к несчастью, в математике, как она теперь обыкновенно преподаётся, ученика пускают сразу в море символов, не давая ему возможности схватить их смысл и значение.

Из всех единиц, которые могут служить для изучения расположения, я выбираю куб. Я нашёл, что, когда я брал какую-нибудь другую единицу, я сбивался и терял путь. С кубом мы пойдём не очень быстро, но всё будет совершенно очевидно и ясно и мы построим целое, каждая часть которого будет видна.

Наша работа будет заключаться в следующем: изучение при помощи кубов фактов расположения; и процесс изучения будет состоять в действительном построении кубов. Таким образом мы приведём наш ум в соприкосновение с природой».

* * *

К книгам Хинтона мне придётся несколько раз возвращаться. Но прежде необходимо установить наше отношение к идеям, которых касается проблема Канта.

Что такое пространство?

Взятое как объект, то есть представляемое вне нашего сознания, пространство есть для нас форма вселенной, или форма материи во вселенной.

Пространство обладает бесконечной протяжённостью по всем направлениям. Но при этом оно может быть измеряемо только в трёх независимых друг от друга направлениях — в длину, ширину и высоту; эти направления мы называем измерениями пространства и говорим, что наше пространство имеет три измерения, что оно трёхмерно.

Независимым направлением мы в этом случае называем линию, лежащую под прямым углом к другой.

Таких линий, то есть лежащих одновременно под прямым углом одна к другой и не параллельных между собою, наша геометрия (то есть наука об измерении земли или материи в пространстве) знает только три.

Если бы мы независимым направлением назвали линию, лежащую не под прямым углом к другой, то есть не под углом в 90°, а под углом, скажем, в 30°, то тогда число измерений у нас было бы не три, а девять.

Из этого видно, что трёхмерность нашего пространства есть просто геометрическая условность, и зависит от того, что при измерении мы пользуемся, как единицей, прямым углом.

Но в то же время в нашем пространстве и в нашей вселенной мы знаем только три перпендикуляра, то есть только три независимых прямых угла.

Почему именно три, а не десять и не пятнадцать?

Этого мы не знаем.

И замечателен ещё один факт, что больше трёх перпендикуляров мы — или в силу какого-то таинственного свойства вселенной, или в силу ограниченности своего умственного аппарата — представить себе не можем.

Но мы называем вселенную бесконечной. А так как первое условие бесконечности — это бесконечность по всем направлениям и во всех возможных отношениях, то мы должны предположить в пространстве бесконечное число измерений, то есть предположить возможность бесконечного числа линий, перпендикулярных и не параллельных одна другой. И предположить при этом, что из этих линий мы почему-то знаем только три.

В таком виде является вопрос о высших измерениях обычному сознанию.

И так как больше трёх перпендикуляров мы построить всё-таки не можем, то должны во всяком случае признать, что если трёхмерность нашего пространства условна, то ограниченность нашего пространства по отношению к геометрическим возможностям — несомненный факт. Хотя, конечно, если свойства пространства создаются какими-то свойствами нас самих, то и ограниченность лежит в нас самих.

От чего бы эта ограниченность ни зависела, факт тот, что она существует.

Данная точка может быть вершиной только восьми независимых трёхсторонних прямоугольных пирамид. Из данной точки можно провести только три перпендикулярные и не параллельные одна другой линии.

Исходя из этого, мы определяем мерность пространства количеством возможных в нём линий, лежащих под прямым углом одна к другой.

На линии, перпендикуляра к ней, т. е. другой линии, не может быть. Это одномерное пространство.

На поверхности возможны два перпендикуляра. Это двумерное пространство.

В «пространстве» — три перпендикуляра. Это трёхмерное пространство.

Идея четвёртого измерения возникла из предположения, что кроме трёх известных нашей геометрии измерений существует ещё четвёртое, нам почему-то недоступное и неизвестное, то есть, что кроме трёх нам известных возможен таинственный четвёртый перпендикуляр. Практически это предположение основывается на том соображении, что в мире существуют вещи и явления, несомненно реально существующие, но совершенно неизмеримые в длину, ширину и высоту и лежащие как бы в стороне от трёхмерного пространства.

* * *

Реально существующим мы можем считать то, что производит известное действие, что имеет известные функции, является причиной чего-либо другого.

То, что не существует, не может произвести никакого действия, не имеет функции, не может быть причиной.

Но есть разные виды существования. Есть физическое существование, узнаваемое по известного рода действиям и функциям, и есть метафизическое существование, узнаваемое по своим действиям и по своим функциям.

И дом существует, и идея добра и зла существует. Но они существуют не одинаково. Один и тот же способ доказательства существования не годится для доказательства существования дома и для доказательства существования идеи. Дом — это физический факт, идея — это метафизический факт. И физический и метафизический факты существуют, но существуют различно.

Для того, чтобы доказать идею разделения добра и зла, то есть метафизический факт, я должен доказать её возможность. Этого будет уже достаточно. Но, если я докажу, что дом, то есть физический факт, может существовать, то это ещё совсем не значит, что он действительно существует. Если доказать, что человек может иметь дом — это не доказательство, что он его имеет.

И наше отношение к идее и к дому совершенно различное. Дом известным усилием можно уничтожить — сжечь, сломать. Дом перестанет существовать, но попробуйте усилием уничтожить идею. Чем больше бороться с ней, спорить, опровергать, осмеивать, тем больше будет расти идея, увеличиваться и усиливаться. Напротив — молчание, забвение, неделание, «непротивление» уничтожат, во всяком случае ослабят, идею. Молчание, забвение не повредят дому, не повредят камню. Ясно, что существование дома и существование идеи — это разные существования.

Таких разных существований мы знаем очень много. Существует книга, и существует содержание книги. Существуют ноты, и существует заключённая в них музыка. Существует монета, и существует покупная сила монеты. Существует слово, и существует заключённая в нём энергия.

Мы видим, с одной стороны, ряд физических фактов, с другой стороны — ряд метафизических факторов.

Как факты первого ряда, так и факты второго ряда существуют, но существуют различно.

Для обычного позитивного взгляда покажется в высшей степени наивным говорить о покупной силе монеты отдельно от монеты; об энергии слова отдельно от слова; о содержании книги отдельно от книги и т. п. Мы все знаем, что это «только так говорится», что на самом деле покупной силы, энергии слова и содержания книги не существует, что мы этими понятиями только обозначаем ряд явлений, известным образом связанных с монетой, со словом, с книгой, но в сущности совершенно отдельных.

Но так ли это?

Мы решили ничего не принимать как данное и, следовательно, не должны ничего отрицать как данное.

Мы видим в вещах, кроме внешнего, нечто внутреннее. Знаем, что это внутреннее составляет неразрывную часть вещей, обыкновенно, их главную сущность. И вполне естественно мы спрашиваем себя, где находится это внутреннее и что оно собой представляет? Мы видим, что это внутреннее не заключается в нашем пространстве. У нас составляется идея «высшего пространства», имеющего большее число измерений, чем наше. И наше пространство является тогда как бы частью высшего пространства, то есть мы начинаем предполагать, что знаем, ощущаем и измеряем только часть пространства, ту часть, которая измерима в длину, ширину и высоту.

* * *

Раньше было сказано, что пространство мы обыкновенно рассматриваем как форму вселенной или как форму материи во вселенной. Чтобы пояснить это, можно сказать, что «куб» есть форма материи в кубе; «шар» есть форма материи в шаре; «пространство» — бесконечная сфера — есть форма всей материи во вселенной.

Е.П. Блаватская в «Тайной доктрине» говорит о пространстве так:

Чрезвычайная абсурдность предположения, что пространство может быть измеряемо в каком-нибудь направлении, не имеет даже особенного значения. Фамильярная фраза о четвёртом измерении пространства может быть только сокращением более полной формы: четвёртое измерение материи в пространстве… Ход эволюции может иметь целью ввести нас в новые характеристики материи…

Но формула, определяющая «пространство» как «форму материи во вселенной», страдает тем недостатком, что в неё введено понятие «материя», то есть неизвестное.

О тупике x = y, y = x, к которому приводят попытки физического определения материи, я уже говорил.

Психологические определения приводят к тому же.

В известной книге «Физиология души» А.И. Герцен говорит:

Мы называем материей всё, что прямо или косвенно оказывает сопротивление движению, прямо или косвенно производимому нами, обнаруживая при этом замечательную аналогию с нашими пассивными состояниями.

И мы называем силой (движением) то, что прямо или косвенно сообщает движение нам самим или другим телам, обнаруживая при этом величайшее сходство с нашими активными состояниями.

Следовательно, «материя» и «движение» — как бы проекции нашего активного и пассивного состояния. Ясно, что пассивное состояние можно определить только при помощи активного, и активное при помощи пассивного. Следовательно, опять два неизвестных, определяющих одно [через] другое.

Очень хорошо говорит о материи Е. Дуглас Фоусет, автор статьи «Идеализм и проблема природы» в журнале «The Quest» (апрель, 1910 г.):

Материя (подобно силе) не представляет для нас никакого затруднения. Мы знаем всё относительно её, по той простой причине, что сами изобрели её. При помощи «материи» мы думаем о чувственных объектах. Это умственная замена конкретных, но чересчур сложных фактов, с которыми трудно обращаться.

…Строго говоря, материя существует только как понятие… Но характер материи, даже если её рассматривать как понятие, настолько неочевиден, что большинство людей не в состоянии даже сказать точно, что они подразумевают под этим словом.

Здесь указывается на очень важный факт: материя и сила — это только логические понятия, то есть только слова, принятые для обозначения длинных рядов разнообразных фактов. Нам, воспитанным на «физике», очень трудно понять это. Но в сущности — кто и когда видел материю или силу? Мы видим вещи, видим явления. Материи, отдельно от вещества, из которого состоит или сделана данная вещь, мы никогда не видали и никогда не увидим, а данное вещество это совсем не материя, это дерево или железо, или камень. Точно так же никогда мы не увидим силы отдельно от действия. Что это значит? Это значит, что материя и сила — это такие же отвлечённые понятия, как «ценность» или «труд», как «покупная сила» монеты, как «содержание» книги; это значит, что материя — есть «то вещество, из которого сделаны сны» (Шекспир). И как это «вещество» мы никогда не можем осязать и видим только во сне, так и физическую материю мы никогда не можем ни осязать, ни увидеть, ни услышать, ни сфотографировать отдельно от вещей. Мы познаём — плохо или хорошо — вещи и явления. Но никогда не познаем материи и силы отдельно от вещей и явлений.

Материя — это такое же отвлечённое понятие, как истина, добро, зло.

Материю или часть материи нельзя заключить в химическую реторту или колбу, так же как нельзя продавать в пузырёчках тьму египетскую. Но говорят, что «тьма египетская» в виде чёрного порошка продаётся на Афоне, поэтому может быть кто-нибудь видел и материю.

Чтобы разбираться в этих вопросах, нужна известная подготовка или большое внутреннее чутьё. К сожалению, люди очень легко берутся рассуждать об основных вопросах мироздания.

Человек легко признаёт свою некомпетентность в музыке или в высшей математике, или в балетном искусстве, но он всегда оставляет за собой право иметь мнение и судить в вопросах, относящихся к «основным началам».

Говорить с такими людьми очень трудно.

Потому, что как ответить человеку, который с недоумением смотрит на вас, стучит пальцем по столу и говорит: «Это материя, это я знаю, чувствую? Как же это может быть отвлечённое понятие?» Ответить на это так же трудно, как ответить человеку, который говорит: «Я же вижу, что солнце восходит и заходит!»

* * *

Возвращаясь к пространству, мы должны во всяком случае не вводить неизвестных в его определение. Мы должны определить его при помощи тех двух данных, которые мы решили принять в самом начале.

Мир и сознание — это два факта, которые мы решили признать существующими.

Миром мы называем комбинацию неизвестных причин наших ощущений.

Материальным миром мы называем комбинацию неизвестных причин определённых рядов ощущений: зрительных, слуховых, осязательных, обонятельных, вкусовых, ощущений веса, массы и т. п.

Пространство есть или свойство мира, или свойство нашего познания мира.

Трёхмерное пространство есть или свойство материального мира, или свойство нашего восприятия материального мира.

Вопрос заключается в том: как подойти к изучению пространства?