ГЛАВА XXI

Всё сказанное относительно математических величин относится также к логическим понятиям. Конечные математические величины и логические понятия подчинены одним законам.

Мы выяснили теперь, что законы, найденные нами в пространстве трёх измерений и действующие в этом пространстве, не применимы, неправильны и неверны в пространстве большего числа измерений.

И это одинаково как в математике, так и в логике.

Как только вместо конечных и постоянных величин мы начинаем рассматривать бесконечные и переменные, мы видим, что основные аксиомы нашей математики к ним относиться не могут.

И как только вместо понятий мы начинаем мыслить другими единицами, так мы должны быть готовы встретиться с огромным количеством абсурдов с точки зрения существующей логики.

Эти абсурды кажутся нам такими, потому что мы к миру многих измерений подходим с логикой трёхмерного мира.

Раньше было доказано, что для животного, то есть двухмерного существа, мыслящего не понятиями, а представлениями, наши логические положения должны показаться бессмыслицей.

Такой же бессмыслицей кажутся нам логические отношения в мире многих измерений. Надеяться на то, что отношения «потустороннего мира», или мира причин, могут быть логическими, с нашей точки зрения нет совершенно никаких оснований. Наоборот, можно сказать, что всё логическое не потусторонне, не ноуменально, а феноменально. Ничего с нашей точки зрения логического по ту сторону быть не может. Всё, что там есть, должно нам казаться логическим абсурдом, бессмыслицей. И мы должны помнить, что с нашей логикой тут идти нельзя.

Отношение мысли человечества в её главных течениях к потустороннему миру всегда было очень неправильным.

В «позитивизме» люди совсем отрицали потусторонний мир, потому что, не признавая возможности других логических отношений, кроме тех, которые были формулированы Аристотелем и Бэконом, люди отрицали самоё существование того, что казалось бессмысленным, невозможным с точки зрения этих формул. А в дуалистическом спиритуализме пытались построить ноуменальный мир по образцу феноменального, то есть рассудку вопреки, наперекор стихиям, непременно хотели доказать, что потусторонний мир логичен с нашей точки зрения, что в нём действуют те же самые законы причинности, как в нашем мире, и что потусторонний мир есть ничто иное, как продолжение нашего.

Новейшая теософия, начав с отрицания дуалистических положений как абсурдных, пришла к их утверждению.

Позитивная философия видела абсурдность дуалистических положений, но, не имея возможности расширить круг своего действия, ограниченного «бесконечной сферой», не могла придумать ничего лучше, как отрицать.

Только мистическая философия чувствовала возможность других отношений, кроме отношений феноменального мира. И к ней, в конце концов, мы должны прийти после долгих хождений по материалистическим, спиритическим и теософическим тупикам.

Наука должна прийти к мистике.

Того факта, что математика растёт, расширяется и выходит за пределы видимого и измеряемого мира, наука отрицать не может. Целые отделы математики рассматривают количественные отношения, которых не было в реальном мире позитивизма, то есть отношения, которым не соответствуют никакие реальности в видимом, то есть трёхмерном, мире. Но математических отношений, которым совсем не соответствовало бы отношение никаких реальностей, существовать не может. И, следовательно, математика выходит за пределы этого мира, заглядывает в мир неизвестного. Это телескоп, при помощи которого мы начинаем исследовать пространство многих измерений с его мирами. Математика идёт впереди нашей мысли, впереди нашей силы воображения и представления. Она уже теперь вычисляет отношения, каких мы совершенно не можем себе представить.

Всего этого даже со строго «позитивной», то есть положительной, точки зрения отрицать нельзя. А признав возможность расширения математики за пределы чувственно постигаемого мира, то есть за пределы мира доступного (хотя бы теоретически) органам чувств и аппаратам, наука этим самым должна будет признать расширение реального мира далеко за пределы «бесконечной сферы», то есть признать реальность «мира многих измерений».

Признание реальности мира многих измерений есть уже совершившийся переход к пониманию и признанию мира «чудесного». А переход к чудесному невозможен без признания реальности новых логических отношений, абсурдных с точки зрения нашей логики.

Что такое законы нашей логики?

Это законы нашего восприятия трёхмерного мира, или законы нашего трёхмерного восприятия мира.

Если мы хотим выйти из трёхмерного мира и идти дальше, мы должны прежде всего выработать основные логические принципы, которые позволили бы нам наблюдать отношения вещей в мире многих измерений, видя в них известную закономерность, а не один сплошной абсурд. Если мы пойдём туда с принципами логики трёхмерного мира, эти принципы будут тащить нас обратно, не будут давать нам подняться от земли.

Мы прежде всего должны сбросить оковы нашей логики. Это первое, великое и главное освобождение, к которому должно стремиться человечество. Человек, сбросив оковы «трёхмерной логики», уже перешёл сознанием в другой мир. И этот переход не только возможен, но постоянно совершается. Хотя, к сожалению, мы не вполне сознаём свои права на «другой мир» и часто теряем эти права, считая себя замкнутыми в этом земном мире. Но пути туда есть. Поэзия, мистика, идеалистическая философия всех веков и народов сохраняет следы таких переходов. По этим следам мы сами можем найти путь. Древние и новые мыслители оставили нам много ключей, которыми мы можем отпереть таинственные двери; много магических формул, перед которыми эти двери отворяются сами. Но мы не понимали ни цели ключей, ни значения формул. И мы утратили понимание магических церемоний и обрядов посвящения в мистериях, преследовавших одну цель — создать этот переход в душе человека.

Поэтому двери оставались запертыми, и мы даже отрицали, что за этими дверями что-нибудь есть; или, подозревая существование другого мира, считали его подобным нашему и отдельным от нашего и пытались проникнуть туда, не сознавая, что главное препятствие на нашем пути — это наше собственное разделение мира на потусторонний и посюсторонний.

Мир един — способы познания его разные. И с несовершенными способами познания нельзя проникнуть в то, что доступно только совершенным способам.

Попытки проникнуть мысленно в потусторонний или ноуменальный мир, или мир причин, с логикой феноменального мира, если они не оказывались совсем неудачными или не заводили человека в мир снов наяву, давали только один результат. Сознавая новый порядок вещей, человек теряет ощущение реальности старого порядка. Видимый мир начинал ему казаться фантастическим, нереальным, всё исчезало кругом него, разлеталось как дым, оставляя жуткое ощущение иллюзии. Во всём он чувствовал бездну бесконечности, и всё проваливалось в эту бездну.

Ощущение бесконечности есть первое и самое страшное испытание перед посвящением. Ничего нет! Маленькая ничтожная душа чувствует себя висящей в бесконечной пустоте. В мистической литературе всех народов есть упоминание об этом ощущении пустоты и тьмы.

Таинственным божеством древних египтян, о котором говорится в мифах Орфея[23], это была:

«Трижды непознаваемая тьма, созерцание которой способно всякое знание превратить в неведение».

Это значит, что подходя к миру причин со знанием одного [только] мира феноменов, со своим орудием логики, которое [вдруг] оказывалось ненужным, потому что всё новое ускользало от него, человек должен был испытывать ужас, переходящий все границы. В новом он ощущал пока один хаос, старое исчезало, отходило в сторону, становилось нереальным. Ужас и сожаление о потере старого смешивались со страхом нового, неизвестного и ужасного своей бесконечностью.

Человек на этой ступени должен испытывать то же самое, что испытывает животное, становясь человеком. На мгновение заглянув в новый мир, оно жизнью [опять] притягивается обратно. Мир, который оно только на мгновение увидало, кажется сном, мечтой, созданием воображения — но прежний старый мир тоже уже не тот, в нём уже тесно, в нём уже нет места. Пробуждающееся сознание уже не может жить прежней дикой и свободной жизнью зверя. Оно уже знает что-то, слышит какие-то голоса. И в то же время тело держит его. И оно не знает, куда и как оно может уйти от него или от себя.

Человек на границе нового мира переживает буквально это самое. Он слышал звуки небес, и скучные песни земли больше не задевают, не волнуют его; а если задевают и волнуют, то говорят о небесных звуках, о недостижимом, о неизвестном. Он испытал чувство необыкновенного расширения сознания, когда на мгновение ему всё было ясно, и он не может примириться с медленной земной работой мозга.

Моменты «ощущения бесконечности» связаны с совершенно особенными эмоциями.

В «теософической» литературе и в книгах по оккультизму часто говорится о том, что, переходя в «астральный» мир, человек начинает видеть новые краски: краски, каких нет в солнечном спектре. В этой символике новых красок «астральной сферы» передаётся именно мысль о новых эмоциях, которые человек начинает испытывать вместе с ощущением расширенного сознания, «океана, вливающегося в каплю». Это «невероятное блаженство», о котором говорят мистики, небесный свет, который «видят» святые, «новые ощущения», которые испытывают поэты. Даже разговорная психология связывает «экстаз» с совершенно особенными новыми ощущениями, недоступными и неизвестными человеку в обыкновенной жизни.

Это ощущение света и безграничной радости испытывается в момент раскрытия сознания (раскрытие мистического лотоса индийских йогов), в момент ощущения бесконечности, которое в то же время даёт ощущение тьмы и безграничного ужаса.

Что же это значит?

Как согласовать ощущение света с ощущением тьмы, ощущение радости с ощущением ужаса? Может ли это быть одновременно? Бывает ли одновременно?

Бывает, и непременно должно быть. Мистическая литература даёт нам примеры этого. Одновременное ощущение света и тьмы, радости и ужаса как будто символизирует странную двойственность и противоречивость человеческой жизни. Оно может быть у человека очень сильно раздвоившегося, одной стороной своей природы далеко ушедшего в «дух», и другой стороной глубоко погружённого в «материю», то есть в иллюзию, в нереальность — чересчур глубоко верящего в реальность нереального.

Говоря вообще, ощущение света жизни, разлитого во всём сознании, и радости, даст новый мир. Но тот же самый мир неподготовленному уму даст ощущение бесконечной тьмы и ужаса. Кроме того, ощущение ужаса должно явиться от потери всего реального, от исчезновения этого мира.

Для того, чтобы не испытать ужаса от нового мира, нужно знать его заранее: или эмоционально — верой или любовью, или интеллектуально — умом.

А чтобы не испытать ужаса от потери старого мира, нужно от него добровольно отказаться заранее — тоже или верой, или умом.

Нужно добровольно отказаться от всего прекрасного светлого мира, в котором мы живём, нужно признать, что это призрак, фантом, нереальность, обман, иллюзия, майя. Нужно примириться с этой нереальностью, не бояться её, а радоваться ей. Нужно лишиться всего. Нужно стать нищим духом, то есть сделать себя нищим усилием своего духа.

В прекрасном евангельском символе выражена глубочайшая философская истина.

«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» [Мат. 5:3].

Эти слова становятся понятны только в смысле отказа от материального мира. «Нищие духом» не значит бедные материально в житейском смысле слова и, конечно, не означает нищеты духа. Духовная нищета — это отказ от материи, такая «нищета», при которой человек не имеет под ногами земли, а над головой неба.

«…лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову» [Мат. 8:20].

Это [такая] нищета, при которой человек совершенно один, потому что других людей, даже самых близких — отца, мать — здесь на земле он считает фантомами, призраками и отказывается от них, потому что за этими фантомами он видит реальные сущности, к которым стремится, точно так же, как отказываясь от феноменального мира, он приближается к истинно реальному.

Момент перехода — этот страшный момент потери старого и раскрытия нового, в бесконечном числе аллегорий изображался в древней литературе. Облегчение этого перехода составляло цель мистерий. В Индии, в Египте, в Греции существовали особые подготовительные ритуалы, иногда только символические, иногда реальные, действительно подводившие душу к самым дверям нового мира и раскрывавшие эти двери в момент посвящения. Но внешние обряды и церемонии сами по себе не могли создать посвящения. Главная работа должна была идти внутри, в душе и в уме человека.

* * *

Каким же образом логика может помочь человеку перейти к сознанию этого нового высшего мира?

Мы видели, что математика, собственно, уже нашла путь в этот высший порядок вещей. Проникая туда, она прежде всего отказывается от своих основных аксиом тождества и противоречия.

В мире бесконечных и текучих величин — величина может быть неравна самой себе; часть может быть равна целому; и из равных величин одна может быть бесконечно больше другой.

Всё это звучит как абсурд с точки зрения математики конечных и постоянных чисел. Но сама математика конечных и постоянных чисел есть исчисление отношений несуществующих величин; т. е. абсурд. И поэтому только то, что с точки зрения этой математики кажется абсурдом, только и может быть истиной.

Тот же самый путь проходит логика. Она должна отказаться сама от себя, прийти к необходимости своего собственного уничтожения, и тогда из неё может возникнуть новая, высшая логика.

В «Критике чистого разума» Кант доказывал возможность трансцендентальной[24] логики.

Раньше Бэкона и раньше Аристотеля в древних индийских писаниях давались формулы этой высшей логики, отпиравшие собою двери тайн. Но значение этих формул быстро терялось. Они сохранялись в древних книгах, но сохранялись как какие-то странные мумии угасшей мысли, слова без реального содержания.

Новые мыслители снова открывали эти принципы, выражали их в новых словах. Но они опять оставались непонятными, опять превращались в какой-то ненужный словесный орнамент. Но идея существовала. Сознание возможности найти и установить законы высшего мира не терялось никогда. Мистическая философия никогда не считала логику Аристотеля всеобъемлющей и всесильной. Она строила свои системы вне логики или выше логики, бессознательно, идя по линиям мысли, проложенным в глубокой древности.

Высшая логика существовала раньше, чем была формулирована дедуктивная и индуктивная логика. Высшую логику можно назвать интуитивной логикой, логикой бесконечности, логикой экстаза.

Эта логика не только возможна, но существует и существовала с незапамятных времён; много раз была формулирована; входила в философские системы как их ключ, но странным образом не признавалась как логика.

Систему этой логики можно вывести из очень многих философских систем. Самую точную и полную формулировку законов этой логики я нахожу у Плотина в трактате «О Красоте». Я привожу это место в следующей главе.

Я назвал систему этой высшей логики «Tertium Organum», потому что для нас это третье орудие мысли после Аристотеля и Бэкона. Первым был Organon, вторым Novum Organum. Но третье существовало раньше первого.

Человек, владеющий этим орудием, может без страха раскрыть двери мира причин.

Аксиомы, которые заключает в себе «Tertium Organum», не могут быть формулированы на нашем языке. Если их всё-таки пытаться формулировать, они будут производить впечатление абсурдов. Беря за образец аксиомы Аристотеля, мы можем на нашем бедном земном языке выразить главную аксиому новой логики следующим образом:

А есть и А, и не А

или:

Всякая вещь есть и А, и не А

или:

Всякая вещь есть Всё.

Но эти формулы совершенно невозможны по существу. И это не есть аксиомы высшей логики. Это только попытки выразить аксиомы этой логики в понятиях. В действительности идеи высшей логики в понятиях невыразимы. И когда мы приходим к такой невыразимости, это значит, что мы соприкоснулись с миром причин.

Логическая формула: «А есть и А, и не А» соответствует математической формуле: «величина может быть больше или меньше самой себя».

Абсурдность обоих положений показывает, что они не могут относиться к нашему миру. Конечно, абсурдность сама по себе ещё не признак принадлежности к ноуменам. Но принадлежность к ноуменам непременно будет выражаться для нас в абсурдности. Надеяться найти что-нибудь логическое, с нашей точки зрения, в мире причин так же бесплодно, как думать, что реальный мир может существовать по законам мира теней.

Усвоить основные принципы высшей логики — это значит усвоить основы понимания пространства высших измерений или мира чудесного.

Чтобы подойти к ясному пониманию отношений многомерного мира, мы должны отделаться от всех «идолов» нашего мира, выражаясь на языке Бэкона, то есть от всех препятствий к правильному восприятию и мышлению.

Двумерное существо для того, чтобы подойти к пониманию трёхмерного мира, должно прежде всего быть в сущности трёхмерным. а затем отделаться от своих «идолов», то есть своих принятых, ставших аксиоматическими, путей чувствования и мышления, создающих для него иллюзию двумерности.

От чего именно должно освободиться двумерное существо?

Прежде всего, и это самое главное, от уверенности, что то, что оно видит и ощущает, действительно существует; из этого должно получиться осознание им неправильности его представления мира, и затем идея, что реальный, новый мир должен существовать в каких-то совсем других формах, новых, несравнимых, несоизмеримых со старыми. Затем двумерное существо должно избавиться от уверенности в правильности своих делений [мира на предметы]. Оно должно понять, что вещи, кажущиеся ему совершенно разными и отдельными одна от другой, могут быть частью какого-то непостижимого ему целого или иметь между собой много общего, чего оно не замечает; а вещи, кажущиеся ему целыми и неделимыми, на самом деле бесконечно сложны и многообразны.

Умственный рост двумерного существа должен идти по пути признания неизвестных ему раньше общих свойств предметов, вытекающих из их сходного происхождения или сходных функцией, непонятных на плоскости.

Раз двумерное существо признало возможность существования неизвестных ему раньше общих свойств представлявшихся разными предметов, оно уже приблизилось к нашему пониманию мира. Оно приблизилось к нашей логике, для него уже становится понятно общее имя, то есть слово, не как собственное имя, а как нарицательное имя, то есть слово, выражающее понятие.

«Идолы» двумерного существа, препятствующие развитию его сознания — это собственные имена, которые оно само даёт всем окружающим его предметам. У него все предметы имеют каждый своё собственное имя, соответствующее его представлению об этом предмете; общих имён, соответствующих понятиям, у него нет. Только отделавшись от этих идолов, поняв, что имена могут быть не только собственные, но и общие, оно получит возможность идти дальше, умственно развиваться, приближаться к человеческому пониманию мира. Иначе самая простая фраза: «Иван и Пётр — оба люди», будет иметь для двумерного существа вид абсурда и будет представляться ему приблизительно так: «Иван и Пётр — оба Иваны» или «Иван и Пётр — оба Петры».

Иначе говоря, всякое наше логическое положение будет представляться ему абсурдом. Понятно, почему это так должно быть. У него нет понятий; собственные имена, из которых состоит его речь, не имеют множественного числа. Ясно, что всякое множественное число нашей речи будет представляться ему абсурдом.

* * *

Где же наши «идолы»? От чего должны избавиться мы, чтобы перейти к пониманию отношений многомерного мира?

Прежде всего, мы, конечно, должны быть не трёхмерными. Без этого условия ничего не будет. Затем мы должны избавиться от уверенности, что мы видим и ощущаем то, что действительно существует и что реальный мир похож на мир, который мы видим, т. е. избавиться от иллюзии материального мира. Мы должны мысленно понять всю иллюзорность мира, воспринимаемого нами во времени и пространстве, и понять, что реальный мир не может иметь с ним ничего общего; понять, что реальный мир нельзя представлять себе в формах; и затем понять условность аксиом нашей математики и логики, относящихся к нереальному феноменальному миру.

В математике нам поможет сделать это идея бесконечности. Нереальность конечных величин в сравнении с бесконечными очевидна. В логике мы можем основываться на идее монизма, то есть основного единства всего существующего.

Логика Аристотеля и Бэкона в основе своей дуалистична. Если мы действительно глубоко проникнемся идеей монизма, мы победим «идола» этой логики.

Основные аксиомы нашей логики сводятся так же, как математические аксиомы, к тождеству и противоречию. В глубине их всех лежит признание одной общей аксиомы — именно, что всякое данное нечто имеет нечто, ему противоположное; поэтому всякое положение имеет противоположение, всякая теза имеет антитезу. Бытию всякой вещи противополагается небытие этой вещи. Бытию мира противополагается небытие мира. Субъекту противополагается объект. Субъективному миру — объективный. Я — противополагается не-Я. Движению — неподвижность. Переменности — постоянность. Единству — многообразие. Истине — ложь. Добру — зло. И в заключение — вообще всякому А противополагается не-А.

Признание реальности этих разделений необходимо для принятия основных аксиом логики Аристотеля и Бэкона, то есть необходимо абсолютное и бесспорное признание идеи двойственности мира — дуализма. Признание нереальности этих разделений и единства всех противоположностей необходимо для начала постижения высшей логики.

* * *

В самом начале этой книги было допущено существование мира и сознания — «Я» и «не-Я», т. е. реальность двойственного деления всего существующего, потому что все другие противоположения вытекают из противоположения Я и не-Я.

Дальше была выяснена возможность расширения сознания до полного поглощения им всего мира. Мы признали, что одно Я может включить в себе все не-Я; признали, что разделение Я и не-Я условно, что оно необходимо на известной стадии познания мира, но что оно само отрицает себя, когда познание переходит на высшую ступень. Двойственность есть условие нашего познания феноменального (трёхмерного) мира; это орудие нашего познания феноменов. Но когда мы приходим к познанию ноуменального мира (или мира многих измерений), эта двойственность начинает нам мешать, является препятствием к познанию.

Дуализм — главный «идол», от него мы должны избавиться.

Двумерное существо, чтобы постигнуть отношения вещей в трёх измерениях и нашу логику, должно отказаться от «идола» — абсолютной единичности [(уникальности)] предметов, которая позволяет ему называть предметы только собственными именами.

Мы, для того чтобы постигнуть мир многих измерений, должны отказаться от идола двойственности.

Но применение монизма [всеобщности] в практическом мышлении наталкивается на непреодолимое препятствие нашего языка. Наш язык не может выразить единства противоположностей, точно так же, как он не может выразить пространственно отношения причины к следствию. Поэтому мы должны быть готовы к тому, что все попытки выразить на нашем языке сверхлогические [(металогические)] отношения будут казаться абсурдами, и на самом деле будут только намекать на то, что мы хотим выразить.

Так формула:

«А есть А и не-А», или «всякая вещь есть А и не-А»,

представляющая собой основную аксиому высшей логики, выраженную на нашем языке понятий, с точки зрения нашей обычной логики звучит как абсурд и по существу не верна.

Мы должны быть готовы к тому, что на нашем языке нельзя выразить сверхлогических [(металогических)] отношений.

Формула «А есть А и не-А» неверна, потому что в мире причин нет самого противоположения А и не-А. Но мы не можем выразить действительного отношения. Правильнее было бы сказать: «А есть Всё». Но и это было бы не верно, потому что А есть не только Всё, но и любая часть всего.

Вот этого именно наш язык не может выразить. И к этому именно мы должны приучать и приучить свою мысль.

* * *

Думая о своём сознании, мы должны перестать считать его или индивидуальным, или частью мирового сознания. Представляя себе возможность сохранения сознания после смерти, мы не должны спрашивать себя, сохранится ли индивидуальность нашего сознания, или оно сольётся с бесконечным сознанием мира и потеряется в нём.

В книжке «L'Inde sans les Anglais», которая вспоминается мне по этому поводу, Пьер Лоти едет в Индию, чтобы познакомиться с индийской мудростью и главным образом со взглядом индийской философии на смерть. По его мнению, европейская мысль (христианская) не может отказаться от идеи индивидуального существования сознания после смерти, а мысль Востока совершенно отказывается от этой идеи и примиряется с тем, что сознание разольётся во всём мире, перестав быть как индивидуальность. Лоти не может примириться с этой идеей «прекращения личности», и он стремится найти ответ на вопрос — останется ли он самим собой после смерти, потому что для европейского ума ценно только такое продолжение существования.

Взгляд Лоти очень типичен. Это характерное проектирование в мире причин отношений нашего трёхмерного мира. Но наше сознание не феноменально, а ноуменально. Оно не подлежит законам трёхмерного мира. Оно не должно быть или индивидуальным, или частью мирового сознания. И оно не может быть одним до смерти тела и другим после смерти тела. Если оно существует, то оно существует неизменно, меняется только его проявление в нашей сфере. Как ноумен, оно должно совмещать в себе все возможности, быть и А, и не-А, то есть одновременно быть и индивидуальным, и частью мирового сознания, и отражением всего мирового сознания.

Мы должны понять, что оно не может быть таким или другим, а должно быть и таким, и другим. Каждое индивидуальное сознание есть отражение всего мирового сознания, и оно не может быть частью чего-либо.

Мы должны приучить себя к мысли, что отдельность и общность не противоположны в реальном мире, а существуют вместе и сразу, не противореча друг другу. Мы должны понять, что в реальном мире одна и та же вещь может быть и частью, и целым, то есть что целое, не меняясь, может быть своей собственной частью. Должны понять, что противоположений вообще не существует, что всякая вещь есть известное изображение всего.

И тогда, начиная понимать всё это, мы начнём схватывать отдельные идеи о сущности «ноуменального мира», или мира многих измерений, в котором мы, собственно, живём.

И в этих случаях высшая логика даже со своими несовершенными формулами, как они являются на нашем грубом языке понятий, всё-таки представляет собой могучее орудие познания мира, единственное средство для предохранения нас от заблуждений.

Применение этого орудия мысли даёт ключ к тайнам природы, к миру как он есть.

* * *

Попробуем перечислить те свойства мира причин, которые вытекают из всего сказанного раньше.

Прежде всего необходимо отметить, что свойства мира причин невозможно передать словами. Всякая высказанная мысль о них будет неверна. Именно об «идеальном мире» можно сказать, что (по отношению к нему) «мысль изреченная есть ложь». О нём можно говорить только условно, приблизительно, намёками, символами. И если что-нибудь сказанное понять буквально, то это будет абсурд. Вообще всё, высказанное о мире причин, может казаться абсурдом и в действительности есть уже его искажение. Истину передать нельзя. Самое большое — можно намекнуть на неё, дать толчок мысли. Но истину для себя каждый должен найти сам. «Чужая истина» — это хуже, чем ложь, потому что это две лжи. Это же объясняет почему часто истина может быть выражена только в форме парадокса.

Что же мы можем сказать о мире многих измерений, о мире ноуменов, или о мире причин?

1) В этом мире «время» должно существовать пространственно; то есть временные события должны существовать, а не случаться, то есть существовать до и после совершения и лежать как бы на одной плоскости. Следствия должны существовать одновременно с причинами. То, что мы называем законом причинности, там существовать не может, потому что для него необходимым условием является время. Там не может быть ничего, измеряемого годами, днями или часами. Не может быть прежде, теперь и после. Моменты разных эпох, разделённые большими промежутками времени, существуют одновременно и могут соприкасаться. Вместе с тем все возможности данного момента, даже противоположные одна другой, и все их результаты до бесконечности должны быть осуществлены одновременно с данным моментом.

2) Там нет ничего измеряемого нашими мерами, ничего соизмеримого с нашими телами, ничего больше или меньше наших тел. Нет ничего, лежащего справа или слева, сверху или снизу от наших тел. Ничего, похожего на наши тела, линии или фигуры. Различные пункты нашего пространства, разделённые для нас большими расстояниями, там должны соприкасаться. «Дальность» или «близость» определяется там внутренним «сродством» или «несродством», симпатией или антипатией, т. е. свойствами, которые кажутся нам субъективными.

3) Там нет материи и движения. Нет ничего, что бы можно было бы взвесить или сфотографировать, или выразить в формулах физической энергии. Нет ничего, имеющего форму, цвет или запах. Ничего обладающего свойствами физических тел.

4) Там нет ничего мёртвого и бессознательного. Всё живёт, всё дышит, всё думает, всё чувствует, всё сознаёт и всё говорит.

5) В том мире не могут быть применимы аксиомы нашей математики, потому что там нет ничего конечного. Там всё бесконечно и, с нашей точки зрения, переменно.

6) Там не могут действовать законы нашей логики. С точки зрения нашей логики тот мир внелогичен. Это область, законы которой выражает Tertium Organum.

7) Там не может быть разделённости нашего мира. Всё — есть целое. И каждая отдельная пылинка, не говоря уже о каждой отдельной жизни и о каждом человеческом сознании, живёт одной жизнью с целым и заключает в себе всё целое.

8) В том мире не может существовать двойственность, дуалистичностъ нашего мира. Бытие там не противоположно небытию. Жизнь не противоположна смерти. Наоборот, одно заключает в себе другое. Единство и множественность Я; Я и не-Я; движение и неподвижность; единство и разделённость; добро и зло; истина и ложь — все эти деления там невозможны. Всё субъективное — объективно и всё объективное — субъективно. Тот мир — мир единства противоположностей.

9) Ощущение реальности того мира должно сопровождаться ощущением нереальности этого мира. И в то же время разница между реальным и нереальным там существовать не может, так же как не может существовать разница между субъективным и объективным.

10) Тот мир и наш мир — не есть два разных мира. Мир один. То, что мы называем нашим миром, есть только наше неправильное представление о мире — мир, рассматриваемый через маленькую щёлку. Тот мир начинает ощущаться нами как чудесное, т. е. как нечто противоположное реальности этого мира. И вместе с тем этот, т. е. земной мир, начинает казаться нереальным. Чувство чудесного есть ключ к тому миру.

Загрузка...