Если в мире существует сознание, то сознание должно быть во всём.
Мы привыкли приписывать одушевлённость и сознательность в той или другой форме только тем объектам, которые мы называем «существами», то есть тем, которых мы находим аналогичными с нами по функциям, определяющим в наших глаза одушевлённость.
Неодушевлённые предметы и механические явления для нас безжизненны и бессознательны.
Но это не может быть так.
Только для нашего ограниченного ума, для нашей ограниченной способности общения с другими сознаниями, для нашей ограниченной способности аналогии — сознание проявляется в определённых классах живых существ, рядом с которыми существуют длинные ряды мёртвых вещей и механических явлений.
Но если бы мы не могли говорить друг с другом, если бы каждый из нас не мог по аналогии с собой заключить о существовании сознания в другом человеке, то каждый считал бы сознательным только себя, а всех остальных людей относил бы к механической «мёртвой» природе.
Иначе говоря, мы признаём сознательными только существа, плохо или хорошо сознающие себя в трёхмерном разрезе мира, то есть существа, сознание которых аналогично нашему. Других мы не знаем и узнать о них не можем. Все «существа», сознающие себя не в трёхмерном разрезе мира, для нас недоступны. Если они проявляются в нашей жизни, то их проявления мы должны считать действиями мёртвой и бессознательной природы. Наша способность аналогии ограничена этим разрезом. Мы не можем логически мыслить вне условий трёхмерного разреза. Поэтому нам должно казаться мёртвым и механическим всё, что живёт и сознаёт себя не аналогично нам.
Но иногда мы смутно чувствуем напряжённую жизнь, идущую в явлениях природы, и ощущаем яркую эмоциональность, проявлением которой служат феномены мёртвой для нас природы, т. е. я хочу сказать, что за феноменами видимых явлений чувствуется ноумен эмоций.
В электрических разрядах — в молнии, в громе — видны вспышки чувственно-нервных содроганий какого-то гигантского организма.
В некоторых днях ощущается особенное, только им принадлежащее настроение. Бывают дни полные странной мистики, имеющие какое-то своё собственное индивидуальное и единичное сознание, свои эмоции, свои мысли. Вы можете почти разговаривать с этими днями. И они говорят вам, что они живут давно, давно — может быть, вечно — и очень, очень много знают и видели.
В переменах времени года; в осенних жёлтых листьях с их запахом и приносимыми воспоминаниями; в первом снеге, запорашивающем поля и дающем какую-то особенную свежесть и чуткость воздуху; в весенних ручьях, в греющем солнце, в просыпающихся, но ещё голых ветвях, через которые светится синее небо; в белых ночах севера и в тёмных влажных и тёплых, сияющих звёздами тропических ночах — во всём этом есть свои мысли, свои чувства, свои настроения; вернее, всё это есть выражение чувств, мыслей и настроений таинственного существа Природы.
Ничего мёртвого и механического в природе быть не может. Если вообще существует жизнь и сознание, то они должны быть во всём. Жизнь и сознание составляют мир.
Если смотреть с нашей стороны, со стороны феноменов, то нужно сказать, что всякое явление, всякая вещь обладает сознанием.
Гора, дерево, река, рыба в реке, капля воды, дождь, планета, огонь — каждое в отдельности должно обладать своим сознанием.
Если посмотреть с той стороны, со стороны ноуменов, то нужно сказать, что всякая вещь и всякое явление нашего мира есть проявление в нашем разрезе какого-то непонятного нам сознания из другого разреза, сознания, имеющего там непонятные для нас функции. Одно сознание там таково и его функция такова, что оно проявляется здесь в виде горы, другое в виде дерева, третье в виде рыбы и т. д.
Феномены нашего мира очень различны. Если они — ничто иное, как проявления в нашем мире разных сознаний, то эти сознания также должны быть очень различны.
Между сознанием горы и сознанием человека должна быть такая же разница, как между горой и человеком.
Раньше мы признали возможность различных существований. Мы говорили, что и дом существует, и человек существует, и идея существует, но все существуют различно. Если мы продолжим эту мысль, то мы найдём очень много родов различных существований.
Сказочная фантазия, одушевляя весь мир, приписывает горам, рекам и лесам человеческие сознания. Но это так же неверно, как полное отрицание сознательности в мёртвой природе. Ноумены так же различны и разнообразны, как феномены, служащие их проявлением в нашей сфере.
У всякого камня, у всякой песчинки, у всякой планеты есть ноумен, заключающийся в жизни и в сознании и связывающий их с какими-то непостижимыми для нас целыми [(агрегатами)].
Активность жизни отдельных единиц может быть очень различна. Степень активности жизни можно рассматривать со стороны воссоздаваемости себя. В неорганической, минеральной природе эта активность так мала, что доступные нашему наблюдению единицы этой природы не воссоздают себя. Хотя это очень легко может нам только так казаться вследствие недостаточной широты нашего взгляда во времени и в пространстве. Может быть, если бы наш взгляд охватывал сотни тысяч лет и всю нашу планету сразу, то мы увидели бы рост минералов и металлов.
Если наблюдать изнутри один кубический сантиметр человеческого тела, не зная о существовании всего тела и человека, то явления, происходящие в этом кубике тела, будут казаться стихийными явлениями мёртвой природы.
Но, во всяком случае для нас, явления разделяются на живые и механические, и видимые объекты разделяются на органические и неорганические. Последние без сопротивления дробятся, оставаясь такими же. Камень можно расколоть пополам — будут два камня. Если разрезать пополам улитку, то это не будут две улитки. Это значит, что сознание камня очень просто, примитивно, настолько просто, что оно может дробиться, не меняясь. Но улитка состоит из живых клеток. Каждая живая клетка — сложное сознание, гораздо сложнее камня. Тело улитки обладает способностями двигаться, питаться, испытывать удовольствие или неудовольствие, стремиться к первому, избегать второго — и, главное, оно обладает способностью размножаться, создавать новые подобные себе формы, комбинировать в эти формы неорганическое вещество, заставлять служить себе физические законы. Улитка — сложный центр переработки одних физических энергий в другие. Этот центр имеет своё сознание. Поэтому улитка неделима. И её сознание бесконечно выше сознания камня. У улитки есть сознание формы, то есть форма улитки как бы сознаёт себя. Форма камня не сознаёт себя.
В органической природе, где мы видим жизнь, легче увидать сознание. В улитке, в живом существе, мы уже без труда допускаем сознание. Но жизнь принадлежит не только отдельным, неделимым организмам — всякое неделимое есть живое существо. Каждая клетка в организме — живое существо, и оно должно быть до известной степени сознательным.
Каждая комбинация клеток, имеющая определённую функцию, тоже живое существо. Другая, высшая комбинация — орган — тоже живое существо и обладает своим сознанием.
Неделимость в нашей сфере является признаком определённой функции. Если всякое явление на нашей плоскости есть проявление того, что есть сознание на другой плоскости, то неделимость с нашей стороны, очевидно, соответствует неделимости, индивидуальности, сознания с той стороны. Делимость с нашей стороны показывает делимость с той стороны. Сознание делимого может быть только коллективным, не индивидуальным сознанием. Мы признаём сознание только у целого организма.
Но и целый организм является только разрезом некоторой величины, которую мы можем назвать жизнью этого организма от рождения до смерти. Эту жизнь можно представить себе в виде вытянутого во времени тела четырёх измерений. Физическое трёхмерное тело является только разрезом четырёхмерного тела Линга Шарира. Образ человека, который мы представляем себе, его «личность», это тоже только разрез истинной личности, которая, несомненно, имеет своё сознание. Таким образом у человека мы совершенно ясно видим три сознания:
· первое — сознание тела, проявляющееся в инстинктах и в постоянной работе тела;
· второе — это личность, Я, которое мы знаем и которым мы сознаём себя;
· третье — сознание всей жизни, большое или высшее Я.
На нашей ступени развития эти три сознания очень плохо знают друг друга, сообщаясь только под наркозом, в трансах, в экстазах, во сне, в гипнотических и медиумических состояниях.
Кроме неизвестных нам наших собственных сознаний, с которыми мы неразрывно связаны, нас окружают другие многочисленные сознания, которых мы тоже не знаем. Эти сознания мы часто чувствуем. Их жизни слагаются из наших жизней. Мы входим в эти сознания как их составные части, так же как в наше сознание входят различные «Я». Эти сознания — добрые или злые духи, помогающие нам или приносящие вред. Семья, община, нация, раса — всякий коллектив, к которому мы принадлежим (коллективная единица, несомненно, обладает своим сознанием так же, как обладает своей жизнью), всякая группа людей, имеющая отдельную функцию и ощущающая свою внутреннюю связь и единство, [например,] как философская школа, «церковь», секта, масонский союз, общество, партия и т. п. — несомненно, живое и сознательное существо. Народ, нация — живое существо, человечество тоже живое существо. Это Большой человек, Адам Кадмон каббалистов. Адам Кадмон — это существо, живущее в людях, совмещающее в себе жизни всех людей. Об этом говорит Е.П. Блаватская в своём большом сочинении «The Secrete Doctrine» (т. III, с. 146):
«… по образу и подобию Божию был создан не Адам из праха (человек), о котором говорится в главе II книги "Бытия", но Божественное двуполое Существо (о котором говорится в главе I "Бытия"), или Адам Кадмон».
Адам Кадмон — это человечество или человеческий род, Homo Sapiens [науки], Сфинкс, то есть «существо с телом животного и с лицом сверхчеловека».
* * *
Входя как составная часть в различные большие и сложные Я, первое из которых принадлежит его [индивидуальной] жизни, взятой в целом, человек сам состоит из бесчисленного количества больших и малых Я из которых многие, живя в нём, даже не знают друг друга, как могут не знать друг друга люди, живущие в одном доме. Вообще, если перейти к аналогии, «человек» имеет очень много общего с домом, населённым самыми разнообразными обитателями, и ещё больше общего с большим океанским пароходом, на котором очень много случайных пассажиров, едущих каждый в своё место и со своей целью и совмещающих самые разнообразные элементы. И каждая самосознающая единица из населения этого парохода ориентируется на себя, невольно и бессознательно принимает себя за центр парохода. Это приблизительно верная картина человеческого существа.
Ещё правильнее, может быть, сравнить человека с отдельным уголком земли, живущим своей жизнью, с лесным озером, полным самой разнообразной жизни, отражающим в себе и солнце и звёзды и таящим в себе какую-то для него самого непонятную фантастику: может быть русалок, может быть водяного.
Если оставить аналогии и перейти к реальным фактам, насколько они доступны нашему наблюдению, то необходимо начать с нескольких довольно искусственных делений человеческого существа. Старое деление на тело, душу и дух имеет под собой известные основания, но часто вводит в заблуждение, так как при попытках такого деления немедленно возникает разногласие относительно того, где кончается тело и начинается душа, кончается душа и начинается дух и т. п. Никаких строгих границ здесь нет и быть не может. Кроме того сбивает противоположение тела, души и духа, признаваемых в этом случае враждебными началами. Это тоже совершенно неверно, так как тело есть выражение души, а душа выражение духа.
Самые термины тело, душа и дух нуждаются в пояснении. «Тело» — это физическое тело с его подсознательным для нас разумом; и психика, изучаемая научной психологией, т. е. отражённая деятельность, руководимая впечатлениями внешнего мира и тела. «Душа» — это высшая психическая жизнь, руководимая внутренними началами, идущая как бы из себя самой, не зависящая от внешних впечатлений и внешнего мира. «Дух» — это те высшие начала, которые руководят душевной жизнью.
Внутреннее существо человека, его «психика», «душа» и «дух» по роду сознательности тоже делится на три составляющие, не совпадающие с предыдущим делением.
1-я — подсознательная область: область инстинктов и внутренних «инстинктивных» сознаний отдельных органов, частей тела и всего организма.
2-я — область так называемого «ясного сознания»: к ней принадлежат все ощущения и восприятия внешнего мира и собственного тела — представления, мысли, понятия, идеи, рассуждения, чувства, эмоции, желания — как сознательные, так и бессознательные в данный момент, но могущие стать сознательными.
3-я — область высшего сознания. Высшее сознание у большинства людей не проявляется вовсе или проявляется в смутных интуициях, наталкиваниях. Это — область души и духа. Но когда высшее сознание есть у человека, т. е. когда человек сознателен в этой области, то высшее сознание (т. е. душа и дух) включает в себя психику (и подсознание и ясное сознание), а не исключает её.
* * *
Но в обычных условиях внутренней жизни обыкновенного человека фокус его сознания находится в психике, всё время переходя с одного предмета на другой в области ясного сознания и подсознания [например,] «Я хочу есть… Я читаю газету… Я жду письма…» и только очень редко касаясь областей души и духа; причём область души и область духа открывается для эмоций религиозных, эстетических, моральных и высшего интеллекта, выражающегося в отвлечённом мышлении, связанным и моральным и эстетическим чувством, т. е. ощущением необходимости согласования мысли, чувства, слова и дела.
Но обычно, говоря Я, человек подразумевает не общий комплекс всех трёх областей, а то, что в данный момент находится в фокусе сознания. «Я хочу…» Эти слова, играющие самую большую роль в жизни человека, относятся обыкновенно далеко не ко всем [сторонам] его существа сразу, а только к одной какой-нибудь очень маленькой и незначительной грани, которая в данный момент занимает фокус сознания и подчиняет себе всё остальное, пока не будет вытеснена другой такой же ничтожной гранью.
И в самосознании человека идёт непрерывное перебегание взгляда с одного предмета на другой. В фокусе сознания бежит непрерывная кинематографическая лента чувств и впечатлений, и каждое отдельное впечатление определяет Я данного момента.
С этой точки зрения сознание человека много раз сравнивали с тёмным спящим городом, среди которого медленно движутся фонари сторожей, освещая, каждый, маленький круг вокруг себя. Это очень верная аналогия. В каждый данный момент в фокусе сознания находятся несколько таких освещённых колеблющимся светом кругов, а всё остальное погружено в темноту.
И каждый такой маленький освещённый круг представляет собой [одно из] Я, живущее своей жизнью, иногда очень короткой, иногда на много переживающей человека. И непрерывно идёт движение, то быстрое, то медленное, выдвигающее в свет всё новые и новые предметы, или старые из области воспоминаний, или мучительно ходящие по кругу одних и тех же навязчивых мыслей.
Это непрерывное движение, идущее в нашем сознании. непрерывное перебегание света с одного Я на другое, объясняет феномен движения во внешнем видимом мире.
Умом мы уже знаем, что этого движения нет. Мы знаем, что всё существует в бесконечных пространствах времени; ничто не делается, ничто не становится — всё есть. Но мы не видим всего сразу, и поэтому нам кажется, что всё движется, растёт, становится. Мы не видим всё сразу ни во внешнем мире, ни в своём внутреннем, поэтому получается иллюзия движения. Например, мы быстро идём мимо дома и дом поворачивается за нами. Но если бы мы видели его не нашими глазами, не в перспективе, а высшим зрением сразу со всех сторон, снизу и сверху и изнутри, мы бы не увидали иллюзорного движения и видели бы дом совершенно неподвижным, как он в действительности и есть. И мысленно мы знаем, что он не двигался.
Точно так же всё остальное. Движение, рост, «становление», идущие в мире вокруг нас, не более реальны, чем движение дома, мимо которого мы идём, или движение деревьев и полей мимо окна быстро бегущего вагона.
Движение идёт внутри нас, и оно создаёт иллюзию движения вокруг нас. Освещённый круг быстро перебегает с одного Я на другое — с одного предмета, с одной темы, с одного представления или образа на другой; в фокусе сознания одно за другим быстро сменяются [эгоцентричные] «Я», огонёк сознания переходит с одного Я на другое. Это и есть истинное движение, единственно существующее в мире. Если бы это движение остановилось, и в фокус сознания одновременно вошли все Я; если бы свет так расширился, что сразу осветил бы для человека всё, что освещает кусками и постепенно; если бы человек мог одновременно охватить умом всё, что когда-либо входило или войдёт в его сознание и всё то, что никогда ясно не освещается сознанием и лежит в подсознании (производя, тем не менее, своё действие на психику), человек увидел бы себя среди неподвижной вселенной, в которой одновременно было бы всё, что обычно лежит для человека в далёких глубинах памяти, в прошедшем; всё что лежит на далёком расстоянии от него; всё, что лежит в будущем.
О высших сознаниях очень хорошо говорит Хинтон.
«Тем же процессом, каким мы узнаём о существовании других людей кругом себя, мы можем узнать о высших существах (high intelligences), которыми мы окружены. Мы чувствуем их, но не можем представить их себе.
Для того, чтобы реализовать их [узнавание], необходимо развить наше чувство восприятия.
Способность видеть телесными глазами ограничена трёхмерным миром. Но внутреннее зрение не имеет этого ограничения. Мы можем развить в себе силу зрения в высшем пространстве, можем образовать понятия о реальностях в этом пространстве, точно так же, как в нашем обыкновенном пространстве.
Этим будет положено основание для восприятия других [разумных] существ кроме человека.
По отношению к этим высшим существам мы похожи на слепых или на заблудившихся детей. Мы знаем, что мы члены одного тела, ветви одного куста, но мы не можем различать иначе, как инстинктом и чувством, где и в чём это тело и этот куст.
Наша задача заключается в том, чтобы уменьшить ограничения нашего восприятия.
Природа состоит из множества существ, к пониманию которых мы стремимся. Для этой цели мы должны, прежде всего, образовывать новые понятия и сливать вместе ряды наблюдений из разных областей. История нашего умственного прогресса лежит в росте новых понятий.
И когда новое понятие образовано, оно кажется простым и естественным. Мы спрашиваем себя, что мы выиграли, и отвечаем: ничего, мы просто устранили одно из очевидных ограничений нашего сознания.
Может быть поставлен вопрос — каким образом в настоящее время мы приходим в соприкосновение с высшими существами? И, очевидно, ответ будет, что мы приходим в соприкосновение с ними, когда стремимся образовать органические союзы, то есть союзы, в которых деятельность отдельных индивидуумов срастается живым образом.
В таком соединении людей, как военная империя или порабощённый народ, нет естественно растущего ядра, и через него мы не можем надеяться войти в соприкосновение с нашими высшими судьбами (higher destinies). Но в дружбе, в добровольных союзах и больше всего в семье мы стремимся к нашей высшей жизни.
Как для изучения отдалённых звёзд требуются специальные материальные приспособления, так для изучения природы существ выше нас требуется специальное умственное приспособление. Мы должны приготовить известным образом нашу мыслительную способность (силу мысли), так же, как мы приготовляем особые аппараты для усиления нашего зрения. В одном случае нам нужен внешний телескоп, а в другом — известное построение в нашем собственном интеллекте».
* * *
Эта одушевлённость вселенной идёт по самым разнообразным направлениям. Это дерево — живое существо. Берёза вообще — [как] вид — живое существо. Берёзовая роща тоже живое существо. Лес, в котором деревья различных пород, трава, цветы, муравьи, жуки, птицы, звери — тоже живое существо, живущее жизнью всего входящего в него, сознающее всеми сознаниями, из которых оно состоит.
Эта идея интересно выражена в статье П.А. Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма» («Богословский вестник» 1909 г., II, с. 288).
«Для многих ли лес есть не только собирательное существительное и риторическое олицетворение, то есть чистая фикция, а нечто единое, живое?.. Реальное единство есть единство самосознания… Многие ли признают за лесом единство, то есть живую душу леса как целого — лесного, лесовика, лешего? Согласны ли вы признать русалок и водяных — эти души водной стихии?»
Активность жизни собирательных существ, [таких] как леса — совсем не такова, как активность жизни отдельных пород растений и животных, а активность жизни пород совсем не такова, как активность жизни отдельных особей.
Именно различие функций, выражающееся в различной активности жизни, показывает на различие сознаний разных «организмов». Активность жизни отдельного листика берёзы, конечно, бесконечно ниже активности жизни дерева; активность жизни дерева совершенно не такова, как активность жизни вида; и жизнь вида не такова, как жизнь леса.
Функции этих четырёх «жизней» совершенно различны и соответственно этому должны быть различны сознания.
Сознательность одной клетки человеческого тела должна быть настолько же ниже в сравнении с сознанием тела, то есть с «физическим сознанием человека», насколько ниже её жизненная активность в сравнении с жизненной активностью всего организма.
Таким образом, мы рассматриваем ноумен явления как душу явления, то есть скрытая душа явления есть его ноумен. Понятие души явления, или ноумена явления, заключает в себе жизнь и сознание, и их функции в непонятных нам разрезах мира, выражением которых в нашей сфере является феномен.
Идея одушевления вселенной неизбежно приводит к идее «Души мира» — «существа», проявлением которого является видимая вселенная.
Идея «Души мира» особенно образно понималась в древних религиях Индии. Мистическая поэма «Бхагавадгита» даёт замечательный образ Махадевы, то есть великого Девы, жизнью которого является наш мир.
«Так излагал Кришна своё учение ученикам… подготавливая их к восприятию высоких истин, раскрывающихся в минуту просветления перед его умственным взором.
Когда он говорил о Махадеве, его голос становился глубоким и черты освещались внутренним светом.
Однажды Арджуна, в порыве смелости, сказал ему:
— Дай нам узреть Махадеву в его божественной форме. Сможем ли мы лицезреть его?
И тогда Кришна… начал говорить о существе, которое дышит во всякой твари, обладает сто тысячью форм с бесчисленными устами и с глазами, обращёнными во все стороны, и которое в то же время превышает всё сотворённое всем объёмом бесконечности, которое содержит в своём неподвижном теле всю движущуюся вселенную, со всем миром. Если бы в небесах зажглось одновременно сияние тысячи солнц, — сказал Кришна, — оно не сравнялось бы с сиянием единого всемогущего.
Когда он говорил таким образом о Махадеве, луч света такой могучей силы зажёгся в глазах Кришны, что ученики не выдержали блеска этого света и упали к ногам Кришны. Волосы на голове Арджуны поднялись от ужаса, и, склоняясь, он сказал:
— Твои слова ужасают нас, мы не в состоянии смотреть на такое существо, которое ты вызываешь перед нашими глазами. Его вид потрясает нас». (Цитирую по книге «Великие Посвящённые» Шюрэ, перевод Е.П.)
В интересном сборнике лекций проф. В. Джемса «Плюралистическая Вселенная» («A Pluralistic Universe») есть лекция о Фехнере, посвящённая «сознательной вселенной».
Обыкновенный монистический идеализм, — говорит проф. Джемс, — опускает всё промежуточное. Он признаёт только крайности, как будто за первым грубым лицом феноменального мира со всеми его свойствами ничего не может быть найдено, кроме самого высшего во всём его совершенстве. Во-первых, я и вы, такие, какие мы сейчас в этой комнате; и затем сейчас же, как только мы заглядываем под эту поверхность, само невыразимое абсолютное. Разве это не показывает в высшей степени бедного воображения? Разве на самом деле наша Вселенная не создана по более богатому образцу, с местом в ней для длинной иерархии существ? Далее материалистическая наука делает Вселенную богаче по терминологии — со своими молекулами, эфиром, электронами и пр. Но абсолютный идеализм, представляя себе реальность только в интеллектуальных формах, не знает, что ему делать с телами, какого бы рода они ни были, и не может пользоваться никакой психофизической аналогией или соотношением.
Совершенно на другой точке зрения стоял Фехнер, из сочинений которого Джемс приводит большие выдержки. Идеи Фехнера настолько близки к тому, что говорилось в предыдущих главах, что мы должны остановиться на них подробнее.
Беру это со слов проф. Джемса.
Первородный грех нашего, как обычного, так и научного мышления заключается, по мнению Фехнера, во въевшейся в нас привычке рассматривать духовное не как правило, а как исключение в природе. Вместо того, чтобы думать, что наша жизнь питается от груди другой великой жизни, а наша индивидуальность поддерживается другой великой индивидуальностью, которая неизбежно должна быть сознательнее и независимее всего, что она производит, мы обыкновенно рассматриваем всё, лежащее за пределами нашего маленького существования, только как золу и пепел жизни.
Или, если мы верим в Божественный Дух — мы, с одной стороны, его считаем бестелесным, а с другой стороны, считаем бездушной природу.
«Какой душевный мир или утешение может получиться от такой доктрины? — спрашивает Фехнер. — Цветы вянут от её дыхания, звёзды превращаются в камни; наше собственное тело становится недостойным нашего духа и падает до вместилища одних только плотских чувств. Книга природы превращается в сочинение по механике, в котором жизнь рассматривается как вид аномалии. Огромная пропасть разверзается между нами и тем, что выше нас, и Бог становится тонким сплетением абстракций».
Орудие Фехнера, которым он пользуется для оживления вселенной, есть аналогия…
Бэн определяет гениальность, как способность видеть аналогии.
Количество аналогий, которые мог находить Фехнер, было удивительно. Но он в то же время настаивал на необходимости уметь, делая аналогии, видеть различия. «Пренебрежение различиями, — говорил он, — это обычное заблуждение в рассуждениях по аналогии».
Так, он признал, что раз каждое живое тело обладает сознанием, то каждое сознание должно обладать телом. Но из этого совсем не следует, чтобы все тела были похожи друг на друга, и чтобы тела существ высшего порядка были похожи на наши. Наше тело приспособлено к условиям нашей жизни. Другие условия жизни должны создавать другие тела.
Умы высшего порядка требуют тел высшего порядка. Вся земля на которой мы живём, должна, согласно Фехнеру, иметь своё коллективное сознание. Такое же сознание должны иметь каждое Солнце, Луна, планеты; и вся солнечная система должна иметь своё более широкое сознание, в котором сознание нашей Земли составляет только часть. И вся звёздная система должна иметь своё сознание; и если эта звёздная система не есть сумма всего, что есть, то её сознание есть тоже только часть сознания всего, а материально она вместе со всем остальным, что ещё существует, представляет собою тело того общего сознания вселенной, которое люди называют Богом. Таким образом, хотя Фехнер является монистом в своей теологии, в его вселенной есть место для всех степеней духовных существ, от человека до всё включающего в себя Бога.
В душу Земли он страстно верит. И он смотрит на Землю как на специального ангела-хранителя людей. Мы можем молиться Земле, — думает он.
Его самое главное заключение сводится к тому, что устройство мира тождественно повсюду. В нас самих зрительное сознание соединено с глазами, осязательное с кожей. Но ни кожа, ни глаза не знают ощущений друг друга. Они сходятся вместе и приобретают какое-то отношение друг к другу только в более широком сознании, включающем их в себя, в том сознании, которое мы называем личностью. «Совершенно подобно этому, — говорит Фехнер, — мы должны предположить, что моё и ваше самосознание, совершенно отдельные и не знающие друг друга, сходятся в высшем сознании, скажем, в сознании человеческой расы, которая их знает обоих, пользуется ими, и в которое они входят как составные части».
И подобно этому, всё человеческое и животное царство сходятся вместе в ещё более широком сознании, в сознании Земли они соединяются ещё с сознанием растительного царства. И взятое в целом, оно вносит свою долю опыта в сознание солнечной системы и т. д.
Представить себе Землю живым организмом нам мешает отсутствие у неё мозга. Всякое сознание, которое мы познаём прямым путём, кажется нам связанным с мозгом. Но наш мозг, который служит первоначально для того, чтобы приводить в соотношение наши мускульные реакции, выполняет функцию, которую Земля выполняет совершенно другим образом. У неё нет собственных мускулов и членов. Единственные внешние для неё предметы — это другие звёзды. Но им вся её масса отвечает самыми тонкими изменениями в своём движении и самыми тонкими вибрациями своих частей. Её океаны, как в гигантском зеркале отражают небесные светила, атмосфера преломляет их лучи как в колоссальной линзе, облака и снежные поля сливают эти лучи в белый цвет, леса и цветы рассеивают [его] всеми красками спектра. Поляризация, интерференция, поглощение лучей пробуждают чувствительность по отношению к таким вещам, которых не могут заметить наши чересчур грубые чувства.
И для этих космических сношений Земле не нужно мозга, так же, как не нужно ни глаз, ни ушей. Наш мозг действительно объединяет и приводит в соотношение бесчисленные функции органов чувств. Наши глаза ничего не знают о звуке, уши ничего не знают о свете, но, имея мозг, мы можем чувствовать звуки и свет вместе и связывать их ассоциативно… Но разве не может быть других высших средств для объединения вещей, кроме мозговых волокон? Разве ум Земли не может другим способом знать содержание всех наших умов вместе?
Фехнер рассказывает момент своего собственного ощущения истины.
«Раз в весеннее утро я вышел на прогулку. Поля были зелёные, птицы пели, блестела роса, вдали поднимался дымок, изредка показывался человек; на всём лежал свет точно какого-то преображения. Это был только маленький кусочек земли; и это был только короткий момент её существования; но однако по мере того, как мой взгляд всё больше и больше охватывал её, я чувствовал не только красоту, но глубокую истину в той идее, что Земля — это ангел, несущий меня по небу… И я спрашивал себя, как могли люди так далеко уйти от жизни, чтобы считать Землю мёртвым телом… Это ощущение должно показаться фантастическим. Земля есть шарообразное тело — что ещё можно узнать в минералогических кабинетах?..»
Главная идея Фехнера заключается в том, что более широкие формы сознания состоят из более ограниченных форм, но не представляют собой простой суммы ограниченных форм. Наш ум не есть просто сумма наших зрительных, слуховых и прочих ощущений. Соединяя их вместе, он находит между ними отношения и из этих отношений создаёт схемы, формы и объекты, которых не может знать каждое чувство, взятое в отдельности. Таким же образом душа Земли находит отношения между содержанием моего и вашего ума, такие отношения, которых наши отдельные умы не сознают. Она создаёт схемы, формы и объекты, пропорциональные её более широкому полю действия, для постижения которых наши душевные поля слишком узки. И она знает нас и наши отношения в то время, как мы не знаем ни её, ни своих настоящих отношений друг к другу. Вся внутренняя жизнь вселенной устроена как будто таким образом, что более широкое сознание всегда может держать под наблюдением более узкое, но никогда не наоборот.
Фехнер сравнивает наши индивидуальные личности с органами чувств Земли. Мы вносим каждый своё в её душевную жизнь… И она поглощает наши восприятия своей широкой сферой знания и комбинирует их с другими имеющимися там данными. Причём раз внесённое уже остаётся в ней навсегда и входит в новые соотношения.
Эти идеи Фехнера изложены в его книге «Zendavesta».
Я привёл такую длинную выдержку из книги проф. Джемса для того, чтобы показать, что идеи одушевлённости и сознательности мира совсем не являются новыми или парадоксальными. Это естественная и логическая необходимость, вытекающая из более широкого взгляда на мир, чем тот взгляд, который мы обыкновенно позволяем себе иметь.
Логически мы должны или признать жизнь и сознание во всём, во всей «мёртвой природе», или отрицать их совершенно даже в самих себе.