Тихий тиран

29

О том, что Зою Романову переводят обратно, первой, как всегда, узнала и сообщила санитарка Глафира Степановна. Она же предложила устроить по этому поводу небольшой «девичник».

В закуске недостатка не было: накануне был день свидания с родственниками.

Но какая же встреча без хорошего вина!..

Тогда были собраны все имеющиеся в наличии бутылки, и за полчаса до появления Зои на двух сдвинутых тумбочках уже красовались коньяк «Камю», югославский «Виньяк» и целая батарея бутылок из-под болгарского сухого вина, наполненных… минеральной водой и соками.

Увидев все это, дежурный врач хмыкнул и коротко приказал:

— Убрать!

В сопровождении медицинской сестры возникла в дверях исхудавшая и осунувшаяся, но решительно настроенная Зоя.

— Тумбочки поставить на место, — не замечая ее, распоряжался дежурный врач.

Зоя, мгновенно оценив обстановку, мягко и вкрадчиво спросила:

— Скажите, доктор, вам понравится, если я завтра объявлю голодовку?.. И тем самым сведу на нет феноменальные результаты операции и усилия целого коллектива врачей по спасению больной Романовой? Учтите, я человек неуправляемый. Это еще Павел Афанасьевич говорил, а уж он-то меня знает!..

Медсестра, слышавшая этот монолог, в панике побежала за подмогой. Однако дежурный врач уже принял решение и поспешно вышел из палаты, собираясь обо всем рассказать Фатееву.

— Ну и ладно, — сказала Зоя, — давайте фрукты выкладывать. Эх, еще бы цветочки достать!.. Я, между прочим, в нашем ресторане первая додумалась на столики цветы ставить. Надо мной сначала подружки посмеивались, говорили: «Чего ты, Зойка, из кожи-то лезешь? Придет какой-нибудь бегемот, пожрет-попьет, костей на скатерть нашвыряет, тебе на чай гривенник бросит, а ты ему — цветы?..» Глупые они, подружки-то мои… Не одни же бегемоты к нам ходят… Вот, помню, пришли двое старичков… Она в черном платье, а воротничок кружевной, ну, как до революции, а он — седой весь, костлявенький… Лет-то, наверное, под семьдесят пять, не меньше, усох совсем… А на нем жилет, рубашечка белая, запонки красивые… Целый вечер сидели, все вермут болгарский пили. Я уж под конец узнала: золотая свадьба у них…

Зоя сыпала словами не останавливаясь и одновременно протирала чашки, расставляла посуду, выкладывала виноград. Женщины хотели ей помочь, но Зоя запротестовала:

— Нет, не надо. Я сама… Вы не обижайтесь, только я сама. Соскучилась я, понимаете?.. Плохо одной-то лежать.

Неслышно вошел Фатеев. Увидев сдвинутые тумбочки и расставленные на них тарелки и бутылки, улыбнулся, потер руки:

— Ого! А тут, кажется, большой дипломатический прием? Ну что ж, Зоя, вручайте свои верительные грамоты. Не буду вам мешать!

— Виктор Дмитриевич, не уходите! Выпейте с нами по случаю выздоровления… Не каждый день оттуда возвращаются, — тихо попросила Зоя.

— Ну, до полного выздоровления еще далековато, — отозвался Фатеев, — верно, Глафира Степановна?

Санитарка улыбнулась, кивнула:

— Верно… Выхаживать надо Зойку. Но это уж моя забота.

Зоя протянула Фатееву стакан виноградного сока и даже попыталась сделать реверанс, но закусила губу и осторожно села на кровать.

— Прекрасное вино, — похвалил Фатеев, — это что, массандровское? — Он с улыбкой взял бутылку, повертел ее перед носом, близоруко щуря глаза. — А танцевать вам пока рано. Потерпите недельки две.

Уходя, уже в дверях попросил:

— Через час прием свой кончайте. Я студентов приведу… Пусть полюбуются на ваш женский монастырь.

— Слышали новость?.. Павел Афанасьевич к нам возвращается! — сообщила Зоя, проводив взглядом Фатеева.

— Колодников? — удивилась Евдокия Гавриловна.

— Ну да! — кивнула Зоя. — А я знаю, почему он возвращается… Только не скажу. Секрет… Ох и рада я, что он снова у нас будет! Вот хотите, как придет, я его поцелую? Только он ко мне подойдет, я его как обниму! Как прижму, и прямо в губы, чтоб опомниться не успел… Ну, спорим?

Это у нее вырвалось настолько неожиданно, что все рассмеялись, а Евдокия Гавриловна погрозила Зое пальцем:

— Ты парню голову не морочь!.. Он, конечно, неказистый, но добрый, обходительный.

Глаза Зои вспыхнули недобрым огнем.

— Неказистый?.. Ну, скажите еще, что ростом — мужичок с ноготок, скажите еще, что голова у него как арбуз, помятый на овощной базе… Валяйте! Критикуйте!..

— Да что ты разбуянилась-то? — встревожилась Евдокия Гавриловна. — Я разве со зла говорю?.. Так просто, к слову пришлось…

— Душа у него настоящая! — успокаиваясь, сказала Зоя. — А если я над ним издевалась, так это же потому, что влюбиться боялась… А вы говорите — неказистый!

В палату вошло несколько человек: впереди — Фатеев и Колодников, за ними — студенты. Фатеев кинул укоризненный взгляд на сдвоенные тумбочки и сказал, обращаясь к студентам:

— Прошу, товарищи, проходите. Можете побеседовать с больными. Романова, вы не возражаете против такой экскурсии?

— Я? — растерялась Зоя. — Пожалуйста!.. Мы, выходит, заместо зоопарка?

— Ну, зачем же так? — поморщился Фатеев.

— Да я пошутила,- — усмехнулась Зоя. Она не отрываясь смотрела на Колодникова. — Здравствуйте, Павел Афанасьевич… Значит, опять к нам?

— Да… И даже добровольно.

— Я слышала, что вы сами попросились. — В голосе Романовой было столько благожелательности, что Фатеев испугался: а не готовит ли Зоя новую каверзу Колодникову по случаю встречи?

— Было такое дело, — отозвался Павел Афанасьевич. К удивлению всех, он держался уверенно, пожалуй даже солидно.

— Это хорошо, что вы снова к нам вернулись. — Зоя наконец переключила свое внимание на Фатеева: — Виктор Дмитриевич, что же вы ко мне студентов не подводите? Я не кусаюсь!..

— Спокойнее, Романова, спокойнее… Подойдем… Между прочим, у меня для вас есть новости… Небольшой сюрприз. Так что приготовьтесь и постарайтесь не психовать.

— Опять на операционный стол хотите положить? — грустно пошутила Зоя. — У вас, у хирургов, все сюрпризы с ножа начинаются и ножом заканчиваются.

— Ну, не стоит так страшно шутить, — усмехнулся Фатеев, — а то я подумаю, что вы на меня за что-то обижаетесь.

— Я на вас?! — тихо спросила Зоя. — Да если б верующей была, в церковь пошла бы, свечу поставила.

— Ладно, обойдемся без церкви, — явно сконфузился Фатеев, — муж ваш через два часа приедет. В порядке исключения его пропустят к вам… Я разрешил.

«Вася приедет… — испугалась Зоя, — но я же не знала, я такая страшненькая… Даже не причесалась…»

— Спасибо, — негромко сказала она, — а вам за это не попадет от профессора Кулагина? Очень уж он строгий в таких случаях!

— Ничего, — ответил Фатеев, — как-нибудь оправдаюсь…

Василий Васильевич вошел к Фатееву, робко озираясь, словно ждал, что сейчас какие-то люди выйдут из-за белых стеклянных шкафов, сядут на белые стулья, стоящие вдоль стены, и начнут задавать ему вопросы, как на следствии.

Но никто не вышел; они были в ординаторской вдвоем, Фатеев попросил медсестру оставить их наедине.

— Василий Васильевич, — начал Фатеев, пристально глядя на Романова, — я добился для вас разрешения встретиться с женой. Вы рады?..

— Когда? — бледнея, спросил Романов.

— Сразу же после нашей беседы. Вы рады? — повторил вопрос Фатеев.

— Как вы можете спрашивать?!

— Я спрашиваю потому, что не был в этом убежден. Вы чуть было не убили свою жену. Если бы мы не задержали письмо, которое вы просили передать, сегодня Зоя была бы обречена.

— Вы прочитали мое письмо?

— Разумеется, — подтвердил Фатеев. — Вас это возмущает?

— Мне стыдно…

— Стыдно? За то, что вы написали?

— Мне стыдно, что я оказался трусом!

— Оставим эмоции в покое! Ваша жена не знает о письме и не должна знать. Это — первое условие, при котором я разрешу вам свидание. Второе условие: вы должны держаться молодцом.

— Я не смогу…

— Тогда я не смогу разрешить вам встречу. Знаете, я ведь не для того ее спасал, чтобы сейчас погубить.

— Вы мне не поверите, Виктор Дмитриевич, я так много передумал всего!.. Так перетряхнул свою душу!

— Вас замучил психоанализ? — насмешливо спросил Фатеев. — Так вот, никаких самокопаний, пока вы будете разговаривать с женой. Учтите, она вас ждет с нетерпением. Кроме того, вы в ее глазах — настоящий друг. Вы хотели отдать ей свою почку, но, к счастью, она не потребовалась. Вот та версия, которая известна ей и которую вы обязаны поддерживать.

— Но это же свыше моих сил, — пробормотал Василий Васильевич, — я не хочу изображать из себя героя!

— Никого вы не должны изображать, — возразил Фатеев. — Хотите считать себя трусом — это как вам будет угодно. Лично я не был бы столь категоричен… Всякое бывает в жизни. За свою практику не так уж часто я встречал людей, которые прибегали бы ко мне и с радостью предлагали: «Вот вам моя почка! Она мне, кажется, не нужна…» Поэтому возьмите себя в руки и будьте мужчиной. Мы — врачи — сделали все, что могли. Дальнейшее во многом зависит от вас. Вы для нее сильный. И мы подумали, что для укрепления духа будет лучше сказать ей, что вы с а м и пришли к нам и предложили свою почку… Я так и сделал… И с этого дня она резко пошла на поправку. Может быть, это совпадение, но факт остается фактом — с этого дня, а не с какого-то другого! Теперь представьте, что было бы, прочитай она ваше письмо?

— Я понимаю, — тихо сказал Романов. — Она не узнает о письме. Я постараюсь… А вам, Виктор Дмитриевич, спасибо. Вам и профессору. И всем… Вообще всем.

Он вдруг закрыл лицо руками и заплакал, Фатеев не успокаивал его. Он смотрел на Романова с чувством глубокого сострадания и думал: «А ведь это, пожалуй, трагедия… Он все равно расскажет ей, потому что, к своему несчастью, честен и искренен… И как у них будет после?.. Но для нас важно, чтоб он не говорил ничего сейчас, в ближайшие несколько месяцев…»

Романов вытер слезы и молча, ссутулившись, подошел к дверям.