То, что не убивает

23

Память вновь возвращалась по частям, будто в разных углах огромного зала загорались лампочки. Поначалу от недостатка информации я спокойно воспринял шум вертолётных винтов, решив, что я, капитан Маки ван дер Янг, задремал по пути на базу, но секундой позже зажёгся ещё один фонарик, осветивший недавнее прошлое, и я забеспокоился.

В десантном отсеке царила непроницаемая тьма, шум винтов не давал ничего услышать, и поэтому единственное, что я мог сказать об окружающем мире, это то, что я сижу на металлическом полу, в ягодицу впивается мелкий острый камешек, руки заведены за спину и зафиксированы чем-то, что я не в состоянии разломать, а правый висок бьётся обо что-то жёсткое и угловатое, когда вертолёт маневрирует. Макушка саднит, левая скула болезненно пульсирует, поясница тянет, кости ломит. «Господи, можно я сдохну прямо сейчас?»

Слева от меня что-то тёплое. Возможно, живое. Возможно, Эрвин. О какой-либо уверенности речи, конечно, не шло, хотя пахло именно человеком, который недавно купался в сточных водах.

Связь, само собой, не работала: пиктограмма подключения покраснела и обзавелась восклицательным знаком. Должно быть, глушилка. ПНВ и тепловизор тоже почему-то не работали. «Странно».

Ладно, неважно. Главное — не поддаваться панике. Это было вполне осуществимо: несмотря на то, что меня всё-таки схватили и теперь везли в неизвестность, я почти не чувствовал страха, потому что его перевешивали удивление и любопытство. Разумеется, я понимал, что не самый крутой и крепколобый на планете и что на мою киберзадницу рано или поздно найдётся управа, но такое…

Не припомню, чтобы мне так сильно прилетало — а прилетало мне достаточно часто, чтобы я успел составить представление о том, что меня может ждать на улицах Корпа, проработать классификацию и на её основе просчитывать последствия своих действий. Так вот, вероятность получения ТАКИХ пиздюлей от живого противника я не учитывал, думая, что она ничтожно мала.

Лететь было скучновато, и я попытался осторожно высвободить руки, но в ту же секунду из глаз посыпались искры: кто-то очень внимательно наблюдал за мной и показывал, что не намерен шутить.

— С-сука, — прошипел я и схлопотал оплеуху повторно. К счастью, не такую сильную, как в офисе Масс Биотех, но всё же ощутимую.

Да уж, ситуация… При попытке хоть как-то упорядочить всю картину начинала болеть голова.

Сперва поступил заказ на Юнгера. После промаха на меня ополчились «костюмы», которых тоже наняли его убить, но я случайно сорвал им всю операцию. Приказ на устранение Юнгера отдал картель Торреса, но зачем им нужно было убирать кандидата в мэры я никогда не узнаю, потому что Торрес застрелен чёрными боевиками, а картель и «костюмы» разгромлены.

Далее, когда мы заявились в Масс Биотех, опять появились эти неизвестные чёрные боевики. Совпадение? А то, что в здании за полчаса до нашего прихода была объявлена подозрительно тихая и незаметная для остального мира эвакуация, — это как вообще понимать? Кого они боялись — нас или боевиков? И для чего последние примчались штурмовать здание — ради меня или у них были иные цели? Перед глазами всплыла недавняя картина, когда командир отряда боевиков сказал, что мы с Торресом нужны ему живыми в отличие от остального картеля.

Одни вопросы без ответов. Оставалось лишь надеяться, что в ближайшее время всё станет ясно. Если эти ребята не шлёпнули меня сразу, а куда-то потащили, то…

Винты взвизгнули, вертолёт нырнул вниз. Желудок подскочил к горлу, а я перепугался, что сейчас полечу головой вперёд и врежусь во что-нибудь твёрдое и металлическое, но похитители, похоже, знали манеру своего пилота и всё предусмотрели: я повис с выкрученными руками, матерясь и болтая ногами в воздухе.

Слева раздался такой же поток брани, и я понял, что это всё-таки мой напарник.

— Эй! Эрвин! Это ты? — позвал я, склонившись в его сторону. Не было никакой уверенности, что меня услышат сквозь шум двигателя и винтов, но скаут отозвался:

— Конечно я, идиот!

Винтокрылая машина заложила головокружительный вираж, меня бросило вправо, от боли в плечах и локтях из глаз посыпались звёзды, но скоро всё закончилось: вертолёт выровнялся (из-за чего я сильно вмазался затылком о металл) и полетел дальше как ни в чём ни бывало.

К своему удивлению, я заметил, что стало немного светлее: в левом глазу появилось серое пятно, и теперь я мог различать очертания предметов — правда, мутно, будто смотрел сквозь ткань.

«Что за херня?» — я моментально покрылся холодным потом. Повязки на глазах не было, и это могло значить лишь одно: мне так заехали по башке, что я ослеп. «Только не это! Только не так!..»

— Эрвин! — вскрикнул я. — Эрвин, ты меня видишь?!

— Да! — отозвался напарник, после чего нас немного попинали ногами. Но мне было наплевать, поскольку в тот момент меня парализовал животный ужас.

«Пиздец, — повторял я мысленно. — Пиздец. Пиздец».

Что теперь делать? Как выбираться?.. Поможет ли мне Эрвин?.. Хотя, в последнем я и так не был уверен. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Долбаный Юнгер, долбаная политика и долбаный я! Старый полудурок, который…

Так.

Стоп.

Собраться.

Собраться, перестать ныть и думать, что можно с этим сделать.

Гнобить себя в любом случае плохая идея, не хватало только словить приступ апатии. Тогда точно конец. Как знать, может, не всё ещё потеряно?

Я быстро пробежался по доступным спектрам, но так ничего и не рассмотрел. И тепловизор, и ночное видение показывали одно и то же — небольшое светлое пятно в левом глазу. Зато я видел виртуальные значки и пиктограммы, за которые отвечал процессор в моих мозгах.

Значит, проблема в соединении. Нет контакта там, где он должен быть, либо есть там, где не должно.

«А что если?..»

Я максимально наклонился — настолько, что подбородок упёрся в грудь, — и изо всех сил шарахнулся затылком о корпус.

— Эй! — воскликнул неизвестный голос. Я усмехнулся, представив, как боевик стоит рядом со мной с занесённым кулаком, размышляя, стоит ли бить человека, который бьёт сам себя.

Бабах!

Больно не было, но мозги тряслись, как солёные помидоры в полупустой банке. Пятно света пульсировало, то становясь ярче, то едва ли(?) не угасая совсем.

Бабах!

— Прекрати!

Бабах!

Изображение вспыхнуло и вновь погасло.

«Ещё немного!»

Бабах!

«Аллилуйя!»

Напротив меня действительно стоял боевик с занесённым кулаком и перекошенной рожей. За его спиной на откидной скамье настороженно переглядывались ещё трое.

— Я тебя вижу, — сказал я и плотоядно ухмыльнулся. В десантном отсеке было светло: через овальные иллюминаторы жарило беспощадное африканское солнце.

Красный песок на полу, разводы на серых стенах, озадаченный Эрвин, тупые лица боевиков — меня радовало абсолютно всё. Хотелось запеть и обнять весь этот чёртов мир.

Негр сел обратно и пристегнулся, не спуская с меня настороженного взгляда, а я наткнулся на удивлённые глаза напарника и широко улыбнулся:

— Я прозрел!

Тот нахмурился и повернулся ко мне ухом:

— Что?! Не слышу!

Посадка получилась жёсткой, как будто пилот просто ахнулся о землю, не заморачиваясь такими мелочами, как снижение скорости и выравнивание машины.

Открылась дверь в борту, боевики поднялись, отстегнули с поясов длинные чёрные дубинки и окружили нас.

— Или по-хорошему, — произнёс один из негров, — или по-плохому, — его дубинка затрещала, по навершию пробежали белые искры.

Он очень странно говорил, словно с трудом выдавливая слова.

Эрвин хихикнул:

— Это похоже на сцену из порно, где большие чёрные А-А-А! — завопил он, когда дубинка ткнулась ему под рёбра. — Я понял! Я понял!.. Кстати, там ими тоже тыка-А-А-А! Всё-всё! Я больше не буду!

Нас вытолкали наружу, где уже ждали, взяв в кольцо вертолёт, вооружённые тощие чёрные оборванцы. Я был бы рад увидеть еле живые «калашниковы», но пушки у этих ребят были поразительно новыми и ухоженными. Такие и впрямь могли нас продырявить, а это значило, что побег откладывался как минимум до той поры, пока охрана не ослабит бдительность.

Жаль.

Я огляделся. Интересное место — мне почему-то казалось, что мы сядем где-нибудь в городе, но вокруг простиралась, насколько хватало глаз, красно-бурая, словно марсианская, земля, поросшая колючей травой, невысокие каменистые холмы и жёлтый выгоревший на солнце буш.

Корпа не видно даже на горизонте — далеко же нас завезли. Вертолёт сел посреди какого-то индустриального заброса: то ли карьера, то ли шахты, — неясно.

Несколько обвалившихся строений, в тени которых ржавел оранжевый бульдозер. Рядом с посадочной площадкой возвышалась целая гора щебня, возле которой притулилась старенькая тойота-пикап с установленным на треноге в кузове пулемётом. Поодаль — здоровенный ангар из стальных листов, к которому нас и повели по плотно утоптанной рыжей земле.

Периодически боевики подбадривали нас тычками в спину и электрическими разрядами, кричали на разных языках, но в этом не было совершенно никакой нужды: мы с Эрвином и так шагали быстро и не оказывали сопротивления. Скорее всего, негры сами нас боялись, и это, в свою очередь, внушало опасения мне: не дай бог у кого-нибудь палец на спуске дрогнет и всё — прощайте, капитан ван дер Янг.

Эрвин же был на удивление беспечен. Поначалу я напрягался, опасаясь, что он опять потеряет контроль и наделает глупостей, но нет — даже шокеры не могли вывести его из себя. Сукин сын выглядел так, будто вышел поутру из своего дома в халате и с чашкой кофе в руках, чтобы дойти до почтового ящика за свежей газетой.

У ангара нас встречала ещё одна группа вооружённых негров.

Один из них — здоровый, в камуфляжных штанах и красной бандане — шагнул вперёд и залопотал что-то на местном наречии, с подозрением глядя на боевиков в чёрном.

— Говори нормально! — «спец» двинулся ему навстречу.

— Мы не ждали так рано, — громила в бандане мрачно оглядел наш эскорт.

— Всё немного поменялось, как видишь. Зато смотри, кто у нас есть.

Здоровяк кивнул.

— Вижу.

— Отведите их к Маме.

— Я сам знаю, куда их отвести, — огрызнулся негр.

Эрвин тихонько захихикал и пихнул меня локтем в бок.

— Слышал? К Маме! Я представляю, сейчас мы заходим, а там как в Томе и Джерри, толстые чёрные ноги в тапках и А-А-АЙ! — снова затрещал шокер. — Да ладно! Смешно же было!

Я решил не отвечать, чтобы тоже не получить разряд.

Командир навис над «красной банданой»:

— Не дерзи мне, черножопый! — мои брови сами собой поползли вверх: было очень странно слышать такое из уст другого черножопого. — Ты знаешь правила. Веди к Маме и передай, чтобы готовили операцию.

«Операцию? Какую нахрен операцию?»

Не успел я подумать это, как боевик в чёрном, ещё секунду назад подтянутый и напряжённый, внезапно обмяк и заозирался с совершенно тупым лицом. Остальные тоже опустили пушки и держались абсолютно по-другому: кто-то снял шлем и схватился за голову, кто-то плюхнулся на землю, а кто-то тяжело дышал, оперевшись на приклад оружия, воткнутого стволом в землю.

Происходило что-то очень любопытное, но я пока не мог понять, что именно.

В любом случае наше с Эрвином положение не изменилось: на запястьях по-прежнему красовались тяжёлые стальные браслеты, а возле голов маячило достаточно дул и жерл для того, чтобы вести себя прилично и не делать глупостей.

Вся толпа, включая наших конвоиров и «спецов», завалилась в ангар, и я подивился тому, насколько там жарко, тесно и многолюдно. Дневной свет проникал сюда через выбитые окошки и прорезанные в потолке дыры, и я даже не представлял, как обидно было солнечным лучам преодолеть путь в сто пятьдесят миллионов километров для того, чтобы осветить ЭТО.

Кругом, разумеется, полнейшая грязь и антисанитария. На полу, прямо среди консервных банок, костей и собачьего дерьма лежат матрасы, на которых кто-то дрых, а кто-то, судя по мухам, давно умер. Несмотря на то, что снаружи сооружение выглядело огромным, внутри царила жуткая теснота: всё пространство было поделено на микроскопические отсеки при помощи плёнки, картона и обрезков металлопрофиля.

В каждом из этих отсеков кто-то жил, в каждом разворачивалась своя история. Где-то сидели на корточках, перебирая мусор, тощие чумазые дети, где-то группа полуголых чёрных громил курила кальян, в котором, судя по запаху, дымился вовсе не табак, где-то похрюкивала толстая розовая свинья, где-то троица жилистых юнцов в красных банданах весело и задорно трахала исхудавшую женщину с усталым лицом и отсутствующим взглядом. В том же отсеке на земле валялась целая куча шприцев и пустых бутылок, а в углу надрывался криком лежавший в картонной коробке младенец с нездорово большим животом.

В одной из «комнат» покрупнее сидели за древними компьютерами полусумасшедшие долбонавты, увешанные амулетами, пучками трав и костями. На моих глазах один из этих ненормальных занёс над клавиатурой ладонь, с силой полоснул по ней ножом и принялся забрызгивать кровью всё вокруг, громко вереща: «Денег! Помоги! Денег! Помоги!» и что-то на местном наречии.

— Пиздец, правда? — спросил Эрвин. — Я только смотрю на это и уже чувствую, что заразился гепатитом.

Повернувшись к напарнику, я увидел полностью равнодушный взгляд. Может, немного ироничный, но без каких-либо признаков ярости, страха или чего-то в этом роде.

— Ты так спокоен… — я старался говорить тихо, чтоб конвоиры не услышали, но они и так были слишком заняты тем, что протискивались по здешним узким «улочкам» и отгоняли криками и оплеухами излишне любопытных соплеменников. — Ты же ненавидишь их.

— Ненавижу, — кивнул Эрвин и очень по-доброму улыбнулся. — И я убью их. Всех. Но пока что я как ребёнок рождественским утром. Меня ведут в комнату, где под ёлкой лежат подарки. Я не должен капризничать, потому что могу испортить весь момент, но я предвкушаю это. Предвкушаю мои…

Один из провожатых заметил, что Эрвин говорит со мной, и толкнул его прикладом в спину. Скаут пошатнулся, но устоял на ногах и, когда выпрямился, посмотрел на меня так, что мороз пробрал до костей.

— Всех, — повторил он и замолчал, глядя себе под ноги, чтобы во что-нибудь не вляпаться.

Центр ангара был расчищен: там стоял разрисованный какими-то оккультными символами дом на колёсах, вокруг которого хаотично громоздились стальные шкафы, столы с инструментами и верстаки. Всё вместе это напоминало какую-то кустарную мастерскую и, судя по треску сварки и визгу болгарок, ей и являлось. Работали в ней как на подбор здоровые крепкие мужики — вооружённые, суетливые и чем-то очень сильно занятые.

В центре мастерской на небольшом пятачке земли горел костёр, над которым висел огромный котёл. Рядом сушили на верёвках рыбу и травы, а неподалёку лежала целая куча черепов — и не все из них принадлежали животным. На колченогом стуле, прислонённом к стене дома на колёсах, сидел седой сморщенный однорукий негр, одетый только в набедренную повязку из трав. На его груди покоилась маска из чёрного дерева — удлиннённое лицо какого-то божества.

Я торопливо удалил онлайн-переводчик, затем вычистил всю информацию из реестра и установил снова. Запустить, ввести фальшивые данные счёта (всё равно сети нет, и программа не сможет ничего проверить) — и вуаля! У меня есть десять минут пробного доступа.

— Эй! — давешний громила в красной бандане вышел вперёд. — Позови Маму!

Старик вскочил, надел маску и принялся подпрыгивать на месте, размахивая единственной рукой:

— Нет! «Непереводимая игра слов»! Нет! Нельзя! Ей «Непереводимая игра слов».

«Зашибись, — скривился я. — Спасибо, переводчик, ты очень помог».

— Скажи, мы взяли «Непереводимая игра слов», о которых нам говорил Рохо[2]!

— Нет! Нельзя! Нельзя!

— Зови! — рыкнул негр и для убедительности потряс в воздухе оружием. — Трус! Ты трус!

Старик замер, ссутулился и развёл руки в стороны в шутовском подобии реверанса.

— О-о, если Мбата не трус, пусть Мбата зовёт сам! Пусть Мбата заходит! Пусть Мбата говорит с Мамой!

После этих слов дверь трейлера распахнулась настежь, будто выбитая с ноги, и изнутри послышалось недовольное:

— Что?!

На свет вышла женщина, похожая на кусок вяленого мяса, — чёрная и жилистая настолько, что на теле выделялась каждая мышца. Гладкая лысина изборождена кучей шрамов, лицо заострённое, глаза не то что сумасшедшие, а по-настоящему безумные. На теле ни единого клочка одежды — одни лишь светящиеся татуировки. Они змеились по всей её коже, переплетались и соединялись воедино на обвисших, словно высосанных грудях, которые доставали едва ли не до пупка. В правой руке женщина держала пистолет, в левой — ополовиненную бутылку какого-то пойла.

Громила потупился:

— Мы привели белых, которых…

— Я слышала, — Мама неуместно громко почесала треугольник курчавых волос между ног.

— Рохо сказал, чтобы мы приготовили их к операции, — здоровяк совсем поник, сжался и уставился себе под ноги. В отличие от Эрвина, который глядел на женщину с открытым ртом.

— Так готовьтесь, — негритянка пожала плечами и ткнула в нашу сторону пистолетом. — Ты сам не мог приказать и позвать Нтанду?..

— Я думал, вы должны знать, — тихо-тихо сказал громила.

— Теперь знаю, — Мама оперлась плечом о дверной косяк и склонила голову в каком-то птичьем жесте. Пистолет сдвинулся и указал на боевика. — Мбата пусть приходит. Потом. Позже.

Женщина скрылась в трейлере, а съёжившийся громила повернулся к нам, крупно дрожа всем телом. Впрочем, это не помешало ему приказать приковать нас к высоким железобетонным столбам, врытым в землю напротив входа в дом Мамы. Для этой процедуры нас окружили, надавали оплеух и приставили к головам чуть ли не по десятку стволов, после чего расстегнули кандалы, завели наши руки за столбы и защёлкнули замки обратно.

Только после этого охранники смогли наконец-то вздохнуть свободно. Три человека уселись на груду старых покрышек и закурили, а остальные разошлись по своим делам.

Зато появилиcь любопытные: из-за угла выглядывала стайка оборванных детей. Мелкие переговаривались, смеялись, тыкали в нас пальцами и подталкивали друг друга в нашу сторону. Спустя какое-то время они осмелели и подошли ближе.

— Твою ж мать… — скривился Эрвин.

— Угу, — кивнул я.

В памяти всплывали рассказы ребят, вызволенных из плена, и они не сулили ничего хорошего.

От первого плевка я увернулся. Мелкому паршивцу, чей рост не доходил мне и до пояса, это ужасно понравилось — он отскочил, захохотал и решил повторить. Повторил успешно, но не совсем: попал мне на ногу. Это вызвало в негритятах дух здорового соперничества, и вскоре все они весело и задорно плевали в нас с Эрвином, стараясь попасть, разумеется, в лицо.

Отвращение.

Омерзение.

Ярость.

«Господи, как Эрвин вообще держится?»

Я посмотрел на него одним глазом: полная неподвижность и расслабленность, на губах полуулыбка. Ох и не поздоровится же им, когда… Ай!

А, вот и новая игра. Я уже понадеялся, что до этого не дойдёт. Мне в голову угодила брошенная одним из мелких уродцев консервная банка. Остальные переглянулись с видом «И как же мы раньше до этого не додумались?», а я отключил болевые рецепторы насовсем и закрыл глаза. Только бы ничего не повредили. Например, зрение. Биться головой больше не хотелось, затылку хватило и экспериментов в вертолёте.

Отключение боли было похоже на местный наркоз: сама боль блокировалась, но тактильные ощущения оставались, и я мог чувствовать прикосновения к моей коже.

Сюрреалистично. Я слышал радостный смех и детскую речь, в то время как на меня обрушивался град ударов. Эрвин был прав: возникло непреодолимое желание окуклиться где-то глубоко внутри себя, отвлечься и отключиться.

— Эй-эй! Хватит! Хватит! Достаточно! — охранники лениво отогнали банду мелких отморозков. — Идите отсюда! Идите!..

Самому нерасторопному негритёнку достался сочный пендель, от которого тот покатился кубарем.

Тишина.

Навалилась слабость — и я потихоньку сполз на землю, усевшись у подножия столба.

— And I think to myself, — тихонько пропел Эрвин, не попадавший ни в одну ноту, — what a wonderful world[3]…

Вскоре в мастерской началась суета: боевики, которые нас захватили, сняли каски, побросали оружие в одну кучу и подошли к странным высоким штукам, похожим на вертикально стоящие гробы, увитые трубками и кабелями. Возле них я рассмотрел по несколько здоровенных аккумуляторов, баллоны с кислородом, оранжевые промышленные удлинители, генераторы и прочую электрику.

Местные помощники и помощницы быстро сорвали со «спецов» всю одежду, и я округлил глаза от удивления: от их тел, оказывается, вообще мало что осталось. Сплошное железо, причём не прикрытое ни кожей, ни каким-либо иным материалом. У боевиков не сохранилось ни одной своей конечности, плюс их тела дополнительно армировали — я рассмотрел полоски металла на плечах, рёбрах и крестце. Они соединялись с позвоночником — массивным и тяжёлым. Он распластался на спинах боевиков, как жирный паук со множеством длинных и крепких лап.

Макушки и затылки негров также сверкали, словно начищенные серебряные ложки.

Бойцов одного за другим поднимали и вешали в «гробы» на крючья (процесс настойчиво ассоциировался у меня со скотобойней и аналогично висящими коровьими тушами), а затем в дело вступали техники: отсоединяли конечности, скидывали их в стоявшую рядом ржавую ванную, не разбирая, где чьё, а затем вынимали из висков солдат замеченные мной раньше «таблетки». Отвратное зрелище: у серебристых кругляшей обнаружились длинные штыри, которые вставлялись глубоко в череп.

Затем от толпы отделилась парочка — здоровенный бородач и коротко стриженная миниатюрная негритянка с крупными чертами лица и неимоверно широкой задницей. Девушка носила синий рабочий комбинезон, поверх которого был наброшен белый халат.

— Привет, мальчики, — поздоровалась она, когда подошла. «Надо же, совершенно без акцента…»

— Привет, девочка, — с ледяным спокойствием ответил Эрвин, не открывая глаз.

Мне стало жутко от одной мысли о том, какая в нём клокотала ярость.

Девушка вытащила из кармана рулетку, штангенциркуль и маркер, приблизилась к лицу Эрвина и, брезгливо поморщившись, что-то приказала бородачу. Тот молча кивнул и ушёл обратно в мастерскую, но быстро вернулся с бутылкой воды и тряпкой.

— Эй! Эй! Какого?.. — здоровяк, не обращая внимания на протесты Эрвина, умыл его и вытер тряпкой.

Затем ситуация повторилась со мной. От воды пахло соляркой, а от тряпки — чем-то кислым, но я не жаловался. Сидеть оплёванным и окровавленным было куда хуже.

Девушка достала инструменты и с улыбкой попросила Эрвина не дёргаться.

— Ну что вы? Как я могу? — взгляд скаута говорил, что он готов хоть сейчас накинуться на женщину и сожрать её без соли.

— О, вы можете! — смешок обнажил крупные белоснежные зубы, при одном взгляде на которые моя зависть обиженно зашипела. — Мы давно ловим таких, как вы, и в курсе того, на что вы способны.

— Знал бы я, что тут такие прелестницы, пришёл бы сам, — я настороженно наблюдал за напарником и наконец понял, почему его взгляд был таким пугающим, — скаут не мигал.

— Процедура не займёт много времени. Надо ли мне говорить, что в случае чего вас изобьют до полусмерти и я всё равно получу данные?..

— До полусмерти? Сомневаюсь. Ваши люди скорей устанут нас бить, чем мы отключимся.

Девушка звонко рассмеялась:

— Вы забавный. Даже жаль, что придётся делать вам операцию.

— Вот! И я о том же! — с горячностью подтвердил Эрвин. — Не нужна нам никакая операция! Ну, верней, мне не нужна, а Маки давно пора что-то делать с простатой.

Девушка вновь коротко хихикнула, громила за её спиной нахмурился.

— Та-ак… — она поставила Эрвину точки на висках, после чего измерила окружность черепа рулеткой. — Угу. Отлично… И вот так, — пришёл черёд штангенциркуля, с помощью которого она определила длину и ширину Эрвиновой башки.

— Ну? Не тяните, док, скажите правду. Я еврей?

Снова звонкий смех. Девушка сделала на виске моего напарника пару дополнительных пометок и подошла ко мне.

— А вы? — поинтересовалась она с той же обезоруживающей улыбкой. — Будете вести себя хорошо?

— Не могу обещать, — пробурчал я.

Выражение лица мигом изменилось с беспечно-весёлого на серьёзное и сосредоточенное:

— Мата ту! — обратилась она к громиле.

— Нет! Нет! — зарычал я, когда огромная потная туша придавила меня к столбу, а чёрные лапищи стиснули черепушку так, что она едва не треснула. — Шуки! Шуки! Выпуштите!..

Я лягался и брыкался, но всё бесполезно — на меня как будто бык навалился.

— Хи-хи, — донеслось справа. — Гейство.

— Готово. Мата ме! — здоровяк отпустил меня. — До встречи, мальчики!

— До встречи, дорогая, — голос Эрвина мог вызвать сахарный диабет. Когда девушка отошла подальше, он добавил: — Сука мерзкая. Я доберусь до тебя. Ох и доберусь…

Опять тишина.

Поселение за нашими спинами жило своей жизнью и гудело, как пчелиный улей.

— Как думаешь, что за операцию нам собираются делать? — спросил я у Эрвина.

— Да уж точно не на простате… — ухмыльнулся он.

— Это я понял. Но может быть у тебя есть предположения?..

— Блядь, Маки, откуда им взяться?! — неожиданно злобно огрызнулся напарник. — Я тут точно так же прикован к столбу, если ты не видишь!

— Ай, иди ты нахер, — лучше б и не заводил этот разговор. И так тошно, а этот мудак вдобавок ко всему срывается срывается, будто я ему должен.

Впрочем, догадаться, о какой операции шла речь, было нетрудно. Пометки на висках у нас с Эрвином и разъёмы для неизвестных устройств на висках у боевиков говорили сами за себя: кто-то собирался превратить нас в послушных марионеток.

Время шло, я таращился на техников, которые что-то делали с конечностями боевиков. Последние о чём-то оживлённо болтали, вися в своих шкафах-гробах.

Девушки в халате не было видно, Мама тоже не показывалась, однорукий дед дрых на своём стуле, периодически дёргаясь всем телом и всхлипывая.

Интересно, куда делись другие боевики? Здесь их было около десятка, но я помнил, что здание Масс Биотех штурмовало куда больше народу. Значит, есть ещё подобные базы?

И откуда у этих бандитов боевые железяки?.. Сам собой напрашивался вывод, что «Фронт освобождения» делает грязную работу для Масс Биотех, но пока нельзя было сказать об этом с уверенностью. В конце концов, невероятные совпадения никто не отменял.

Прошло несколько минут, и девушка в халате вернулась в сопровождении давешнего бородатого громилы и целой своры негров поменьше.

— Итак, ребята, — обратилась она к нам после того, как одним возгласом успокоила галдящую свиту, которая тыкала в нас оружием, грозно пучила глаза и выкрикивала… оскорбления, наверное: пробный период переводчика закончился, и я теперь ни черта не понимал. — Смотрите, какой расклад. Вашей жизни ничто не угрожает, кроме вашей глупости. Если будете хорошими мальчиками и не станете доставлять нам хлопоты, всё пройдёт максимально быстро — и уже завтра мы с вами станем лучшими друзьями. Но если вы захотите брыкаться, что ж, — кивок в сторону головорезов, — мы умеем и по-плохому.

Я в который раз отметил её правильное произношение, а вслух сказал:

— Вы собираетесь копаться в наших мозгах, если я правильно понимаю?.. О какой добровольности тут вообще может идти речь?

Девушка пожала плечами:

— В любом случае всё будет по-нашему. Либо хуже — для вас, конечно же. Я не давлю, даю минуту на размышление.

Несмотря на жару и духоту, меня затрясло в ознобе: наконец-то начало доходить, что всё серьёзно и на этот раз отвертеться на получится.

Эрвин молчал: смотрел в землю и слегка качал головой.

В принципе, эта улыбчивая чёрная стерва права: ситуация совершенно не в нашу пользу. Помощи ждать неоткуда, сопротивление бесполезно и в лучшем случае закончится смертью. Так что выбор-то на самом деле прост: достойная смерть в бою или жалкая жизнь в роли чьей-то куклы. Забавно, когда-то давно я избежал этой участи, но теперь всё, похоже, возвращалось к истокам.

Впрочем, стоп.

Можно ведь посмотреть на ситуацию под другим углом.

Либо я бесполезно умру, либо продолжу жить и, может быть, что-то придумаю. Так что выбор следует упростить, убрав эмоциональную окраску. Жизнь или смерть?..

Ещё пару недель назад я выбрал бы смерть и сам с удовольствием привёл приговор в исполнение. С тех пор ничего в сущности не стало лучше, наоборот, ситуация только усугубилась, но у меня в голове прояснилось, и я с удивлением понял, что хочу жить. Это ощущение было так прочно забыло, что теперь воспринималось как нечто новое и свежее.

— Время вышло, — девушка скрестила руки на груди и вопросительно взглянула на нас с Эрвином.

Я нерешительно пожевал губами, боясь открыть рот и озвучить свой выбор. Эрвин косился на меня — видимо, тоже не мог принять решение.

— По-хорошему, — спустя пять долгих секунд выдавил я.

Скаут опустил глаза и покачал головой:

— Ну, по-хорошему, так по-хорошему. Всю жизнь мечтал дать себя разрезать сраной негритоске.

— Молодцы, — обрадовалась девушка, пропустившая оскорбление мимо ушей. — Но вы ведь понимаете, что мы всё равно будем начеку?..

«Ещё как понимаем».

В башку снова уткнулась куча стволов, после чего нас чуть ли не на руках отнесли в мастерскую, где уложили на длинные и холодные железные столы, зафиксировав руки, ноги и шею металлическими скобами.

«И в таких условиях они будут делать операцию на мозге?» — подумал я со смесью удивления и брезгливости. Я думал, в ангаре есть хоть какая-то операционная, а тут — просто ничем не огороженная часть ангара с земляным полом. Пахнет едой из котла, летают жирные чёрные мухи, рядом верстаки с промасленными железяками, а в одном из «гробов» перед моими глазами орудует техник — вскарабкался на самый верх, снял макушку черепа у боевика и шурудит в мозгах длинным щупом. Из башки негра то и дело вырывался сноп синих искр, из-за чего его лицо забавно перекашивало. Эрвин будто прочитал мои мысли:

— А? Стерильность? Кто сказал «стерильность»?

Включилась белая лампа в изголовье: её яркий белый свет больно ударил по глазам, из-за чего я поспешно зажмурился и попытался «окуклиться», представив, что ничего этого на самом деле не происходит, а если и происходит, то меня не коснётся. Никак. Совершенно никак.

Сознание съёжилось и засело где-то глубоко-глубоко, настолько, что от него до лобной кости пролегала, казалось, целая бездна пространства. Личная безопасная вселенная в моём собственном черепе.

— Простите, ребята, — я приоткрыл глаз и увидел, как девушка виновато разводит руками, — общего наркоза дать не можем, только местный.

— О, не переживайте, док, — отозвался Эрвин. — Можете нас даже щекотать, мы всё вытерпим.

— Не сомневаюсь, — очередная обезоруживающая белозубая улыбка, за которой чувствовалась огромная глыба эмоционального льда.

Инъекционный пистолет щёлкнул четыре раза, впрыскивая мне под кожу нечто, из-за чего лицо быстро онемело.

— Удачи, Маки, — произнёс Эрвин. — Увидимся на той стороне. Нам ведь не впервой, а?..

Кожу на черепе ощупали, затем у виска принялись водить чем-то твёрдым и угловатым. Причём водили настолько долго, что я в один момент испугался: а вдруг операция уже началась, и кто-то вовсю ковыряется в моей голове?..

Левое ухо слышало недовольное пыхтение и какой-то электронный писк.

— Ха. Интересно. Очень интересно, — я дёрнулся от неожиданности, когда девушка заговорила над самым ухом, но металлическая скоба на шее сдержала мой порыв.

Она поднялась, халат прошелестел слева направо — в сторону Эрвина, после чего вновь пыхтение и писк повторились.

— Ну надо же! — девушка с громким лязгом положила что-то на железный стол и отошла в сторону. Я напряг слух и постарался отсеять посторонние шумы, болтовню охранников и техногенные звуки мастерской.

— Да!.. Нет, я не могу написать, это срочно!.. Я сейчас просветила их височные кости — и у нас ситуация… Нет!.. Да!.. Два организма, повреждения минимальные… Нужен транспорт и… Нет, я не смогу, конструкция незнакома!.. Нет, это что-то совсем другое… Похоже, оригинальная… Нет!.. Нет!.. Ты меня слушаешь?.. Здесь я ниче… Да послушай же! — милашка-очаровашка зарычала как тираннозавр. Теперь её можно было услышать и без усиления звука. — Здесь я ничего не сделаю. Не в таких условиях, не с такими ресурсами. Мы слишком долго искали оригинальные конструкции, чтобы просто пустить этих двоих в расход! Это не обычная шваль с улиц, которой мы можем набрать сотню за вечер! И мне глубоко плевать на слежку, репутацию и прочее, поэтому найди себе пару яиц и отправь сюда команду, или я тебя самого на запчасти разберу! Да… Да, хорошо. Жду.

Мгновения тишины.

— Что ж, ребята, у вас сегодня счастливый день. Эй! К столбу их!

— Звучит взаимоисключающе, — медленно произнёс Эрвин непослушными из-за наркоза губами.

Онемение медленно проходило, кусочек неба, который я видел через дыру в крыше над нами, столь же неторопливо темнел.

Сперва он налился сочной синевой, которая постепенно становилась всё гуще и гуще, пока не превратилась в нечто багрово-фиолетовое. Странное небо, инопланетное. Впрочем, Африка и так всегда казалась мне куском иного мира, по странной случайности заброшенного на Землю. В своё время я повидал и бесконечные дюны Сахары, и непролазные джунгли Конго, и красные скалы, и саванны, где захватывало дух от ощущения колоссального простора, — и везде чувствовал себя лишним.

Меня часто посещала мысль, что человек просто не может существовать в таких условиях, что они для него чудовищны и невыносимы — и именно поэтому люди постоянно прятались от чуждого им мира, приспосабливались, строили посреди опасной и враждебной планеты свои островки комфорта и спокойствия. Но и там, за крепкими каменными стенами они не знали покоя, потому что сразу же становились врагами сами себе. Шли века, города росли, мир человека становился всё больше, проблемы менялись, люди забывали о том, что где-то есть и другие опасности, но они-то никуда не девались. Дикие звери, ядовитые твари, болезни, голод, мороз и жара — мир, оттеснённый за городские границы, был всё так же суров и опасен.

Зажглись яркие лампы, работы в мастерской подошли к концу, а люди собрались вокруг котла. Техники посадили своих безруких-безногих подопечных на инвалидные кресла и повезли ужинать, боевики без «железа» приходили сами и рассаживались на брёвнах, пластиковых стульях из кафе или просто плюхались на землю. Однорукий старик суетился вокруг котла, снимал с верёвок травы, рвал и бросал в своё варево.

Тёмные переулки вокруг «площади» тоже ожили: там столпились, стараясь не попадаться на свет, те местные, которым сидеть за общим столом, как видно, не полагалось.

Мимо прошёл подавленный Мбата: я едва узнал его в полутьме. Громилу сопровождала четвёрка негров, которые тягостно молчали, и лишь когда здоровяк остановился у входа в трейлер Мамы, принялись бормотать что-то одобряющее и хлопать его по плечам. Но поникший громила этого не замечал: стоял, уставившись в землю перед собой, до тех пор, пока шаман не прикрикнул на него. Только после этого Мбата поднял голову, решительно кивнул друзьям и скрылся за скрипучими дверями.

— Что это было? — донёсся до меня голос Эрвина.

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Но выглядит так, будто его провожали на смерть.

— Или на охоту… — задумчиво произнёс напарник и замолк.

Свита Мбаты вернулась к костру, где уже началось пиршество. Шаман раздавал миски с каким-то аппетитно пахнущим варевом, и люди жадно выхватывали их, тут же принимаясь за еду. Умолкли разговоры и смех, в ангаре слышалось лишь чавканье, стук ложек и хруст костей. Объедки не глядя бросали за спину — и тогда к месту падения бросались еле различимые в темноте фигуры, закипала короткая и тихая, но яростная схватка, и всё заканчивалось до следующей кости.

Я присмотрелся к чёрным «спецам» и усмехнулся: техники кормили их с ложечки. Очень трогательная забота.

— Маки! — неожиданно позвал меня Эрвин.

— Что?

— Ты пидор.

Я ничего не ответил, лишь недовольно закряхтел.

— Да, ты старый пидор! — продолжил скаут. — Я никогда не сдавался, а сейчас… Не знаю, что и думать.

— А нечего тут думать, — покачал я головой. — Ты же хотел жить?

— Конечно, — напарник фыркнул. — Я ж не ты.

— Ну вот и я хочу.

Небольшая пауза.

— А вот это неожиданно!

— Просто наплюй на всё, — дал я непрошеный совет. — Главное — выжить, а там мы что-нибудь придумаем. Освободимся и свалим из города, например.

Эрвин усмехнулся:

— Ну конечно. И все проблемы сразу решатся.

— А разве нет? — нахмурился я.

— Это так не работает, Маки. Мы с тобой наворотили столько, что даже на другом конце планеты, сидя в глухих джунглях, где живут только малярийные комары и партизаны, не будем в безопасности. Мы задели чей-то престиж, а это, сам понимаешь, непростительно. Я тоже искал бы ублюдков до тех пор, пока не нашёл и не устроил бы показательную казнь в назидание всем, кто захочет меня наебать.

— Резонно, — я думал о чём-то подобном, но оставлял вариант с побегом из города на самый последний момент. Как и в случае с самоубийством я тешил себя надеждой, что можно совершить какое-то простое действие и не потребуется разгребать всё, что наворотил. — Но как бы там ни было, лучше держаться от наших врагов подальше.

— Да какого хрена? — взвился скаут. — Я не хочу никуда уезжать! На планете больше нет такого места, как Корп, я люблю его. Тебе, может, и понравится гнить в какой-нибудь дыре, где один бар на триста миль вокруг и все проститутки старше пятидесяти, а мне нет. Уж лучше пристрели меня сразу.

— Ха. Похоже, ты единственный человек в мире, который любит эту помойку.

— Ой, не надо вот этого, — поморщился Эрвин. — С большими городами всегда так: кажется, что они достали, и хочется убежать куда-нибудь в саванну, чтобы жить в обнимку с тиграми и кусать зебр за жопу, чтобы поесть мяса. Но когда задумаешься об этом всерьёз, понимаешь, что ты откажешься не только от тесноты, преступности, мусора, крыс и смога, а ещё и от множества удобств, к которым привык. Дрон не полетит в саванну, если тебе среди ночи приспичит заказать пиццу. Ты вообще ничего не сможешь заказать, купить в двух шагах от дома, пообщаться с кем-то, да даже погадить нормально — потому что до нормальной сантехники триста миль по саванне. Нет, я выбираю большой город. В нём я точно знаю, что от пиццы меня отделяют пара кнопок и полчаса времени. А зебр за жопы пусть кусают всякие двинутые на почве единения с природой.

За длинным монологом последовало столь же долгое молчание, прерывать которое я не намеревался. Эрвин мог утомить своей болтовнёй буквально за несколько секунд.

Котёл опустел, но люди не торопились расходиться: зазвучали разговоры, заиграла на жутко хрипящей аудиосистеме музыка, по кругу пошла огромная бутыль с мутной жидкостью. Охотники за объедками бесшумно растворились в темноте: оно и понятно, пьяные негры абсолютно отвратительны, быстро теряют контроль над собой и впадают в безумство. Прямо как Эрвин.

С каждым новым глотком голоса звучали всё громче. Один из боевиков вскочил и то ли показывал пантомиму, то ли так странно танцевал, другой громко смеялся гиеньим голосом, третий просто орал, надрывая глотку. В руках бандитов замелькало оружие, подросток в красной бандане пальнул в потолок, но у стрелка тут же отобрали автомат и надавали по шее.

В центре круга непонятно откуда появились голые женщины — исхудавшие, как узники концлагеря. Их кожа выглядела не чёрной, а какой-то серой, словно выцветшей, а на лица было страшно смотреть: на них отпечатался каждый грамм принятой наркоты. Подруги боевиков стояли, нехотя двигая бёдрами, — стало быть, изображали зазывный танец. Но перепившим гориллам Мамы хватило и этого: они сперва присоединялись к дамочкам, строя из себя крутых танцоров, затем выбирали наименее страшных девок и уходили куда-то за пределы освещённого круга.

Я вздрогнул, услышав звук выстрела внутри трейлера Мамы.

Затем пальба повторилась: кто-то со всей яростью высадил не меньше десятка патронов. Замутнённые окна коротко вспыхивали, а негры в это время стояли как окаменевшие. На лицах застыли улыбки, которые медленно сползали, превращаясь в гримасы ужаса. Музыка стихла.

Дверь трейлера, к которой были прикованы все взгляды, снова распахнулась от удара ногой, после чего наружу вылетело и шмякнулось в пыль нечто, похожее на огромный бесформенный мешок. Только красная бандана подсказала мне, что это Нгуту. На пороге стояла Мама — такая же, как и несколькими часами ранее, голая, чёрная, жилистая и вооружённая. Её кожа блестела от пота, а волосы между ног слиплись и висели смешными сосульками.

Тишина, которая установилась в тот момент в ангаре, была действительно полной, я слышал лишь как ветер гуляет между балками и на улице лает собака, а сам боялся пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание этой ненормальной.

Смешок, который издал Эрвин, услышали все.

— Что, не справился? — презрительно скривился мой напарник.

Мама ответила ему что-то, но скаут покачал головой:

— Прости, крошка, не понимаю ни единого слова.

— Думаешь, ты сделать лучше? — повторила Мама с жутким акцентом и не менее жутким оскалом.

— Думаю, кто угодно справится лучше, чем этот идиот, — съязвил Эрвин. В это же самое время я сидел, внутренне сжавшись и испытывая огромное желание сказать, что я не с этим парнем и вообще его не знаю.

— Белый старик лучше молодой чёрный? — прошипела негритянка, склонив голову в знакомом жесте стервятника, заметившего чудесную вкусную падаль.

— Ага, — падаль кивнула с широкой улыбкой. — Намного лучше.

Мама одним гибким пантерьим прыжком оказалась рядом с Эрвином и ткнула ему в голову пистолетом с такой силой, что голова моего напарника склонилась едва ли не до плеча.

— Давай! — кивнул скаут одними глазами. — Давай, пристрели меня, а затем одного за другим всё своё ебучее племя. Второго, третьего, десятого… Ты же давно их перебираешь, да?

На лице Мамы так играли желваки, будто из её щёк хотел выбраться демон.

— И за всё время никто из этих придурков себя не проявил, верно?.. Я прав?.. Вижу, что прав, иначе твои люди не боялись бы, когда ты их зовёшь.

— Не твоё дело! — Мама заскрипела зубами.

— А я скажу, почему ни у кого не получилось, — продолжал Эрвин. Я почувствовал, что у меня взмокла спина от напряжения. «Что он творит?» — Потому что все твои люди — шайка ссыкунов. И у них хуи падают, как только они заходят к тебе в трейлер. Да?

Мама наотмашь стукнула Эрвина рукоятью пистолета, из рассечённой брови брызнула кровь. Крупная капля долетела до моих стоп и упала в песок, мгновенно сворачиваясь.

Скаут расхохотался.

— Значит, да!.. Но самое главное — они все тебе не нравятся. Ни один. Ни один этот черножопый сукин сын тебя не привлекает.

— Нет! Не так!

— Тогда почему я до сих пор жив?! — заорал Эрвин, рванувшись к Маме с такой силой, что мне на мгновение показалось, что наручники не выдержат. Женщина отшатнулась. — Он был белым, да? Белым?

— Нет, — Мама отвела глаза, давая понять, что солгала, но тут же, опомнившись, тряхнула головой и вернула себе прежний грозный вид. — Ты хочешь сбежать.

— Конечно, хочу, — ухмыльнулся мой напарник. — А ты хочешь то, что есть у меня.

— Пошёл ты! Я тебя не выпустить!

— А разве я просил меня выпускать? Мне, собственно, плевать. Считай, что я хочу развлечься напоследок.

— А если у тебя нет то, что я хотеть? — прищурилась Мама.

Эрвин фыркнул:

— Тогда я стану очередным мужиком, которого ты застрелила. Дай мне шанс.

Пока мама думала, напряжённо вглядываясь в лицо Эрвина, само время, казалось, задержало дыхание. Задержал его и я, ожидая ответа и не понимая, что здесь вообще происходит, как на это реагировать и к чему всё это в конце концов приведёт.

Мама выпрямилась, заехала моему напарнику ещё раз по морде и подозвала двух громил с автоматами. Эрвин усмехнулся и сплюнул кровавую слюну негритянке под ноги.

Я сжал зубы до хруста, наблюдая за тем, как негры поднимают оружие и приставляют его к голове скаута.

Щёлкнул замок, с глухим звуком упали наручники.

— Они смотреть за тобой, — Мама облизнула губы. — Идём.

Странная процессия скрылась в «доме на колёсах», оставляя снаружи поселение, изумлённых боевиков, сидевших вокруг костра, и меня, успевшего забыть, как дышать.