То, что не убивает

5

— Кусок говна!.. — стол Нгуту разлетелся в щепки, ударившись о стену. Картотечные шкафы, в которых не хранилось ничего, кроме пустых пивных банок, покачнулись и чуть не упали. — Долбаный древний кусок говна!..

Я рассматривал найденную винтовку и хватался за голову.

Покойный Нгуту занимался всем понемногу: помимо угона и разбора машин он содержал ломбард, где скупали краденое, толкал наркотики на ближайших улицах и, что особенно меня интересовало, периодически приторговывал оружием. Простым и незатейливым: нелетальные электрические штуки, засвеченные пистолеты, дробовики, эфиопские автоматы Калашникова, которые разваливались после трёх выстрелов, — словом, стандартный уличный ассортимент.

Когда я искал винтовку, то кинул клич в Пещере — законспирированной площадке в Сети — и Нгуту отозвался, сказав, что у него есть подходящий ствол. Сначала я воспринял это, как попытку выманить меня и выбить долг, но когда я проигнорировал предложение, здоровяк принялся впаривать её ещё кому-то — и это говорило о том, что пушка у него действительно есть.

Позади меня Эрвин, узревший дело рук своих, уже заблевал весь автосервис по щиколотку и не собирался останавливаться, а я крушил офис и очень громко и грязно ругался.

Винтовка у Нгуту и правда была, он не обманул. В остальном же…

Приклад находился в таком состоянии, будто им очень долго пытались сломать бетонную сваю. Ствол погнут. Целик потерян. Планка для крепления оптики оторвана с мясом, и на её месте зияют два отверстия. Затвор не отодвигался даже с усилием, и позже я понял почему: он просто заржавел с другой стороны, а из песка внутри оружия можно было насыпать небольшую дюну. Про нагар в убитом стволе и говорить не стоило. Ну и моё любимое: пластиковая ложа треснула в районе цевья — и её стянули. Грёбаными. Нейлоновыми. Хомутами.

Помимо винтовки в сейфе нашёлся десяток патронов к ней и микроскопический розовый пистолет, который так и тянуло назвать детским.

— Сукин сын! — рычал я, рассматривая наследство Нгуту. Впрочем, ладно. Как минимум у меня будет огромный пафосный револьвер, непригодный к стрельбе из-за гаубичной отдачи, и больше не будет десятитысячного долга.

— Что там? — за моей спиной возник Эрвин. Его лицо было обезображено выстрелом: с левой стороны лба сорвало кожу с частью скальпа, и я мог видеть гладкий хромированный металл черепа, обезображенный продолговатой вмятиной.

Я всплеснул руками и продемонстрировал изуродованное оружие.

Мой бывший друг хихикнул и издал очень саркастичное: «У-у-у».

— Посмейся мне ещё!.. — огрызнулся я. — Всё, к чёрту. Валим отсюда.

— Мне надо поесть, чтобы раны зажили, — начал канючить Эрвин, но я его прервал.

— Иди, вон, мясца пожуй! — я ткнул пальцем в главный зал, где валялись покалеченные тела бандитов.

Дохляк согнулся пополам и громко закричал в пол остатками желчи, а я похлопал его по спине.

— Пошли, не задерживай.

— Сука ты, Маки, — злобно заявил Эрвин, вытирая губы изодранным рукавом. — Какая же ты сука!

Приложение показало, что автобуса мы не дождёмся, и обратно пришлось топать пешком. Несмотря на то, что мы выбрали самую тёмную сторону улицы и шли несколько сотен метров вдоль высоченного забора из покрытого граффити гофрированного металла, нас всё равно все замечали. Я демонстративно заткнул револьвер за пояс, вручил пистолет Эрвину и держал винтовку в руках, — и только это хоть как-то удерживало группы местных от нападения.

Нас провожали десятки недружелюбных взглядов. Все местные: и те, что сидели с пивом на скамейках, поваленных баках, остовах машин и забытых бетонных плитах; и те, что проходили мимо; и те, что стояли на месте, продавая что-то нелегальное или дожидаясь, пока купят их самих, — впивались в нас хищными глазами, в белках которых отражался фиолетовый неон.

Мимо медленно проезжали яркие древние машины, дымившие бензиновыми двигателями, гудевшие басовитой музыкой: оттуда на нас тоже оценивающе пялились.

Нервная обстановка, что ни говори.

Я шёл, то и дело оборачиваясь, чтобы потянуть за руку тормозящего Эрвина, — совсем как мать с непослушным ребёнком. Рано или поздно за нами должна была увязаться компания каких-нибудь стервятников, и она, разумеется, увязалась. Кучка оборванцев в полосатых оранжево-зелёных банданах. Я понятия не имел, что за банда носила эти цвета, на нижнем ярусе их водилось несметное количество, но имел представление о том, что они с нами сделают, если поймают: поскольку единственным способом передачи денег был добровольный электронный перевод, грабители постепенно научились разбираться в пытках.

Можно было, конечно, ещё раз активировать Эрвина, но его надолго не хватило бы: с непривычки мой приятель совсем ослабел и тащился на автомате, как зомби, тяжело дыша и покрывшись холодным потом.

Бандиты сокращали расстояние. Послышался смех, быстрый говор и выкрики на неизвестном языке. Зазвенело стекло. Я представил «розочку», которая с отвратительным стеклянным хрустом и скрипом ворочается в моём животе, и почувствовал себя неуютно, даже несмотря на то, что простым стеклом меня нельзя было одолеть.

— Придётся стрелять, — тихо сказал я Эрвину, но тот заупрямился и замотал головой.

— Нет!.. Никакой… Я больше никого не… — он глотал воздух и потел, невзирая на прохладу и сырость. — Не убью!

— Но тогда убьют нас! И хорошо, если просто убьют, потому что могут и…

Бам!

Столкновение с чем-то огромным. Вскрикнув от неожиданности и отскочив на несколько шагов, я увидел, что на этом самом «огромном» написано «Полиция (Adelaar Inc)» и висит значок. Потратив больше одной секунды и отступив ещё немного, я сумел-таки окинуть взглядом всю картину, а именно двух копов, необъятных из-за брони, похожей на хоккейную защиту.

«Только этого не хватало».

— Кажется, у вас проблемы, господа? — донеслось из-под непроницаемого затемнённого забрала.

Я обернулся. Чёрные головорезы остановились вдали и наблюдали.

— Нет, ребята, всё в порядке, — дружелюбная улыбка не входила в число моих умений, так что пришлось поднапрячься.

— А мы видим, что нет, — вступил в разговор второй коп. — За вами по пятам идёт банда, а вашему другу плохо, — мне было ясно, куда клонят эти придурки, да и они сами поняли, что я их раскусил, но спектакль есть спектакль, и его надо было разыграть до конца.

— Сейчас проверю… — пара секунд. — Да, точно. У вас нет страховки на территории района Аделаар. Очень жаль, но в случае опасности мы не сможем вам ничем помочь.

— Нет, патрульный, — в разговор вернулся первый полицейский. — Вы неправы. Помочь этим людям — наша работа. Нужно только посмотреть тарифы…

Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не выйти из себя.

— Какое совпадение! — воскликнул первый коп. — Вы везунчики, господа. Страховка на этот месяц вместо ста баксов стоит всего сорок девять и девяносто девять.

— Какое совпадение, — прорычал я. — Но у вас никто ничего не собирается покупать. Мы уже уходим. Да и Аделаар кончается через сто метров, так что нам повезло.

Два шлема повернулись друг к другу и снова взглянули на нас с Эрвином, который уже не стоял, а висел на мне.

— Сто метров ещё надо пройти, — в голосе зазвенел металл. — Кто знает, что может случиться? Говорят, негры быстро бегают, а без страховки мы просто не имеем права ни прийти к вам на помощь, ни задержать этих парней. Выбор, конечно же, за вами: никто никого не принуждает, мы лишь хотим обрисовать все варианты. А они таковы: либо приобрести страховку и воспользоваться услугами полиции, либо не приобрести — и надеяться, что вас пронесёт.

Эрвин, которого я периодически отталкивал, не выдержал первым:

— Сколько с нас? — простонал он. — Я заплачу.

Перед нашими глазами повисло два договора. Я раздражённо пролистал свой до конца и ткнул пальцем в кнопку с надписью «Принимаю», Эрвин проделал то же самое.

— Благодарю вас! — патрульный отсалютовал. — Приятного дня!

— Спасибо, — пробурчал я вслух.

«…Козёл», — добавил я мысленно.

С Эрвином распрощались там же, где встретились, — возле кофейни. Перед этим я отобрал у него последние клочья рубашки, чтоб завернуть револьвер и то, что осталось от винтовки, поскольку на этом уровне Корпа расхаживать с оружием было не принято.

Тем же вечером меня снова начало размазывать. Я заказал пиццу и большую бутылку пойла, после чего завалился в кровать и зверски надрался, надеясь заглушить чёрные мысли, но алкоголь не помог. Было бы здорово научиться не думать вообще, но не думать, к сожалению, не получалось: хрупкая плотина осознанности затрещала и рухнула, без малейшего труда снесённая мощным потоком черноты.

Кружился белеющий в темноте потолок, на который время от времени падали зелёные, синие, красные и фиолетовые отсветы. Кружились над головой всадники моего личного Апокалипсиса: Бессмысленность, Бессилие, Апатия и Чувство Вины.

Винтовка — полное дерьмо, её не привести в порядок, а другую не достать, так что затея с повторным покушением вряд ли выгорит. «Можно было бы, конечно…, - внезапно возникла в моей голове мысль, но её перебила другая, одетая в чёрное: — Тш-ш, спокойно. Никаких «можно». У тебя всё равно ничего не выйдет». И я подчинился.

«К чёрту всё, я полный неудачник. Зачем вообще убивать этого придурка?.. Если кто-то и должен умереть, так это один старый козёл. Старый козёл, который ничего не может довести до конца. Ещё и нытик, ха…»

Стало ещё горше.

«Лежит и жалеет себя. Бедный-несчастный. Может, и правда уже пора? Да, я мог бы легко прожить ещё двадцать лет, но и мои девяносто — это слишком много. Слишком много крови, слишком много боли, слишком много несчастий…»

Последнее слово вытащило у меня из памяти и повесило перед глазами имя «Эрвин» — и это усугубило моё состояние, хотя ещё минуту назад я был уверен, что это невозможно.

«Да, Эрвин… Бедняга. Он был прав: я тот ещё козёл. Ворвался в чужую жизнь, угрожал, подставил. Боже, что я только творю?..»

В глазах потемнело, я крепко-крепко сжал зубы от острого желания хоть как-то всё исправить, но увы: ничего так и не изменилось.

Потолок окрасился глубоким насыщенным синим цветом: это означало, что за окном снова соткалась голографическая реклама стремительного спортивного электрокара. Никогда не понимал, зачем его впечатляющая скорость была нужна в Корпе, — в пробках стоять?..

Моя комната стала похожа на аквариум с одной старой больной рыбой, которая вдруг повернула голову и увидела лежащий на тумбочке древний пистолет, погребённый под грязными коробками из-под лапши. В одной из них ползала жирная чёрная блестящая муха. Деловито изучала остатки еды, тёрла передними лапками…

«Боже, до чего я докатился?..»

Я закрыл лицо ладонями и глухо зарычал.

Нет.

Всё.

Хватит.

Это уже полный…

Я тянусь за пистолетом. В последний раз ощущаю в руке его тяжесть, чувствую кожей шершавые накладки и выступающие металлические части на рукояти.

Оттягиваю затвор, секунду смотрю на масляно блестящий жёлтый патрон, отпускаю, слышу щелчок, с которым затвор становится на место. Взвожу курок.

Вставляю ствол в рот. Пистолет на вкус совсем как кровь: эта мысль кажется мне очень глубокой и важной, но делиться ей с кем-то уже слишком поздно.

Закрываю глаза.

Прислушиваюсь к собственным ощущениям, но не испытываю ничего, кроме облегчения. Значит, пора.

Указательный палец напрягается последний раз в моей жизни, я весь сжимаюсь в предвкушении…

Щелчок осечки.

Следом за ним отваливается и выпадает у меня изо рта затвор.

«Вот блядь».