То, что не убивает

24

Пьяные боевики разбрелись, стараясь не шуметь, техники выключили генераторы и погасили лампы, а костёр почти потух сам — в темноте багровели последние угли. Ньянговцев с киберусилениями на ночь закатили в мастерскую и повесили спать в «гробах». Последний негр, оставшийся меня караулить, засопел, сидя на покрышках, и уронил автомат, на который я жадно уставился, прикидывая, как бы его достать.

Поселение засыпало. Голоса стихли — и на их место пришли храп, бессвязное бормотание, хрюканье, шорохи и скрип дома на колёсах. Похоже, Эрвин давал там жару, не в пример покойному Мбате, изувеченный труп которого валялся совсем рядом со мной.

Ритм менялся, и несчастный трейлер то замирал, то натурально ходил ходуном. Я улыбнулся, представив, что это хитрый план моего напарника: набрать такую амплитуду, чтобы сдвинуть дом с места, а затем дотрахать его до города.

Сквозь дыры в крыше проникал свет непривычно ярких звёзд, и я смотрел на них, не отводя глаз, потому что такого зрелища не видел очень давно. Годы? Или десятилетия?.. Да, пожалуй, десятилетия. В Корпе только неприлично богатые люди могли позволить себе каждый день видеть чистое небо без бетона над головой, но даже им не доставалось звёздного света: багровое зарево городских огней затмевало их, оставляя лишь пару-тройку самых заметных.

Наблюдать за далёкими светилами быстро наскучило, а ритмичное покачивание трейлера убаюкивало, и вскоре я мягко и незаметно провалился в дрему. Сквозь сон я чувствовал холод и твёрдость бетона под затылком, ноющую боль в затекших плечах и запястьях, слышал какие-то звуки, но упорно не хотел просыпаться. Затем пришли сны — яркие и реалистичные, но в то же время непонятные и обрывистые. Я пытался искать связи между фрагментами, напряжённо думал и ждал, что вот-вот всё станет ясно, но этот момент всё не наступал, а затем в ангаре в мгновение ока стало слишком шумно.

Застрекотали громкие голоса, к мастерской пронеслись чёрные тени. Треск, стук, яркий свет, искры, суета. Стрельба! От неё я и проснулся окончательно, осознав, что всё происходящее вокруг не очередная картинка, подброшенная подсознанием, а самая что ни на есть реальность.

С громким свистом винтов над крышей завис невидимый вертолёт, а луч прожектора, белоснежный и плотный, как мраморная колонна, скользнул по внутренностям ангара и на мгновение меня ослепил. С земли открыли огонь, пара удачных выстрелов рассыпалась искрами, ударившись о броню, и винтокрылая машина убралась подальше.

Пальба усиливалась. Снаружи ревели моторы и хлопали взрывы, а я сидел на земле и тоже хлопал — но глазами, не понимая, что происходит и как отсюда выбираться. В том, что выбираться надо, не было никаких сомнений: я прожил свою жизнь так, что не мог ждать ничего хорошего ни от одного человека на свете, и поэтому чудесное спасение из лап бандитов представлялось мне чем-то очень маловероятным.

Мимо носились негры — и вооружённые боевики, и просто перепуганные местные. Мой охранник, спавший на покрышках, куда-то исчез.

В считанные секунды всё вдруг перевернулось вверх дном, но посреди бушующего хаоса остался-таки единственный островок спокойствия и стабильности: трейлер всё так же трясся и скрипел, словно мчался по разбитой дороге.

Интересно, они там совсем не слышат, что происходит или?..

Дом на колёсах замер, будто подслушав мои мысли. Затем изнутри послышались приглушённые вопли, и трейлер опять качнулся несколько раз. Выстрел! Пуля пробила потолок и срикошетила от крыши ангара.

Недолгая пауза. Я забыл о перестрелке: всем вниманием завладела злосчастная дверь трейлера. В следующую секунду она вылетела вместе с петлями, как выпущенная из пушки, и скрылась где-то в грохоте и треске за моей спиной. Я выдохнул с облегчением.

Голый и перемазанный в кровище с головы до ног Эрвин выскочил наружу, держа на плече обмякшую бесчувственную Маму.

— Не ждал? — усмехнулся он.

— Ждал, причём слишком долго. Она-то тебе нахрена? — кивнул я на женское тело. — Прикончил бы, и дело с концом.

— Я подумал, что нам пригодится заложник, — произнёс он из-за моей спины, схватившись за наручники. — Давай, напрягись. Тяни на счёт три.

Несколько секунд пыхтения и рычания, и браслеты исчезли. На радостях я быстро взмахнул руками, отчего мышцы свело жуткой судорогой.

— Отлично, — я с шипением разминал болевшие плечи и запястья. — Хватай её и валим.

Прогрохотала длинная автоматная очередь — хаотичная и явно неприцельная. Я рефлекторно бросился на землю, заметив стрелка: в нас палил висевший в «гробу» боевик, которому техники успели присоединить только одну руку и вложить в неё автомат. Несмотря на то, что негр старался изо всех сил, пули летели куда попало: уходили в землю, щёлкали по перегородкам, пробивали потолок.

В следующую секунду над головами что-то ахнуло — и с потолка сплошным потоком посыпались железки и мусор, поднявшие целую тучу пыли.

— Сука! Сука!.. Пчхи! — я вовсю работал локтями, отползая подальше, и неистово чихал на весь ангар. Рядом точно тем же занимался Эрвин, бросивший Маму и свои идеи насчёт её использования в качестве заложницы.

— Что будем делать? — спросил скаут, когда мы сели, привалившись спинами к перегородке, сделанной из старого рекламного щита Ньянга-колы. Над головой грязного и взъерошенного напарника как раз начиналась надпись «полностью натуральный!» — и мне это показалось очень ироничным.

Перестрелка на улице набирала обороты: работало одновременно несколько десятков стволов, если не больше. С мерзким свистом над крышей прошёл на бреющем полёте вертолёт, и тут же где-то за нашими спинами застучала автопушка.

— Давай за мной! — я побежал по узким улочкам, переполненным напуганными людьми. К счастью, в здешней темноте и неразберихе до нас никому не было дела.

— Куда ты? — мы промчались мимо загона со свиньёй, которая забилась в угол и испуганно визжала.

— Наружу!

— Там же бой!

— Он сейчас будет тут!

Я повернул за угол и чуть не сбил с ног негра с «калашниковым» в руках. Ему требовалась всего секунда, чтобы сориентироваться, но я не дал даже половины — схватил оружие за ствол и залепил боевику в лоб с такой силой, что тот отлетел назад, сшибая хлипкие перегородки. Автомат остался у меня в руках, и я успел обрадоваться, но трофей оказался совершенно бесполезен — магазин был пуст.

Кто-то подсуетился и намертво заблокировал двери ангара всяким хламом: покрышками, мешками с песком, бочками и железками. К тому же, вход был хорошо защищён — его обороняли минимум пятнадцать человек и пулемёт.

— Сука, не пройти, — выругался я, прикинул, где находится моя цель, и повернул обратно. Снова взрыв и вспышка пламени. Я пригнулся, но лишь для того, чтобы получить по затылку какой-то твёрдой и угловатой хреновиной. На мгновение в глазах потемнело, но Эрвин встряхнул меня и толкнул вперёд, крикнув что-то, чего я не разобрал. Скорее всего, это было банальное: «Веди!»

— И что? — скаут развёл руками, когда мы очутились перед стеной ангара. На гофрированном металле расплывалось огромное пятно ржавчины. — Ты сюда меня вёл?!

— Дай руку! — не дожидаясь, пока напарник подчинится, я сам крепко ухватился за его запястье обеими ладонями и завертелся на месте, раскручивая Эрвина так, чтобы тот оторвался от земли.

— Ты что?! Ты!.. Сука! Пида… А-А-А! — я разжал пальцы, а скаут улетел прямиком в стену и проломил её, открывая проход на улицу.

Самое время: после не знаю, какого по счёту взрыва перестрелка переместилась в ангар. Прямо за спиной я слышал гортанные команды, частые очереди и рёв мощного двигателя — видно, не одному мне пришла в голову идея сделать себе личный вход в ангар.

Выскочив в тёмную и пахнущую горькими травами безлунную африканскую ночь, я пригнулся как можно ниже и на полусогнутых побежал вперёд. Если бы не ночное видение, то первый же торчащий из земли кусок арматуры стал роковым: я либо напоролся бы на него, либо споткнулся и свернул себе шею.

По территории лагеря шарили лучи прожекторов, а вертолёт, скрытый от нас огромной тушей ангара, судя по звуку, закладывал очередную дугу и скоро должен был появиться в зоне видимости. Там наверняка есть тепловизоры, а это значило, что нас мгновенно обнаружат и пристрелят. Кроме него над крышей кружились серебристые дроны, которые на моих глазах опускались внутрь ангара.

Вдалеке белела замеченная мной раньше гора щебня.

Перебежка. Вторая. Третья. Какие-то подозрительно тёплые пятна — нет ли кого-то вон за тем вагончиком?..

Сердце готовится выскочить из груди, кровь стучится в виски.

От бочек к бульдозеру. От бульдозера к яме. Из ямы — к траншее и опрокинутому биотуалету. Перебежки молниеносно быстрые, но короткие.

— А это кто такие? — спросил Эрвин, когда мы залегли за бетонными плитами. Увеличение показало, что на двери огромного чёрного внедорожника красуется надпись «Полиция». Поодаль виднелись ещё два таких же.

— Без понятия. И давай в защищённый канал.

«Ладно. Так куда дальше?» — прозвучал голос у меня в черепе.

«Видишь щебень?»

«Конечно. Его сложно не заметить».

«Возле этой кучи стоит тачка с пулемётом. Доберёмся до неё и свалим».

«А если её там нет? Или она охраняется? Или вообще уничтожена?»

Я скривился: «Не задавай сложных вопросов. Готов?»

«Да».

Подошвы вгрызаются в землю, спина максимально согнута, лёгкие горят огнём.

Похоже, Эрвин накаркал. Мы обошли джипы по вытянутой дуге и были почти у цели, когда тепловизор показал, что пикап охраняет троица полицейских.

Я показал напарнику три пальца. Тот замотал головой и замахал руками, но я агрессивно указал на небо, где свистел винтами вертолёт, и Эрвин бесшумно выругался. «Не бойся, — я подключил командирский интерфейс и пометил цели. — Возьму на себя этих двоих, а тебе остаётся последний, который чуть дальше».

«Принял», — судя по кислой роже напарника, идея ему не нравилась.

Ха! Можно подумать, мне она нравилась.

У меня не было ни капли веры в то, что получится справиться с двумя бронированными бугаями. Но другого выхода тоже не было, так что приходилось просто работать, пусть и без уверенности в удачном исходе. Впрочем, когда у меня было иначе?

По условному знаку мы рванулись к громоздким фигурам в угловатой броне и сферических шлемах.

Нас быстро заметили и, более того, успели повернуться, но слишком поздно. Не прекращая бежать, я наклонился, перенося вес тела к плечам, подпрыгнул и боднул первого противника головой в лицо. Перед глазами вспыхнуло ослепительное белое пламя, в кожу вонзились десятки нестерпимо острых игл, а схематичное изображение моей башки расцвело красным в области лба, но думать надо было раньше. Что ж, теперь я наверняка запомню, что копы носят шлемы с прозрачными забралом.

Хотя несчастному несчастному полицейскому было куда хуже: он отшатнулся, завопил и рухнул на спину, хватаясь за изрезанное лицо. Эрвин катался по земле, вцепившись в своего противника, а третий от испуга выронил оружие и бросился наутёк. Я мысленно выругался: скорее всего, он уже вызвал подмогу по рации, и счёт пошёл на секунды. Нащупав первое, что попалось под руку, я метнул это вслед полицейскому — и лишь секундой позже понял, что это был автомат.

Пушка с силой ударила копа по затылку, из-за чего бронированного громилу швырнуло вперёд. Здоровяк запнулся, со всей дури приложился башкой о землю, перекувырнулся и затих в неудобной позе — повёрнутая под неестественным углом шея, голова внизу, задница наверху, руки раскинуты в стороны.

— Из той штуки вообще-то можно стрелять, — Эрвин помог мне подняться.

— Заткнись и давай за руль! — скомандовал я, глядя на то, как вертолёт на мгновение застыл в небе, а затем развернулся в нашу сторону.

— А ключи?

— У тачки общего пользования?! — я запрыгнул в кузов и схватился за гашетки древнего ДШК. — Даже если их нет, не знаю, чудо соверши! Мы должны уехать!

Хлопнула дверь, спустя секунду заурчал двигатель.

— Ты счастливчик, Маки!

Машина затряслась, а я попытался поймать вертолёт в прицел, рыча вполголоса:

— Вот и нет. Ни разу не везунчик.

Пулемёт загрохотал и задёргался в моих руках, выплёвывая первую очередь. Разумеется, всё ушло в молоко: слишком тряслась машина, слишком кружилась голова, слишком много крови стекало с разбитого и изрезанного лба в глаза, слишком старым и ушатанным было оружие.

Я пытался снова и снова, но с тем же результатом, а затем машину затрясло так, что я мог только ухватиться за гашетки как можно крепче, чтобы не вылететь из кузова. Пилот предусмотрительно держался подальше и почему-то не стрелял.

Эрвин мчал, не разбирая дороги, и оставаться в кузове становилось всё труднее. Попутно я ухитрился пальнуть ещё пару раз — исключительно, чтобы летун не наглел и не лез на рожон.

«Не гони, — попросил я напарника и тут же пожалел об этом: из густого хвоста рыжей пыли, который поднимала наша машина, вынырнули хищные угловатые фигуры полицейских внедорожников. — Нет! Нет! Гони! Быстрее! — после этих слов скаут так вдавил педаль, что я чуть не вылетел наружу. — Ай, блядь! Быстрее, но ровнее!»

Эрвин нервно хихикнул:

«Дорогая, ты уж определись, как тебе надо!»

А копы не теряли времени даром. Мощные джипы легко обогнали и окружили наш дребезжащий древний пикап, который едва не разваливался на ходу. Затем с пугающей синхронностью тачки рванулись в нашу сторону и со всей дури смяли несчастную «Тойоту», взяв её в «коробочку». Впрочем, у этого была и положительная сторона: скорость упала, я восстановил равновесие, опустил ствол пулемёта и в три секунды превратил в металлическое месиво машину, которая нас подпирала. Полетели искры, левую скулу ужалило что-то острое, а я уже развернул оружие к левому джипу.

Как раз в этот момент пикап здорово тряхнуло, и поэтому стрелять пришлось кое-как — практически не целясь, стоя на одной ноге, заваливаясь набок и понимая, что в этот раз я точно не удержусь от падения. Очередь прошила джип по-диагонали — от заднего колеса к окну водительской двери. Брызнули разбитые стёкла, наша ласточка вырвалась из тисков и помчалась вперёд, а я мешком повалился в кузов, как следует проехавшись по нему и изрезавшись об осколки.

Одним прыжком я поднялся и вновь ухватился за гашетки, собираясь со всей яростью дезинтегрировать последний джип, но отвлёкся на громкий неприятный звук. Я повернулся к его источнику, не отпуская оружия, и заорал, увидев пикирующий вертолёт. В следующую секунду всё моё тело свело нестерпимой судорогой. Каждая мышца напряглась, челюсти сжались так, что едва не раскрошили зубы — и мне точно пришёл бы конец, если бы пальцы самопроизвольно не вдавили гашетки. Сверкающие огненные линии трассеров распороли полицейскому вертолёту брюхо, он замедлился, закрутился вокруг своей оси, рассыпая обломки и искры, — и с размаху ткнулся носом в землю.

Перед глазами пробегали полосы цветных артефактов и пятна белого шума, сквозь которые я еле смог различить надпись «Электромагнитный импульс». Какое-то время меня ещё потрясло, но затем резко отпустило. Помехи исчезли, и я осознал себя лежащим в кузове среди песка, стекла, дымящихся гильз и каких-то перекрученных железок.

Кое-как вскарабкавшись по треноге пулемёта, я поводил стволом в стороны, ожидая нападения, но противника не увидел — третий внедорожник куда-то подевался.

«Последний отстал?» — спросил я у Эрвина по внутреннему каналу связи.

«А я откуда знаю?! — огрызнулся напарник, но сразу же сменил гнев на милость. — Вроде да. Ехал за нами, а потом резко затормозил».

«Ну и хорошо… Ай! — напарник мчал, не разбирая дороги, и нас вновь ощутимо тряхнуло. — Остановись, я в кабину перелезу!»

За следующий час я напрочь отбил себе макушку и пару раз чуть не вылетел через лобовое стекло: прежние владельцы машины видимо думали, что пристёгиваться недостойно воина и поэтому обрезали все ремни. Дело дополнительно осложнялось тем, что дверь беспощадно помяли в схватке, и я никак не мог её закрыть, так что риск покинуть машину не самым приятным образом никуда не девался.

Езда была неприятной, но ещё неприятней стало то, что она закончилась.

— Кажется, приехали, — Эрвин попробовал завести машину несколько раз, но двигатель на эти попытки никак не отреагировал. — Вылезаем.

Я с кряхтением выкатился из кабины, разминая кости и потирая повреждённые места, которых было как-то слишком уж много. Ссадины, синяки, ушибы, кровоточащие порезы на лбу, остаточное воздействие ЭМИ, удивительно похожее на похмелье… На теле опять не осталось живого места. Но по крайней мере я был одет и обут, не в пример полностью голому Эрвину.

— Обыщи машину и пойдём, — сказал я, уперев руки в бока и нагибаясь в разные стороны, чтобы размять спину.

Для того, чтобы выбрать направление, не требовалось включать карту: достаточно было лишь поднять глаза, чтобы увидеть небо, разделённое на две половины. Одна — чёрная, усеянная крупными и яркими звёздами, и вторая — зловеще-алая, словно горящая. Апокалиптическое зрелище.

Мой напарник бегал вокруг машины, вскрикивал и чуть ли не рвал на голове волосы.

— Пиздец! — он бегло осмотрел двигатель, хлопнул себя по лбу, отскочил от машины, затем подбежал снова, закрыл капот, полез в кабину, а через несколько секунд опять гипнотизировал мотор. — Пиздец, пиздец, пиздец!

— Не суетись! — рявкнул я. — Собери всё, что можно, и пошли!

— Тебе легко говорить! — ощерился напарник. — Ты не голый. И не босой. Не тебе сейчас бежать хрен знает сколько по камням и колючкам!

Я посмотрел на Эрвина, который разве что на месте не подпрыгивал от злости и безысходности, покачал головой и стянул мокрый от пота плащ. Отодрав от полы несколько длинных полос ткани, я протянул остальное напарнику:

— На! Оторви рукава и сделай обмотки. Но остальное чтоб надел и застегнул. До последней пуговицы, ясно?

— Ясно, ясно, — скаут раздражённо вырвал у меня из рук одежду. — Фу! Весь мокрый! Ты там от обезвоживания не умер?

— Нет, но почти, — ответил я, перематывая израненную голову. Мне и в самом деле жутко хотелось пить и есть. Раньше я не чувствовал этого из-за опасности и адреналина, но сейчас организм настойчиво напоминал о неудовлетворённых потребностях. — Так что не тупи и давай быстрей.

Два старых пердуна, скачущие по саванне огромными прыжками, как дикие антилопы, — прекрасное зрелище. Но не для самих старых пердунов. Кровь стучала в ушах, перед глазами висела красная пелена, распухший от обезвоживания осклизлый язык не ворочался, а ноги кричали, что следующий шаг совершенно точно станет последним. Часто приходилось менять направление, чтобы обойти участки непролазного буша, — досадная трата времени и сил, которых и без того не было. Спуск с невысоких каменных холмов чередовался с подъёмом на такие же невысокие каменные холмы, усыпанные огромными выветренными булыжниками, о которые мы спотыкались и скатывались вниз. Высокая трава цеплялась за лодыжки, в ней прятались сломанные ветки, колючки и прочие приятности — будто сама Африка восстала против нас и не желала отпускать, но мы всё равно бежали.

Бежали, бежали, бежали.

Внутренний пессимист шептал на ухо, что вся эта гонка бессмысленна, что у наших преследователей есть вертолёты и транспорт, а у меня очень скоро не останется даже и ног, потому что дурацкие жёлтые туфли приспособлены для бега примерно так же, как я для спортивной гимнастики. Эрвин молчал и не жаловался, но я чувствовал, что ему куда хуже: мчаться по камням в несчастных обмотках было, должно быть, тем ещё адом.

К тому же мы, как выяснилось, во время погони лишь отдалились от города. Карта с отметками наших перемещений показала, что с самого начала полиция погнала нас вглубь континента, а мы и рады были давить на педаль. Даже не подумали сменить направление, когда оторвались, кретины.

Но были и хорошие новости: относительно недалеко от нас пролегала Седьмая магистраль — одна из крупных трасс, ведущих в Корп. «Семёрка» была не просто дорогой, а настоящим логистическим монстром, который включал в себя не только скоростной хайвей, но и железную дорогу, воздушный коридор, трубопроводы и бог знает, что ещё.

Этот шедевр инженерной мысли протянулся на многие сотни километров с севера на юг, в ЮАР, где сливался с транспортной системой Претории.

Тонкая линия жизни посреди бесконечной саванны. И до неё оставалось всего-ничего, надо было лишь пересечь…

— Вода! — раздался отчаянный вопль за моей спиной. — Вода!

В ту же секунду Эрвин обогнал меня и помчался вперёд, в небольшую низину, которая открылась нам с вершины очередного холма.

Земля там выглядела темнее из-за густой зелёной травы и, присмотревшись, я действительно заметил несколько больших луж, заросших высоким тростником. Туда и нёсся со всех ног мой напарник.

— Стой, придурок! — прохрипел я и откашлялся, потому что раскалённое горло издало нечто совсем непохожее на человеческие слова. — Стой!..

Пришлось припустить вслед за этим идиотом. Нагнать его не составило труда, потому что напарник хромал на обе ноги и бежал на одном лишь энтузиазме.

— Да стой же, твою мать! — я схватил Эрвина за предплечье, но покачнулся, и мы вместе с ним кубарем покатились вниз, к берегу лужи, который представлял собой перепаханное копытами месиво из грязи.

— Пить! — мне в скулу прилетел слабый удар. — Пить! Пусти!

— Нельзя! — рычал я в ответ. — Нельзя, идиот! Там грязь! Инфекция! А может и крокодилы!

— Плевать! — не сдавался обезумевший напарник. — Пить! Сейчас сдохну!

— Блядь, да возьми ты себя в руки! — я не сдержался и отвесил скауту пару оплеух, после которых он затих. — Нельзя отсюда пить, идиот! Нельзя! Кишки выплюнешь!

— Новые вырастут!

— Ты что, не видишь, что это сраная лужа, из которой пьют зебры с буйволами?!

— Я буйвол по гороскопу, пусти! — Эрвин продолжал трепыхаться и больно укусил за руку.

— Ай! — я дал ему по голове. — По какому гороскопу?

— По отъебись-и-дай-попить-гороскопу! — скаут изловчился и врезал мне под дых, я ойкнул и выпустил его.

— Да и хуй с тобой! — прорычал я, глядя на то, как напарник стоит на четвереньках и с хлюпаньем втягивает в себя мерзкую мутную жижу. — Подохнешь — не жалко! Тебе и так недолго осталось! Страшно подумать, что ты там от Мамы подцепил!..

Скаут пил долго и жадно, а я жутко ему завидовал, потому что был слишком благоразумен и мог только долго и жадно ругаться. От жажды темнело в глазах.

— Фу! — когда тяжело дышащий Эрвин упал в траву, я отодвинулся подальше. — Пошёл нахрен отсюда! Не хочу даже лежать с тобой рядом! Знаешь, сколько кишечных паразитов ты только что проглотил?

Довольный донельзя напарник вяло отмахнулся:

— Ой, заткнись, а то тебе придётся проглотить кое-что похуже. Дай мне пять минут — и опять побежим. Сколько там до трассы?

Я сверился с картой:

— Семнадцать километров. Ну, верней, чуть больше. Смотри, там…

— Я вижу, да, — похоже, скаут тоже открыл карту. — Ближе к городу небольшая гостиница для дальнобойщиков.

— Ага, я тоже обратил на неё внимание. И мне она не нравится.

— Думаешь, нас там будут ждать копы?

— Ни о чём я уже не думаю, — это было чистейшей правдой: я измучился до полного безразличия к собственной судьбе. — Только о том, что там можно найти бутылку воды и помыться. А что будет дальше — решим.

— Справедливо, — Эрвин заохал, шумно отрыгнул и с чудовищными звуками ревущего тираннозавра изверг выпитую воду.

— Понеслась, — я отодвинулся ещё дальше, борясь с желанием язвительно заметить: «Я же говорил».

Снова звуки тираннозавра.

— Что ж я наделал?..

И опять.

«Замечательно. Только этого, блядь, нам и не хватало».

— Маки! Почему ты не остановил меня?

— Что?! — я чуть не лопнул от ярости. — Да как ты смеешь!? Как ты вообще смеешь меня в этом обвинять!?

Я прыгал вокруг блюющего напарника и орал как резаный, высказывая всё, что накопилось, — будто и не было никакой усталости.

— Семнадцать километров, пиздец, — простонал напарник, когда я закончил и упал в траву рядом с ним. — Я не переживу.

— Соберись, солдат, — слова давались с большим трудом: я не столько говорил, сколько хрипел и скрипел. Голос бился о пересохшую глотку и застревал в мерзкой вязкой слюне. — Бывало и хуже.

— Неа, — возразил Эрвин, поднявшись и ощупывая живот. — У меня — не бывало.

Снова напряжённый и сосредоточенный бег. Тело превратилось в механизм и силы уже, казалось, не были нужны — знай себе перебирай ногами на автомате. Вдох в два приёма, затем выдох в три, левой-правой, левой-правой.

Посовещавшись во время одного из привалов, мы решили не срезать путь до гостиницы, а бежать прямо к трассе: двигаться по обочине было бы всяко легче и приятнее, чем скакать по холмам, кустам и оврагам.

Эрвин постоянно останавливался: беднягу жутко чистило, и по-хорошему его стоило бы пожалеть, но для этого я был слишком зол на идиота, который не прислушался ко мне и пошёл на поводу сиюминутного желания.

— Я не вынесу этого, господи, — бормотал он, сбивая самому себе дыхание, — я просто, блядь, этого не вынесу.

Вскоре небо посветлело и показался периметр — ограждение из зелёного пластика, отделяющее от остального мира коридор шириной в пару километров, в самом центре которого пролегала седьмая магистраль.

Её охраняли, как государственную границу: стену и широкую контрольно-следовую полосу за ней освещали сотни прожекторов, то и дело пролетали патрульные дроны с оружием — и не какой-нибудь нелетальной ерундой, а огнестрелом и ракетами.

Перейти через магистраль можно было лишь в низинах, где весь комплекс отрывался от земли и какое-то время вёл по высоким эстакадам. Но и через эти участки удалось бы пройти только будучи зеброй или бородавочником. К людям же очень часто возникали вопросы — взрывчатые или огнестрельные. Корп крайне внимательно относился к торговым путям и не доверял местным жителям, которые периодически задумывались, а почему бы не пустить поезд под откос или заставить водителей пары-тройки машин поделиться содержимым контейнеров.

Тут, на фронтире, бои никогда не прекращались полностью, лишь затихая на то время, пока не появлялась очередная непуганая банда.

Бег действительно давался легче — земля ровная, без резких подъёмов и вездесущего буша, знай себе отмахивай километр за километром, однако проще не стало, поскольку силы были на исходе, а жажда причиняла почти физическую боль.

— О! — выдавил я из себя, когда увидел впереди небольшую бетонную площадку с серой дверью технического прохода. — О!..

— А! — Эрвин, которого уже откровенно шатало, тоже не смог произнести ничего членораздельного. — А! А-а-а!

— Ага! — радость придала сил, и мы помчались наперегонки, а затем рухнули возле стены, тяжело дыша. Темнота в моих глазах пульсировала красным, а ржавый привкус на языке требовал сейчас же его смыть. Индикатор энергии после забега опустился почти до нуля: тонюсенькая багровая полоска на самом дне стилизованной батарейки. Совсем немного — и мой организм начнёт переваривать сам себя.

— Господи… Господи… — причитал скаут, лежавший справа от меня. — Я просто… Господи… — его опять вывернуло, но у бедняги не осталось даже желчи. Что ж, я предупреждал. В том, что он усугубил собственное обезвоживание, нет никакой моей вины.

Полежав несколько минут и приведя дыхание в порядок, я поднялся на дрожащие ноги и, кое-как переставляя конечности, подошёл ко входу. Над ним в дополнение к фонарям и прожекторам загорелась маленькая белая лампочка — сработал датчик движения.

Дверь сплошным ковром покрывали затёртые маркировки — жёлтые треугольники, красные треугольники, какие-то гаечные ключи, лопаты, бульдозеры и ещё чёрт знает что. Поверх всех этих иероглифов была начертана крупная надпись «Не стучать!»

Разумеется, первым же делом я нарушил этот запрет и забарабанил в дверь, стремясь не столько вызвать кого-нибудь, сколько проверить её на прочность.

— Ты сдурел? — послышался слабый голос напарника.

— А у тебя есть идеи? — проверка показала, что вломиться внутрь я не смогу при всём желании.

Эрвин хихикнул:

— Подсади меня.

— Смешно, — я смерил взглядом пятиметровую стену, над которой торчали гусиные шеи фонарей. В их свете пейзаж саванны казался чужим и холодным, будто мы очутились на планете, которая вращалась вокруг голубой звезды. — Эй! — я продолжил ломиться. — Кто-нибудь! Человеку плохо!

— А вот это очень верное замечание, — согласился скаут.

— Заглохни! — раздражённо огрызнулся я. — Э-эй!..

Сверху послышалось жужжание. Я вскинул голову и увидел зависший над ограждением серый дрон, который шевелил объективом камеры, присматриваясь к двум странным старикам.

Вместе с объективом шевелился и короткий, но пугающе крупнокалиберный ствол, торчавший из брюха патрульного летуна. В нахождении под прицелом не было ничего приятного (кто знает, что творится в электронных мозгах?), но думать следовало раньше.

Я поднял руки:

— Не стреляйте! Мы граждане Корпа! Нас похитили! Тут пострадавший! Помогите!

Пауза затягивалась, с каждой секундой усиливая моё беспокойство.

Наконец дрон скрылся за стеной (я с облегчением выдохнул), но через пару секунд вернулся и принялся нарезать над нами круги, охватывая всё больший радиус. Похоже, смотрел, не привели ли мы незваных гостей.

— Всё равно это дурацкая идея, — подал голос Эрвин. — Копы уже наверняка всё оцепили.

— Не факт, — я так и стоял с поднятыми руками, провожая взглядом дрона, к которому присоединился напарник.

— Это почему?

— Мы на чужой территории. Сильно сомневаюсь, что операция за чертой города была официальной, а это означает либо ограниченные силы, либо определённый уровень секретности. И то и другое может сыграть нам на руку.

— Складно излагаешь…

Складно-то складно, но я сам не особо полагался на свою теорию: просто не было больше ни сил, ни желания придумывать ещё один хитрый план по скрытному проникновению на суперохраняемый объект. Хотелось либо попить и прилечь, либо наконец умереть и прекратить весь этот ужас.

А ещё — вытащить осколки стекла изо лба, чтобы любое движение мимических мышц не вызывало ощущение, будто меня прикладывали мордой о поднос с хрусталём.

— Ну и ладно, — то ли согласился со мной, то ли просто подумал вслух Эрвин. — Всё равно мы давно спалились.

Дроны просканировали саванну вокруг нас и зависли, всё так же пугающе уставившись на нас линзами камер.

— Не улетели, не атаковали… — заметил я. — Значит, помощь уже в пути. Как ты?

— Отвратительно, — простонал Эрвин. — Ты был прав. Не стоило мне пить ту воду.

— Да неужели, блядь, — прошипел я и сел на бетон, прислонившись спиной к холодной шершавой стене. Хорошо. Прохладный ветерок приносит горькие травяные запахи и охлаждает разгорячённое тело. Громко стрекочут насекомые, где-то далеко гудят двигатели машин и стучат колёса поездов, а над головой сверкают звёзды и перемигиваются пассажирские самолёты. «Не отключиться бы…»

Из-за сильного жара Эрвин в тепловизоре светился ярко, как костёр. Бедолага лежал на спине, тяжело дыша, и оранжевый воздух из его лёгких взмывал вверх, меняя цвет, растворяясь и остывая. Это очень напоминало картинку с прогноза погоды на ТВ: всякие красно-жёлто-зелёные завихрения циклонов и антициклонов, области с разным давлением и так далее.

«Скорее», — мысленно умолял я тех, кто спешил к нам. Или не спешил?.. Чёртовы дроны не умели говорить, и потому оставалось загадкой, обратили на нас внимание или проигнорировали.

«Скорее», — и всё равно кто там, хоть полиция, хоть бандиты, хоть головорезы Мамы, хоть сам дьявол.

Последние силы уходили, ветерок обдувал лицо, покрытое коркой грязи и запекшейся крови. Я закрыл глаза, чувствуя, как мир вращается и уходит из-под ног. Нет-нет, сознание сейчас точно терять нельзя, как бы ни хотелось пустить всё на самотёк.

Режим энергосбережения, автоматически включившийся у моего железа, заставил вспомнить, сколько мне на самом деле лет. Я крупно задрожал всем телом, руки и ноги налились неподъёмной тяжестью и отказывались шевелиться.

«Ну же, торопитесь! И захватите с собой воды».

И в тот момент мне было совершенно плевать, чем всё закончится, — лишь бы закончилось побыстрей.

Удар.

Второй.

Кто-то ломился к нам с той стороны двери и приглушённо ругался:

— Заело! Сто лет, поди, не открывали.

— Тут и краски, гляди, десять слоёв.

— И насрано!

— Если б ты не сделал платный сортир, то не было бы!

— Заткнитесь и тяните!

Я поднял голову и помахал дронам. Эрвин попытался встать на четвереньки, но завалился на бок и застонал:

— Я не переживу этого, Маки. Просто не переживу.

Тем временем за дверью велась оживлённая дискуссия.

— А ты код правильно вводил?

— Правильно, правильно, можешь сам попробовать.

— Да я-то ничего, может на сервере напутали и сбросили временный пароль?

— Не должны. Тяни! Дава-ай!

С громким хрустом отдираемой краски и скрипом старых петель дверь открылась.

Всё, что последовало за этим, я осознавал слабо: меня ослепили лучи фонариков, возле головы затопали ноги, после чего меня подхватили и потащили, сдавленно жалуясь, что я тяжёлый.

Сверху послышалось жужжание двигателей дрона и выстрелы, кто-то заорал у меня над ухом: «Не стреляйте, идиоты! Свои!»

Затем было полутёмное помещение с въевшимся запахом прокисшего пива, громкая музыка, которая тут же стихла, и — о господи, да, да, да! — наконец-то в мою глотку полилась самая вкусная в мире вода. Судя по громкому «Буэ-э-п!» слева, напоить попытались и Эрвина, но тот воду не воспринял. Ну и дурак. Всегда лучше немного потерпеть и получить долгожданный приз.

— Спокойно-спокойно, — сказал я после того, как прочистил горло. — Дальше я сам. Дайте ещё попить, а то сдохну.

В поле зрения появилась пластиковая бутылка с водой, которую я схватил и отпил пару глотков, с большим трудом сдерживая порыв высосать её всю одним махом.

Минут через сорок я уже сидел за барной стойкой, уплетая шоколадные батончики и глядя на то, как Руди — старый негр с чёрной и морщинистой, как старый сапог, лысиной — хлопочет вокруг Эрвина. Оранжевое поло хозяина заведения ярко выделялось в полутьме, из-за чего казалось, что моего напарника обихаживает человек-невидимка.

Надо сказать, для обыкновенной придорожной рыгаловки тут было довольно спокойно, чисто и в какой-то степени уютно. Стены, отделанные под натуральный камень, мебель из хорошего пластика, имитирующего дерево, на стенах дешёвые картины — пейзажи, натюрморты и гладенький розовощёкий Иисус баптистов.

Не шедевр в мире дизайна интерьеров, но вполне симпатично.

С кухни аппетитно пахло картошкой фри.

Все семь столиков пустовали: время позднее (или раннее, как посмотреть), и из всех посетителей остался только один безразличный ко всему усатый мужик в салатовой бейсболке с надписью «Африка — зелёный континент». Он сидел за стойкой, не обращая на нас никакого внимания, устало цедил пиво и не отрываясь смотрел повтор футбольного матча по старому телевизору, висевшему под потолком.

За окном по выделенным полосам в центре трассы монотонно проносились серебристые беспилотные тягачи с такими же серебристыми контейнерами — один за другим, без перерыва. Остальные полосы были свободны — разве что раз в пару минут проезжала легковушка, пикап или фура с водителем-человеком. Чуть дальше монотонно грохотали бесконечные железнодорожные составы.

— Может и есть тут что-то от желудка, я не знаю… — из подсобки вышел здоровенный красномордый детина в майке-алкоголичке и джинсах — помощник Руди, которого звали Карл. Он беспомощно разводил руками, сжимая в огромных ладонях блистеры с таблетками.

— Дай погляжу, — попросил я. Попытка подключиться к сети не дала результата — слишком слабый сигнал, слишком старые и медленные протоколы передачи, — поэтому пришлось напрячь память.

Древний аспирин, обезболивающее, жаропонижающее, от давления… К сожалению, всё безнадёжно просроченное.

— Не годится, — я покачал головой и вернул лекарства. Эрвин снова перевернулся на четвереньки и громко закричал в пластиковый тазик. Невозмутимый усатый гость сделал телик погромче.

А вот Карл явно расстроился:

— Что же делать-то?..

— Скорую вызывать, я так понимаю, не вариант, — сказал я не столько с утверждением, сколько с надеждой, что так оно и есть: не хватало ещё привлечь к себе внимание. Конечно, существовал шанс, что здешние поселения обслуживала какая-нибудь небольшая медицинская фирма, но лишние глаза были нам в любом случае ни к чему.

— Хах! — горько усмехнулся Руди, который зачем-то придерживал Эрвину голову. — У меня как-то сердце прихватило в том году, чуть не умер, а скорая так и не приехала. После того случая я аннулировал страховку: нахрен она мне такая нужна?.. Эй, Даг! — обратился он к усачу в салатовой бейсболке. — Даг!

— А? — тот встрепенулся, отрывая взгляд от телевизора, и стало ясно, что он ничего не слышал.

— У тебя в аптечке есть что-нибудь от температуры и желудка? — поинтересовался Руди. Полутьма, оранжевое поло, белые зубы и белки глаз. Жутковатая картина.

— И заживляющее, если есть, — встрял я, показывая на свой лоб, и добавил поспешно: — Мы заплатим!

Приятным сюрпризом оказалось то, что у меня на счету водились кое-какие деньги, так что шоколад, воду и лекарства я мог бы купить самостоятельно, не злоупотребляя гостеприимством.

— Сейчас гляну, но не обещаю, — усач, названный Дагом, осушил бокал одним глотком. Он говорил очень медленно, лениво и сонно, растягивая гласные, как жвачку. — У меня ж там один хлам, пластырь — и тот говно. Компания собирала.

— А можно ещё воды? — слабым голосом попросил Эрвин с пола. — А то мне опять блевать нечем.

— Бедняга, — покачал головой Руди и подал моему непутёвому напарнику бутылку. — И как же вас угораздило?..

— Честно говоря, сам не знаю, зачем тем парням было меня похищать, — я развёл руками, мысленно сверяясь с легендой. — Денег у нас нет, машина — дерьмо, органы… Какие к чёрту органы у двух стариков?

Руди зацокал языком:

— Да кто их поймёт, этих уродов?.. У них же мозгов не осталось, в голове либо наркотики, либо какие-то железки, которые делают из них психов. Но вы молодцы. Пройти такой путь…

— Старая закалка, — скромно улыбнулся я.

— Хуялка! — раздражённо вскрикнул Эрвин и изверг воду обратно. — Я чуть не сдох там, Маки! Чуть не сдох!

— Ну, он ведь предупреждал вас, чтоб вы не пили из лужи, — осторожно заметил хозяин заведения.

Скаут застыл на месте, его даже тошнить перестало.

— Руди, — позвал он.

— Да?

— Пожалуйста, не говори сейчас ничего, — и вернулся к прежнему занятию.

Зазвенели китайские колокольчики над дверью — вернулся Даг. Положил на стойку небольшой чемоданчик из серого пластика и принялся выкладывать содержимое. Бинты, вата, шприцы, жгут, снова какие-то таблетки от сердца, нашатырный спирт…

— Нету здесь ничего, — пожал он плечами, когда закончил перебирать аптечку.

Из неприметной двери с надписью «техническое помещение» вышел мрачный чёрный подросток в толстовке с матерной надписью — племянник Руди.

Он протараторил что-то на местном языке и продублировал так, чтобы поняли остальные:

— Я воду включил. И нагреватель.

— Идите мыться, — взглянул на меня хозяин. — Мы тут с вашим приятелем сами справимся как-нибудь. — Он повернулся к парню: — Дай ему полотенце — то синее, с голой бабой, и поищи какие-нибудь вещи.

— Спасибо, — кивнул я, чувствуя себя не в своей тарелке из-за такого гостеприимства. Руди мог и не открывать ту чёртову дверь, ведь из саванны для него никогда ничего, кроме неприятностей, не приходило. И тем более он не был должен напрягать своих людей, суетиться, помогать и при этом совершенно ничего не требовать взамен. Для меня — человека, успевшего очерстветь от городской практичности, частенько граничащей с цинизмом, — это было всё равно что увидеть своими глазами летающую тарелку.

В тесной душевой с сырыми стенами меня ждала тёплая, хоть и немного ржавая вода, странный шампунь с запахом жвачки, много «ой» и «ай», когда я во время мытья прикасался к ранам и синякам, а после — огромное выцветшее полотенце с изображением голой женщины, сидящей на морском пляже, и чистая одежда: спортивные штаны, сланцы и футболка с надписью «Самый лучший в мире дед». Всё остальное, что на мне было, включая уничтоженные жёлтые туфли, я с наслаждением отправил в мусорку, после чего повторно помыл руки.

За время, что я приводил себя в порядок, ситуация не изменилась: когда я, свежий и благоухающий, вернулся в зал, Даг всё по-прежнему пил пиво, Эрвин страдал, Руди пытался ему хоть как-то помочь, а Карл ходил кругами, не зная, куда себя деть. В этом я ему с удовольствием помог: попросил вытащить из моего лба осколки, снял майку, сел под яркий и горячий свет настольной лампы, отключил боль и провёл следующие полчаса, повторяя через каждые десять секунд, что у меня всё в порядке и можно действовать решительнее.

Время от времени на поднос с тихим стуком падал очередной осколок. Снова открылось кровотечение, поэтому я зажмурился, чтобы не залило глаза, и слушал сопение Карла, голос футбольного комментатора, а также стоны Эрвина, который понемногу начал приходить в себя.

— Идите отдыхать, — когда все более-менее заметные осколки были извлечены, а кровавая рана, в которую превратился лоб, скрылась за несколькими слоями бинтов, Руди вложил в мою ладонь ключ. Старый, металлический, с цифрой на пластиковом брелоке. Я таких не видел лет двадцать: в Корпе все поголовно пользовались карточками, сканерами отпечатков или паролями.

— Сколько стоит номер на ночь? — спросил я, но хозяин энергично замотал головой.

— Ничего не надо. Я же говорил, что это не ради денег.

— Понимаю, но мы правда можем заплатить, это не проблема… — предпринял я вторую попытку, в ответ на которую Руди всплеснул руками и сказал, что такие предложения его оскорбляют.

— Я не знаю, можем ли мы вообще у вас остаться, — такой напор меня смутил, и я ужасно застеснялся. — Это может быть небезопасно…

— Всё в порядке, в этой дыре только система охраны и работает нормально!

Сказать ему, что опасность может прийти не снаружи комплекса трассы, а изнутри, я не смог:

— Может, мы всё-таки лучше уедем?

— В это время вы всё равно не найдёте машину, — Руди подталкивал меня к лестнице на второй этаж. — Даг! Даг!

— М? — лениво отозвался усач.

— Возьмёшь их завтра с собой в город?

— Да, конечно.

Я чуть не споткнулся о первую ступеньку.

— Слышали? Вот завтра и поедете! — на круглом лице Руди расплылась добродушная улыбка. — Идите! Всё будет хорошо!..

— Ладно, — сдался я. — Как скажете. Спасибо вам… Спасибо за всё это, — я обвёл бар неопределённым жестом, на что хозяин улыбнулся ещё раз и снова затараторил, что на его месте нам помог бы каждый человек.

Номер, в который меня отправили, был похож на пенал или гроб: длинная и узкая комната с небольшим окном, за которым небо в предвкушении рассвета медленно меняло цвет с тёмно-синего на лиловый.

Возле стен, оклеенных дешёвыми обоями, — две узкие кровати, в изголовье которых стоят невысокие тумбочки с настольными лампами. В углу возле входа — комод и маленькая сушилка для белья, на которой висит микроскопическое белое полотенце.

Завалившись на кровать, я с наслаждением задрал ноги и положил их на высокую спинку. Кровь отливала от ступней, которые выглядели так, словно их основательно пожевал крокодил.

Конечно, мне надо было прямо сейчас бежать отсюда на первой же попавшейся машине и спасаться от преследователей, которые, скорее всего, давно взяли след. Но я не мог. Хотя нет, скорей, не хотел. Это место было настолько уютным, а люди настолько гостеприимными, что возникало непреодолимое желание остаться тут как можно дольше, чтобы почувствовать, как это — когда к тебе относятся по-человечески.

Глаза закрывались сами собой, не мешал даже громкий храп за стеной.

За моей спиной разгорался рассвет, который бросал рыжие отблески на белые обои и белую же дверь из тонкой фанеры.

Мягкий матрас под спиной.

Чистое постельное бельё.

Отдыхающие ноги.

Подушка.

Удобная одежда.

«Господи, как же хорошо».

Моргать с каждой секундой становилось всё труднее, веки отказывались подниматься, и мне приходилось прикладывать титанические усилия для того, чтобы они не сомкнулись на ближайшие десять часов.

— А!.. — я вскрикнул и дёрнулся, когда начал засыпать, и понял, что если сейчас не встану, то точно отключусь.

Посидев на кровати и кое-как размяв успевшую затечь шею, я сунул ноги в тапки и пошлёпал вниз.

Из бара не было слышно никаких звуков — полная тишина. Не тараторил футбольный комментатор, не ревел раненым динозавром Эрвин, только деревянные ступени скрипели под моими ногами.

«Может, спать пошли?»

— Руди! Эрвин! — негромко позвал я, чтобы не разбудить остальных постояльцев. — Кто-нибудь?..

Мне осталась последняя ступенька, но когда я увидел, почему никто не отзывался, то так и не сумел сделать шаг.

— Твою мать… — вырвалось само собой. Пальцы сжали перила так, что дерево жалобно заскрипело. — Твою же мать.

Даг навалился грудью на залитую кровью и усыпанную стеклом барную стойку. Горло несчастного мужика превратилось в багровые лохмотья, при виде которых у меня внутри всё сжималось от ужаса и отвращения.

Карл лежал у выхода с размозжённой до полной неузнаваемости головой. Я и опознал-то его исключительно по одежде.

Племянник Руди, чьего имени я никогда уже не узнаю, валялся поблизости изломанный настолько, что сложно было понять, человек это вообще или всего лишь ком окровавленного тряпья.

И наконец сам хозяин бара упал навзничь возле тазика, припасённого для Эрвина. Сперва я подумал, что Руди жив и просто без сознания — у него не было никаких видимых ран, — но небольшая лужица крови под головой подсказала, что я ошибаюсь и с гостеприимным хозяином тоже покончено.

— О, ты вернулся, — мой напарник стоял с руками, которые были не фигурально, а буквально по локоть в крови. — Отлично, я как раз собирался тебя будить. Нам пора.