— …грязь, теснота, извращенцы и вечно воняет едой, которую никто в здравом уме не съест! — ворчал Эрвин, с трудом пробираясь сквозь густую толпу.
Складывалось впечатление, будто каждый в ней считал своим долгом толкнуть двух престарелых гайдзинов, хоть те и были на голову выше. Стихийный рынок, зажатый между двумя домами-стенами, с высоты смотрелся, как фентезийное магическое ущелье: у подножия угрюмых серых скал многоэтажных ульев всё цвело, бурлило и переливалось зелёным, красным и фиолетовым неоном, будто кипящая радиоактивная река.
Стоило окунуться в неё, как голова шла кругом от суматохи. Рынок беспощадно лупил по всем чувствам и буквально оглушал неподготовленного человека: мигали вывески, танцевали голографические девицы в коротких юбках, а люди носились туда-сюда, прикасались, толкали, пролезали, отодвигали и беспрерывно кричали. В нос била невероятная комбинация запахов, в каждой точке — своя. Шаг — и аппетитный аромат жирного вока сменяется вонью лежалой рыбы, ещё один — и в носу щекочет от запаха маринованного имбиря.
На кривых и грязных прилавках под натянутыми тентами из ткани и плёнки благоухали горы сомнительной еды. Овощи, выращенные прямо здесь, в переулках, на щедро удобренной местными помоями почве, синтетическая говядина и настоящие куриные тушки — тощие и синие. В аквариумах с позеленевшими стёклами лениво шевелили плавниками полуживые карпы, а рядом, в корытах с кусками льда, лежало нежно-розовое филе лосося.
У забегаловок толпа становилась более концентрированной: каждую едальню окружала небольшая группа жующих, смеющихся и говорящих на повышенных тонах людей.
Но больше всего народу толкалось около деревянной конструкции, напоминавшей виселицу. Через перекладину были переброшены канаты с крючьями, на которых висел огромный, в полтора человеческих роста, тунец. На его серебристую чешую падали зелёные, синие и красные отсветы, а поблизости на высоком деревянном ящике стоял толстый японец в замызганном поварском фартуке. Над галдящей толпой в дополненной реальности вспыхивали цифры, среди которых японец выбирал самую крупную, подсвечивал лазерной указкой, спрятанной в указательном пальце, громко проговаривал вслух и высматривал ставку выше.
После продуктовой части началась часть техническая. Здесь было потише и поменьше запахов: собственно, их осталось всего два — бензин и канифоль. Автозапчасти, всякие детали и платы, разобранные компьютеры и простенькие китайские протезы. На одном из лотков, возле которого громко играла музыка и крутился, рассыпая световые точки, диско-шар, я заметил огромную картонную коробку, заполненную пальцами-зажигалками. В ней копался апгрейдер, похожий на киборга из старого фантастического фильма, — хромированная блямба вокруг горящего красным глаза, правая рука из металла и пластика, с яркими наклейками и мелкими синими диодами.
— Долго ещё? — Эрвин обливался потом и бесился — ненавидел жару, толкотню и азиатов. К тому же дорога оказалась слишком долгой: поскольку лезть в общественный транспорт никто из нас не захотел, пришлось вызвать такси и отстоять во всех пробках, что заняло несколько часов.
— Буквально три шага, — усмехнулся я и сосчитал. — Раз, два, три. Та-дам!
Мы стояли перед неприметной стальной дверью, над которой светилось несколько красных неоновых загогулин.
— Это…
— Пошли, — я дёрнул за ручку. — Сам всё увидишь.
Внутри оказалась малюсенькая, но чрезвычайно уютная комнатка — стены, обшитые панелями из дерева и рисовой бумаги, на них огромные вееры с журавлями и замысловатыми иероглифами, в углах высокие вазы с цветами, под ногами мягкий белый коврик, на который было очень неловко наступать после рыночной слякоти.
Под потолком включился проектор, и перед нами соткалась из воздуха полупрозрачная красноволосая анимешная девочка в жёлтом кимоно. Она что-то пролопотала на японском, но я только развёл руками:
— Не понимаю.
Секундная задержка — и голограмма заговорила снова:
— Приветствую вас в банях Мусаями! Меня зовут Акира, я хостес. Чего бы вы хотели? — перед глазами повисло меню, которое я раздражённо смахнул.
— Мы хотим поговорить с господином Мусаями.
— Бани?.. Мусаями? — спросил Эрвин, стоявший у меня за спиной. — Маки, куда ты меня притащил?
— Не понимаю, о чём вы, — пролопотала девочка. — Возможно, вам стоит задать вопрос другими словами.
— Твою мать, — вздохнул я, прошёл сквозь голограмму и подёргал ручку двери в противоположном конце комнаты.
— Нет-нет-нет, — улыбнулась хостес. — Сначала господам нужно выбрать и оплатить услуги! Чего бы вы хотели? — меню у самого носа.
— Это якудза, Маки? — не сдавался Эрвин. — Ответь!
— Половина минуты — а вы оба успели меня заколебать, — тяжело вздохнул я. — Да, это якудза. Му-са-я-ми! — в очередной раз попытался я достучаться до голограммы, стараясь говорить медленней и отчётливей. — Нам нужно встретиться с господином Мусаями!
— Не понимаю. Возможно, вам стоит задать вопрос другими словами.
Меню.
— Блядь… — я закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу. — Ладно! Как скажешь. Тогда нам два места в супер вип зале, — я дважды нажал на соответствующий пункт. — Кажется, Мусаями был там.
- Ты уже бывал здесь? — поинтересовался Эрвин, глядя на меня с подозрением.
— Да… Ну, то есть почти.
— Это как?
— Меня пару раз приносили сюда в мешке, — признался я.
Напарник скривился:
— Очень обнадёживающе…
— Правильно ли я понимаю, что вы вместе? — спросила голограмма.
— Да, — ответил я и опять подёргал ручку двери. — Можно мы наконец пойдём?
Голограмма помигала, а начало фразы получилось смазанным, словно в файле содержалась ошибка.
— …огда могу ли я предложить вам специальный номер лав-люкс? Цветы, шампанское и презервативы входят в стоимость, — огромный голубой глаз подмигнул, и я понял, что именно Акира хотела узнать, спрашивая вместе ли мы.
— Нет! — рявкнул я и неожиданно для самого себя покраснел. — Мы не вместе!
— Ах так? — притворно возмутился скаут и хихикнул. — Значит, не в этом смысле? Я так и знал, подлец! Кто я для тебя, Маки? В каких мы отношениях? Я ведь не молод, мне нужна определённость!
— Заткнись!.. — прорычал я и присвистнул, когда пришло уведомление о запросе платежа. — Ни хрена себе. Вот тебе и помылись…
За дверью обнаружилась раздевалка, оформленная и обставленная примерно так же, как и ресепшн, разве что ко всему предыдущему добавились сырость, жара, деревянные скамейки, пара диванчиков, обтянутых потрескавшейся искусственной кожей, и железные шкафчики у стен.
Дверца моего была подсвечена зелёным в дополненной реальности, а в мессенджер пришло уведомление с разовым паролем для доступа.
— Раздевайтесь и проходите, — поклонилась Акира. — Офуро ждёт вас!
— Офуро? — спросил напарник.
— Баня, — я взялся за полы майки и задумался — а стоит ли вообще снимать одежду перед важным разговором. Голограмма будто прочитала мысли:
— Если вы не разденетесь, я не смогу впустить вас. Не стесняйтесь, я не смотрю! — Акира закрыла лицо ладонями, но раздвинула пальцы, из-за которых виднелся огромный голубой глаз.
Скаут усмехнулся и потянул спортивные штаны вниз.
— Милая кукла.
— Сам ты кукла! — голограмма показала язык и обиженно отвернулась.
Когда на нас с Эрвином из одежды остались одни полотенца, Акира пригласила в вип-зал. В прошлые визиты я почти ничего не видел и сейчас почему-то думал, что столкнусь с какой-то аляповатой роскошью вроде гигантских позолоченных драконов и километров бархата на стенах, но всё оказалось очень красиво и минималистично. Большой зал разделяли на отсеки стилизованные под бамбук и бумагу перегородки из замутнённого стекла с нарисованными на них иероглифами. Внутри нас ждал тёплый пол, выложенный камешками, минибар, бамбуковые шкафчики, огромная картина с рассерженным самураем и, конечно же, сама баня — что-то вроде круглой пятиместной бочки с горячей водой. К ней вела широкая и удобная деревянная лесенка, на ступенях которой лежали полотенца. От воды шёл пар и умопомрачительно пахло цветами.
— Приятного отдыха! Если вам что-то понадобится, просто громко скажите «Акира», и я появлюсь, — голограмма поклонилась и пропала.
— Отлично, что дальше? — спросил Эрвин.
— А дальше, — я поправил полотенце и с сожалением посмотрел на воду, в которую так и хотелось окунуть свою измочаленную старую тушку, — мы пойдём искать супер-пупер-вип.
Это вышло проще, чем я ожидал: стоило лишь выглянуть из нашего «номера», как мы увидели в конце коридора невероятно высокого и столь же невероятно жирного японца, который подпирал, скрестив на широкой безволосой груди хромированные металлические руки, вход в один из отсеков. Выбритые виски, собранные в пучок волосы, из одежды, как и у нас, одно полотенце, а по всему телу извивается светящийся фиолетовый дракон — хвост начинается на лодыжке, а голова скалится на здоровенной отожранной левой щеке.
Пока мы подходили, здоровяк гневно хмурился и угрожающе играл стальными бицепсами.
«Пиздец он огромный», — услышал я внутри своего черепа.
«Спокойно. Просто веди себя уверенно».
— Мы к Мусаями, — я попытался пройти, но громила сдвинулся немного правее, перегораживая мне путь, и буркнул что-то по-японски. Впрочем, из контекста можно было понять, что это явно не «Добро пожаловать».
— Не понимаю, — признался я. — Мусаями! Му-са-я…
— К нему нельзя, — произнесла гора плоти.
— У нас дело! — продолжал настаивать я, хотя в тот самый момент очень хотел поджать хвост, извиниться и убежать отсюда подобру-поздорову.
Здоровяк лишь фыркнул.
Эрвин пришёл на помощь:
— Слушай, приятель, это просто неуважение, у нас кх-х-ха-ах-х, — захрипел он, когда жирдяй схватил его за горло и приподнял над полом.
— Валите отсюда. Оба!
Скаут пролетел по коридору и шмякнулся о пол с очень неприятным звуком.
— Ты что творишь?! — воскликнул я и двинул здоровяку, но кулак буквально утонул в плоти, а половину секунды спустя я последовал за Эрвином, словив могучий удар в морду.
Где-то слева послышались плеск воды и испуганные голоса, вслед за которыми прозвучало милое щебетание Акиры:
— Сохраняйте спокойствие, у нас всё в порядке. В качестве извинения мы дарим вам два напитка на ваш выбор!..
— Сучка продажная, — пробубнил я, вставая и готовясь встретить громилу, который двигался к нам с явным намерением вышвырнуть на улицу.
Удар, второй, третий… Я провёл свою лучшую серию — и жиртрест вскрикнул, а потом ещё и покачнулся, но мгновением позже металлический кулак снова впечатался мне в рожу, заставив кубарем прокатиться по коридору.
В голове шумело. Эрвин валялся на полу и негромко стонал, а я отступал шаг за шагом от живой горы и лихорадочно соображал, что делать и за что схватиться, чтобы использовать в качестве оружия. Как назло, использовать было нечего, и жирдяй теснил меня к выходу, пока я не взглянул на его хромированные лапы и не улыбнулся:
— Бьёшь как сучка.
— Что? — громила замер от удивления, на какое-то мгновение его разрез глаз стал шире.
— Что слышал. Бьёшь как маленькая капризная сучка.
Я честно старался перенести вес тела ниже пояса: чуть расставил ноги, наклонился вперёд, упёрся пяткой в стену — но ничто не спасло меня от сокрушительного хука. Он отбросил меня и шарахнул спиной о стену, от которой я отскочил как мяч и опять оказался на ногах.
— Ха! Нет! — во рту появился характерный железный привкус. — Маленькие сучки бьют намного лучше!
Жирдяй взревел и нанёс ещё один удар, в который вложил все свои силы и все силы своих блестящих железяк. Он был настолько могуч, что моя башка треснула как упавший арбуз… Бы. Треснула бы, но к счастью я вовремя пригнулся.
Стальной кулак врезался в стену. Пол подо мной вздрогнул, по штукатурке пролегла длинная трещина, а сам здоровяк, не говоря ни слова, обмяк и мешком свалился возле меня.
— Что про… Кхе-кхе, — Эрвин поднимался с пола, держась за горло, на котором расцветали синяки. — Что произошло?..
Я смотрел на громилу, который валялся у моих ног, — бледный, покрытый холодной испариной, старающийся сдержать рвущиеся наружу вопли. Блестящие пальцы судорожно скребли пол.
— Спина, — я кивнул на японца. — Обычная ошибка уличных идиотов: купить себе охуенные руки, чтоб круто смотрелись. А ведь основная нагрузка идёт на спину.
— Ты хочешь сказать, что он?..
— Ага, — перебил напарника я, сплёвывая кровь на пол и чувствуя, как с каждой секундой лицо опухало и отекало всё сильнее, будто его кто-то надувал. — Позвоночник не выдержал. Прости, приятель, надо было нас пропустить.
— А если бы у него была укреплена спина? — усмехнулся Эрвин.
— Тогда мы бы уже валялись голые на улице, — я пожал плечами. — Какого ответа ты ждал?.. И вообще, я ж говорю — это у девяноста девяти процентов уличной шпаны такое. Рук-то можно купить за десять баксов целую тележку из супермаркета, а операция по армированию спины стоит как квартира на третьем уровне. Вот и смотри сам…
— Маки ван дер Янг!
Я повернулся. В дверях стояла парочка громил, похожих на поверженного, как братья-близнецы. Комплекция, причёски, руки, флуоресцентные татуировки-драконы. И пушки в руках.
— Бежим? — негромко спросил Эрвин.
Я шагнул вперёд:
— Мне нужно увидеть господина Мусаями!
Бесконечная секунда.
— Проходите!
Громилы обошли нас, подхватили своего скулящего товарища под руки и куда-то потащили.
Эрвин поморщился:
— Кажется, при переломе позвоночника так делать нельзя.
Внутренности супер-пупер-вип зала были практически идентичны обычному (если такое слово применимо) супер-випу. Все отличия заключались в паре жирных отморозков с оружием, стойке с катанами и маленьком сморщенном дедушке, что сидел в одной из бочек по горло в воде. Мы видели только пятнистую лысину, сморщенный лоб, глаза-щёлочки, белоснежные висячие усы и жиденькую бородку, которая плавала в воде посреди розовых лепестков.
— Проходите, — старик растянул губы в улыбке.
— Боже, сколько клише в одном месте, — тихо бормотал Эрвин за моей спиной. — Бани, драконы, сумоисты с татуировками, катаны, сенсей. Супер…
— Приветствую, Мусаями, — поздоровался я. — Как твои кости?
— Я должен проводить в этой бане по двадцать часов в сутки, чтобы не орать от боли, — неторопливо заговорил старик. — В прошлом году мне требовалось всего пятнадцать. Думаю, мои кости хреново, Маки. Залезайте. Мне интересно, зачем вы пришли сюда и покалечили моего человека.
Я стащил полотенце с бёдер, и Эрвин издал такой звук, будто его сейчас стошнит.
— Боже, нет. А можно я просто постою рядом? Это…
— Это неуважение к господину Мусаями, — быстро сказал я, очень выразительно зыркнув на напарника. Не хватало ещё, чтобы он начал валять дурака и провоцировать очень опасного человека.
— Отлично, блядь, — скривился Эрвин, снял полотенце и с выражением плохо скрываемой брезгливости полез в горячую воду. — У нас получится прекрасный бульон из трёх пар старческих яичек.
Вопреки моим опасениям Мусаями от души расхохотался, сорвавшись в конце на свистящий кашель.
— Он мне нравится. Кто это?
Я погрузился по шею, уселся на скамеечку, установленную внутри бочки, и с наслаждением выдохнул. Все раны мгновенно начали болеть и саднить, но ощущения от купания всё перекрывали.
— Друг, бывший сослуживец. Ему можно верить, если ты об этом.
Бороду Мусаями носило волнами туда-сюда, из-за чего она напоминала водоросли.
— Как скажешь, как скажешь… — ответил старик. — Ладно, давай без предисловий. С чем ты пришёл?
— Мне нужно оружие, — чем мне нравился этот японец — с ним всегда можно было говорить в открытую, без утайки, хитростей и подлостей. У него, конечно, были и очень неприятные минусы типа своеобразного кодекса чести и звериной жестокости в отношении тех, кто ему не следовал, но в целом он был адекватней многих в этом сбрендившем городе.
— Какое-то особенное? — Мусаями склонил голову.
Я кивнул:
— Что-нибудь потяжелее.
Старик пожевал губами.
— Надо понимать, денег у тебя нет… — это прозвучало одновременно и как вопрос, и как утверждение.
— Есть, но недостаточно. Пара сотен, не больше.
— Ха! — Мусаями дёрнул головой. — Да уж, и правда недостаточно… Ты хочешь одолжить?
Я вспомнил предыдущие пару раз, когда меня приводили в баню, и поёжился от холода, даже несмотря на то, что сидел в горячей воде.
— Нет. Никаких долгов. Я хотел спросить, можем ли мы сделать что-нибудь для тебя?
Старик одарил долгим взглядом Эрвина, сидевшего в бочке с таким выражением лица, будто это был адский котёл, затем повернулся ко мне:
— Знаешь… Думаю, можете.
— О, отлично. Расскажешь? — я обрадовался, но это было сильно преждевременно, потому что работа могла оказаться очень непростой и мы с Эрвином её бы не потянули.
— Не знаю, слышал ли ты, но у меня сейчас что-то вроде контракта с префектурой нашего района. Они платят мне, а я помогаю очистить нижние уровни от тех, кто их когда-то захватил.
Эрвин навострил уши.
— В прошлом месяце я заключил договор на передачу одного здания, — неторопливо продолжал вещать Мусаями. — Небольшой блок апартаментов, очень старый. Расположен относительно высоко — у нас в районе шесть уровней, он на третьем. Четыре этажа, сорок восемь квартир. Осложнений не должно возникнуть, это всего лишь жильё, а не крепость какой-нибудь банды. Если будет нужно, я помогу со снаряжением и заплачу за работу пятьдесят процентов от суммы, которую заплатил бы своим людям. На покупку пары хороших стволов, — Мусаями подчеркнул интонацией слово «хороших», — вам точно должно хватить.
В воздухе повисли синие цифры.
Сумма была достаточно крупной для того, чтобы покрыть наши расходы, но явно недостаточной для такого нелёгкого дела.
— Может, семьдесят процентов? — осторожно предложил я.
Мусаями поморщился, и температура воды в бочке упала ниже нуля.
— Маки, рынок снаружи, там и торгуйся. Ты меня знаешь. Я не жаден и никогда не пытался состричь с овцы шкуру вместе с шерстью. Мои расценки — реальные. Если хочешь, можешь поискать деньги в другом месте, но я уверен, что никто не даст столько же.
Шестерёнки в голове вращались с бешеной скоростью, интуиция просчитывала, какое решение будет наиболее выгодным. Уйти и попробовать найти ещё что-нибудь? Нет, не вариант. Вряд ли я что-то отыщу с моей-то репутацией мазилы, разве что выбивание денег с должников, а это дело долгое и неприбыльное. Мусаями прав: сомневаюсь, что кто-то предложит больше. К тому же в дело вмешивалось слишком много «если», главным из которых было: «А если я совсем ничего не найду?»
— Можно посмотреть? — спросил я, откидываясь на спину так, чтобы горячая вода доставала до подбородка.
Через несколько мгновений перед глазами повисло уведомление о входящем сообщении, рядом с которым маячило фото одного из толстомордых охранников Мусаями: у старика не было никакого «железа» в башке, в этом смысле он был старомоден в той же степени, что и его кодекс чести.
Ссылка привела меня на популярный стриминговый сервис. Оказывается, над искомым зданием прямо сейчас кружила пара дронов.
Я присмотрелся: обычная неприметная четырёхэтажка, в виде буквы «U». Четыре подъезда, маленький двор, на крыше — площадки для вертолётов и летающих машин, на территории — небольшой гараж. Да, похоже, когда-то домик был очень милым, но сейчас всё загажено до неузнаваемости, замусорено и разрисовано. К самому дому сделали кучу хлипких пристроек из дерева и пластика — мне особенно не нравился самодельный балкон на четвёртом этаже, возведённый на остатках строительных лесов. Во дворе, на крыше и вообще почти на всей свободной площади торчали уже знакомые мне мусорные лачуги, палатки и навесы, из-за которых дом напоминал древний коралловый риф.
Деревья спилены, стёкол, конечно же, нет, лифты сломаны, но также нет и признаков укреплений. Окна не закрыты, вооружённых людей не видать.
— Мы берёмся.
— Хорошо, — слегка склонил голову Мусаями. — Послезавтра в это же время жду вас с хорошими новостями. Если нужно снаряжение, обратитесь к парням, когда закончите отдыхать, — они дадут кое-какие шмотки и оружие. И Маки, я понимаю, что ты старый и умный человек, но на всякий случай предупреждаю: не вздумайте его спереть и кинуть меня.
— Не убежим, — заверил я старика. — Нам же не пятнадцать лет, чтобы маяться такой дурью.
Когда мы вернулись к себе, я первым делом схватился за пузатую бутылку скотча, налил полный стакан и собрался высосать его залпом, но на пару мгновений замер с открытым ртом, а затем покачал головой и поставил обратно.
— Дай сюда, — Эрвин с раздражением выхватил виски и осушил его в два глотка. — Ты сдурел?!
Я попробовал ногой воду — надо же, не остыла, — и медленно окунулся, расслабляя каждую мышцу, утомлённую безумием последних дней.
— Что такое?
— Что такое? Что такое?! — кричал шёпотом напарник. — Это же якудза! Якудза, твою мать! И теперь мы на них работаем!..
Я приоткрыл один глаз:
— Мы и на картель работали с твоей подачи.
— Да, но… — скаут стушевался и всплеснул руками. — Это другое! Это не…
— Заткнись и не мешай мне отдыхать. Да, это один из кланов якудза. Но с Мусаями можно иметь дело. Если ты будешь слушать меня и не будешь пытаться наебать его, мы получим свои пушки и расстанемся лучшими друзьями.
— Кстати об этом! В смысле «потяжелее»? Ты собираешься устроить гражданскую войну?
— В своё время ты всё узнаешь, — терпеливо ответил я. Меня начало клонить в сон и хотелось просто посидеть в тишине и покое, не слушая вопли чокнутого напарника.
— Нет! — продолжал бесноваться Эрвин. Судя по звону стекла, он налил себе ещё. — Я хочу знать всё сейчас.
— Но не узнаешь, — я развёл руками. — Смирись. Чем меньше тебе известно, тем больше я уверен, что какая-нибудь твоя замечательная идея нам всё не испортит. Так что залезай в воду и, пожалуйста, не еби мне мозги хотя бы полчаса.
На следующий день мы с Эрвином чистые, выбритые, благоухающие и свежие после ночи, проведённой в отеле при бане («Нет, голограмма ты тупая, нам нужен номер с двумя кроватями!») вылезали из такси в соседнем от апартаментов, которые предстояло зачистить, квартале. Автопилот наотрез отказался ехать дальше, поэтому мы с напарником вздохнули и пошли пешком.
Всего один день отдыха — и я чувствовал себя лучше некуда. После пары инъекций раны быстро заросли нежной розовой кожей, в кармане ощущалась приятная тяжесть пистолета, байкерская «черепаха» придавала уверенности, а встречные люди старались либо обходить нас, либо не замечать вовсе, однако с каждым шагом я мрачнел всё сильней.
Во-первых, вызывал опасения Эрвин.
Я сильно сомневался, что Мусаями одобрил бы кровавую баню, а мой горе-напарник, спущенный с поводка на чернокожих, мог натворить столько дел, что из дома потом замучились бы изгонять призраков.
А во-вторых, появилось мерзкое ощущение, что я не желаю делать то, что от меня требовалось. То ли глупая смерть Руди и остальных, лежавшая камнем на совести, сделала меня мягче, то ли вся эта дурацкая ситуация в целом, но я впервые в жизни не был готов пойти и набить морду кому сказали. В груди всё туже затягивался узел сомнений и тревоги. Хотелось остановиться, сесть на тротуар и схватиться за голову, но сделать этого я, конечно, не мог, поэтому шагал, стиснув зубы, и мысленно пожирал себя.
Это было глупо. Я не питал иллюзий насчёт того, кто обитает в этом доме и как новые жители его получили. Вероятно, во время одной из волн переселения человек пятьсот вломились на территорию апартаментов и поселились везде, где могли кинуть свои пожитки: во дворе, на крыше, в подъездах, на парковке и в других местах общего пользования. Жители не оценили новых соседей и постепенно разбежались, не в силах сопротивляться напору дикарей.
По-любому там было полно и наркотиков, и оружия: отсутствие признаков крупной банды в Корпе никогда не говорило о том, что в здании живут законопослушные и миролюбивые хиппи.
Но я, вот же старый идиот, никак не мог перестать думать о других жителях этого дома. Да-да, именно о тех, кого обычно принято жалеть, спасать и эвакуировать первыми с тонущего корабля: женщинах, детях и стариках. Хотя со стариками я, наверное, погорячился, потому что в таких местах редко доживают до тридцати пяти.
И да, я понимал, что, скорее всего, в доме все повязаны и за каждым, даже самым маленьким жителем этого притона тянется шлейф из преступлений и насилия. Но всё равно чувствовал себя так, будто мне предстояло совершить что-то глубоко неправильное.
Обитателям и так приходилось несладко: каждый их день был борьбой за выживание, точно так же, как и в саванне, откуда они однажды сбежали. А мне предстояло лишить их крыши над головой и всех пожитков. Да, возможно, все они были ужасными людьми и заслуживали своей участи. Да, возможно, эта работа была воздаянием по заслугам. Но возможно, не стоило обобщать. И пусть вырваться из этого порочного круга могли лишь самые умные, трудолюбивые и везучие — эти единицы стоили того, чтобы не отбирать у них шанс на нормальную жизнь.
Да-да, глупо, чудовищно глупо, и мой внутренний Эрвин сам не понимал, почему я вдруг пожалел неизвестных людей, которых, вероятно, и не существовало вовсе, а я не мог ничего толком объяснить и лишь пытался удавить назойливую совесть, но она всё равно тявкала в недосягаемости, где-то глубоко под диваном моего сознания.
В условленном месте, рядом с заброшенной закусочной нас уже ждала троица крепких чёрных ребят, которые, по словам Мусаями, выполняли для него похожую работу и согласились помочь за символическую сумму. Поразмыслив, я понял, что лишние руки нам точно не повредят, даже если и придётся поступиться небольшой частью дохода.
С первого взгляда помощники производили хорошее впечатление. Крепкие, лысые, одетые в такие же моточерепахи, как у нас, только раскрашенные из баллончиков в яркие цвета. В руках мотошлемы и обрезки стальных труб, по виду которых сразу становилось ясно, что это привычный и любимый рабочий инструмент — у всех самодельные рукоятки из велосипедных накладок на руль, какие-то пластмассовые висюльки-обереги, цветные ниточки, наклейки.
— Привет! — на мгновение сверкнули осторожные белозубые улыбки.
— Привет, парни, — поздоровался я. Эрвин молча помахал рукой. — Давно ждёте?
— Мнут пять, вс ок! — ответил самый высокий негр, у которого на грудной пластине «черепахи» была намалёвана звезда шерифа. — Чё, пшли?
Я покачал головой:
— Погоди. Как это вообще происходит?
— Спрва мыэ пдходим к зданию, — охотно пояснил громила. Он говорил с жутким акцентом, то проглатывая звуки, то добавляя лишние, — грим, что вот вам полчса, чтоб сами съебались. Кда время кнчается, входим и вкидываем нахй остльных.
— Так просто? — поднял я бровь.
— Ага.
Эрвин подал голос:
— И правда, зачем усложнять? Идём?..
Я повернулся и схватил напарника за локоть:
— По возможности без убийств. Понял? Помни, что я тебе говорил.
— Да помню-помню… — скаут зашипел и вывернулся. — Больно же!
Вживую дом оказался больше, чем я думал, когда рассматривал его с дронов. Настоящие хоромы: широкие окна, высокие потолки, просторные комнаты. Чёрт побери, сюда даже солнце попадает. Следующий уровень, стоявший на циклопических серых сваях, шумел метрах в тридцати над крышей — вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя уединённо по меркам мегаполиса.
«Тут будет очень уютно, — подумал я. — Конечно же, когда всё отремонтируют, почистят и вывезут мусор».
В руках одного из наших бойцов появился громкоговоритель.
— Эй! Раз-раз! Раз! Эй! Дом! Внмание! Алло! — матюгальник засвистел на высокой ноте. Шериф достал из кармана засаленную бумажку, развернул, прочёл первые слова, и нашего помощника будто подменили: неизвестно откуда появились отменная дикция и произношение, как у выпускника элитного колледжа: — Внимание жителям дома! Это здание было занято вами незаконно! Согласно параграфу восемнадцать кодекса об имуществе района Накамура Индастриз оно объявляется собственностью префектуры! Вам даётся тридцать минут на то, чтобы вы собрали вещи и покинули захваченное здание. В противном случае мы применим силу!.. Повторяю!..
В самом конце Шериф шумно выдохнул и выкрикнул что-то на местном наречии. Эрвин саркастически усмехнулся:
— Да, это их выгонит быстрее, чем параграфы и прочее говно.
— Что он сказал? — полюбопытствовал я.
— Что мы пришли от Мусаями, и если они сейчас же не свалят из дома, то мы им ноги повыдёргиваем.
— Крто, да? — засияла улыбка Шерифа.
Эрвин кивнул:
— Хороший мальчик.
Из окон высунулись десятки чёрных лиц — напуганных, обиженных и злых. Как я и думал, не только и не столько мужчины, сколько женщины, подростки и совсем мелкие детишки.
— Повтори, — попросил Эрвин Шерифа, когда прошло десять минут.
Я почему-то думал, что подобные обращения не возымеют эффекта, но оказался неправ: из дома потянулась цепочка беженцев. Они выходили из тьмы подъездов и вылезали из стоявших во дворе халуп, крепко сжимая в руках яркие пластиковые пакеты, забитые каким-то барахлом. Вереница людей с опаской и ненавистью косилась на нас, стараясь обходить по вытянутой дуге. Неестественно серьёзные дети тащили на себе какой-то скарб и катили тележки из супермаркетов, женщины вполголоса подгоняли их и шли, опустив головы, чтобы случайно не взглянуть на нас — и меня здорово тряхнуло от того, насколько это напомнило виденное мной войны. Значит, вот так теперь. Значит, теперь я — тот самый плохой парень, из-за которого люди вынуждены спасаться бегством. Прекрасно, просто прекрасно.
Впрочем, всё прошло лучше, чем я предполагал. Толпа вышла на улицу и заняла проезжую часть, ничуть не смущаясь того, что им сигналили десятки разъярённых водителей.
Люди расстелили тряпьё на заплёванном асфальте, расселись и с интересом уставились на нас.
Их любопытство стало понятно буквально через минуту, когда из окон в нас полетели бутылки и осколки бетона. Они, разумеется, не долетали, однако защитники дома всё равно старались, кричали что-то и били себя в грудь, но, к счастью, не стреляли.
— Думаю, можно начинать, — Эрвин двинулся вперёд, но Шериф остановил его:
— Нет! Полчаса! Эт вжно! Закон!
Скаут остановился и пожал плечами:
— Ну ладно, закон так закон.
Пока суд да дело, я перепроверил снаряжение: подтянул ремни «черепахи», надел шлем, помахал битой, привыкая к ней, и дослал патрон в ствол старого глока, надеясь, что применять его по назначению не придётся.
— Давайте так, — я указал рукой на дом, когда отведённое законом время вышло. — Мы с Эрвином зайдём в здание и будем выкидывать оттуда тех, кто не свалил. Ты, Шериф, и вот ты, останетесь внизу и будете вырубать тех, кого мы вышвырнем. Ты пойдёшь с нами и будешь прикрывать спину. Спину! — пришлось ткнуть большим пальцем себе за плечо, потому что в глазах негра я не увидел понимания того, что от него требуется. Тот сопоставил движение с моими словами и яростно закивал. — Тебя как зовут?.. Зовут! Как?
— Бата, — почему-то довольно оскалился негр.
— Отлично, тогда давайте за мной. Эрвин! Помни, что я сказал!
Скаут закатил глаза и передразнил меня.
К зданию подходили с торца, где было поменьше окон.
Негры-жильцы кричали и бесновались, но выходить не спешили. Мы пересекли широкую густую тень от расположенной над нами улицы и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху и спотыкаясь на каждом шагу, миновали груды хлама, которые кто-то считал своим домом. Шериф запустил двух дронов, но от них не было толку, поскольку спрятаться в этой клоаке было проще простого. Приходилось частенько останавливаться и сканировать окружение в тепловом спектре.
Вот и подъезд номер один. Козырька нет, двери тоже, на стене рядом намалёваны знак радиации и жуткая морда какого-то зверя.
— Эрвин! — я пригнулся и взял пистолет наизготовку, а скаут похлопал меня ладонью по плечу, показывая, что рядом и готов действовать. — Пошли!
Внутри пустая лестница без перил, заваленная всяким хламом. Под ногами гремят пустые бутылки, ноги путаются в пакетах.
— Захожу!
Движения резкие и отрывистые. Быстро выглянуть и тут же убрать башку, чтобы её не продырявили.
Первая квартира — никого и ничего, кроме мусора. Посреди самой большой комнаты целая гора оторванных кукольных голов и лежащий на боку ржавый холодильник.
Вторая — тоже ничего. Из примечательного только сваленные в кучу матрасы и огромное количество использованных шприцев.
Повсюду встречались проломы в стенах, ведущие в соседние квартиры и даже подъезды — и это здорово напрягало. Негры пока никак себя не проявляли, и эта обманчивая тишина давила на нервы посильней, чем пули над головой. Не покидало чувство, будто я каждую секунду нахожусь на прицеле и вот-вот чей-то палец нажмёт на спуск. Дом был словно термитами изъеден, и в обследовании отдельных квартир не было никакого смысла: при желании нас легко получилось бы и обойти, и свалиться на голову, спрыгнув с потолка, и ударить снизу, из дыр в полу.
— Чёртов Мусаями… — злобно бормотал я.
В третьей квартире огромная дыра в потолке и почти полностью разобранные внутренние стены.
В четвёртой, уже на втором этаже, на запитанной от автоаккумуляторов электроплите стоял огромный бак, в котором пыхтело и пузырилось нечто с удушливым химическим запахом — и кажется, я знал, что именно. По всей квартире валялись бутылки из-под бытовой химии, среди которых преобладало дешёвое средство для очистки труб.
— Ого! — впечатлился Эрвин. — Знаешь, если они пускают это дерьмо по вене, мы можем просто подождать пару месяцев, пока у них внутренности не растворятся.
— Тише! — рыкнул я. — Не отвлекайся!..
Моё сердце стучало как бешеное, а ноги от волнения подрагивали.
Везде одинаковая картина — разруха, вонь, вши, крысы… Ужас. Отличался разве что просторный зал с огромным телевизором, игровой консолью, продавленными диванами и разбитым кальяном, вода из которого ещё не успела высохнуть.
— Вижу! Тртий пдъезд! — закричал по рации Шериф, и в ту же секунду загрохотали выстрелы.
— Сука!.. — я бросился на пол, угодив лицом в кучу пластиковых осколков.
Эрвин позади меня нервно хихикнул. Наш сопровождающий что-то громко крикнул на местном языке, ему ответили тем же, присовокупив ещё пару пуль.
— Что делаем? — спросил скаут.
— Сейчас-сейчас… — я сел у стены и перехватил управление дронами. Шериф, видимо, берёг «птички», но мне было не до экономии: я подвёл их поближе к окнам и летуны наконец начали передавать картинку, где были помечены все подозрительные пятна.
Одного из дронов сразу же сбили выстрелом из дробовика в упор.
— Сука… Надо обходить. Эй! — обратился я к помощнику. — Как тебя?..
— Бата! — повторил тот и снова заулыбался.
— Бата! Будь тут, — произнёс я медленно и отчётливо, сопровождая слова кучей жестов, — прикрывай нас и отвлекай их на себя! Понял? Шуми побольше!
— Шми побольш, — закивал чернокожий, и я очень захотел поверить в то, что он действительно усвоил сказанное.
— Пошли! — я хлопнул Эрвина по спине, и мы метнулись обратно, к ближайшему безопасному пролому. Бата за нашими спинами начал кричать, стучать и бить бутылки, и я поблагодарил всех известных богов за то, что помощник оказался сообразительным.
Кое-как ориентируясь по карте, мы миновали пару квартир и очутились в тупике — длинный коридор со старинной деревянной вешалкой и осколками зеркала в раме намертво перегородило рухнувшее перекрытие.
— Зашибись, — негромко прорычал скаут.
Пришлось возвращаться. Бата давал жару, притворяясь тремя людьми одновременно. Оставалось надеяться, что он продержится подольше, и мы успеем обойти противников прежде, чем они обойдут нас.
А такая вероятность существовала: последний дрон, управление которым я вновь передал Шерифу, показывал безрадостную картину. Тёплые пятна продвигались вперёд. Большинство — на нашем этаже, но были и те, что пробирались по третьему или четвёртому. Дело становилось всё хуже и хуже.
— Тише! — я остановился в огромном зале возле старого шкафа без дверей. Под потолком блестела хрустальными кристалликами на удивление хорошо сохранившаяся люстра. — Тут мы их и встретим.
Через спальню с останками разломанной кровати должна была пройти основная группа защитников дома.
— Убивать можно? — ехидно осведомился скаут.
— Можно, — разрешил я. — Идут!..
Может, негры и пытались красться, но получалось у них откровенно хреново — тяжёлое дыхание, топот, лязг оружия, громкие голоса. Пятна на карте приближались, и моменты, предшествующие столкновению, были почти физически болезненными. Ждать и бездействовать в то время, как кровь кипит от адреналина, а ты сам чуть ли не подпрыгиваешь на месте от азарта, — мучительнее пытки не придумать.
— На три! — приказал я, снимая с пояса биту и перекладывая пистолет в левую руку. — Один! Два!..
«Три!»
В сердце больно кольнуло, кровь ударила в голову, подошвы проскребли по бетонному полу — и моя личность закончилась, уступив место чистейшей математике.
Мы ворвались в комнату, как клин рыцарей в строй лёгкой пехоты, и принялись давить и сокрушать всё живое.
Прыжок вправо, тычок битой в чёрное губастое лицо, добавить выстрел в башку. Нырнуть вниз, пока затылок первого противника разлетается осколками кости и ошмётками того, что было внутри. Раскалённый воздух проносится прямо над моей макушкой. Пара несильных ударов: один металлический шарик угодил в шлем по касательной, а второй — в грудь, но завяз в пластике «черепахи». Брошенная бита попадает в лоб, голова противника запрокидывается назад, а я устремляюсь вслед за оружием — чтобы в кувырке подхватить его с пола и с размаху врубить в очередное чёрное лицо.
Эрвин орудовал рядом с той же пугающей и неестественной точностью движений. Удар-блок-движение-контратака — напряжение каждой мышцы моего напарника было просчитано заранее, и у его противников не было ни единого шанса.
Всего несколько секунд — и атака защитников дома захлебнулась. Никто даже не успел выстрелить.
Немногие уцелевшие быстро поняли, что бой складывается не в их пользу, и припустили по коридору, бросая оружие. Эрвин взревел и кинулся вслед за ними, а я попытался присоединиться к преследованию, но не сумел: от нехватки воздуха потемнело в глазах, а проклятое сердце уже не колотилось, а беспомощно трепыхалось в груди. Неужто я всё-таки стал слишком стар для таких забегов?..
— И-ха! — воскликнул скаут, когда всё завершилось и воцарилась относительная тишина: лишь раненые стонали и катались по полу. Помеченные цели на нашем этаже закончились, а те негры, что собирались обойти нас, приняли единственно верное решение — спасаться, пока есть время. Дрон унёсся в другую часть здания. — Кажется, я нашёл своё призвание! Господи, я мог бы заниматься этим весь день!.. Эй, приятель! Заходи!
Бата просочился к нам, выскользнув из очередной дыры в стене, оценил устроенный разгром и уважительно кивнул.
— Нужна твоя помощь, — подозвал его Эрвин. — Смотри, тут…
Мой взгляд скользнул за спину напарника, говорившего: «…а потом выкидываешь их отсюда нахер», и наткнулся на испуганные карие глаза. Из-за угла выглядывала чумазая чёрная мордашка — прилипшие ко лбу кудри, впалые щёки, нос-кнопка, тонюсенькая шея, рост чуть выше моего колена.
«Проклятье! Этого ещё не хватало!».
— Э-эй, — я помахал рукой, стараясь выглядеть дружелюбно. — Выходи. Не бойся.
Эрвин вопросительно посмотрел на меня, затем на ребёнка.
— Маки, какого чёрта? Не зови, наше дело выгнать его отсюда!
— Отъебись, — прорычал я. — Иди сюда, мы не причиним тебе вреда. Иди!..
— Ты говоришь с ним как со щенком.
— Заткнись, я сказал! Выведите его к остальным на дорогу. Не бойся! — ребёнок несмело вышел из-за угла: тощий, одетый в достающую до пола драную красную футболку взрослого размера и сжимающий что-то в прижатых к груди ладошках.
Эрвин первым разглядел, что именно.
— Вот блядь, — выругался он и притянул к себе Бату, когда на останки ламината с глухим стуком упала осколочная граната.
По ушам врезал громкий хлопок, поток горячего воздуха опрокинул меня на пол, боль ужалила в грудь, голову и обе ноги, а вестибулярный аппарат сошёл с ума. В башке зазвенело так, будто меня засунули в колокол.
Потолок кружился. Я осоловело глядел на него до тех пор, пока его не скрыла злобная рожа напарника — вся в красную крапинку.
— …иот! Придурок! — он хлестал меня по щекам — и явно не только для того, чтобы привести в чувство. — Дебил! Сука! Какой же ты!.. А-а-а! Парни, поднимайтесь сюда, у нас раненый!.. Ты же нас чуть не угробил, Маки! Что с тобой не так?
— Помоги… сесть… — простонал я. Голова Эрвина раздваивалась и норовила уплыть из поля зрения. — И дай пистолет… Да не этот, господи! Инъекционный.
— Конечно, блядь! Не успели купить ампулы — и сразу все потратили на ваше величество!.. — заворчал напарник, но тем не менее сделал пару уколов в бедро.
Пока Шериф со вторым негром осматривали остальную часть дома, я сидел, привалившись к стене. Чувствовал, как зудят наноботы, разбирающие по молекулам металлические осколки и латающие ими мои покорёженные металлические внутренности, старался не смотреть на мёртвого Бату, которым прикрылся Эрвин, и слушал, как напарник разоряется:
— Что это было, а?!
— Ребёнок, — вяло огрызнулся я. — Это был ребёнок.
— Ребё-ёнок, — передразнил скаут. — Где твой опыт? Мне во второй раз приходится напоминать, что такие же дети плевались в нас и кидали камнями пару дней назад. Или у тебя память отшибло?
Я пожал плечами:
— Может, это был нормальный ребёнок.
— Пиздец, — всплеснул руками напарник. — Просто пиздец.
— А что, надо было сразу стрелять?! — взорвался я. — Слушай, я не знаю. Я уже не знаю, что хорошо, а что плохо. Если бы эти… Те, кто здесь жил, подошли ко мне и по-хорошему попросили оставить их в покое, я бы, наверное, сломался. Не смог бы ничего сделать.
— Ага, точно. Пусть и дальше варят наркоту, гадят и портят жизнь остальным в этом районе, — скривился Эрвин.
— А так они уйдут в другое место! Или перемрут все к чёртовой матери!
— Во-первых, за другие места мне не платят, а во-вторых, не драматизируй. Корп не на северном полюсе, а ты не на конкурсе Мисс Вселенная, — о сарказм в голосе Эрвина можно было физически уколоться. — Ответь мне всего на один вопрос, только честно и быстро. С кем бы ты хотел жить по соседству: с чёрными или белыми? Время пошло.
— Я не это имел в виду!
— Так поясни! И заодно расскажи, что вообще происходит, а то я тоже, знаешь ли, ничего не понимаю. Хочешь — давай позовём всех обратно, извинимся и в задницу поцелуем. Ты объяснишь Мусаями, что он неправ, а потом пойдёшь в штаб борцов за права негров и скажешь, мол, вот он я. Дайте мне футболку с лозунгом, кепку и флаг. Но, по-моему, сейчас не время для сантиментов.
— Не во флагах дело, — проворчал я, чувствуя себя полным идиотом, — и не в лозунгах. А в том, чтобы не быть мудаком. Относиться к людям как к людям. И знаешь, я прекрасно помню и то, что те бандиты сделали с тобой, и то, что было у Мамы в ангаре, но, чёрт побери, далеко не все, у кого чёрный цвет кожи, такие.
В моей голове предыдущая фраза звучала вовсе не так банально.
— Бла-бла-бла, — отмахнулся скаут. — Ты не ответил на мой вопрос. Но ты прав: дело и правда не в цвете кожи. Дело в воспитании, культуре, в среде. В том, что негры несут этому миру. Я ненавижу не негров, я ненавижу уёбков — и не моя вина, что негры — большинство из них. Я хочу убивать их не потому, что не люблю чёрный цвет, а потому, что ненавижу грязь, лень, болезни, воровство, изнасилования, убийства, наркоторговлю и прочее.
— Воспитание и культура — это ещё не весь человек, — отмахнулся я. — А среду можно и поменять.
— Ага, опять насильно тащить кого-то на своём горбу в светлое будущее?.. Знаешь, моя любимая глава истории Корпа — это та, где прекрасные люди с чувством вины за угнетение негров в прошлом попытались всё исправить и построить в Африке райское место, а потом негры жестоко их всех наебали. Тебе сказать, почему я не пристрелил того чудика в жёлтом костюме? Потому что он нормальный. Он захотел выбиться в люди — и он выбился. Учился, искал работу. Что мешает остальным?.. Сильные наследуют землю, Маки. А слабость поощрять нельзя, ни в себе, ни в других. Поэтому, пожалуйста, будь сильным и не неси хуйню.
— Кажется, я слышал подобные разговоры, — процедил я. — От блондинов в серой форме. У них ещё кресты были на рукавах.
— И что? Знаешь, в чём отличие нацистской идеологии от той, которую ты мне впариваешь?
— Не знаю и не хочу знать, — я отвернулся, но Эрвин продолжал.
— Наци говорили: «Я лучше, значит я заслуживаю большего. И чем лучше я буду, тем на большее смогу претендовать». А умники-гуманисты с высоких уровней города: «Я хуже, значит я заслуживаю большего. И чем слабее я буду, тем…» Надеюсь, понятно, к чему это ведёт?
— Хватит, — я поднял руки, показывая, что сдаюсь. В плече нестерпимо засвербило. — Ты говоришь со мной, как с долбаным активистом, но я никакой не активист!
— Но ты несёшь ту же чушь! Поверь, я видел много говнюков. Разных говнюков. Но самые страшные и чудовищные говнюки — это те, что призывают к миру, любви, свободе и так далее. Они обычно такую херню начинают творить, что человечество потом хватается за голову и ещё сильнее разочаровывается в мире, любви и свободе.
Я фыркнул:
— Ну конечно. Те, что вещали про величие нации и расы, намного лучше.
— Они хотя бы знали, как устроен мир и не питали иллюзий.
— Ага, — ехидно заметил я. — И поэтому истребляли евреев, в каждом из которых видели члена всемирного тайного заговора. — Послушай, я не собираюсь с тобой вести сейчас споры о политике и истории — ситуация не та. Я лишь говорю, что в каждом человеке надо видеть человека, вот и всё.
— Так я и вижу, дубина, — улыбнулся Эрвин. — Я всегда вижу в человеке человека. Но очень часто я вижу ещё и то, что этот человек — мудак. В том и разница между нами: я вижу реальных людей, а не тех, кем они якобы могли бы быть.
— Не-а, — возразил я. — Ты видишь только то, что тебе удобно видеть! Есть же куча обратных примеров, и ты это знаешь, просто стараешься не замечать. Ты сумасшедший, Эрвин, но вместо того, чтобы лечиться, тупо потакаешь своему сумасшествию, прикрывая его идеологией! И поэтому я не хочу с тобой сейчас спорить.
— Зато я хочу, старый ты идиот! — закричал Эрвин. — Нам с тобой ещё работать! Моя жизнь зависит от тебя! Я всего лишь боюсь, что в самый ответственный момент твой палец дрогнет, и мне из-за этого прострелят башку!
— Всё будет в порядке! — рявкнул я. — Ничего не дрогнет! Урок выучен! А теперь бога ради заткнись и перестань изливать на меня всё это, ёбаный ты псих! — я схватил лежавший рядом кусок железобетона и с яростью швырнул в стену напротив.
— Надеюсь, ты сделал правильный выбор, — усмехнулся Эрвин, глядя на то, как над изломанным и окровавленным трупом нашего помощника, оседает серое облачко бетонной пыли.
— Иди нахер со своими выборами, понял? — огрызнулся я. — Не собираюсь я ничего выбирать. Ты мне сейчас очень красиво рассказывал о разнице взглядов, но не учёл, что мне плевать. Любая идеология — говно. Да-да, не улыбайся, любая идеология — это всего лишь фантазия о том, как хорошо будет в будущем, и попытки прикрыть неудобные моменты извращённой логикой. Типа вон там у нас в углу не дерьмо лежит, а удобрение, на котором взрастится величие нашей нации! У меня нет системы взглядов и вряд ли появится. И мне точно не нужны психопаты с банком аргументов, чтобы рассказать, как правильно жить, в кого стрелять и прочее. Сам разберусь. А вот что мне нужно — так это время, чтобы прийти в себя. Поэтому завали-ка ебало, пока я сам тебе его не закрыл!
Несколькими часами позднее мы снова стояли у входа в бани Мусаями.
— У них же там ни воды, ни канализации! — я игнорировал Эрвина, поэтому тот болтал с Шерифом, пересказывая впечатления от рейда. — Как они могут так жить?
— Нормальн живут, — улыбнулся негр. — Я так ж живу и нчего, нрмально.
— Пойдёте с нами? — спросил я.
— Не, нам не над. Пока! — парни пожали нам руки на прощание и растворились в бесконечной рыночной толкучке.
— Интересно, они не боятся, что мы их кинем? — вполголоса полюбопытствовал Эрвин.
— Неа, — я открыл дверь и указал Эрвину на вход, пропуская его вперёд. — Свои деньги они, если что, получат от Мусаями. А вот он в свою очередь получит их с нас. Пожалуйста, не спрашивай как.
Акира встретила нас стандартным приветствием, а затем замигала и произнесла фразу, явно составленную из обрезков других.
— Проходите, господин… Мусаями… ждёт вас.
Пара минут, небольшой спор из-за необходимости раздеваться — и мы оказались в знакомом супер-пупер-вип зале. С момента нашего ухода здесь ничего не изменилось: ни обстановка, ни громилы, ни сам Мусаями, сидящий в бочке по горло в воде.
После обмена любезностями и пары дежурных вопросов старик вызвал маленького человечка с огромной головой, на которой блестели глубокие залысины. Человечек был одет в самый строгий из виденных мной чёрных костюмов и едва тащил на себе армейский брезентовый чехол, в который можно было бы упаковать носорога.
— Здесь всё, — старик кивнул на чехол. — С ребятами мы расплатились сами. Жаль Бату, он был неплохим парнем, — тут я не сдержался и покосился на Эрвина. — Остаток денег скинем вам на счёт. Рад, что ты исправляешься, Маки.
— Спасибо, — я слегка склонил голову. — Что ж, в таком случае…
— Одну минутку, пожалуйста, — вклинился Эрвин. — Маки, сколько у тебя осталось денег? Я хочу себе эту штуку.
Я посмотрел на «штуку» и покрылся холодным потом.
— Эрвин, заткнись! — прошипел я. — Прошу прощения, не слушайте его. Мы уже уходим.
— И зачем же тебе меч? — спросил Мусаями моего напарника, насмешливо приподняв седую лохматую бровь. — Разве ты умеешь с ним обращаться?
Скаут покачал в воздухе ладонью:
— Немного.
«Эрвин, ты что вообще…»
— Ха! Сейчас посмотрим, — старик дёрнул головой (я видел этот жест раньше и едва поборол желание зажмуриться) и что-то сказал жирным здоровякам, после чего те вышли из «номера», но вскоре вернулись, притащив с собой штуку, похожую на кошачью когтеточку: подставка и несколько бамбуковых стволов, обмотанных грубой коричневой верёвкой.
Мусаями подплыл ближе к краю бочки и попросил:
— Давай. Покажи, что умеешь.
Я стоял ни живой ни мёртвый от ужаса и пытался не воспламениться от жгучего стыда за напарника.
«Лучше бы тебе уметь хоть что-нибудь, кретин, иначе мы покойники! — шипел я по внутреннему каналу. — Что ты творишь?»
«Я хочу эту хреновину, Маки. Она крутая!»
«Это не хреновина, это реликвия клана, ты, идиот!»
— Я, конечно, не мастер, — скаут, поигрывая дряблыми старческими мышцами, подошёл к стойке с мечами и красивым плавным жестом вытащил катану из ножен. — Но попробую…
Эрвин встал возле «когтеточки» и выставил меч перед собой. Одна нога вперёд, колени чуть согнуты, спина прямая. Я задержал дыхание.
— Х-ха! Х-ху! — два молниеносных, почти незаметных глазу движения.
«Когтеточка» не шелохнулась.
«Нам конец», — обречённо подумал я и с затаённой надеждой покосился на выход. В ту же секунду о пол звонко застучали падающие куски бамбука: стволы распались, идеально разрубленные в двух местах.
Жирдяи переглянулись и одобрительно покивали друг другу.
Мусаями был удивлён не меньше остальных:
— Хорошо. Очень хорошо, — он зацокал языком. — Признаюсь, не ожидал. Такаши! — маленький человечек подпрыгнул на месте и поклонился. — Принеси ему Мачи Но Ха.
Хватило половины минуты на то, чтобы подчинённый Мусаями метнулся куда-то и вернулся с другим мечом в тёмных ножнах. Голубое матовое лезвие, агрессивно и эргономично выглядящая рукоять из чёрного и синего пластика, хромированое навершие… На мой вкус катана выглядела нелепо, как оружие из компьютерной игры — слишком яркие цвета, слишком агрессивный дизайн, слишком много лишних деталей, но глаза Эрвина загорелись от восторга.
Такаши продемонстрировал меч, согнулся в поклоне и на вытянутых руках протянул оружие и ножны Эрвину.
— Тот клинок я не могу тебе отдать. Ты, конечно, нахал, и, возможно, стоило бы тебя проучить, — на этих словах я задержал дыхание. — Но твои умения меня удивили, поэтому забирай. Это не самый лучший или дорогой меч в моей коллекции, но он хорош и сделан одним из наших мастеров. Денег не надо, это подарок.
— Благодарю, — неестественно серьёзный скаут поклонился Мусаями, затем с ещё одним поклоном принял меч. Вложил в ножны, затем вытащил до половины и снова взглянул на лезвие. — Мачи но ха? — он вопросительно поглядел на старика.
— Лезвие города.
— Охренительно, просто охренительно.
Прощание и обратный путь я помню слабо из-за смеси ужаса и изумления. Всё время меня не покидало ощущение, что сейчас Мусаями рассмеётся и скажет: «Что, повелись? Эй, парни, убейте их как можно более жестоким способом».
Когда дверь за нами закрылась, я накинулся на Эрвина, который глупо улыбался, сжимая в руках новую игрушку.
— Что это было?! — я сходу отвесил ему штук пять подзатыльников. — А? Угробить нас захотел? Совсем рехнулся, придурок?!
— Спокойно, спокойно! — защищался Эрвин. — Зато теперь у меня есть охуенная катана!
— Тебе могли этой катаной голову отрубить! И мне заодно!
— Но не отрубили же! — скаут отскочил назад. — Вот поэтому ты такой нервный! Подавляешь собственные желания, не умеешь веселиться, брюзжишь как старый дед…
— Я и есть старый дед!.. И вообще, где ты научился обращаться с мечом?!
Напарник хихикнул:
— А я и не умею с ним обращаться. Просто заметил катану в прошлый раз и закинул в боевую программу пару фильмов о самураях и несколько видеотренингов. Она их проанализировала и вывела алгоритмы движения.
Мои брови поползли вверх.
— То есть ты до этого никогда не держал меч в руках?
— Неа, — просиял Эрвин. — Но получилось же!
Я взялся за переносицу и очень глубоко вздохнул.
— Маки, ну перестань. Расслабься, чёрт тебя дери. И скажи, в кого нам стрелять из этих чудо-пушек?
— Дам тебе шанс догадаться, — я перехватил тяжеленный чехол поудобнее. Это оказалось проблематично сделать, потому что сумка, содержавшая в себе кучу угловатых предметов, не могла быть удобной в принципе.
Скаут усмехнулся:
— Масс Биотех?..
— Точно. Возьмём этих уёбков штурмом.