25

Я зажал рот ладонью и сделал последний шаг.

— Эрвин… — до сознания никак не доходило, что всё уже случилось. Мозг судорожно искал кнопку перемотки, не желая признавать, что больше ничего нельзя исправить. — Ты что натворил?.. Что ты, блядь, натворил?..

В то время как я стоял без движения, чувствуя, как волосы на голове шевелятся от ужаса, скаут подошёл к холодильнику, достал оттуда бутылку воды и жадно присосался к горлышку. Кадык на серой дряблой шее запрыгал вверх-вниз.

— Зачем?! — прорычал я. — Зачем ты это сделал?

— Тише! — Эрвин приложил к губам багровый палец и помахал зажатыми в ладони ключами. — Лучше пошли отсюда, пока никто не проснулся и не увидел… — он сделал паузу, подбирая слова. — Это.

— Зачем? — громко прошептал я, оскалившись и сжав кулаки. — Ты совсем что ли псих?! — ещё не закончив произносить фразу, я понял, что вопрос был риторическим. Конечно же, псих.

Маньяк без малейших признаков самоконтроля, которого я сам выпустил из клетки.

Покачнувшись, я оперся на стену и крепко зажмурился — перед глазами всё плыло.

— Урод ты, Эрвин, — процедил я, вкладывая в голос весь свой запас яда и ненависти. — Какой же ты урод. Что же ты натворил?.. И я тоже урод, потому что…

— Обсудим позже, ладно? — попросил скаут. — Желательно — когда будем подальше отсюда.

Что ж, в этом он был, несомненно, прав. Не хватало ещё, чтобы нас застукали на месте преступления. Да и оставаться тут было бессмысленно: прекрасных людей, что выручили нас в трудную минуту, больше не существовало, и помочь им я уже ничем не мог.

Машина Дага — побитый жизнью коричневый пикап — стояла на небольшой парковке у входа. Я сел на пассажирское кресло и опустил глаза, чтобы случайно не обернуться, в противном случае образ этого отеля намертво впечатался бы в мою память, чтобы ещё долгие годы приходить в кошмарах.

* * *

За окном пролетали секции стены, красный песок контрольно-следовой полосы, километровые столбы и заброшенные придорожные забегаловки. Под зеркалом заднего вида болтался целый ворох всякой всячины — остро пахнущий мешочек кофейных зёрен, какие-то деревяшки и бусины, вымпел футбольной команды… Останки личности, которой больше не было.

Эрвин жадно пил украденную в баре воду и отвратительно чавкал шоколадными батончиками, кидая бумажки прямо на пол машины.

То ли из-за переутомления, то ли из-за стресса, то ли из-за всего вместе меня не отпускало ощущение нереальности происходящего. Того, что стало с Руди и остальными, просто не должно было случиться, настолько это было чудовищно, несправедливо и нелогично.

— Зачем ты убил их? — я взял холодную бутылку, покрытую капельками воды, и свернул крышку, но не смог заставить себя попить.

— Не задавай тупых вопросов, Маки. Да и мы не так далеко отъехали, чтобы устраивать разборки.

— Нет, — настоял я. — Ты ответишь мне сейчас.

— Потому что он негр! — Эрвин закатил глаза так, будто битый час объяснял мне что-то очевидное. — И он, и его племянничек.

— Серьёзно? — воскликнул я. — Это и есть твоя причина?

— Да! И, по-моему, её более чем достаточно.

— Но так же нельзя, — мои зубы сжались, на щеках заходили желваки. — Он помог нам. Он же хороший человек… Был. Был! Блядь! — я схватился за голову. — Ты хоть представляешь, что натворил?!

— Отлично представляю, — ухмыльнулся скаут. — Но не понимаю, почему ты так себя ведёшь. Негром больше, негром меньше — тебе-то какая разница?

Глубокий вдох.

Глубокий выдох.

— Останови машину.

— Пойдёшь пешком? — хихикнул напарник.

— Останови. Машину, — отчеканил я и добавил: — Сейчас же.

Эрвин пожал плечами и свернул к обочине, когда подвернулся подходящий парковочный карман. Мы выбрались из тёплого салона в прохладное летнее утро и отошли в сторону, на небольшую лужайку, поросшую стелющейся колючей травой.

Напарник довольно скалился — чувствовал, к чему всё идёт.

— Значит, потому что негр? — спросил я.

— Ага, — кивнул скаут. — Маки, не тупи и не трать наше время. Он негр, мы белые. Мы люди, они отвратительные, мерзкие и коварные отродья. Ты что, забыл тех мелких пиздюков, которые кидались в нас камнями?

— Это другое!

— Для тебя может быть, а для меня нет. Все они жестокие ублюдки, которые ненавидят белых. Удивлён, что ты забыл об этом. И этот… Руди. Он ведь такой же, как ты этого не видишь? Скользкий, мерзкий, лебезящий, видящий, что мы слабы, но даже так боящийся открыто напасть и вонзить нож в спину! Простите, господин капитан, что разбиваю ваши розовые очки.

— Какие очки?.. Какой?.. Что ты вообще, блядь, несёшь?! Ты больной! — выплюнул я сквозь крепко стиснутые зубы.

Скаут скривился:

— Ой, тоже мне экстренные новости.

Я схватился за переносицу и сосчитал до пяти.

— Знаешь, как бы там ни было… — сказал я, когда более-менее успокоился. — Ты стоишь в его одежде, ты пил его воду, ты ел его еду. Помог бы он тебе, если бы был жестоким ублюдком?

Эрвин отмахнулся:

— Ну конечно. Добренький чёрный пригласил двух несчастных белых в свой пряничный домик, накормил сладостями и предложил сесть на лопату. Да, на мне его одежда, и что с того? Мне надо было расцеловать того старого козла?.. Если чёрный не наебал тебя ни в чём, то значит просто не успел! Знаешь, я по-прежнему не понимаю, почему мы сейчас тратим время на этот разговор. Их убил я, твои руки чисты. Поехали дальше, а?

— Ты действительно не понимаешь, что сделал? — у меня по спине побежали мурашки от осознания, что сейчас я говорю не с обычным, пусть и немного эпатажным Эрвином, а с полнейшим психопатом.

— Бла-бла-бла. Заебал. Всё я понимаю. Это у тебя, похоже, что-то в башке переклинило, если ты меня не слышишь. Давай по существу: я озвучил причину, по которой удавил тех двух мразей и их помощничков. Что дальше?

По выделенке с шелестом и гулом проносились беспилотные серебристые фуры, вдалеке размеренно стучали на стыках рельс колёса поездов, и я как никогда остро почувствовал, что сейчас мы с Эрвином единственные живые люди на много километров вокруг.

Метнувшись вперёд со всей возможной скоростью, я попытался схватить напарника за глотку, но тот ждал нападения и увернулся. Впрочем, это не особенно ему помогло: да, я словил удар под дых, но быстро оправился, после чего сгрёб Эрвина в охапку, поставил подножку и опрокинул на траву, а сам навалился сверху и принялся осыпать психопата градом ударов, с наслаждением слушая его вопли и просьбы прекратить.

Я молотил его по голове и горлу до тех пор, пока правый кулак не онемел, а крики скаута не превратились в один длинный и слабый хрип.

— Больной! Мудак! Ты! Никого! Никогда! Не убьёшь! Без моей! Команды!.. Понял?! Никого! Никогда! Понял, сука?!

В ответ прозвучал лишь нечленораздельный полухрип-полустон.

— Не слышу! — ещё один удар — и мою руку от кисти до плеча прострелила боль.

— Понял… Я понял, — просипел Эрвин. В его горле что-то клокотало и хлюпало. — Не надо… Пожалуйста.

Скатившись на землю, я кое-как встал на колени, закрыл лицо ладонями и неожиданно для самого себя разрыдался. Из меня словно выкачали все силы и вытащили позвоночник.

— Что за пиздец?.. Что за?.. Господи, я не могу… Почему всё так?! — заорал я, как герой дешёвой мелодрамы, глядя в небо со сжатыми кулаками. — Почему?! — небо, разумеется, не ответило. — Не могу. Просто не могу… Надо что-то делать с этой хернёй. Прекращать всё это, иначе… Иначе я просто не выдержу. Что-то делать, да… — я попытался подняться, чтобы пнуть Эрвина ещё пару раз и плюнуть в его мерзкую рожу, но в груди неожиданно так защемило, будто на неё скинули огромный камень. Не получалось ни встать, ни вдохнуть, ни закричать: я мог только хрипеть и открывать-закрывать рот, как большая тупая рыбина. В панике я попробовал как следует стукнуть себя по рёбрам, но рука тоже не слушалась. Воздух всё так же не проходил, а боль лишь усиливалась.

Эрвин схватил меня за плечи и начал трясти, но я его уже не видел: перед глазами мельтешили мелкие чёрные пятна, из которых стремительно собиралась непроницаемая темнота.

— Ты чего?! Чего ты?! — перепуганный скаут принялся лупить меня по груди — причём с такой силой, что каждый удар впечатывал меня в землю, а ноги смешно подскакивали.

— Маки!.. Сука, не хватало ещё… Маки!

Бум!

Бум!

Сладкий целебный воздух хлынул в грудь. Я с хрипом втянул его в себя и тут же зашёлся в приступе кашля. В левом глазу заметно посветлело, а сердце тяжело заухало.

— Ты чего? — надо мной нависла перепуганная и измазанная в крови морда Эрвина. — Сердце?.. Сердце, да?

Освободившись от хватки напарника, я откатился в сторону, встал на четвереньки и какое-то время напряжённо и болезненно кашлял, сотрясая все свои несчастные внутренности. Затем, когда всё закончилось и дыхание кое-как восстановилось, я несколько раз постучал себя ладонью по затылку, пока не включился правый глаз.

— Всё нормально? — спросил Эрвин, когда я проморгался. Перед лицом замаячила протянутая рука, за которую я не стал браться из принципа и поднялся сам.

— Иди умойся, — бросил я, отплёвываясь. — И давай за руль.

* * *

Пару минут Эрвин провёл за машиной, обливаясь водой из бутылки, фыркая, отплёвываясь и сморкаясь, а потом очень аккуратно приоткрыл дверь, просочился внутрь и осторожно уселся на водительское место, косясь на меня с опаской, как на непредсказуемую собаку, которая может без причины наброситься и покусать.

— Эм-м, — попытался он начать разговор. — Ну так что? Ты в порядке?

Я помолчал перед тем, как ответить.

— Нет. Ни хрена я не в порядке.

Снова пауза.

— Так мы едем?..

— Нет, ну давай ещё постоим, — буркнул я. — Нам же, блядь, не надо никуда спешить!..

Рыкнул мотор, шины вгрызлись в песок, а секундой спустя крепко вцепились в асфальт и принялись наматывать на себя пространство, притягивая к нам Корп.

— За помощь тебе спасибо, конечно, — подал я голос, прерывая неловкое молчание. — Но не думай, что я забуду и прощу то, что ты сделал.

— Да-да, — протянул Эрвин, кривясь. — Никого не убивать без команды, я помню… Извини, не думал, что тебя это так заденет.

— Ты не делаешь лучше, — мрачно буркнул я.

— Ладно-ладно, молчу, — напарник поторопился исправиться и сменить тему. — Интересно, что у тебя с мотором?

Я покачал головой:

— Без понятия. Сам до конца не знаю, в чём тут дело. Когда меня собирали заново, то всё мясо состарили до реального биологического возраста, так что, может быть, просто время пришло.

— А у тебя разве настоящее сердце? В смысле без усилений или чего-то вроде?

Я развёл руками:

— Бьётся, вроде, как настоящее, но держит такую нагрузку, которую обычное явно не вынесет.

— Так получается, что…

— Да откуда мне знать?! — раздражённо перебил я Эрвина. — Тут врач нужен или инженер. Кто его разберёт, что там Блю Ай наворотили?.. Кстати, та деваха, которая нам операцию собиралась делать, ты слышал? Говорила, мол, у нас что-то другое, не как у всех остальных людей. Какие-то оригинальные конструкции или что-то вроде.

Скаут кивнул:

— Да, я тоже обратил внимание. Не знаю, что она там ожидала увидеть, но явно не то, что нашлось у нас в головах. Хотя это странно, ведь всё нынешнее протезирование выросло из разработок Блю Ай, которую мы успешно наебнули. Мне вот ещё интересно, за кем приезжали копы?

— Мне тоже, мне тоже… — задумчиво протянул я, глядя на уходящую за горизонт серую линию асфальта. — Ты видел когда-нибудь трёхмерные головоломки? Такие, которые надо поворачивать, пока не посмотришь под правильным углом.

— Конечно. И видел, и играл. А что?

— А то, что у нас целая куча материала. Всякие зацепки, улики, факты… А под каким углом на них надо смотреть — неясно.

Нас обогнала легковая машина — первая за очень долгое время. Старый синий седан с разбитой правой задней фарой, наглухо тонированными стёклами и трещиной на бампере. Его двигатель с натужным хрипом выдавливал чёрный выхлоп через испорченный глушитель, унося машину вдаль.

Карты показали, что ехать предстояло не меньше двух часов, и, раз уж разговор стих сам собой, я принялся глазеть по сторонам.

Когда-то давно мне приходилось ездить по этой трассе: несколько лет назад срочно понадобилось сгонять в Йоханнесбург, а билеты на самолёт стоили столько, что проще оказалось купить подержанную машину.

С тех пор «семёрка» сильно поменялась. Впрочем, «поменялась» было слишком обтекаемой и красивой формулировкой, куда больше подошло бы «пришла в упадок». Конечно, дорога ещё жила: попадались и заправки, и магазинчики, и кафе, и гостиницы, но вросшие в землю заброшенные и сгоревшие здания встречались куда чаще.

К тому же я заметил интересную деталь: беспилотные грузовики, которые шли в город, были загружены до отказа, в то время как те, что возвращались из Корпа, мчались пустыми: достаточно было присмотреться как следует, чтобы понять это. В принципе, ничего удивительного. Ещё пару десятков лет назад Корп был не только технологическим и интеллектуальным, но ещё и промышленным центром Африки. Нижний ярус города гремел, искрил и изрыгал мегатонны технологических чудес: процессоры, медтехнику, гаджеты, электродвигатели, питательные элементы и многое другое.

Но та эпоха продлилась недолго.

Я видел, во что превратилось былое индустриальное величие, причём совсем недавно: заброшенные цеха, демонтированное оборудование, запустение и увядание. Сложно было однозначно сказать, по чьей вине это произошло: тут и Корпорации, которые в погоне за прибылью быстро забыли о независимости и разместили производства в Китае; и постепенный перекос в сторону создания программного обеспечения и технологических разработок; и три волны массового переселения, после которых нижние уровни стали домом для сотен тысяч полудиких негров. Справедливости ради надо отметить, что похожие изменения так или иначе шли во всех мегаполисах, но в случае Корпа всё усугубила невероятная скорость, с которой он перескакивал с одной общественной формации на другую.

Как бы там ни было, итог известен: гигантские промзоны трансформировались в пустоши, гетто и поле боя местных банд, а Корп перешёл к экспорту мозгов, технологий, социального неравенства и негативного опыта городского планирования.

— Что будем делать, когда приедем? — Эрвин вырвал меня из задумчивости.

— А что нам ещё остаётся? — ответил я вопросом на вопрос. — Вертеть головоломку. До тех пор, пока она не сложится, и мы не поймём, что делать дальше и кому открутить голову, чтобы нас оставили в покое.

— А тебе не кажется, что мы делаем лишь хуже?..

Я взвился:

— Ты серьёзно?! Нет, ты серьёзно сейчас? Не так давно ты сам говорил, что…

— Я помню, Маки, помню! Правда! — скаут пожевал губами. — Просто я теперь не знаю, за что схватиться. Всё так смешалось. Вокруг столько сил, столько группировок, а мы бегаем у них под ногами и ничего не можем поделать.

— А вот это интересно, — усмехнулся я, сменяя гнев на милость. — Ты боишься?

— Нет, — поспешно покачал головой Эрвин, но секунду спустя поправился: — Верней, да. Мне страшно. Понимаешь, у меня был хитрый план. Казалось, надо всего лишь в точности выполнить несколько простых пунктов, и всё. Мы всех перехитрили, враг повержен. Но выяснилось, что всё не так просто, и сейчас я думаю, а может, ну его к чёрту? Поменять место жительства, начать сначала…

Я пожал плечами:

— Могу повторить то, что вчера услышал от тебя. Про больших людей, нежелание жить, постоянно оглядываясь, кусание зебр и прочее. Надо?..

Нас обогнала ещё одна машина — такой же пикап, как наш, только бежевый. В его в кузове громоздились одна на одной перевязанные тряпьём клетки с курами, посреди которых сидел, обнимая их длиннющими худыми руками, тощий, грустный и грязный негр.

— Нет. Впрочем, знаешь, у меня есть идея. Когда приедем, сразу порулим к предвыборному штабу Юнгера и скажем, что готовы с ним…

— Господи, завали ебало, — схватился я за голову. — Что ты несёшь? Просто завали!

— Что не так? — нахмурился напарник. — Ты ведь не дослушал! Надо действовать нестандартно и не по шаблону, иначе нам крышка!

— Мы уже действовали не по шаблону! Настолько часто, что теперь находимся в полной жопе и ни черта не понимаем!

— А если по шаблону, — продолжал настаивать Эрвин, — то нас бы давно…

— Я серьёзно. Заткнись. Ни слова больше, — мой тон говорил больше слов. Дорога едва заметно уходила левее, и у негра в пикапе покачнулись клетки. Он перехватил их поудобнее, не сводя с нас тоскливого взгляда. — Надо прекращать это ёбаное безумие. Мы оба хороши, конечно. Оба неадекваты, у обоих проблемы с башкой, оба творили всякую хрень вместо того, чтобы нормально во всём разобраться, вот и получилось то, что получилось. Абсурд… — я потёр уставшие глаза. — Это всё просто абсурд, а мы два идиота. Я вот пытаюсь найти себе оправдание, подвести под весь этот пиздец хоть какую-то идеологию — и не могу. Никаких идей, никакого пафоса, сплошной фарс и кровавая клоунада. Мы не мстим за семьи, как в каком-нибудь кино, не добиваемся справедливости — просто два старых бандюгана и убийцы, которые по собственной дурости вляпались в неприятности и ищут способ из них выбраться. Нет стремлений, нет точки приложения сил, понимаешь? Одна сплошная инерция.

Эрвин помолчал несколько секунд:

— А как ты вообще представляешь свою жизнь дальше?..

Вопрос застал врасплох — я смог только промычать что-то непонятное и пожать плечами. Когда главная и единственная задача — не дать себя убить, и нет уверенности в том, что удастся с ней справиться даже сегодня, не говоря уже о завтра, становится как-то не до построения долгосрочных планов.

Я попытался помечтать и представить, что всё закончилось и я вновь свободен настолько, насколько может быть свободен никому не нужный старик без имущества.

Что я сделаю тогда? Вернусь к мелким разборкам в гетто? Найду тяжёлую, низкооплачиваемую и неблагодарную работу, куда возьмут старого пердуна вроде меня? Прислушаюсь к гордости, ужмусь в расходах и стану жить впроголодь на военную пенсию?

Все эти варианты выглядели одинаково глупо и бесперспективно. Снова возвращаться в клетку, влачить жалкое существование и однажды вновь осознать, что готов застрелиться? Нет уж. Нужно было что-то, чего я жаждал бы всем сердцем, что-то, ради чего стоило бы жить, но вот беда — «надо» так долго давило моё «хочу», что желаний не осталось вовсе.

«Бар, — неожиданно вспыхнула в мозгу яркая, как красная неоновая вывеска, мысль. — Я хочу открыть бар».

Озвучив и покатав эту мысль на языке, я понял, что она мне нравится.

Полуподвал, кирпичные стены с каким-нибудь ярким рисунком, огромный телевизор или голографический проектор, полутьма, высокая стойка с хромированными пивными кранами, за ней шкаф с алкоголем подороже, мягкие и уютные диваны, столики…

Эрвин фыркнул, грубо врываясь в мои сладкие мечты и развеивая сложившийся в мозгу образ. Растаяли столики и диваны, потускнели хромированные краны, растворилась в сером тумане стойка.

— Бар… — фыркнул напарник. — А впрочем, ты как раз достаточно старый для того, чтобы мечтать о чём-то таком.

— А ты чего хочешь? — буркнул я. — Найти и перерезать всех негров?

— Не скажу, — ехидно усмехнулся напарник.

Мне осталось лишь гневно закряхтеть от такой несправедливости.

* * *

А город становился всё ближе и ближе. Неровная тёмная полоска вырастала над горизонтом, с каждой секундой приобретая всё более отчётливые очертания и превращаясь в знакомый, похожий на крепостную стену с зубцами, городской силуэт. Я усмехнулся: мы с Эрвином словно были героями древней игры-гонки, где пиксельная машина ехала к нарисованному вдалеке мегаполису, но никак не могла его достичь.

Пространство вокруг оживало: больше забегаловок, заправок и парковок, всё чаще попадались серые бетонные коробки складов, ангары и окружённые высоченными оранжевыми кранами стройки, ощетинившиеся острой арматурой.

Появилась нормальная связь, а вместе с ней и первые ростки дополненной реальности: над большинством строений крутилась простенькая реклама. «Шиномонтаж», «Склад», «Логистика», «Грузоперевозки», «Стройматериалы», «Пластик» и, конечно же, вездесущая «Аренда». Вокруг таких комплексов, как древесные грибы вокруг ствола, вырастали мелкие закусочные, отели и магазинчики, многие из которых, как ни странно, предлагали рыболовные снасти.

Я попросил Эрвина остановиться возле одного из таких и вернулся через десять минут, сияя от счастья: в кои-то веки на моих ногах красовались крепкие туристические ботинки. Негр-продавец, которому я сделал недельную выручку, проводил меня до дверей, похлопал по плечам и на радостях всучил в подарок целый ворох носков, которые я не знал, куда девать.

Напарник, на перебинтованных ногах которого красовались резиновые сланцы, взглянул на мою обувь с такой завистью, что было удивительно, как у него из глаз не потёк яд.

На въезде в Корп ожидаемо собралась длинная пробка.

Слева от нас встал огромный грязный грузовик, выхлопная труба которого очень удобно расположилась прямо напротив нашего окна и щедро извергала сизый вонючий дым. Впереди оказалась машина с давешним негром и куриными клетками — и им было явно хуже.

— Ну, вот мы и дома, — широко улыбнулся Эрвин и вдохнул полной грудью. — Я ещё не пересёк городскую черту, а уже хочу убивать. Мы живём в самом прекрасном месте в мире, правда?.. Ты, вроде, говорил, что без твоего разрешения никого нельзя трогать, поэтому можно я оторву голову водителю грузовика и сожгу его колымагу? Пожалуйста-пожалуйста!

— Нет! — просипел я, пытаясь поймать носом хотя бы пару молекул кислорода. — Но в морду можешь дать. И заглушить двигатель. Действуй!

— Спасибо! — просиял Эрвин и исчез из машины со скоростью мультяшного персонажа.

Негр и куры проводили его заинтересованными взглядами.

Не прошло и половины минуты, как грузовик заглох.

— Всё! — доложил довольный скаут, когда уселся на место.

Я сдержанно похвалил его:

— Молодец. Надеюсь, всё-таки обошлось без убийств. А теперь угомонись и рули.

Эрвин шутливо откозырял:

— Да, мой генерал!

* * *

Время текло медленно, как поток машин на въезде в Корп, и чем ближе становился КПП, тем сильнее я волновался. Эрвин заметил это и вскоре не выдержал:

— Можешь сидеть спокойно?!

— Нет! — огрызнулся я. — Не могу!

— Ты так ёрзаешь, что сейчас сиденье загорится!

— Ах, прости, что переживаю из-за того, что сейчас нас могут повязать!

— Нас скорей повяжут, если ты не перестанешь так себя вести!

Конечно он был прав, и я сам понимал это, но никак не мог обуздать собственные конечности, которым не терпелось шевелиться, дёргаться и хвататься за всё подряд.

Городская стена возвышалась над нами, насколько хватало глаз: я ради эксперимента пригнулся к лобовому стеклу, но так и не увидел неба — один только серый бетон, армированный оранжевыми полосами металла и кое-где спрятанный за строительными лесами.

Бесконечное дёрганье машины сильно напрягало. Проехать метр, остановиться. Через десять секунд ещё. И ещё. И опять, до тошноты и бешенства.

— Хоть пешком иди… — пробурчал я, когда Эрвин в очередной раз резко затормозил.

Вздохнуть с облегчением получилось, лишь когда мы въехали в «бутылочное горлышко» — место, где дорога сужалась до четырёх полос и уходила в стену, превращаясь в туннель, перегороженный шлагбаумами и выдвигающимися из земли полосатыми столбиками. Его охраняли два белых полицейских бронетранспортёра и чуть ли не целый взвод копов — закованных в непроницаемую синюю броню и вооружённых здоровенными автоматами. Над дорогой то и дело загорались огромные полупрозрачные надписи типа «Вы въезжаете в Корп» или «Не препятствуйте проверке транспортных средств».

* * *

— Документы!

— Да, вот, — улыбнулся Эрвин, вывешивая своё удостоверение в дополненной реальности. Я последовал его примеру.

Коп застыл в молчании, а я с тоской думал, что очередь из его гаубицы влёгкую прошьёт пикап вместе с нами в придачу.

— Всё в порядке, офицер? — как можно беспечнее поинтересовался скаут, когда пауза стала затягиваться. Из-за машины с курами показались ещё два автоматчика, а в воздухе я заметил пару дронов, повернувших к нам свои камеры.

— Выйдите, — коп слегка сместил лежавшую на цевье ладонь: внешне не особо заметное движение, но я был профессионалом и прекрасно знал, что оно значило: полицейский брал оружие поудобнее, чтобы в случае чего быстро применить. «Только, блядь, этого не хватало, — подумал я. — Не стоило ехать в открытую».

Несмотря на утреннюю прохладу, стало очень жарко.

— Но в чём дело? — удивился скаут. — Мы что-то…

— Выйдите. Из. Машины, — отчеканил коп. Те двое, что недавно появились на сцене, стояли рядом и также ненавязчиво демонстрировали готовность пристрелить нас в случае чего.

Эрвин вопросительно поглядел на меня. Мне ничего не оставалось делать, кроме как пожать плечами и потянуть за ручку.

— В чём дело, господа? — я сделал всего один шаг в сторону копов, но они тут же подняли пушки и наперебой заорали:

— Назад! Назад! Не подходить! Руки! Руки, чтоб мы видели! На колени!

— Ладно-ладно! — я показал им пустые ладони и медленно начал опускаться, лихорадочно соображая, что делать. Драться? Или сдаться и посмотреть, куда нас вынесет на сей раз? — В чём дело-то?

Полицейский, который проверял у нас документы, заговорил с Эрвином, которого я не мог видеть из-за корпуса машины:

— Ваша страховка истекла двадцать четыре дня назад. Мы не можем пустить вас в город.

Напарник молчал. Видно, услышанное и до него доходило слишком медленно.

— Эм… И? То есть мы не можем проехать, если?..

— Да, если не купите страховку. Эй, парни! Отпустите пассажира, всё хорошо!

Услышав это, я поднял голову и вопросительно поглядел на копов, которые тут же развернулись и ушли. Дроны, кружившие над нами, также улетели восвояси. Я шумно выдохнул и мысленно обматерил тех, кто додумался превратить полицейских в страховых агентов. С перепугу сердце стучало быстро-быстро — так, что его удары едва не сливались в один бесконечный гул.

— Страховка сегодня стоит сорок девять и девяносто девять, а штраф за просрочку всего пятнадцать девяносто девять, так что если вы хотите…

— А что будет, если мы не оплатим? — Эрвина чуть заметно потряхивало. Я подошёл ближе и положил ладонь ему на плечо:

— Спокойно. Не нервничай.

Из-под тёмного забрала наконец-то повеяло хоть какими-то эмоциями. В данном случае — плохо скрываемым ехидством.

— В случае неоплаты вы либо поедете обратно, либо пойдёте в город пешком.

— А. Ладно, — кивнул Эрвин и повернулся ко мне. — Пошли?

— Пошли, — подтвердил я.

— Стойте, в смысле «пошли»? — обиженно спросили из-за тёмного стекла. — Вы не можете оставить машину здесь!

— Она нам не нужна, — оскалился скаут.

— Но её заберут на штрафстоянку! — крикнул коп нам в спину.

— Ну и хорошо!

— А через неделю, если вы не погасите счета, её утилизируют!..

— Спасибо, офицер!.. — крикнул я, ступая на узкий мостик-тротуар, прилепившийся к бетонной стене туннеля. — Вы нам очень помогли!

* * *

В отличие от въезда, выезд никем не охранялся. Всем было глубоко плевать на тех, кто покидает Корп: скатертью дорога, чем меньше людей останется, тем больше будет воздуха и воды для остальных.

На другой стороне новоприбывших встречала небольшая застеклённая будка, в которой крутился на вертеле огромный кусок мяса, за которым присматривал смуглый бородач с гигантской бородавкой на носу. Возле будки стоял мусорный бак — переполненный и разворошенный бродячими собаками, чутко спавшими совсем рядом. Чуть поодаль устроили стоянку исхудавшие белые бродяги, сидящие и лежащие на каком-то тряпье. Мы застали очень драматичную сцену: коротко стриженная женщина с красным пропитым лицом неубедительно делала вид, что собирается уйти и поливала матом своего худосочного бородатого кавалера, неубедительно делавшего вид, что хочет ей помешать. Остальные флегматично наблюдали за представлением, рассевшись полукругом и потягивая дешёвое вино из пакетов.

Прямая и широкая улица, которая начиналась сразу за туннелем, выглядела по меркам Корпа просто шикарно: ухоженные чистые многоэтажки, припаркованные машины (в районах похуже их ни за что не оставили бы на улице), целые витрины, прилично выглядящие заведения. Но в какой-то паре сотен метров, скрытое за ухоженными фасадами и охраняемым периметром, громоздилось очередное гетто с высоченными ульями без воды, канализации и стёкол в окнах.

«Дом, милый дом».

— Итак? — Эрвин повернулся ко мне. — Куда теперь?..

— В район Накамура Индастриз.

Эрвин закатил глаза:

— Ну пиздец. Только не это. Ненавижу азиатов. Где азиаты, там вечно…

Загрузка...