То, что не убивает

8

В штабной палатке так душно, что можно запросто грохнуться в обморок. Вентилятор, разгоняющий с натужным жужжанием тяжёлые пласты воздуха, выглядит издевательством.

— Операция не согласована! — в который раз говорит мне Майк.

Вообще-то он не Майк, а полковник Коннолли — огромный плечистый ирландец с сединой в волосах и взглядом, способным гнуть рельсы. Но для меня он был именно Майком.

Сейчас бы хоть один глоток свежего воздуха…

Нет, сквозь сон я понимаю, что на самом деле ворочаюсь на мокрых простынях в очередном дешёвом мотеле, где нет кондиционера, но этот недвижный воздух идеально вписывается в картину сна-воспоминания.

— И я ничего не могу сделать, Маки.

— Пока она будет согласована, ребят там на куски разрежут, — процедил я сквозь зубы.

Где-то далеко летит вертолёт, и я слышу приглушённый свист винтов. В углу радист вызывает посты и принимает доклады: его чёрная лысая голова покрыта мелкими каплями пота. На трёх больших столах здоровенные тёмно-зелёные ноутбуки, похожие на чемоданы, горы документов, кофеварка и куча офисной техники. На стене висит огромная карта — больше дань традиции, чем необходимость, поскольку все планы давно содержатся на серверах армии Корпа. Из парка техники доносится рычание двигателей. Играет музыка. Кто-то на кого-то кричит.

— А от меня ты чего хочешь? — взорвался Майк. — Чтоб я отдал приказ? Разрешение выписал? Нет, хрен тебе. Там гуманитарная операция, куча журналистов! Если кто-то хотя бы посмотрит не так на этих сраных чёрных, нас весь мир с говном съест!.. И какого чёрта ты так вырядился?

Ах да, точно. В тот день я впервые за долгое время надел парадку со всеми орденами. Думал, это произведёт впечатление. И, надо сказать, оказался прав: когда я ковылял по лагерю, опираясь на уже привычную трость, гремя регалиями и сверкая надраенной кокардой на зелёном берете, весь персонал базы головы сворачивал. Спешите видеть: предводитель «скаутов Янга» оделся по уставу!

— Хорошо, с говном так с говном, — я вытащил из папки четыре личных дела и бросил на стол перед Майком.

— Что это? — нахмурился полковник. Вопрос был риторическим: он прекрасно знал ответ.

— Виктор Майер, Григорий Крамаров, Эрвин Бауэр, Янис Урбонас. Я хотел бы посмотреть, как ты подписываешь уведомления об их гибели.

— Что за спектакль ты тут устраиваешь?! — возмутился Майк. — Ничего я не буду подписывать до тех пор, пока не удостоверюсь, что…

— О, ты очень скоро удостоверишься. Мы найдём подтверждение, что они убиты. Причём не сразу, а медленно. Очень и очень медленно, — я подался вперёд, заглядывая в глаза полковнику. — Бандиты любят, например, подвешивать человека вниз головой и делать надрезы, а потом снимать кожу. Большим мастерством считается снять её одним куском, как водолазный костюм, знаешь…

— Капитан ван дер Янг! — от рёва палатка содрогнулась, а радист втянул голову в плечи. — Вы забываетесь! — я встал по стойке смирно, скрипнув зубами от боли в колене. — Позиция совета директоров вам ясна?

— Так точно, полковник!

— Ещё какие-нибудь вопросы есть?..

Я покосился на радиста — и Майк приказал ему выйти проверить оборудование на вышке.

— Итак?..

— Мне нужен один час и спасательная команда.

— Ты сдурел, что ли?! — полковник был шокирован моей наглостью.

— Нет. Я всё продумал и осознаю последствия.

Майк сжал кулаки так, что хрустнули костяшки.

— Осознаёт он, смотрите-ка…

— Так точно.

Молчание. Снова свистят вертолётные винты. Песня меняется. Отдалённый крик командира, распекающего подчинённых, остаётся неизменным.

— Ты ведь понимаешь, что это всё?.. Что после этого — трибунал, разжалование и тюрьма.

— Да, понимаю, — кивнул я. — Но иначе никак. Я и так слишком долго командую скаутами, а последние три года вообще не хожу в поля, — трость постучала по левому ботинку. — Это уже на три года больше, чем нужно.

— Хочешь мне подразделение развалить? Все знают, что первый взвод — он давно не первый взвод, а скауты Янга.

— Команду в любом случае ждут трудные времена, — твёрдо сказал я. — Но если я сейчас ничего не сделаю и нарушу собственные принципы, будет только хуже. Можно найти нового командира — пусть и не сразу, но к нему привыкнут. А если я предам идеалы, на которых всё строилось, начнётся разложение. И затронет оно всех. Впрочем, ты сам это знаешь.

— Да, — Майк наградил меня ненавидящим взглядом. — Я знаю.

— Час, — повторил я. — Где-то через сорок минут тебе станет плохо из-за жары. Сходи в санчасть, побудь там. Ещё через сорок, когда тебе доложат о происшествии, прикажи отправить группу быстрого реагирования для эвакуации и ареста.

— И что потом? Ты сдашься?

— Сдамся, — подтвердил я. — И буду сотрудничать с трибуналом. Возьму вину на себя, расскажу, что операция — исключительно моя идея, а парни просто выполняли преступные приказы. Их действия будут полностью в рамках закона, я консультировался с адвокатом. В конце концов их оправдают.

Майк оперся костяшками пальцев на стол.

— Никак нет! — заорал он на весь лагерь. — Я запрещаю что-либо предпринимать! Понятно?! За-пре-щаю! Марш в расположение и не выходите оттуда, пока я не приказал поставить вооружённую охрану! — после этого Майк кивнул и добавил вполголоса: — Действуй. Время пошло.

— Слушаюсь, господин полковник! — козырнул я и вышел на жаркое солнце.

Раскалённые лучи упали сверху и обволокли, будто огромный ком смолы, но дышать стало значительно легче. Я прищурился, поднял руку, пробормотал в коммуникатор на запястье:

— Готовность тридцать минут, — и неторопливо похромал в расположение.

База жила своей жизнью, жёлтая от песка и выжженная солнцем. Стройные ряды палаток рассекала напополам центральная «улица», которую мы называли Бродвеем — широкая, как городской проспект. Над ней постоянно висело облако рыжей пыли, которая не оседала и ночью: её поднимали пробегающие мимо меня колонны красных замученных бойцов и снующие туда-сюда джипы, грузовики, бронетранспортёры и лёгкие танки. Если что-то прибывало в полевой лагерь, не окрашенное в стандартный камуфляж, состоящий из жёлтых и коричневых шестиугольников, то спустя какое-то время это «что-то» мимикрировало под цвет местности само собой.

Над головой пролетали звенья вертолётов: кто-то отправлялся на задание, кто-то возвращался. Протопало отделение штурмовиков в тяжёлых экзоскелетах: бронированные здоровяки, настоящие живые танки, помахивали чудовищными пулемётами и ракетными установками, словно тросточками.

Между двумя палатками огромные и чёрные от загара десантники тягали под музыку — какая-то подростковая поп-группа для девочек — самодельные штанги и дурачились.

Торопиться не было нужды: даже с моей ногой я пришёл бы в расположение вовремя. Самое важное уже было сделано: приказ отдан, рубикон перейдён, и скауты Янга выполняют заранее оговорённые задачи. Кто-то идёт в оружейку с подписанным моей рукой распоряжением, кто-то договаривается насчёт транспорта, кто-то решает вопрос с топливом и погрузкой — каждому выделен свой участок, каждый знает, за какую именно из тысяч мелочей, составляющих военную операцию, он несёт ответственность.

Со стороны скауты напоминали разбойничью банду, но это впечатление было обманчивым. Если мои люди где-то сталкивались с трудностями или вездесущим армейским бардаком, то не пытались с ними бороться, а предпочитали где-то схитрить, где-то обойти, а где-то и перетерпеть. Подобный склад ума был необходим для подразделения, которое должно действовать исключительно скрытно и по возможности избегать открытых конфликтов, а не переть в лоб на укрепления. Этот же склад ума развивал смекалку, хитрость, взаимовыручку и умение взаимодействовать друг с другом. Так что при всей внешней разболтанности скауты были организованы и дисциплинированы куда больше, чем другие части.

Возле палаток меня встречал взлохмаченный и красноглазый из-за бессонной ночи лейтенант Вессен. От его внешнего вида — длинная курчавая борода, пропылённый камуфляж и красные кроссовки — любого начальника высокого ранга хватил бы удар.

— Всё готово? — спросил я, ковыляя мимо.

— Да, кэп. Ждём только вас.

Нас действительно уже ждали. Из парка пригнали три побитых жизнью бронетранспортёра, угловатых из-за кубиков динамический защиты. Под небольшим навесом собирались остальные скауты — надевали защиту и шлемы, заполняли магазины, проверяли оружие. Ударное отделение, которое мне предстояло возглавить, залезло в экзоскелеты и проверяло их работоспособность: парни ходили туда-сюда, подпрыгивали, поднимали-опускали руки. Вопреки обыкновению, не было слышно ни шуток, ни музыки — бойцы были мрачны и сосредоточены. Все понимали, куда мы собираемся и чем всё это закончится.

— Поддержка с воздуха?.. — поинтересовался я у Вессена.

— Да, мы договорились с Мигелем.

Я остановился и посмотрел на него, нахмурившись.

— С Мигелем?..

— Да, получилось только с ним.

Не так хорошо, как я предполагал.

— И что же это будет за поддержка?

— Стандартно для учений. Один лёгкий вертолёт.

«Вот чёрт».

— Этого хватит, — сказал я вслух настолько уверенно, насколько мог. Разумеется, я предпочёл бы договориться с кем-нибудь другим. Командир эскадрильи — круглый из-за живота и волосатый, как обезьяна, — Мигель Санчез был хитрожопым мудаком, а хитрожопых мудаков я терпеть не мог. Он явно понял, что к чему, и действовал строго по инструкции, чтобы обезопасить себя от обвинений в соучастии. Скорее всего, как только запахнет жареным, «птичка» исчезнет, оставив нас на растерзание бандитам.

— Кэп! — поприветствовали меня бородатые грязные рожи, похожие на моджахедов. В меня упёрлись три десятка взглядов. В них много чего читалось: затаённый страх, надежда, подозрение, но отчётливее всего в них виделось ожидание. Кажется, придётся толкать речь — и эта перспектива отчего-то испугала меня больше, чем буря, которая вот-вот должна была грянуть. Левое колено заныло сильнее обычного. Я открыл рот и понял, что в горле пересохло.

— Дайте кто-нибудь воды, — попросил я, отпил из материализовавшейся у лица тёмно-зелёной пластиковой фляги, откашлялся и оглядел бойцов, которые окружили меня полукругом и ждали. — Скаут помогает скауту. Это первое, что вы узнали, когда пришли сюда. Дружба, взаимовыручка, братство — именно эти вещи, а не пушки и тренировки, сделали нас самыми опасными сукиными детьми во всей Африке. И сейчас, когда четыре наших брата попали в беду, мы не можем остаться в стороне. Потому что это наши. Потому что, если мы бросим их, это будет значить, что скаут больше не помогает скауту. Что наш основной принцип больше не работает. Но мы не бросим своих, хрен они угадали! — бойцы кивали, я видел, как к ним возвращается уверенность, а сам я крепко сжал кулаки и стиснул зубы из-за внезапно нахлынувшей ярости. — И клал я на журналистов, гуманитарную миссию и прочее! Поэтому сейчас мы просто пойдём и освободим наших братьев! А если кто помешает — раздавим к чёртовой матери!

Бойцы одобрительно загудели, а я прикрикнул на них и пару раз хлопнул в ладоши:

— Ну?! Что стоим? Готовность две минуты и по машинам!

Скауты энергично взревели что-то бодрое и разбежались, а я похромал дальше — к штурмовикам.

— Сюда, кэп, — Вессен провёл меня под навес, где стоял последний экзоскелет. Все его бронепластины были раскрыты, как цветочный бутон.

— Подержи! — я протянул трость бородачу, и тот принял её бережно, как рыцарь принимает меч из рук короля, разве что на колено не встал.

Повернувшись к машине спиной, я сделал шаг назад и уткнулся в кевларовые подушки. Скелет пришёл в движение — сразу весь. Зажужжали сервомоторы, на голову опустился шлем с прозрачным забралом, на суставах затянулись плотные и широкие ленты, «лепестки» бронепластин сомкнулись с негромким щелчком. К ушам прилипли широкие чаши наушников, а к левому глазу — окуляр системы управления. На забрало спроецировалась целая куча информации: параметры скелета, карта, местоположение остальных бойцов и их состояние — температура, сердцебиение и ещё множество всего. Текст, графики, пиктограммы. Я раздражённо покосился влево и смахнул всё это.

— Оружие!

Вессен дёрнулся и сорвал брезент с ближайшего стола. Под ним лежал громадный штурмовой пулемёт. Скаут на мгновение замешкался, не зная, куда деть трость, и вопросительно уставился на меня.

— А, выкинь, — отмахнулся я.

Повисла очень неловкая пауза.

— Э-э… Кэп?

— Ты будешь заряжать или нет? — рявкнул я, и Вессен тут же, словно очнувшись, принялся бегать вокруг.

— Да-да… Сюда немного… Теперь спиной! — двигаться было очень легко, как будто я всю жизнь провёл в воде, а теперь вышел на сушу. Даже колено не болело: ленты очень хорошо зафиксировали ногу и поддерживали, не давая перенапрягаться.

Вессен нажал кнопку на коробе, который висел у меня на спине. Ноль реакции. Боец выругался, стукнул по корпусу кулаком и шторка, наконец, открылась, выпуская наружу патронную ленту в гибком резиновом рукаве.

Щёлк, бац, хрусть.

— Готово, кэп.

Я подхватил пулемёт стальной ладонью — продолжением моей настоящей руки — и поводил стволом туда-сюда. Восхитительное ощущение. Никогда ещё я не чувствовал себя таким всемогущим. В душе зажглось мальчишеское желание жахнуть куда-нибудь — просто так, без особой нужды.

Часы показали, что выделенное время почти на исходе.

— Всё, заканчиваем сборы. Пора!

Скауты послушно отошли от столов и побежали к бронетранспортёрам, на ходу распихивая магазины по подсумкам и затягивая ремешки на снаряжении. Все три отделения шустро залезли на броню и расселись, схватившись за выступающие части. Со стороны они очень напоминали мартышек, разве что блох друг у друга не искали. Я залез последним — мне уступили самое удобное место сразу за башней — и постучал по стальному листу, едва не согнув его:

— Поехали!

Вчерашнюю колонну разгромили совсем рядом с лагерем — всего двадцать минут езды. В том месте разбитая просёлочная дорога изгибалась широкой дугой: с одной стороны высокий и крутой каменистый холм, с другой — непролазный буш, корявые деревца и высокая жёлтая трава. На горизонте возвышались красные пологие горы, на которых зеленели кляксы какой-то растительности. Красивый пейзаж — натуральный «Король лев».

Стрелки расположились с двух сторон: на вершине холма и в буше, — и, когда колонна поворачивала, открыли огонь.

Уставшие бойцы возвращались с операции и были расслаблены из-за близости лагеря, — это их и сгубило. Многие отсыпались внутри бронетранспортёров — и мгновенно превратились в пепел, когда кумулятивные гранаты РПГ прошили лёгкую броню.

Оба вертолёта сопровождения сбили сразу же: на месте атаки потом нашлись четыре стреляных тубуса от китайских ЗРК.

Разгром довершили автоматчики и старый танк — тоже китайский, — который позднее мы обнаружили и подорвали. Эта ржавая развалюха не могла стрелять из-за неисправного орудия, но прекрасно таранила джипы и лёгкую технику, сминая и смешивая с землёй всё, что попадалось на пути.

БТР с отделением скаутов двигался в середине колонны и получил некоторое преимущество во времени, так как первыми атаковали головные машины и арьергард. Водитель был опытен и быстро сориентировался, резко вырулив на обочину. Он успел развернуть башню и врезать по стреляющим зарослям из автопушки, но на этом везение кончилось. Взрыв, огненный шар, осколки, жирный чёрный дым. Мехвод и ребята, спавшие внутри, моментально погибли, а успевшие спрыгнуть с брони — оказались контужены и изранены.

Я просматривал запись, стиснув зубы.

Вот бандиты — у меня не поворачивался язык назвать их повстанцами или партизанами — выходят из зарослей. Выглядят карикатурно-крутыми: камуфляж, огромные тёмные очки, на головах зелёные береты, банданы и шемаги. Все обвешаны пулемётными лентами и гранатами, у каждого устрашающих размеров мачете.

Спокойно ходят, смеются, собирают то, что не успело сгореть. Короткими очередями добивают раненых. Крупным планом показывают молодое лицо, на которое наступают ботинком: эти животные фотографируются на смартфоны с трупами, как колониальные охотники с убитыми львами.

Уроды совершенно не торопятся — понимают, что времени ещё достаточно.

Вот они натыкаются на скаутов.

Собираются пристрелить и их, но замечают шевроны и дело приобретает совсем иной оборот…

Я выключил запись. Ярость и так выплескивалась через край. Бандиты знали, что гуманитарная миссия прибудет сегодня, потому и ударили так нагло, не боясь ответа. Предполагали, что мы не захотим обделаться перед всем миром и подтвердить репутацию кровожадных наёмников, нацистов и отбросов человечества.

Однако они не учли, что нам было плевать на репутацию. Никто всерьёз не рассчитывал отмыться от ярлыков, которые на нас навесили. Да и, положа руку на сердце, не так уж они и неверны. Мы действительно были наёмниками с разных концов света и действительно не гнушались жестокости, но у этой войны была слишком долгая и сложная история для того, чтобы считать кого-то пострадавшим, а кого-то — преступником.

Так всегда бывает. Первый выстрел — и лавина пошла. Чем дальше, тем больше у противоборствующих сторон появляется причин убивать друг друга. У всех нас способ быстро поднять деньжат со временем превратился в глубоко личное дело, потому что ЭТИ козлы убили вот этого хорошего парня. А значит, мы просто обязаны убить некоторое количество их парней для того, чтобы восстановить справедливость.

В качестве оправдания могу сказать лишь то, что первый выстрел сделали не мы.

Над головой раздался свист винтов: к нам присоединился маленький лёгкий вертолёт, похожий на пузатого жучка.

— Кэп? — Вессен сидит на расстоянии вытянутой руки от меня, но вызывает по радиосвязи, причём по шифрованному каналу.

— Да?

— Вы ведь не собираетесь там… Ну…

— Что «ну»?

— Делать глупости. Я имею в виду, мы все здесь хотим…

— Лейтенант Вессен, не засоряйте эфир! — жёстко ответил я.

— Да, капитан. Так точно, — голос звучал разочарованно, и это меня рассердило пуще прежнего. Впрочем, я сам виноват. «Выкинь», тоже мне…

Бронетранспортёры мчались, подскакивая на многочисленных ухабах и поднимая пыль. Вертушка то обгоняла, то отставала, то кружилась над нашей немногочисленной колонной.

Миновали место боя — тот самый поворот и холм. Скауты глядели на него во все глаза, но ничего, кроме пары проплешин от огня в высокой траве, не говорило о трагедии, которая тут разыгралась. Машины в тот же вечер растащили, воронки засыпали щебнем, а пыль скрыла пятна крови.

Оставалось всего несколько минут.

Городок, в который мы направлялись, ничем не отличался от сотен таких же захолустных африканских поселений. Раньше тут были серебряные шахты, но после неожиданно свалившейся на страну независимости, они пришли в упадок. Белые специалисты уехали, бросив всё имущество, а негры наладить работу не могли, и с тех пор уже почти сто лет город пустел и разрушался.

Издалека он смотрелся так, словно по нему прокатилась гражданская война. Выбитые окна, чёрные остовы сгоревших зданий, пустые улицы с ржавыми скелетами машин — такая картина на чёрном континенте давно никого не удивляла. Однако впечатление было обманчивым, и войны здесь никогда не было. Даже сейчас, когда на арендованной корпорациями территории, завелись отморозки, гордо именующие себя «Народно-освободительной армией», бои шли намного восточнее и южнее. Этот город был никому не нужен: его ни разу не пытались взять штурмом, не желали оборонять, даже терактов не устраивали. В его нынешнем состоянии были виноваты сами жители.

Передний БТР повернул влево перед самым въездом в город, замыкающий отстал немного позже и затерялся на узких улицах. Мы не видели жителей, но повсюду замечали следы их присутствия: бельё на верёвках, мусор, большие зонтики-тенты с логотипами марок местного пива, ржавая печь для барбекю, над которой поднимался дым. Это выглядело жутковато, как будто жители внезапно растворились в воздухе или сбежали, побросав все пожитки. Последнее было близко к правде за тем исключением, что жители собрались в центре города, а не покинули его.

— Дай картинку! — потребовал я у пилота, но тот замешкался.

— Э-э, простите, капитан, но что вы собираетесь делать?

— Ничего страшного, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие и не срываться. — Сегодня геноцида не будет. Картинку!

На забрале шлема появились три квадратика с движущимися картинками. В принципе, всё так, как я и думал.

Большая прямоугольная площадь, окружённая старинными каменными зданиями, была полностью забита людьми. Несколько больших фур с эмблемами ООН, рядом синие бронетранспортёры. Редкая цепь миротворцев защищает целую кучу стоящих в стороне фургонов с журналистами. Я переключился в смешанный режим и увидел, как улицы и здания подсвечиваются, меняют цвет и обретают поясняющие надписи.

Красное — местная полиция, синее — почтамт и узел связи, зелёное — администрация городка. Фуры были выстроены возле последней — кабинами ко входу, распахнутыми кузовами к толпе. Если разведка не соврала — а Вессен мог поручиться за своих осведомителей, — то наших ребят держали именно там. Потрясающий получался контраст: на глазах у журналистов бедные-несчастные негры, а в паре десятков метров — пленные скауты, избитые и запытанные до полусмерти.

— Первое отделение, шевелитесь! — на забрале появилось ещё одно окно — миникарта, на которой бойцы были отмечены точками.

— Две минуты, кэп! — просипел вечно простуженный, несмотря на жару, Тэффи — тощий, бледный и нервный англичанин.

Второе отделение подгонять не было нужды: люди Костаса красной пунктирной линией протянулись по карте и замерли, заняв позиции за администрацией и отсекая бандитам пути отхода.

— Штурмовое отделение? — я огляделся.

— Готовы, кэп, — подал голос Вессен.

Я кивнул:

— Хорошо. Я иду первым. Огонь открывать, только если по нам начнут стрелять. Ничего не говорим, в перепалки не ввязываемся, на провокации не реагируем. Ясно? — многочисленные «Так точно» подтвердили, что я был услышан. — Отлично. Тогда за дело.

Бронетранспортёр пёр по центру улицы, оглушительно рыча мотором. Задние ряды толпы заметили нас и поторопились разбежаться. Я наблюдал с камер вертолёта, в какой бардак превратилась раздача. Бандиты потерпели пару минут, чтобы журналисты смогли снять идиллическую картинку того, как местным оборванцам раздают еду, а затем дело в свои руки взяли уже знакомые мне камуфлированные отморозки. Дав пару очередей в воздух для острастки, они оттеснили толпу и принялись шустро разгружать грузовики. Местным тоже кое-что доставалось: пара человек занималась тем, что периодически бросала в толпу банки, дабы люди дрались за еду друг с другом, а не с ними.

Миротворцы и ухом не вели: стояли совершенно спокойно, стараясь не провоцировать ни тех, ни других. Журналисты пялились на происходящее так, будто попали в зоопарк. Скалились, тыкали пальцами. Наше появление их очень удивило.

— Пошли! — прорычал я и спрыгнул на асфальт, когда БТР остановился в двух шагах от перепуганных негров.

За мной последовали остальные — и земля ощутимо задрожала, когда на неё свалились тяжеленные железяки. Жители поняли, что дело плохо и бочком, пытаясь держаться подальше, разбегались прочь.

— Готово! На позиции, капитан! — доложил Тэффи, и я махнул рукой в сторону милого, но слегка запущенного двухэтажного особняка, возле которого были припаркованы фуры:

— За мной.

Двигаться на острие клина штурмовиков и вспарывать толпу оказалось куда более сложной задачей, чем я представлял. Мне нельзя было сбиться с шага или совершить какое-нибудь неловкое движение, потому что это могло всё испортить. Перед глазами мельтешили десятки чёрных лиц: настороженных и напуганных.

Но волновался не я один: мелкие красные цифры показывали пульс бойцов, и у всех он просто зашкаливал.

— Спокойно, парни, спокойно… — по лбу и спине стекали капли пота.

Толпа расступилась, мы встретились лицом к лицу с бандитами, но не собирались сбавлять шаг. «Партизаны» не знали, как реагировать, смотрели на нас с открытыми ртами, шептались, но в конце концов разошлись в стороны, давая дорогу. Мой усиленный сапог размазал по земле одну из банок — и содержимое брызнуло наружу. Запахло жиром и тушёной говядиной.

— Улыбнитесь, кэп, вас снимают, — подал голос Тэффи.

Я снова вывел на экран картинку с вертолёта и тихо чертыхнулся: журналисты действительно оживились. Операторы схватились за камеры, ведущие что-то быстро говорили, тыкая в нас пальцами, и я почувствовал, что в этот момент на нас смотрит весь мир.

Когда ты собираешься сделать нечто, что разделит твою жизнь на «до» и «после», возникает специфическое ощущение: как у купальщика, который оттолкнулся ногами и летит прямиком в холодную воду. Очень хочется оттянуть встречу с последствиями, но для этого слишком поздно.

И сейчас, после слов Тэффи, это чувство накрыло меня с головой. Я падал вниз.

Дыхание участилось, в глазах потемнело, я занёс ногу для очередного шага и вскрикнул от боли. Колено подкосилось, я нелепо взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, и даже удержал, но это уже не имело никакого значения. Они увидели, что я — колосс на глиняных ногах, а значит…

Крик на незнакомом языке.

Ну конечно.

Грохнули выстрелы, по броне забарабанили пули. Над площадью разнёсся вопль десятков напуганных людей, и от этого звука волосы на загривке встали дыбом.

Я инстинктивно закрылся ладонями и сжался: потребовалась долгая секунда прежде, чем я вспомнил, что нахожусь внутри прочной стальной скорлупы, которой пули не страшны. Вессен орал в общем канале, чтобы пилот вертолёта прикрыл их огнём, но тот тупил и отказывался.

— Огонь! — зарычал я, срывая голос. — Огонь, это приказ! Подавить огневые…

Как ни странно, моё вмешательство помогло: затрещала автопушка, и толстые трассеры, похожие на вытянутые огненные капли, вгрызлись в старинный особняк, расщепляя камень и дерево.

По ушам резанул крик: «Три часа! На три часа!», а затем в голове зазвенело. Громкий хлопок! Удар опрокинул меня, оглушил и отбросил в сторону.

Из-за пыли ничего нельзя было рассмотреть, а шум и пальба дезориентировали и напугали так, словно я был сопливым новобранцем и переживал свой первый бой: не знал, что делать, куда стрелять и слабо осознавал, жив ли вообще.

Когда я разобрался, что к чему, бандиты из оцепления уже валялись мёртвыми, толпа исчезла, а журналистов разгоняли миротворцы, использующие отнюдь не мирную лексику.

В одной из продырявленных фур кто-то верещал на высокой ноте.

— Заходим! — скомандовал я и попробовал подняться, но неожиданно рухнул на землю, пронзённый болью.

— Кэп? Что такое? — Вессену хватило одного прыжка, чтобы очутиться рядом.

— Нога, — просипел я. — Сейчас. Сейчас я…

Шлем Вессена склонился, а затем скептически покачался:

— Медика сюда!

— Что такое?! — сердито рявкнул я. — Зачем медик? Лучше помоги встать!

— Лежите, кэп, вы на сегодня отвоевались, — он раздражённо махнул рукой и обратился к остальным скаутам: — Слушай мою команду! Штурмуем согласно плану! Пошли!

— Стой! — приказал я, но никто не слушал.

— Секунду, кэп, — экзоскелет рядом со мной распахнулся и выплюнул заросшего бородой скаута с красным крестом на шевроне. — Потерпите.

Я не видел, что он делает, но почувствовал, как броня в районе невезучей левой ноги раскрылась.

— Вессен, какого чёрта? Вернись! Я приказываю!

— Ганди! — это лейтенант обратился к медику, который ни разу в жизни не брал в руки оружия, но при этом отслужил в скаутах уже два пятилетних контракта. — Ты вкатил ему наркоз?

— Да, и противошоковое тоже.

— Отлично. Простите, кэп, но ваши приказы больше не работают.

Штурмовики закидали окна и вход светошумовыми гранатами, дождались, пока они разом взорвутся, едва не обрушив остатки здания, и ворвались внутрь.

— Всё плохо? — прохрипел я, отмечая, как тело теряет чувствительность и становится чужим.

— Царапина, капитан. Сейчас я… Э-э, не стоит на это смотреть!

Ганди заметил, что я подключился к его нашлемной камере, и поспешил отвернуться, продолжая колдовать над моим коленом.

— Покажи!

— Не думаю, что это хорошая…

— Покажи грёбаную рану! — взревел я, теряя равновесие. — Мне не десять лет, в обморок не грохнусь!

— Ладно-ладно… — процедил медик сквозь зубы и повернул голову обратно.

Я удивился, увидев много крови, покорёженный металл и порванный кевлар. «Что-то белое… Наверное, кость. Чёрт, это же моя кость!», — запоздало понял я и затрясся всем телом. Ганди перетягивал конечность фиолетовым жгутом выше колена. «Но почему там, как же остальная нога? А где же?.. О, нет! Нет, нет, нет!»

— У меня нет ноги, да?

— Да, кэп, боюсь, что так, — изображение покачнулось: Ганди кивнул. — Не переживайте, сделают новую, ещё лучше прежней. В Блю Ай делают клёвые протезы, у меня от них пара пальцев, и я уже забыл о том, что они ненастоящие. Смотрите на это позитивно: вы больше не будете хромать.

Его голос и выстрелы в доме доносились до меня словно через подушку: я оцепенел и таращился в одну точку, не разбирая, на что именно смотрю. Глаза застила мутная серая пелена. Время замерло.

— …могите! Повторяю, нужна эвакуация, срочно! Срочно!..

— …Ван дер Янг! Капитан Ван дер Янг, ответьте! Я отзыва…

— …На двенадцать! На Час! На три!.. Господи, они тут везде! Лейтенант, они…

— …осиное гнездо, бл…

Меня атаковало немыслимое множество звуков, но я не реагировал. Иногда сквозь пелену пробивались яркие вспышки и хлопки, но они не вызывали совершенно никакой реакции и не могли вырвать из наркотического забытья.

— Много раненых, повторяю, много раненых!

Пелена неожиданно исчезла — и я не поверил своим глазам. Площадь дымилась. Миротворческие броневики исчезли, а в асфальте чернели обугленные воронки. Повсюду валялись странные чёрные комья и горящие куски покорёженного металла, в которых с трудом узнавались внедорожники.

Пространство вокруг меня было усыпано рисом и консервными банками: как целыми, так и вскрытыми. Невыносимо воняло едой и гарью.

Я сидел возле изрешеченной фуры и никак не мог вспомнить, как здесь очутился.

Ко мне привалился Ганди: я аккуратно потеребил его за плечо, стараясь, чтобы тяжёлая усиленная перчатка ненароком не переломала все кости, но медик, вместо того, чтобы очнуться, завалился вправо. Бледное лицо, широко раскрытые глаза, чуть припорошенные пылью. «Мёртв», — на удивление равнодушно констатировал я.

— В укрытие! — раздался в наушниках голос Вессена, и в ту же секунду земля перемешалась с небом. Бесконечная минута невыносимой тряски и взрывов — и снова всё стихло.

Миномёты. Я открыл глаза и подтянул оружие поближе к себе.

— Вессен, что там?.. Вессен!

— Кэп! Охренеть! Вы живы? Ничего себе, тут же настоящий ад… Где вы?

— Рядом, у грузовика, — попытка подняться принесла тупую ноющую боль, всё ещё приглушённую наркотиком, и воспоминание о том, что ноги у меня больше нет.

— Мы вытащим вас! Я связался с Майком, вертолёты уже в пути.

— Вы сами где?

— За вашей спиной, в администрации. Первое и второе отделения тоже у нас.

— А пленные?

— Да, и они, — упавшим голосом ответил Вессен. — Ребята живы, но… им очень сильно досталось, — лейтенант сумел-таки подобрать достаточно обтекаемую формулировку. — Особенно Эрвину. Боюсь, он не жилец.

Я вызвал на забрало показания взвода и ужаснулся. Пятеро мертвы, ещё человек десять ранены, из них два — тяжело.

— У нас патроны на исходе, у вас осталось что-нибудь? — полюбопытствовал лейтенант.

— Да, полный боекомплект, — ответил я, сверившись с зелёной пиктограммой на забрале.

— Отлично, просто отлично. Сейчас они опять пойдут в атаку, надеюсь, мы успеем вас вытащить. Эй! Ты и ты, давайте-ка…

— Стоп-стоп-стоп, — остановил я не в меру ретивого офицера. — Погоди минуту.

— У нас нет минуты, кэп. Мы выходим!

— Вессен! — тихонько прорычал я. — Не надо меня вытаскивать. Ты слышишь?

— Но…

— Без всяких «но», — я смотрел на свои показатели: пульс падал, давление понижалось. — Это бесполезно. Лучше я устрою этим черножопым большой сюрприз.

Лейтенант возразил:

— Вы же сами говорили, скауты своих не бросают!

— Да, но это моё пожелание, Вессен, — я был поразительно спокоен для человека, который собирался пожертвовать собой. — В любом случае для меня всё кончено. Лучше так, чем попасть под трибунал и сгнить в тюрьме.

В общем канале прозвучало короткое: «Идут!»

Тёмные фигуры высыпали из окон и, стреляя куда попало, бросились в атаку. Они прятались за сгоревшими машинами, прыгали в воронки и в целом вели себя куда грамотней, чем те голодранцы, с которыми мне приходилось иметь дело давным-давно, когда я ещё ходил «в поля», а колено не состояло в тесных отношениях с осколком.

— Не стреляйте, — прервал я тягостное молчание в эфире. — Подпущу поближе.

Сектор обстрела у меня был лучше некуда: вся площадь перед глазами. От предвкушения бойни дрожал указательный палец и захватывало дух.

Со стороны я выглядел мёртвым: одноногий штурмовик, сидящий в луже собственной крови.

Чёрные фигуры приближались: я различал лица с широкими приплюснутыми носами, зелёно-бурый лесной камуфляж, какие-то детали снаряжения. В шлем и плечо врезались случайные пули, но никакого эффекта, кроме оглушительного лязга и искр, не дали. Броня выдержала.

Я закусил губу до крови и ждал…

Вдалеке что-то взорвалось, над городом взметнулся столб дыма.

— Кэп! Эвакуация, кэп! — обрадованно воскликнул Вессен. — Вышли на связь! Держитесь, они уже рядом, мы сейчас вас отобьём!

Пауза. Бандиты подошли так близко, что я мог видеть белки их глаз, а значит, время пришло.

— Угу, — буркнул я в ответ. — Эвакуация — это здорово, — и нажал на спуск.

Кинжальный огонь из тяжёлого пулемёта устроил на открытой площади настоящую мясорубку. Широкая жёлтая линия из огня и металла, будто лазер из старой научной фантастики, тянулась к цепочке бандитов и разрывала их в клочья.

Я кричал.

Кричал Вессен.

Бронепластины скелета звенели практически не переставая под плотным перекрёстным огнём.

— Летят! Летят! — шумно обрадовался кто-то. Я поднял взгляд и действительно: в нашу сторону неслась тройка огромных жёлтых вертолётов. Острые хищные очертания корпусов и пилоны, увешанные смертоносными бахалками, делали их похожими на фантастических ящеров. Скауты орали нечто нечленораздельно-радостное и не всегда цензурное.

— Держитесь, кэп, мы выходим! — Вессен, сукин сын, никак не желал униматься.

Следующий момент я запомнил очень хорошо. Настолько хорошо, что переживал его во сне почти каждую ночь в течение долгих лет.

Белый дым, чёрная ракета, почти невидимая глазу. Расстояние до земли минимальное, поэтому пилот не успевает отреагировать и уклониться.

Начинённая взрывчаткой умная железка ударяет в брюхо вертолёта: вспышка, огонь, осколки разорванного металла разлетаются в стороны. Машина закручивается вокруг своей оси и мчится к земле, усеивая всё вокруг металлическими потрохами, которые сыплются из её распоротого живота. Шум винтов переходит на визг, затем на хрип. Инерция беспощадна — и вот я различаю бортовой номер, грязь на жёлтой краске, пилота, который паникует и дёргается, желая катапультироваться, но почему-то не может…

Удар.

Несколько тонн металла обрушиваются на меня и протаскивают по земле, размазывают, как масло по бутерброду. Я ничего не чувствую — верней, чувствую слишком много для того, чтобы мозг обработал всё это и выдал какую-нибудь реакцию.

Боль, ужас, темнота — и я вскакиваю весь в поту, сжимая в кулаках мокрые горячие простыни.

Тёмная комната. Неработающий вентилятор.

За стеной громко смеются.

Где-то на улице звенит стекло.

Я опускаю ноги на грязный пол и вспоминаю, что это в общем-то и не мои ноги. Руки дрожат, но и они тоже не полностью мои.

«Спокойно, старая железяка. Спокойно, — я пытаюсь убедить искусственное сердце биться не так часто. — Тот бой давно закончился».