– У нас предусмотрены люльки, с подушкой, одеялом и одноразовым постельным бельём, – с дежурной улыбкой уведомила меня бортпроводница, указывая на крепления. – Если вам понадобится, я принесу.
– Спасибо, – в отличие от девушки, я улыбалась по-настоящему. – Пока не нужно.
Никитка на удивление спокойно сидел у меня на руках, с интересом осматриваясь. Меня это радовало, но не обнадёживало. До взлёта оставалось минут пятнадцать. В прошлый раз сын тоже был паинькой, пока самолёт не начал набирать высоту. Хорошо, что на этот раз меня будут проклинать не сто пятьдесят человек, а всего лишь семь.
Или шесть. Место рядом со мной всё ещё пустовало, оставляя надежду, что в него так никто и не сядет. Всё же, полёты из Москвы в Новосибирск определённо проигрывают по востребованности рейсам в Санкт-Петербург или популярным заграничным маршрутам. Следующие четыре часа я проведу в компании шестерых мужчин в деловых костюмах. Трое из них бросали на меня опасливые взгляды, словно я не с ребёнком сидела, а держала в руках бомбу замедленного действия. Впрочем, в какой-то степени так и было.
Достав телефон, я включила режим самолёта, мельком улыбнувшись сообщению от Стаса. Проводить меня он не смог, решил пожелать хорошего полёта смской.
Если честно, какая-то часть меня надеялась, что объявится и Лёша, но… кажется, Стужев решил так же внезапно пропасть из моей жизни, как и появился в ней. Ни звонков, ни сообщений. Ни-че-го. Утешать себя мыслью, что он в коме после потасовки со Стасом (ну не сам же он синяк себе устроил, в самом деле), я не торопилась. Стоило признать, что отец Никитки банально откупился. Трастовый фонд…
Нет, я не спорила, материнство заставило меня несколько пересмотреть свои взгляды на финансовую помощь от папы. Я даже признавалась себе, что сама не смогла бы со всем справится. Но это не значило, что не хочу встать на ноги и обеспечивать себя самостоятельно. Тем более, что как бы папа не относился к моему предпринимательству, а заказы были. И деньги у меня получалось заработать вполне приличные. Не такие, конечно, чтобы полностью отказаться от помощи семьи, но всё же…
Устало вздохнув, я поцеловала Никитку в макушку. Может и хорошо, что Лёша поступил именно так. Сын к нему не привыкнет, мои нервы целее будут, опять же. Каждая встреча с ним вызывала у меня ощущения, словно я иду по минному полю. А так…
– …пожалуйста, пройдите на своё место, – донёсся до меня голос бортпроводницы.
Ну вот, полёт без соседства не состоялся. Оставалось надеяться, что рядом со мной сядет кто-то адекватно относящийся к детскому плачу. Или, что было бы ещё лучше, мамочка с ребёнком. Мы бы с ней объединились на ближайшие несколько часов и…
– Что ты здесь делаешь?! – чересчур громко взвизгнула я, привлекая всеобщее внимание.
– То же, что и ты. Готовлюсь к полёту, – совершенно спокойно ответил Лёша, садясь в кресло и с какой-то непередаваемой нежностью обращаясь к Никитке: – Привет, маленький. Помнишь меня? – он осторожно протянул ему руку, улыбнувшись, когда сын схватил его за палец, что-то угукнув.
Я же заметила не до конца зажившие костяшки пальцев.
– Стужев, какого хрена…
– Саш, не выражайся при сыне, – перебил моё разъярённое шипение Лёша.
– Да ты издеваешься, – выдохнула я, игнорируя начавшую транслировать нам правила безопасности стюардессу. – Повторю вопрос. Что ты здесь делаешь?
– Лечу в Новосибирск, – ответил он, подняв на меня взгляд. – Кстати, спасибо, что сообщила о своём отъезде.
– Я не обязана отчитываться тебе о каждом своём шаге, – сказала я, почувствовав небольшой укол вины. Необъяснимый и совершенно нерациональный. – Позвонил бы – сообщила.
– Отчитываться? Не обязана, – согласился Лёша. – Сообщить о том, что уезжаешь с нашим сыном… – сделал он упор на последних словах.
– Ты прекрасно знал, что я живу в Новосибирске, – отчеканила я. – Логично, что я решу вернуться домой после…
– После юбилея папы, – завершил он за меня окончание фразы.
– Ты купил билет на этот рейс, чтобы поговорить об этом? – зло поинтересовалась я у Стужева, поглаживая Никитку по животу и стараясь успокоиться. Не помогало.
– Нет, Алекса, – усмехнулся он, краем глаза убедившись, что я пристёгнута и щёлкнул своим ремнём. – Я же сказал, что хочу участвовать в жизни сына.
– У тебя есть мой номер. Мог бы позвонить по видеосвязи и пожелать ему счастливого полёта через экран, – отчеканила я, украдкой смотря в окно. Самолёт начал разворачиваться на взлётной полосе. – Четыре часа туда, четыре обратно…
– С чего ты взяла, что я улечу обратно? – криво улыбнувшись, Лёша поудобнее устроился, вытянув ноги. – Ты меня не слушаешь. Я хочу участвовать в жизни сына. И ты сказала, что не станешь препятствовать.
– Не стану, – повторила я, неосознанно прижимая сына крепче. – Можешь звонить в любое время. Прилетать на праздники.
– Очень любезно с твоей стороны, – улыбнулся он мне. – Предпочитаю жить в шаговой доступности.
– Жить? – пискнула я, чувствуя, как притих Никитка.
Самолёт начал набирать высоту. И судя по скуксившемуся лицу сына, до первого крика осталось десять, девять…
– Ты боишься летать? – по-своему оценил моё состояние Лёша. – Я могу забрать у тебя Никиту, если тебе сейчас…
– Я не боюсь летать, – холодно уведомила я Стужева. – И, боюсь, спустя несколько минут ты поймёшь, что не готов брать сына на руки. Больше скажу, есть надежда, что ты пересмотришь свои взгляды на отцовство. Это не так просто, как ты себе представляешь.
– Сомневаюсь, что ты знаешь, что я себе представлял.
Стоило ему это сказать, как Никита начал плакать.
– А я нет, – пропела я, наблюдая за вытянувшимся лицом Лёши. – Видишь ли, дети плачут. Громко. Долго. И часто, никак не желая успокаиваться.
– Не вижу в этом ничего страшного, – Стужев начал оглядываться, почувствовав недобрые взгляды остальных пассажиров.