– Что ты делаешь? – выдохнула я, в полумраке всматриваясь в лицо обнимающего меня Стужева.
– А на что это похоже? – хрипло прошептал он, скользнув руками по моим плечам и потянул лямки платья вниз.
– Это неправильно, – хотела возмутиться, но замолчала, чувствуя жадное прикосновение горячих губ к шее.
Тело обдало жаром, стоило ощутить, как платье опустилось на пол, путаясь в моих ногах и не давая сделать и шага в сторону.
– Я всё исправлю, – продолжал шептать Лёша, не выпуская меня из своих рук. – На этот раз нам никто не помешает. Ни отец, ни Лиза, ни твои фельдшеры и Антоны.
– Стужев! – стоном вырвалось из меня.
– Да, я вам больше не помешаю! – вздрогнув от голоса Бориса Геннадиевича, я распахнула глаза, с ужасом смотря, как он стоит за спиной Лёши и отсалютовав мне фужером с вином, улыбается: – Этот брак я одобряю. Ты Снежинская. Ты нам подходишь.
– Я тоже не буду мешать, – деликатно постучав меня по плечу, уведомила меня Лиза, заставляя обернуться. – И я не беременна. И очень за вас рада. Мне с Алёшей папа запретил отношения строить. Он нищий.
– Что ты здесь делаешь? – в ужасе обратилась я к ней, пытаясь прикрыть грудь и спрятать наготу. – Что вы все здесь делаете?!
– Сань, не отвлекайся, – Стас пожал руку Стужеву и достал пистолет, направив его на Бориса Геннадиевича. – Господа, прошу покинуть помещение! Иначе…
– Хнык, – скуксился Лёша в ответ на его слова. – Ма!
Наблюдая за тем, как он начинает плакать, я почувствовала, как начинаю проваливаться в темноту… чтобы резко подскочить в собственной кровати.
– Ма!
– Сейчас, мой маленький, – дыша так, словно кросс пробежала, я попыталась встать с кровати и подойти к плачущему сыну.
Одеяло запуталось в ногах, объясняя мне кусок странного сновидения. Над остальными моментами сна я просто старалась не думать. Стужев мне и раньше часто снился, но, чтобы в такой компании…
– Что случилось? Тоже кошмарики снятся, как маме? – подойдя к кроватке, я взяла сына на руки. Он крайне редко просыпался среди ночи. И сейчас причина его слёз мне стала ясна очень быстро. – Какой ты горячий. Сейчас, Никит. Потерпи чуть-чуть.
Не выпуская его с рук, я сходила за градусником и измерила ему температуру. Высокая…
– Сейчас мама даст тебе микстурку и сразу станет легче. Вкусную-вкусную, сладкую-сладкую, – покачивая кроху на руках, я рылась в аптечке и с ужасом понимала, что жаропонижающего нет.
Я его выпила, когда почувствовала себя плохо. И новое не купила.
– Придётся вызывать скорую, – резюмировала я, возвращаясь в комнату и беря телефон.
Вот только вместо всем известного номера из трёх цифр, я набрала Стужева. Пока я объясню диспетчеру, кто болеет и чем, пока продиктую адрес, пока приедет машина… Определённо, отправить в круглосуточную аптеку у дома Лёшу – будет в разы быстрее. Если он возьмёт трубку, конечно. Слушая гудки, я, если честно, начала сомневаться в своём решении.
– Да, – наконец-то услышала я его хриплый голос.
– У Никиты температура, – без предисловий перешла я сразу к сути своего звонка, продолжая покачивать на руках плачущего сына. – Можешь сходить в аптеку и купить жаропонижающее? – перечислив несколько названий и дозировок, я начала ходить по комнате, стараясь успокоить Никиту.
– Понял, одеваюсь, – моментально отреагировал Лёша. – Из аптеки перезвоню, повторишь, что купить, – судя по звукам, он не только встал с кровати, но и начал собираться.
– Спасибо, – выдохнула я, отложив телефон в сторону.
Перезвонил он действительно быстро. Повторив названия и уточнив, что сироп обязательно со вкусом малины, ведь остальные Никитка будет выплёвывать, я подошла в двери и провернула ключ, ожидая прихода Стужева.
Врача надо будет с утра всё равно вызвать. Не в первый раз Никитка заболевает, но… вдруг, это не обычная простуда? Что, если это тот самый вирус, которым я переболела? Может у сына инкубационный период длился больше, или вообще…
Лёша появился в тот момент, когда я мысленно уже собирала вещи для больницы, в которую нас с сыном обязательно положат. Да, моя материнская тревожность за десять минут достигла своего апогея.
– Зачем так много? – удивилась я внушительному пакету, что Стужев мне протянул.
– Я решил взять с запасом, – ответил он, растерянно смотря на меня.
Кажется, отцовская тревожность не уступала размаху моей.
– Спасибо, – достав жаропонижающее, я поспешила ну кухню. – Смотри, что папа нам принёс. Сейчас будем ням-ням, да? Ой, как вкусненько сейчас будет. М-м-м, – заговаривая сыну зубы, я шустро вскрыла упаковку и достав ложечку, отправила сироп в рот Никитке. – Сейчас тебе станет легче. Честно-честно.
Вот только легче ему не становилось. Прошло почти два часа, до того момента, как Никитка перестал капризничать. Нет, температура сбилась быстро, но вот слёзы никак не желали прекращаться. Сына качала и я, и Стужев – не помогало. Как и включённые мультики, как и все игрушки, что мы достали.
Никитка продолжал хныкать даже когда мы оба улеглись с ним на кровати, пытаясь отвлечь хоть чем-то.
Не могу точно сказать, что в итоге сработало. На часах было почти шесть утра, когда сын спокойно засопел, сжимая в пальчиках своего слоника.
– Переложить его в кроватку? – едва слышно уточнил Лёша, как и я, не отрывая взгляда от Никиты.
– Не надо, – так же тихо ответила ему, едва касаясь тыльной стороной ладони его лобика. Температуры не было. – Боюсь, что проснётся.
– Часто болеет? – поинтересовался Лёша, осторожно вытягиваясь на кровати, устраиваясь поудобнее.
– Бывает, – прошептала я, осторожно подтягивая к себе подушку и устраивая на ней голову. – Ненавижу такие моменты. Ему плохо, а я ничего не могу сделать. Только ждать, когда подействует лекарство.
Это ощущение беспомощности душило. Заставляло себя чувствовать бессильной.
– Ты хорошая мама, – прошептал Стужев, переводя взгляд с сына на меня. – Можно я останусь?
Признаться честно, у меня и мыслей не было о том, чтобы попросить Лёшу уйти.
– Боюсь, что если встану, случайно разбужу Никиту, – нашёл он повод.
– Будить Никитку нельзя, – выдохнула я, нащупав рукой ножку сына и прикрывая глаза.