Томас

13 Арбузные корки

Тем утром Томас проснулся в добром настроении — если что и снилось, всё забылось. Принял душ, позавтракал, примерил купленные Лесей обновки, и сел ждать пока Ваня приготовит машину: он затемно приехал с Оскола, чуток пьяненький, довольный и с хорошим уловом. Леся отказалась подниматься, хотела дольше поспать.

День шахтера официально празднуется в воскресенье, но мероприятия проходят на протяжении всей недели, поэтому Иван Сопля в то утро надел свой лучший костюм. Как-никак собирались в музей на выставку художников.

Загрузились в старенький «Опель». Пропетляв по улочкам цыганского хутора, выехали на проспект Ленина, но до места так и не добрались...

На пересечении улиц Гагарина и Пушкинской в машину Вани вдруг врезался старенький «зилок» с будкой. Сопля, красный от переполнявших его чувств, вышел из машины и пошел разбираться к безглазому тупому дебилу, который купил права на блошином рынке.

Открыл дверь грузовика...

Ему было что сказать, но Иван Самохвалов сначала хотел услышать извинения! Вот только вместо «простите» он в лицо получил разряды дроби. С двух стволов сразу. Его голова взорвалась, как спелый арбуз.

Услышав выстрел, Томас обернулся и заметил, что к его машине со всех сторон подбегают крепкие одетые во всё черное ребята. Они распахнули двери, схватили Тихоню за плечи и волосы, вытащили на асфальт. Томас не успел дернуться, как получил удар по почкам. Ему завели руки за спину, подняли и понесли к будке «зилка». Ни дать не взять — кража невесты. Когда Томаса забросили внутрь будки, там его уже ждали. Надев ему на голову черный мешок, начали волтузить кулаками и носками ботинок. Экзекуторы взяли бодрый темп и не снижали минут десять, пока «зилок» не остановился. Створки будки открылись и изрядно помятого Томаса вытолкнули на дорогу. Он не кошка, на лапы падать не умеет, но всё же Тихоне посчастливилось свалиться на бок.

Мешок сняли.

Тихоня прищурился, попытался вздохнуть — не получилось — резануло в боку. Хотел поднять голову осмотреться — не смог. Боль так сковала тело, что пришлось бессильно уткнуться лицом в дорожную пыль. Кровавый ручеек, обрастая серой корочкой, потек изо рта на землю.

— Привет, Чертыхальски.

Томас услышал над собой знакомый голос. Этот голос заставил его забыть о боли и найти в себе силы приподняться.

— Посадите его.

Тихоню подтащили к машине и прислонили спиной к колесу.

Перед ним — широко расставив ноги, руки за спину — стоял Фф.

— Ну, что, свиделись?

Томас огляделся. Перед ним свежескошенное широкое поле с маленькими домиками на горизонте. Позади зеленая стена деревьев. Сидел же он на проселочной дороге. Догадался: скорее всего, завезли за «Красный партизан».

— И что это было? — спросил Томас. Ему хотелось задать вопрос спокойно, уверенно, но не получилось — мешала кровь, заполнившая рот. Закашлялся, про себя проклиная всё на свете: малейшее движение молниями отдавалось в боках.

— Что было? Вторая попытка знакомства.

Тихоня сплюнул. Пошарил языком — недосчитался пары зубов с левой стороны. Правша бил.

— Тогда при чем здесь Ваня? Его за что?

— Водитель? А это для науки, чтобы сразу понял — валандаться не будем.

— Переборщили. Я — пацифист.

— Не прибедняйся.

— Ладно. Хватит, — поморщился Томас и, не разлепляя глаз, спросил: — Шо надо?

— Не веришь — ничего, — ответил Фф. — Просто решил ещё раз посмотреть без лишних свидетелей, как говорится, вблизи, каков он из себя... Томас. И, чего скрывать, хочу чуток помучить, а то несправедливо получается. Надо мной можно куражиться, а над Чертыхальски нельзя?! Добро должно быть с кулаками.

— Это ты-то добро, шелудивый? Ты — никто. Падаль.

— Обижаешь, я ведь тебя не оскорблял, — ухмыльнулся пастор и в провале его рта тускло блеснули металлические коронки.

— Ты же — пёс, даже хуже — сука. Все вы одним дерьмом мазаны, выскочки.

— Разве? Тогда почему я банкую, не скажешь?

— Для меня вечер мудренее.

— Хм, — черты лица пастора исказились, проскользнуло что-то хищное. — Надолго ли тебя хватит? Ты лучше скажи, чего поперся в такую даль? Сидел бы себе в Куеве, дрочил помаленьку на свои графики, а то приехал — напаскудил, хорошим людям помешал.

— Судьба.

Фф вдруг незлобно ругнулся:

— Откуда ты такой только взялся?

— Из табакерки.

— Ладно, хватит. Прощай.

— С чего это?

— Сейчас умирать будешь, — по голосу было слышно, что пастор не шутит.

— Хе-хе, а вот это дудки, — ответил Томас.

— Почему?

— Сегодня не Новый год.

— Причем тут Новый год?

Тихоня себя еле сдерживал, чтобы не застонать. Рядом с этим Фф было тошно не то, что разговаривать, думать! Все же пересилил себя, посмеялся:

— Вот что меня в вас бесит, так это ваша тупость. Ни хера вокруг себя не видите, не знаете, не интересуетесь. Ну, были у тебя тут свои дела, так хоть бы узнал, чем этот город славен, кто здесь живет и кто иногда гостит. Ох, дебилы... Пошел на хер, еблан.

— Не понял?

— Ты даже не догадываешься, во что вляпался, ебанько. Я не могу умереть.

— Кощей, да?

— Ага.

— И смерь в зайце?

— В сундуке...

Фф вывел из-за спины правую руку — блеснула сталь.

Полыхнуло огнем.

Сначала Томас увидел,как подпрыгнула его нога, задымилась ткань на брюках и в том месте, где было правое колено — образовалась дырочка. Боль пришла чуть позже. Странно, но он не почувствовал её так как должно быть. Пришла мысль: наверное, это шок, и по-настоящему больно станет через пару секунд. Он смотрел на простреленную ногу. Заныло, закрутило, словно на погоду и всё — терпеть можно.

Пастор не смог скрыть разочарования:

— Марку держишь — даже не пикнул. Молодца... Ты лучше, херой, скажи, зачем Андрюшу сгубил? Такой хороший человек был.

— Какого Андрюшу? — Тихоня поднял глаза.

— Сермягу.

— Что с ним?

— А ты типа не знаешь?!

— Нет.

— Я честно признаюсь, думал, что ты ехал позлорадствовать, порадоваться.

Томас нахмурился.

— Ты о чём?

— Застрелился Андрюша! Сегодня утром. Засунул пистолет в рот и всё — нет больше нашего таланта. Какая же ты сволочь! Только за одно это тебя надо повесить на крюк и костер развести, чтобы мясцо подвялить. А ещё лучше живьем закопать. Ты говоришь, что умереть не можешь? Вот и спрячу тебя в землице, а в могилу шишек еловых насыплю, чтобы мягче лежалось. Читал, у вас был такой обычай, так колдунов хоронили. Слушай, а это идея! И никто не найдет.

— Тебе б в Инквизицию, — сказал Томас устало.

Фф посмотрел на часы.

— Ладно, поздно уже, — вывел из-за спины вторую руку — в ней тоже был пистолет. Приставив к темени Тихони, он прошептал:

— Прощай, Кощей!