Тортоделка. Истинный шедевр

13. Не игрушка

ВИКА

Вчерашний взрыв так и остался на стенах цеха, потому что замывать его, на тот момент, было не первостепенным делом. Теперь же всё ореховое безобразие затвердело большими кляксами и капелью на поверхностях. Какао-масло придало им нужную твёрдость и отмыть пятна могли теперь только скребок и железная мочалка. Вооружившись моющими, начала драить стол и стены, представляя, что начищаю мажорчику рожу. Тёрла с остервенением и яростью, зарабатывая мозоли на пальцах и ладонях.

Жених! Женишок — блядуна кусок! Надо было не жирафа ему там рисовать, а отрезать всё под чистую и аккуратненько зашить. Отчего я не херург, от слова "хер"?!

Отмыв кляксы, осела за стол, включила программу заказов на ноутбуке. Запись на два часа дня и не помечена. Да, потому что не увидела её вчера и не сделала. И всё из-за мажора, жеребчика, добермана и кобеля! Которого хочу сейчас придушить, расчленить и расфасовать по запчастям.

Ненавижу! Нет… Другое?! Люблю?! Сука! Люблю, с ума схожу, ненавижу и… люблю. Бля!

Гребанная глазная жидкость вновь устремилась по лицу и закропила с подбородка на стол. Когда успела влюбиться? Только на козлов и западаешь, Вика! Ну какого лешего тебе неймётся?! Ведь знала же и видела, что говнеца добротный кусок, но всё равно запала. Вот и отхватила сегодня по самое не хочу. Думай уже мозгами! Живут чаще всего не с тем, с кем любится, а с кем приходится и, похоже, ты в числе таких.

— Вика? — голос с дверей. Не тот, совсем не тот. — Ты плачешь?! Что случилось?

Милый, влюблённый и заботливый Савва подскочил ко мне и обеспокоенно обхватил за плечи. Повернул к себе, коснулся волос.

— Вчера пришёл заказ, а я его… проворонила, — и от этого зарыдала ещё горше.

Заказ профукала, получу по голове и окончательно разочаровалась в мажорчике — полный комплект моего невезения. Захотелось домой в свою кроватку, выключить свет, задвинуть шторы и, свернувшись в клубочек, предаваться горю, умываясь слезной жидкостью.

— Я поговорю с Ворсом. Ты не виновата. Всё бывает. Этот вездесущий Герман Юрьевич тоже мог бы тебе помочь. Проследил бы ленту.

Ох, зря! При упоминании о мажоре продолжила лить белуговы слезы ещё пуще.

Парень резко встал и следом потянул меня на ноги, заключил в объятия, крепко прижимая к груди. Другой запах, другая сила сжатия, даже стук сердца звучит иначе. Не тот, не мой… Не мой проклятый мажорчик. Мягкие ладони скользили по спине. Размеренный утешающий шёпот наравне с покачивающими движениями. Убаюкал, усыпил бдительность и восприятие. Рука коснулась моего лица. Влажная и прохладная, а у Германа тёплая и сухая, согревающая и пробивающая жаром каждый дюйм на коже. Полная противоположность мужчин.

— Всё обойдётся. Я всё решу.

Дежавю. Та же фраза. Резко подняла на него глаза. Такие абсолютно разные, но в чём-то похожи. Опустила взгляд на губы: тонкие, розоватые, рыжие волосы усов и бороды аккуратно обрамляют их изгиб. Этот парень необычно красив и яркий, как солнышко, которое обязано согреть и нести радость. Заметил направление моего взора и раздумывать долго не дал. Впился поцелуем, в котором, клянусь, очень пыталась утонуть. Но словно шлепок в лужу и никакого блаженного покачивания на волнах. Пропустила глубже в рот, покоряясь его исследующему языку. Сладкий запах мяты бил в нос и ненавязчивый бриз морского парфюма рассеивал всё в шлейф стыда и сожаления. Сильные руки обвили спину и затылок, страстно вжали в себя, ощутила его эрекцию. Что ты творишь, Вика?! — крик из недр отупевшего мозга.

— Потерпели бы до вечера, — гром, удар, нокаут.

Сунуть голову в духовку?! Оттолкнула от себя Майорова, повернувшись лицом к вошедшему. Герман стоял в цехе с перекошенным лицом, губы сжаты с невероятной силой, а взор небесно-голубых глаз буквально почернел, превратившись в тяжёлое грозовое облако.

— Простите, — счастливый и ничего не подозревающий Савва виновато улыбнулся. — Мы забылись.

Мы… Слово как приговор. Мы? Нет! Нет никаких мы или нас. Я сглупила и отдалась порыву, но этого не объяснить ни тому, ни другому. Почему пол не зыбучий песок?

— Лобызаться можете сколько угодно после, а на работе будьте любезны соблюдать порядок, — подобный тон в голосе Германа слышала впервые.

А почему мне должно быть стыдно?! Ты с утра был ничем не лучше меня сейчас.

— Виктория, зайдите ко мне в кабинет, как закончите утренние прелюдии, — отчеканил каждое слово и, развернувшись, уходит, хлопнув дверью так, что дрогнули стены.

— Ого, наш босс-кашевар сегодня явно хреново спал, — улыбнулся Савва.

— Наоборот, — буркнула, не подумав.

— Что? — не понял напарник.

— Ничего, просто ляпнула. Не бери в голову. Я хочу кофе и что-нибудь съесть, — устало произнесла, держась за лоб. — А ещё должна позвонить заказчику и выслушать всё, что они обо мне думают.

— Давай, я позвоню, — парень, видимо, решив, что межличностная стена между нами отныне разрушена, приобнял за плечи, но я поспешила из новых объятий.

— Нет, я всё же шеф-кондитер и получать головняки — моя прерогатива.

— Ладно. Тогда схожу и возьму нам кофе в баре и у Фила спрошу чего-нибудь на хлеб.

— Не ходи на кухню, — сердце вдруг обеспокоенно заныло.

Я не представляла, что у Германа на уме, потому невольно переживала за Савву — пострадает парень ни за что.

— Брехливый пёс не кусается, помнишь? — озорно улыбнулся и вышел из цеха.

Снова упала на стул, запустив пальцы в волосы. Что вообще сегодня творится?! Ночью нежилась в руках добермана, утром била морду его невесте, а под конец, кажется, завела шашни со своим подчиненным. Как сейчас всё это уместить в голове и разложить по полочкам? Лучше бы слегла сегодня с температурой. Перед глазами всё ещё взгляд мажорчика. Ему было неприятно, и готова поклясться, что различила в черноте синевы не только злость, но и боль, которая вмиг потушила мои обиды.

Пока приканчивали завтрак, Савва болтал без умолку. Напомнил о понедельнике, и я опять не смогла дать конкретный ответ. Мысли витали в кабинете шеф-повара. Что он делает сейчас? Что думает обо мне? Ведь он хотел объясниться. И когда та красотка целовала его, он был больше похож на каменную статую. Её поцелуй не поглощал его, так же как и меня поцелуй Саввы. Только вот с моей стороны выглядело всё для мажорчика намного эффектней. Чёрт! Но красноголовая назвала Германа своим женихом! И в квартиру явно сама попала. Не стал бы он её впускать, зная, что не один. Значит у неё есть ключи.

Поток мыслей, догадок и недосказанности изводил до белого каления. Тонна вопросов и ни одного ответа.

— Пойду к Герману Юрьевичу, — решительно направилась к дверям.

— Может с тобой сходить? — Савва глядел обеспокоенно.

— Не надо. Справлюсь.

Постучать в дверь его конуры даже не успела. Быстро вылетел ко мне, схватил за руку и, втянув в кабинет, жестоко припечатал спиной к стене. Смотрит в ярости пару секунд, а после творит, что-то непонятное. Рука мужчины больно сжимает волосы на моём затылке и притягивает лицом к нему. От этой близости стало одновременно и страшно, и жарко.

— Не смей мешать мои поцелуи с его, — прорычал он так, что ощутила вибрацию в его голосе.

— Чисто по-мужски мыслишь. Класс! Вам можно пристраивать свой член во все дырки, а нам простого симпатягу поцеловать нельзя.

От этих слов думала рассыплюсь на мелкие частицы. Его широкая ладонь нацелилась на мою шею, но мужчина сдержал порыв и, сжав её в кулак, резко отошёл. Опустил голову, о чем-то горько думая, выдохнул:

— Два года назад я мечтал сделать ту женщину своей женой, но буквально перед ЗАГСом узнал, что эта тварь спит с моим другом. Хотел убить обоих, размазать по стенке за предательство. Его чуть не сделал инвалидом, а самое гадкое — вся моя семья знала о её похождениях и молчала. Понимаешь?! Молчала и мило мне врала! С тех пор, поклялся, что больше ни одна баба мне не перевернёт душу, не предаст. Лишь потому что такой больше не будет. Я не позволю! Не пущу вновь в свою жизнь. И получалось. Пока тебя не встретил, проклятую. Почему-то решил, что ты другая, но нет, опять облом! Сегодня убедился в обратном.

Всё, что он сейчас поведал внесло много ясностей о его личности, но ровнять меня в общую грязную массу — вверх несправедливости.

— Ты не имеешь права! — голос предательски задрожал, мешаясь с суровостью. — Я всей душой была с тобой и всё, что ты получал от меня — не игра, — в гортани вновь завибрировали слёзы. — Тогда как я для тебя всего лишь милая, забавная игрушка. Только вот у этой куколки есть чувства, мысли и мечты, в которые тебе едва не позволила влезть. А поцелуй Саввы — всего лишь глупая затея. Решила, что сработает и выбью из головы все эти дурацкие мысли о тебе. В очередной раз, дура и непроходимая идиотка. Извините!

Выпалив всё это, повернулась к выходу, чтобы уйти, но рука Германа молниеносно захлопнула дверь, не давая исчезнуть. Слышу спиной его дыхание, чувствую, как разглядывает сверху вниз. Боковым зрением вижу его лицо, как склоняется к уху.

— Ты никогда не была для меня игрушкой, — шепнул мужчина. — Поэтому до сих между нами ничего не было. Мне не нужно твоё тело — этого добра валом. А всё потому что тебя нужно любить, а не трахать. Ты достойна большего, чем я могу дать.

— Выходит, не судьба, — жестоко произнесла я, словно обрубив себе вены. — В твоём сердце места для понятия "любовь" нет — ты искорененил его.

Герман громко сглотнул, понимая, что мой вывод сделан верно. Слегка повернулась к нему и умоляюще молвила:

— А я хочу любить. Хочу быть любимой. И прошу тебя, не мешай мне. Ты закрыл свои двери, но не смей закрывать мои. А ровнять меня с грязью, к которой ты привык, не вздумай. Не всё кругом предательство и зло. Жаль, что ты не понимаешь этого.

Настойчиво отбросила его ладонь от дверей в сторону и поспешила уйти. Была бы счастлива, если бы остановил? Безусловно. Мне хотелось, чтобы поймал, вернул, переубедил, обнял и упокоил в своих руках. Хнык! Тишина и пути к отступлению свободны. Разочарование, тоска и горькие выводы. Поставила не на ту лошадку. Что ж ущерб терпим, потому просто существуем дальше. Как-нибудь…

ГЕРМАН

Прошло две недели после столь яркой и откровенной беседы с Викой. Она, похоже, влюбилась, но я боялся и не мог дать ей того же. Словно прыжок с высоты в омут адреналина, драйва и счастья. Снова. Мне было проще жить в своих страхах и выводах дальше, чем вновь отдаться чему-то новому и неизведанному. Трус! И Тоха был прав.

Лика продолжала приходить в мой дом через день и я впускал, потому что уже умел её контролировать. Она — теперь моя раба, тряпка и провинившаяся дрянь. Я не уважал её, не уважал себя — только этот расклад был мне подвластен. Ощущение защищённость, но не удовлетворения. Никак не оно!

Тайно наблюдал, как Вика и Савва общаются. Он помогает ей, поддерживает, защищает. Смотрит, как на свою богиню. Блядь, я бы тоже мог и получше тебя! Но я давно стал атеистом. Домой девушка уходила всегда одна и целующимися больше их не видел.

Былого разговора завязать с ней больше не мог, так как тупо, кроме хилого "привет" в голову ничего не поступало. Я скучал по ней. Тосковал по улыбке, по глазам ласкающим мой лик, по румянцу на её щеках, когда позволял себе лишнее. И с каждым днем всё сильней вяз в омуте.

Антон часто при встрече крыл меня трехэтажным матом и призывал перестать страдать хернёй. Я понимал, что друг прав, но для меня всё было подобно клаустрофобии. Страх замкнутости. Круговорот из любви, боли и предательства.

Дома был в жутком настоящем, а на работе в мечте вновь увидеть Вику, услышать её голос и почувствовать аромат. Судорога сводила руки и ноги каждый раз, как представлял, что обнимаю её.

Сегодня тоже нужно пережить. Двадцать третье июля — день рождения моего братца. Собрана вся элита нашего города и посрамиться никак нельзя. Дядя Паша носился, как ужаленный, моля меня и Вику об идеальности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это моё лицо, Гер, — охал старик. — Викуль, чтоб комар носа не подточил.

— У нас всё идёт по плану, Павел Леонидович, — уверенно заверила девушка. — Конструкция собрана, торт оформляется. Ждём танцовщицу.

— Стриптизёршу, — поправил я.

— Гера, а ты уверен? — дядя Паша недоверчиво смотрел на меня. — Сам же знаешь, гости элитные. Стриптизёрша на светском рауте — слишком странно.

— Это вопрос не ко мне, а к организатору вечера, — пожал я плечами. — Запрос поступил, и мы с Викой выполнили.

— Ну, ладно. Не лезу — вам видней, — и дядя Паша засеменил к себе.

Девушка тоже направилась в кондитерский цех.

— Вик! — окликнул зачем-то. Обернулась. "Ты очень красивая сегодня" — игра моего мозга, но в ответ: — Я сообщу тебе, когда танцовщица появится.

— Спасибо, — горделивый кивок, но зелёно-карий взор пробрал до кости.

Что сделать, чтобы эти выкрутасы прекратились? Прямо бесит!

План изначально прост. День рождение братца. Его коллеги и партнёры. Вся светская элитная рать, которой так гордится моя семейка. Спесь, ханжество и кичительство именем и богатством. Мне хотелось внести немного позора и грязи в их мирок. Шокировать и оставить в нокауте. Стриптиз под конец торжества — лучшая затея. Но разве я мог знать, что всё, как обычно, пойдёт наперекосяк?!