Тортоделка. Истинный шедевр

39. Разговор

ВИКА

Открыв глаза, не сразу сообразила, что произошло. Обеспокоенные лица мужчин и Тани. Начала вставать, но Миша не позволил:

— Лежи. Ты головой ударилась.

Только сейчас заметила ветошь на лбу, и отняв, обнаружила кровь. Усиленно начала вспоминать, что меня свалило. Да, точно, документы, которые валяются рядом. Потянула к ним руку.

— Потом, милая, — Таня с грустью отодвинула их от меня подальше.

— Может лучше, её в больницу отвезти? — предложил, волнуясь, Антон. — Вдруг сотрясение?

— Да, — поддержала Таня и Миша, кажется так же был солидарен.

— Не надо. Я в порядке, — отмахнулась. — Помогите подняться лучше.

— Ладно, только осторожно и не торопись. — Миша помог аккуратно встать на ноги и потом сразу же перенаправил меня на стул. — Не тошнит? Голова не кружится?

— Нет. Только место ушиба болит, — прислушавшись к себе, буркнула я. — Тань, дай документы.

— Может, потом? — посмотрела с сочувствием.

— Что за документы? — сдвинул брови Миша.

— Герман подал на развод, — горько усмехнулась.

— Викуль, ну мы же ожидали подобное от него, — подруга приобняла меня. — Пожалуйста, не переживай так.

— Меня сейчас больше волнует судьба кондитерской. Дайте мне уже эти чёртовы документы.

— Он оставляет её тебе, — Антон слегка улыбнулся. — Но так как часть документов числится на нём, вам нужно переоформить их. Дом, увы, полностью принадлежит твоему мужу. Он купил его ещё до вашей свадьбы.

— Пусть берёт. Мне больше ничего от него не нужно, — бросила хмуро, но в душе всё же благодарила супруга за то, что всё-таки оставил заведение мне.

— Это не всё. Он выделил определенную сумму в месяц на твоё содержание.

— А вот этого не нужно. Я и сама справлюсь. Ещё чего доброго предъявит потом. Нет.

— Вик, убавь гордость, — улыбнулась Таня. — Это нормальные условия при разводе. Я бы сказала довольно неплохие. Всё же мужик в нём где-то ещё есть.

— Эти условия он предлагает для мирного урегулирования бракоразводного процесса, — кивнул Антон. — Если ты не согласна, то должна подать исковое заявление в суд.

— А если согласна? — стало отчего-то горько и грустно.

— То подписываешь и возвращаешь всё супругу. Позже твой набор документов и свидетельство о разводе придёт так же с курьером.

— Как всё просто, — склонила удручённо голову. — Сплошная забота.

Теперь захотелось выгнать всех отсюда и отдаться дурным выводам. Гера конечно же всё продумал и сделал так, чтобы я быстренько подписала документы без волокиты и лишних встреч. Как легко перечеркнуть прошлое парой подписей и печатью в паспорте! Просто раз и всё самое светлое и прекрасное, словно было не с нами, а в другой параллельной реальности. Боль не от развода, а оттого, как лихо и просто любовь всей моей жизни навсегда прощается со мной, подобно щелчку пальцев.

— Миш, отвези меня домой, — устало попросила я.

— Ты подпишешь? — Антон в надежде смотрел на меня.

Да, я понимаю, что все эти привилегии мужа с подачи его друга и что адвокат очень хорошо потрудился, но взять и просто так поставить крест на своём браке тут прилюдно, не могла. Хочу смотреть на эти документы, видеть сквозь строчки жестокое лицо мужа и тихо оплакивать то, что так мужественно пыталась создать и сохранить.

— Прости, Антон, но не сейчас. Я хочу домой, — прижала бумаги к груди, поднимаясь со стула.

— Кровь вроде больше не идёт, — констатировал Миша и слегка приобнял за талию. — Давай потихоньку.

— Да, идите. Мы сами тут всё закроем, — Таня помогла Мише проводить меня до выхода. — Позвони мне потом.

— Хорошо, — кивнула, слегка опираясь на Михаила…

Увидев с порога подбитую дочь, мама ахнула:

— Что случилось? — женщина сразу же приняла меня из рук Миши и повела в комнату.

— Нервное истощение, — вяло улыбнулась. — Вот и шлёпнулась, правда неудачно.

— Антонина Григорьевна, пронаблюдайте за ней, — увещевал, тем временем, мой уже личный врач. — Если будет дезориентация, провалы в памяти, рвота или тошнота, то прямиком в больницу.

— Со мной всё в порядке. Не волнуйтесь вы так, — тайно мечтала их выпроводить и упиться личными переживаниями.

— Ладно. Отдыхай. Завтра позвоню тебе, — мужчина погладил по плечу и отступил к выходу.

— Спасибо вам, — мать благодарно смотрела на него.

— Не за что. Пока, Вик — махнул рукой, и ушёл из моей комнаты в сопровождении матери.

Кинула взгляд на чёртов пакет с документами. В них, словно моё сердце, на котором я обязана поставить жирный крест.

Как вообще это произошло? Неужели, он так сильно винит меня в смерти своего отца? Да, виновата, но не со зла же. За что так со мной? Ему легче переносить утрату, если обвинит меня во всех смертных грехах? К счастью, весь негатив проходит от меня окольно, — спасибо друзьям — и я понимала, что многое от меня скрывается. Не возражала, так как почти полностью была уверена, что это связано с Ликой. Герман способен на зло мне сойтись с бывшей. Не могла поверить, что желание досадить сильнее собственной неприязни к человеку?

Нет, не думай об этом. Может это всё правильно. С самого начала были препятствия в наших отношениях, которые не прекращались. Возможно, сама судьба тыкает нас носом в то, что мы не можем быть вместе. Пора понять и смириться. Я хочу смириться! Но был бы ещё способ отключить сердце, устранить из себя тоску о любимом человеке, о моём несдержанном, сумасшедшем, сердитом, но очень нежном и ранимом добермане. В душе дёрнулась порванная струна, и я в очередной раз дала волю слезам, так и уснув в тяжёлых думах.

Утром встать оказалось сложно. Голова гудела то ли от рабочей травмы, то ли от ночных слёз.

— Ты проснулась? — в комнату просунула голову мама и, обнаружив меня бодрствующей, вошла, неся в руках поднос с завтраком. — Решила принести в постель, — заботливо поставила рядом.

— Спасибо, мам. Не надо было. Я бы и на кухне позавтракала.

— Мне хочется за тобой поухаживать, — мягко улыбнулась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ответила ей тем же. Кажется, родительница решила наверстать все потерянные нами годы.

— Ладно, — взялась за блюдо.

К сожалению, сегодня его вид и запах не внушали мне энтузиазма. В желудке скрутило. Аппетит даже не думал пробуждаться. Заставила себя съесть кусок. Второй. Не лезет.

— Ты же любишь скрамбл с авокадо, — мама растерянно смотрела на меня.

— Да, люблю, — кивнула, чувствуя, что завтрак сейчас пойдёт обратно. Боже…

Зажала рот рукой и устремилась в туалет. Парой двойкой позывов опустошила и без того пустой желудок.

— Рвота? — мама обеспокоенно окинула меня колючим взглядом. — Миша предупреждал… Поехали в больницу.

Я же прислушивалась к себе. Может всё же дело не в этом? Мимолётная догадка улыбкой тронула губы.

— Мам, со всеми этими кошмарами я совсем забыла о себе.

Умывшись, вернулась в комнату и открыла календарь на телефоне. Отсчитав дни от последней пометки, поняла, что задержка, причём приличная.

Сердце бешено застучало в предположениях. Неужели это случилось?! Господи, но почему именно тогда, когда всё развалилось?

Обняла живот и ласково зашептала:

— Ты — мой. Только, прошу, сбудься. Умоляю. Я никому тебя не отдам, родной.

Счастье стучало в висках от предвкушения будущего материнства.

Взлетела на седьмое небо, когда беременность подтвердил врач-гинеколог — шесть недель. Однако, набор моих противопоказаний тут же определил нашу персону в группу риска рожениц. Кварты крови, всевозможные анализы, витамины и прочие препараты. Никакого стресса, переживаний и перемен климата. Постоянный контроль за давлением и диета. Перенагрузки запрещены, никаких высоких подъемов по лестнице. В общем, полный покой: не думай, не дыши, не ешь и не двигайся. Капец! Но ради будущего малыша я согласна на всё.

Друзья несказанно радовались за меня. Я же категорически запретила им сообщать эту новость отцу ребёнка. Нет, это не гордость и не желание досадить в ответ. Я просто опасалась лишнего негатива со стороны бывшего мужа, новых стрессовых ситуаций, которые на данном этапе очень вредны для плода.

Плюс ко всему в голове ещё жила корыстная беременность Лики, её унизительное поведение и гадкие уловки вернуть себе Германа. Мне очень не хотелось стать похожей на неё. Я была почти уверена — муж решит, что это попытка его вернуть. Ну уж нет!

— Герман хотел вашего ребёнка, — Антон совестливо смотрел на меня. — Может эта новость наконец вправит ему мозги?! Подумай, Вик! Ведь он полюбил тебя.

— Его любовь — это жестокость. Чем сильней чувства, тем страшней ненависть. Лика могла выдержать эту атаку, я — не смогу. Чем дальше мы будем друг от друга, тем лучше для малыша. Ты знаешь, у меня нет здоровья, и риск выкидыша довольно велик.

— А потом? Когда опасность снизится, — мужчина расстроенно смотрел на меня.

— Потом? Думаю, да. Он имеет право знать и, надеюсь, к этому времени Гера наладит свою жизнь и не будет причинять нам боль. Пойми, я делаю это только во благо будущего малыша.

Антон понуро кивнул соглашаясь. Однако, от зоркого глаза Ларисы Игоревны, выносившей троих детей, скрыть своё положение мне не удалось. Спустя две недели измученная токсикозом и диетами я предстала перед её взором прямо в больнице и с перинатальной картой в руках. Зараза!

Успокоила свекровь с трудом, умоляя не сообщать сыну.

— Я возьму Германа на себя. Главное, ребёнок, Вика! Тебе необходим должный уход, деньги на содержание. Ты не должна работать.

— Я под наблюдением, не беспокойтесь, Лариса Игоревна. Уверяю, всё хорошо.

— В кого вы оба такие упрямые? Что Гера, что ты, — заметила на её глазах блеск слезинок, не выдержала и обняла женщину.

— Это всё ради вашего внука. Вы тоже его бабушка, и я никогда не отниму у вас это право.

На конфиденциальность данной информации отныне больше не могла надеяться. Лариса Игоревна не тот человек, что способен хранить тайны, не со зла, но в силу своего характера. Мне оставалось только верить, что это произойдёт как можно позже.

Сегодня чувствовала себя не очень, — слегка тянуло низ живота — но предстоял крупный свадебный заказ: торт, фуршет и кэнди-бар. Оставить ребят одних не просто не могла, но знала, что перенервничаю гораздо больше, если останусь дома. К счастью, невеста оказалась не вредной, и всё прошло как по маслу. Свой первый крупный заказ решили отпраздновать с ребятами после закрытия кондитерской. Повара, баристы, официанты и клининг — все были приглашены. Без Антона и Михаила, само собой, не обошлось.

Миша, узнав о моей беременности, слегка поник, но отреагировал истинно по-дружески и достойно.

Посиделка увлекала весельем. Антон с Саввой только и делали, что развлекали коллег, но разгар общения ушёл в минор, когда закрытые двери заведения открыл ключ моего бывшего мужа.

Герман стоял посреди зала и смотрел на меня. Сердце ёкнуло и полетело вниз. Как же долго я его не видела. Изморось прошлась по спине. Искала варианты для столь позднего визита, хотя чутьё подсказывало откуда дует ветер.

Он изменился: сильно похудел, недельная щетина атаковала поверхность подбородка и щёк, вместо модной стрижки взъерошенные и сильно отросшие волосы, одежда без былого стиля и лоска, потасканная. Герман больше не был тем элитным, самовлюбленным и идеальным самцом, которого встретила когда-то на своём пути и полюбила.

— Я могу с тобой поговорить? — обратился ко мне, игнорируя присутствующих.

В образовавшейся тишине казалось, что сердце ухает на всю кондитерскую. О чём нам говорить?! Всё давно решено им и разводу дан ход, документы я подписала.

— Вика? — присутствующие мужчины ждали только моего решения, и я знала, если скажу Герману нет, то его выставят за дверь без зазрения совести.

— Я просто хочу поговорить со своей женой, — оглядел он бывших коллег, которые притихли. — Вика… Пожалуйста.

Сглотнула, еле заметно кивнув. Встала изо стола и указала мужчине вглубь цехов. Герман гордо проследовал в указанном направлении.

— Вика, это плохая идея, — тут же ко мне подлетели Таня и Савва.

— Всё нормально. Вы же все тут. Я позову, если что, — шепнула неуверенно в ответ.

Оказавшись с супругом в цехе тет-а-тет ждала начала его слов.

— Кондитерская выросла, — проронил мужчина, рассматривая оборудование и расклеенные на стенах таблички с ТТК блюд и десертов.

— Спасибо, — обняв невольно живот руками, разглядывала его. — И я безмерно благодарна тебе, что оставил заведение мне… Правда.

— Кондитерская была подарком на нашу свадьбу. Я не имел права её забирать, — произнес с достоинством и умолк, разглядывая "Термомикс". Выдох, и возвращает на меня взор. — Взамен хочу, чтобы ты сейчас правильно поняла меня.

Слегка повела головой и замерла в ожидании. Видела, что ему тяжело говорить дальнейшее. Он, словно до конца не продумал свою речь, но обязан произнести.

— Вика, я прошу тебя сделать аборт, — выпалил, как из пулемёта, расстреляв во мне всё верующее и человечное. В небывалом шоке раскрыла рот, уставившись на него.

— Что… Что ты такое говоришь? — и снова проклятое сердце в агонии верило, что ослышалось.

— Вика, второй раз на те же грабли. Я теперь с Ликой. Ты же мудрая женщина, пойми…

— Ты не просил Лику делать аборт, — прорезала его мерзкою субстанцию убийственным взглядом.

— И мы хапнули из-за этого немало, — парировал, сделав ко мне шажок. — Это лучше для всех нас…

— Нет! — резко рявкнула я, отчего в животе кольнуло. — Лучше только ТЕБЕ!

— Да, мне! — его лицо презрительно скривилось. — А чего ты хочешь?! Алименты? Дополнительное содержание?

— Подавись своими деньгами, скотина, — тихо процедила в гневе.

Смотрит так, словно видит впервые и не знает, что говорить дальше.

— Вика, ты и сама понимаешь, что твоё здоровье слабое. Ребёнок будет на грани. ДЦП, аутизм, дауны и прочие исходящие. Ты хочешь рожать больного? Растить одной? Это тяжело! Подумай. Я оплачу все расходы. Даже последующее лечение…

— Засунь себе в задницу эти деньги, — прошипела, уловив боль в животе слева ещё явней. В голове пульсировало от гнева.

— Да, конечно. Ты сейчас думаешь, что я последняя мразь…

— А не так?! — язвительно прищурилась.

Герман замер, рассматривая меня и, кажется, наконец понял, что всё впустую. От досады мужчину понесло:

— А чего ты ждёшь от меня?! Посещения отпрыска по выходным дням? Вождение в секции и нравоучения, как делать не стоит? Или, как Лика, думаешь, что вернусь к тебе и буду жить с тобой дальше?

— Ты серьёзно?! — больше слушать этот садизм над своей душой не смогла и, схватив первое попавшееся в руку, швырнула в него — им оказался ролик для пиццы. — Серьёзно?!

— Э, легче! — пробубнил недовольно, едва увернувшись.

— Вернуть тебя?! — вслед полетел бокс с чем-то сыпучим.

В животе вновь угрожающе свело, но обида и внезапно возросшая в десять раз ненависть к этому человеку, просто не давали мыслить во благо малыша.

— Вернуть?! Да чтоб ты сдох со своей Ликой! Ненавижу тебя, сука!

Почти взревела и кидалась в него без разбора всем, что попадалось под руку: диспенсеры, контейнера, сотейники. Что-то летело мимо, а что-то попадало в цель.

— Вернуть тебя обратно? Для чего? Чтобы снова втаптывал в грязь?! Снова унижения, боль и страх?! Вечный страх не угодить тебе?!

Бокс с силиконовыми ковриками погиб от удара об стену.

— Да уймись ты, бешеная! — Гера предпринял попытку подступить ко мне, чтобы обезвредить, но я мощно заехала ему кулаком в лицо, в грудь и плечо. Отстранился, прикрываясь руками и в шоке глядя на меня.

— Да живи ты со своей ненаглядной шалавой. Сосись с ней хоть до посинения! Это только МОЙ ребёнок! И ты, скотина, никогда не станешь ему отцом, понял?! — выплёвывала все эти фразы, невольно прогибаясь в животе. Боль от унижения и обиды туманила все тревожные признаки. — Убирайся ты уже из моей жизни! Оставь нас в покое!

— Вика? Тебе плохо? — лицо бывшего мужа исказили испуг и беспокойство. Попробовал вновь подступить, но заработал очередную оплеуху.

Эмоции выбились из тела, оставив только жуткую боль в животе. Застонала, согнувшись в три погибели.

— Где больно, Вик? — вновь его попытка помочь.

Нет!

— Убери руки от меня! Пошёл на хер, придурок! — задыхаясь, отшатнулась.

Низ живота, словно налился свинцом. Малыш! Паника охватила сознание и закричала не своим голосом:

— Помогите!

Боль в животе пятнами темноты начала застилать глаза. Испуг взял верх, пока я отчаянно звала на помощь.

Руки Миши подхватили сзади. Антон и Савва отодвинули не на шутку перепуганного Германа к стене. Муж сразу же попытался отпихнуть их от себя, смотря на меня расширенными от страха глазами.

— Вика, где тебе больно? — Михаил пытался оценить моё состояние.

Схваткообразные спазмы в животе не давали мыслить от боли. Что это?

— Ребёнок… Боже! Отвези меня скорей в больницу, — в панике заплакала. — Помоги, Миша…

— Что с ней?! — слышала эхом требовательный голос Германа. — Ребёнок?! Что-то с ребёнком?! Да отвалите вы! Грабли убери!

Миша с Таней быстро погрузили меня в машину и повезли в больницу.

На заднем сиденье, обняв живот руками, молила Бога сохранить малыша. Сейчас я всей душой возненавидела отца своего ребёнка ровно настолько насколько когда-то по глупости полюбила.

Он пожелал ему смерти! Решил избавиться… Такое я никогда тебе не прощу, Герман! Никогда!