Тридцать ночей

Глава 16

Только ради любви

Когда мы завершили обед, Айден вынес коробку, обёрнутую бумагой лилового цвета. Цвета моих глаз. Из-за того, то на ней не было бантиков, и она была аккуратно перевязана лентой, которая явно соответствовала военной организации его дома, у меня сложилось впечатление, что упаковывал он всё сам.

— Счастливого окончания обучения, Элиза, — сказал он, приподняв одну бровь. Я никогда такого не забуду.

Трясущимися руками, аккуратно, дабы не разорвать бумагу, которой он касался, я начала разворачивать коробку. Поминутно он переминался с ноги на ногу, при этом выглядя без малого взволнованным. Такая нормальная реакция заставила меня улыбнуться, и я заглянула под бумагу. То, что я увидела, ошеломило меня. Там оказалась пара совершенно новых кедов, абсолютно идентичных моим, но мои кеды, по сути, были уже убитыми. На каждом заднике новой пары, сдержанно, тон в тон, была нанесена нашивка, на которой я прочитала:

Элиза С. Сноу

"Она идёт во всей красе".

Мой вздох громким свистом рассёк воздух. Это была строка из самого трогательного стихотворения Байрона, обожествляющего женщину на расстоянии. Недосягаемая, но всё же своя, во всех отношениях. А также потрясающая игра слов, так как обувь предназначена для хождения. Мне потребовалось несколько попыток, чтобы обрести голос.

— Стихотворение Байрона имеет особое для тебя значение? – прошептала я: шепот — самое уместное сейчас. Любой другой выше этого звук мог бы испортить момент.

— Да.

— Почему?

Он покачал головой.

— Эмбарго.

— Есть ли причина, почему ты выбрал его для меня?

Он улыбнулся и провёл кончиком одного пальца по моей щеке. Ласка была нарочито нежной — словно если бы он прикасался к миражу — из-за чего мне показалось, что это касание несёт в себе ответ на мой вопрос.

— Каждая строка в этом стихотворении напоминает мне о тебе, — его большой палец проследил линию моего подбородка и скользнул поверх моих губ.

Как и раньше, моё тело мгновенно отреагировало. Сердце заколотилось у меня в горле, кровь прилила к низу моего живота. Он одарил нежными поцелуями мой подбородок и щёку, поцелуи были сродни порханию крыльев бабочки.

Его шрам так близко. Действительно близко. Мне хотелось поцеловать его, но я не знала, как он получил его, поэтому лишь слегка на него подула. Он улыбнулся, но отпрянул.

— Спасибо за обувь и за стихотворение. Я буду носить их очень бережно.

Он усмехнулся.

— Может быть, мне стоит организовать похороны твоим старым кедам?

— Нет, полагаю, они достойны музея. Или, по крайней мере, стать эталоном Гиннесса.

— В таком случае, я рад за твой второй подарок, — сказал он, вынимая из коробки камеру "Никон", которая на вид была профессиональной. — Похоже, твоя старая камера готова к выходу на пенсию.

Я улыбнулась, борясь с образовавшимся в горле комом. Иронию подобно этой оставлю на волю судьбы. Айден подарил мне способ сохранить всё, что я потеряю.

Его большой палец коснулся моего подбородка.

— Всё в порядке?

— Ты не смог бы сделать мне лучший подарок.

Он улыбнулся, словно испытал облегчение.

— Даже телескоп "Хаббл²⁹" не был бы им?

— Даже это.

— Тогда я отменю свой заказ. Ну, а теперь ты готова к написанию картины? — спросил он, волнение сквозило в его голосе.

Проклятье, время пришло. Я тотчас испытала недомогание как лосось, плывущий вверх по течению.

— Умм… могу ли я сначала ещё выпить?

Он улыбнулся.

— Требуется немного нейромедиаторной подпитки, вызываемой этиловым спиртом?

Я лихорадочно кивнула, покраснев с головы до пят.

— Ладно, нейромедиаторная подпитка уже на подходе.

Он наполнил мне бокал, и я осушила его за считанные секунды, не потрудившись при этом выглядеть как леди.

Впервые я услышала его беззаботный смех. Звук его смеха отражался в том самом тёплом местечке, которое он разжёг внутри моей груди.

— Ещё?

— Да, пожалуй. Не помешает.

На этот раз он наполнил бокал лишь наполовину. Я жадно выпила вино.

— Хорошо, достаточно. Мне не нужен ещё один урок о дихтономических ключах, прошлый урок заставил меня бодрствовать всю ночь.

Он с трудом вырвал бокал из моих пальцев.

Полагаю, я заслужила это. Мне хотелось попросить его провести, бодрствуя всю ночь напролет — желательно, вместе со мной — но я не была уверена, что моя нервная система выдержит это. Водород, 1.008. Гелий… Ох, чёрт побери, у меня нет времени даже на всю плитку шоколада целиком. Прекрасно, у меня есть резерв. Я тут же вытащила шоколадки "Бачи" из моей сумочки.

Он взглянул на них и усмехнулся.

— Небольшой запас на случай чрезвычайной ситуации?

Я кивнула и съела остатки яблочных долек, затем выпила немного воды. Наслаждаться подобным образом шоколадом научила меня моя мама.

— Что ты делаешь? — спросил Айден, в замешательстве смотря на последнюю дольку яблока.

— Ох, прости. Я так ем шоколад. Не хочешь попробовать?

Как утверждали Хавьер и Реаган всем с кем они общались: я не делюсь шоколадом с лёгкостью. Но Айдену я всегда подам руку помощи, не говоря уже о моей последней плитке шоколада.

Он улыбнулся.

— Конечно. Но причём здесь яблоки? Я никогда раньше о таком не слышал.

— Они очищают вкусовые рецепторы.

— А вода?

— Очищает рецепторы после очистки.

— Как много очистки.

— Да, но оно того стоит.

Айден снова усмехнулся, съел последнюю дольку яблока, затем выпил немного воды. Развернул плитку "Бачи" и кинул её в рот. Зная какой эффект оказывает на меня его рот, я заняла себя чтением записки, которая была внутри моего "Бачи".

— Хмм, теперь я могу понять, что такого особенного в этом. Это достаточно вкусно, — он облизал губы.

— Да, но шоколад "Бачи" подразумевается читать, чтобы достичь полного эффекта, — выпалила я, не подумав.

Он посмотрел на меня так, словно решил, что должен был построить палату, обитую войлоком, а не студию для написания картины.

— Читать? Как можно прочитать шоколад?

— Ну, в шоколаде "Бачи" спрятаны небольшие, имеющие отношение к любви высказывания внутри каждой упаковки. К тому же, само слово "бачи" означает поцелуй по-итальянски.

— Должен ли я добавить "в кровати" к высказыванию, как они делают это с печеньем с предсказаниями? — он выглядел таким греховным, его идеальная бровь надменно изогнулась.

Я покраснела.

— Я так не думаю. Это... разрушит поэтику, — пробормотала я, но всё о чём я только могла думать, так это об Айдене, произносящим "в кровати".

— Ну, давай посмотрим, что судьба мне уготовила.

Он выудил записку из серебристой обертки. Я затаила дыхание.

— Любите меня ради самой любви, — медленно прочитал он.

Глубокая складка пролегла меж его бровей. Он выглядел так, словно быстрее склонялся к тому, чтобы быть наказанным, нежели любимым ради самой любви.

— Элизабет Браунинг умела писать. Но не волнуйся, это не означает, что предсказание настигнет тебя.

Я решила свести всё на шутку, но внутри я была потрясена. Я никогда ещё не видела такой интуитивной реакции, направленной против любви. Как будто он считал, что она не является частью его мира.

Он всматривался в меня.

— Понятно. Что сказано в твоём?

— 'Если ты подаришь мне все поцелуи мира, их всё равно будет слишком мало'. Иносказание Секста Проперция³⁰.

— Твоё звучит веселее, — он улыбнулся, но его глаза остались непроницаемыми. Затем он взял меня за руку: — Пойдём.

Я встала, удивившись, что мои колени держат меня. Мы направились по коридору, вдоль полностью стеклянной стены; наша поступь по отполированному паркетному полу вторила нам. У самого потолка была установлена звуковая система; Нил Даймонд³¹ напевал о девушке, которой предстояло стать женщиной. Мы прошли мимо шести открытых дверей и остановились перед одной, которая была немного приоткрыта. Он открыл дверь и отошёл в сторону, пропуская меня вперёд. Я вошла в комнату, чувствуя, что вхожу в дом с привидениями и вместе с тем в сновидение.

Его спальня.

Всё здесь было серых и кремовых оттенков, но моё внимание было приковано к стенам. На стенах висели мои картины. Все они, расположились в одну линию на стене, обращённой к его кровати. Та, на которой была изображена моя шея, была первой, затем шли моё плечо, моя талия и, наконец, моя нога. Будто бы он каждый раз заново раздевал меня. Низ моего живота резко свело от этой мысли.

— В твоей спальне? Не тут я ожидала их увидеть, — сказала я, попытавшись проконтролировать свою реакцию, но потерпев неудачу, покраснела.

— А где ты ожидала их увидеть?

— Если быть честной, то не знаю. Но не здесь.

— Ну, мой кабинет кажется не особо уместным, — он усмехнулся, качая головой, как будто действительно рассматривал такой вариант.

Мой взгляд метнулся на огромную кремового цвета кровать. На ней лежала белая рубашка и пара трусиков. Я подошла и осторожно взяла трусики в руки. Мгновенно меня накрыло чувство облегчения. Не стринги. Это были шёлковые трусики-бикини, цвета моей кожи, с кружевом лишь по бокам. Я практически запрыгнула на него в знак благодарности, но это вовсе не помогло бы мне.

— Успокоило? — спросил он, забавляясь.

— Да, очень. Я представляла, что всё будет намного хуже.

— Хуже? Хмм, я бы использовал термин "лучше". Поверь мне, я довел себя до сумасшествия, думая о вариантах, — он погладил мою нижнюю губу. Её прожгло от этого прикосновения: — Я позволю тебе приготовиться. Не лучшая идея мне оставаться здесь, — он подмигнул и ленивой походкой вышел из своей спальни.

Как только за ним закрылась дверь, я осела на пол. Дыши глубоко, дыши глубоко. Водород, 1,008. Гелий, 4,003. Литий 6,94... Ох, Иза, не будь таким ребёнком. Это просто рубашка. Я поднялась, вино придало мне немного сил, взяла рубашку с трусиками, и пошла в сторону, как мне показалось, его ванной комнаты. Снова ярко вспыхнул свет. Ванная комната была впечатляющей, как и все остальное в доме, но мне не хватило присутствия духа, чтобы тщательно осмотреться. Я повернулась спиной к зеркалу, боясь, что сорвусь.

Я надела трусики, игнорируя то, как они ощущались на моей чувствительной коже. Мой шаткий, но быстрый пульс отбивал ритм между моими бёдрами прямо по изысканному шёлку. Я взяла его рубашку и испытала порыв понюхать её. Запах сандала и самого Айдена. Как только я вдохнула его аромат, я осознала, что он уже надевал эту рубашку, возможно даже сегодня, вероятно, для того, чтобы пометить то, что принадлежит ему. Эта мысль без малого заставила меня забиться в конвульсиях, но также как, ни странно, придала мне немного мужества. Может быть, он понимал, что я буду нервничать, но буду не в силах устоять от того, чтобы не надеть её, зная, что она была на нём. Я надела рубашку, и его аромат заклеймил мою кожу.

Я выглядела вовсе не как те длинноногие блондинки в мужских рубашках, которые, как создавалось впечатление, были созданы на заказ для них. Нет, я выглядела как неотёсанный подросток, одетый в чересчур большую рубашку. Её край достигал середины моих бёдер, а рукава опускались ниже кончиков пальцев, практически доходя до коленей. Остальная часть висела мешком, но, по крайней мере, этого было вполне достаточно для того, чтобы прикрыть грудь. Ткань немного просвечивалась, привлекая внимание к моим соскам, но у меня не было представления, что с этим можно было сделать. Может быть, наложить на них пластырь? Проклятье, и почему я с собой не прихватила пластырь? Я начала искать его под двумя раковинами, отметив, что одна из них выглядит так, будто ей никогда не пользовались. Никакого пластыря. Нет даже ленты. Ох, чёрт побери! Я услышала стук в дверь и практически опустилась на пол.

— Элиза, я могу войти?

— Умм… ах… минутку, — мой голос в очередной раз прозвучал на частоте, которую могут слышать только летучие мыши.

Я сложила свою одежду, пригладив руками, расправила перед его рубашки, сделала глубокий вдох и открыла дверь.

Он осмотрел меня с макушки до кончиков пальцев на ногах, которые подогнулись от его взгляда. Ох, ладно, может быть ему не понравится мой вид и он положит конец этому безумию. Но его глаза горели огнём. Он взял меня за руку и повёл назад в спальню, ни на секунду не отводя от меня взгляда. Я, наверное, преодолела стадию бабочки и теперь находилась на территории "змея-и-заклинатель-змей". Он остановился в футе от кровати, его тело находилось в нескольких дюймах от моего тела.

Его пронзительный взгляд заставил меня испытать неловкость, поэтому я нарушила воцарившуюся тишину:

— Умм, хочешь ли ты, чтобы я нанесла макияж? Но должна предупредить тебя, я крайне плохо умею это делать, — мой голос прозвучал с придыханием.

Он наклонился ко мне, приблизив рот к моему уху.

— Никакого макияжа, — прошептал он, и его губы порхнули от мочки моего уха, вдоль моей челюсти, подбородка и вернулись назад.

Он повторил этот маршрут три раза. Я и не подумала успокоить своё шумное дыхание. Он отпрянул назад, и хотя его отстранённость была более знакомым ощущением, нежели его близость, я почувствовала себя потерянной.

— Не потому, что не хочу, — сказал он, словно почувствовал мои сомнения. — Если это не очевидно, Элиза, я весь горю.

Он обхватил рукой мою шею и притянул меня ближе к себе. Его эрекция властно прижалась ко мне. Ох! Насколько наглядная демонстрация.

— А ведь, в свете того факта, что в любую минуту здесь появится твой друг, я должен ограничиться лишь поцелуями.

Он улыбнулся и начал закатывать рукава моей рубашки. Каждый раз, когда кончики его пальцев слегка касались моей кожи, моё сердце начинало стучать так громко, что я боялась, как бы он не услышал.

Закатав рукава рубашки, он отступил назад и пристально посмотрел на меня. Я была уверена, что выглядела нелепо.

— Почему ты выбрал рубашку для картины? — задала вопрос я, дабы отвлечь себя.

— Серия называется "La Virgen". Я не знаю, соответствует ли название действительности, но мне кажется, что завершение серии должно нести посыл как об освобождении, так и о принадлежности. Ты так не считаешь?

— Ты имеешь в виду принадлежности тебе?

Его глаза стали неистово-синими и тектонические плиты, которые я впервые разглядела в "Парадоксе", скрылись с поля зрения – равно как и отрешённый взгляд.

— Как минимум на картинах, — сказал он мгновение спустя

Он взял меня за руку и, выйдя из его спальни, мы направились по ещё более просторным коридорам. Наконец, мы достигли арочного дверного проёма, из которого струился яркий свет.

— После тебя, — сказал он, но прозвучало это так, будто подразумевал "для тебя".

Я в трансе шагнула внутрь.

Моя первая мысль была о том, что освещение здесь не потускнело.

Моя вторая мысль... умиротворение.

Две необъятные стеклянные стены, задрапированные абсолютно белыми портьерами, собранными по сторонам, обрамляли комнату. По ту сторону стекла девственный луг откосно опускался до непроходимого леса. Небесный свет лился внутрь, окутывая комнату едва ли не сакральной атмосферой. Пол был выложен выбеленным деревом, а в самом центре, где все лучи света соединялись в земную северную звезду, стояли шезлонг и кресло, идентичные тем, что были в спальне Айдена. Остальная часть комнаты была окрашена в тёплые белые тона, подобно сказочной версии чистого листа.

— Мебель такая же, как и в твоей спальне? — приглушённым голосом спросила я, боясь осквернить непорочность комнаты.

— Да, — голос Айдена был таким же тихим.

— Почему не в настоящей спальне?

— Потому что она не для присутствия в ней мистера Солиса. И я не был уверен, захочешь ли ты этого.

В его взгляде читалось сражение, словно если бы что-то тёмное душило слабый проблеск света, который освещал сапфировые глубины его глаз в определённый момент. Я взяла его руку обеими руками.

— Ты этого хочешь?