Тридцать ночей

Глава 27

Последнее причастие

Я полусидела, почти растянувшись, в единственном кресле в нашей гостиной комнате, в изумлении смотря на раскинувшийся передо мной беспорядок. Реаган вырубилась на диване в своей "СОХРАНЯЙ СПОКОЙСТВИЕ И ВЫХОДИ ЗА ГАРРИ" пижаме и с изумрудно-зелёной шляпкой-таблеткой на голове. Две бутылки вина, недоеденная пицца, скомканные салфетки "Клинекс" и грязная посуда были разбросаны по всему кофейному столику. Лана Дель Рей тихо напевала на заднем плане — "Вот Что Делает Нас Девушками". На полу лежала кустарно-сделанная из старых носков, руками Реаган, кукла вуду. Имя "Айден Хейл" и литания слов, которые варьировали от "бог секса" до "придурок-извращенец" были написаны чёрным маркером вдоль её тела. И вот, несмотря на то, что было ещё только 20:00 вечера, моя истинная опекунша вышла из строя на некоторое время, единолично опустошив две бутылки вина.

В тишине — без голоса Реаган, мурлыкающего "всё будет хорошо" или визжащего "этот злобный мудак" — все вопросы всплыли на поверхность. Крича, как будто были разъярены от того, что их игнорировали. Как я могла позволить этому случиться? Почему он изменился? А изменился ли он? Или это его истинная природа? Почему? Нуждается ли он в спасении гораздо больше, чем я? Какого чёрта я должна с этим делать? Какого чёрта я вообще должна делать относительно всего этого?

Я сжала зубы вместе и запихнула все до единого вопроса обратно. Я сконцентрировалась лишь на известном мне ответе. Я должна покончить с ним и поскорее. Если это причиняет такую боль всего на всего после двух ночей, я не могу вообразить, каково это было бы, если бы мы продолжили.

Я начала двигаться впервые за последние несколько часов. Мои колени заскрипели от неожиданного движения, но я поприветствовала это. Как минимум, эту боль я могла понять. Я доковыляла до Реаган и сняла её шляпку, откинула рыжие локоны с её лица.

— Грёбанный говнюк, — пробормотала она и снова вернулась к похрапыванию.

— Я сама виновата, — прошептала я, накидывая поверх неё любимое ею овечье одеяло.

Мои глаза метнулись к часам на стене, что они делали каждый час или около того. Не в ожидании звонка от Айдена, а возвращения Хавьера с работы. Он будет волноваться обо мне. И мои новости — мои хорошие новости — осчастливят его. В 20:05 я неторопливо вошла в кухню и набрала ему.

— Алло? — Хавьер ответил сразу же после первого гудка.

— Привет, Хавьер, это я, — мой голос был осипшим.

— Иза? Что случилось?

Я прочистила горло. Ему не надо ещё больше тревог после шестнадцати часового рабочего дня. Или вообще когда-либо.

— На самом деле, хоть раз произошло нечто правильное, — сказала я, уходя от ответа на его вопрос. — Ну, может быть. Я не хочу сглазить, — я постучала по деревянному кухонному столу, когда произнесла эти слова.

— О, да? Что? — он прозвучал так, словно улыбался в этот момент.

— Думаю, что возможно нашла способ остаться, — я тоже улыбнулась.

Наступил краткий миг молчания, и затем раздался громкий вздох удивления.

— Ни хрена себе! Как? — теперь он кричал.

Ручаюсь, он вышагивал взад и вперёд насколько это позволял ему шнур телефона, установленного в кухне.

— Я заключила сделку по продаже своей добавки, — ответила я.

На линии повисла тишина, за исключением его дыхания.

— Он собирается её купить у тебя? — Хавьер прозвучал благоговейно.

— Да.

Еще больше молчания. Затем тихий свист.

— Не могу сказать, что понимаю пижона. Но за это я буду ему по гроб жизни обязан, — сказал Хавьер.

У меня возникло неожиданное желание рвануть через весь город и обнять его. Неважно, каковы были его чувства к окружающему миру, они всегда были вторичны по отношению к счастью членов его семьи.

— Да, мы оба ему будем обязаны. Но не сглазь меня, Хавьер, пожалуйста. Юристы не могут гарантировать это и они сказали, что мне, возможно, всё ещё придётся вернуться в Англию.

Хавьер рассмеялся.

— Ладно, ладно. Разве ты не должна быть учёным-рационалистом и всё такое? — я могла расслышать, как он стучит по дереву, вероятно, по кухонным шкафам.

— Не в этом вопросе, — решительно заявила я, не найдя ничего смешного в этом, и поцарапала свои костяшки пальцев в кровь о кухонный стол.

Он снова рассмеялся, и я услышала, как он говорит с Марией. Он говорил на испанском, но после четырех лет, проведённых с ними, я понимала всё: "Мама. Это Иза. Она полагает, что нашла способ остаться". Мария пронзительно завизжала, и через несколько секунд её заглушил хор девочек. Антонио добавил баритона в эту какофонию. Они все ворвались в разговор и стали говорить одновременно:

— Иза, amorcita, счастье, счастье — (пер. с испан. языка: amorcita — дорогая)

— Ох, как? Кто? -

— Когда? -

— Приезжай к нам, linda — (пер. с испан. языка: linda — милая)

— Мама готовит карнитас⁴⁴ —

— Карнитас? Забудь о карнитас. Я пеку пирог "Трес Лечес"⁴⁵. Хавьер, езжай за ней. Дора, включи какую-нибудь музыку.

— Мам, Анамелия проснулась.

— О, это хорошо, она любит музыку.

Наконец, глубокий голос Хавьера прогремел над всеми остальными голосами, обращаясь на английском:

— Вы прекратите? Это ещё не точно. Не сглазьте её.

В унисон, я услышала ещё больше постукиваний по дереву и ещё больше смеха. Девочки начали петь песню, в которой была лишь одна строка. "Она остаётся, она остаётся, ла-ла-ла, она остаётся".

— ¡Basta! — заорал Хавьер и, в конце концов, всё стихло. Я задыхалась от их радости. (пер. с испан. языка: Basta — хватит)

— Ну, так во всём остальном всё в порядке? — Хавьер пытался говорить, как ни в чём не бывало, но я понимала, о чём на самом деле он спрашивал: "как дела с Айденом?".

Я несколько раз сглотнула. Как много ответов на этот вопрос в дихтономическом ключе?

— О, ну ты знаешь, всё как обычно. ICE выгоняет меня, богатый мужчина хочет купить моё изобретение, запас шоколада истощается, — я попыталась отшутиться, настолько убедительно, насколько могла.

— Иза, хватит пороть чушь. Что случилось? — настаивал он.

Но я не могла ему рассказать. Он явно изведёт себя, беспокоясь. Всё и так достаточно плохо. А также он может начать ненавидеть Айдена. И, так или иначе, это ещё хуже. Я снова тяжело сглотнула и дала ему другое объяснение, которое по-прежнему являлось правдой, и было безопасным для всех.

— Ты был прав с самого начала, Хавьер. Лучше не привязываться. Особенно, ввиду того, что я не знаю, останусь ли здесь или уеду.

Он не мог поспорить со мной. Но он оставался на линии, чувствуя, что я всерьёз нуждалась в этом.

— Я могу пойти с тобой завтра на работу? — спросила я.

Именно так я планировала провести свои последние дни, до того как Айден перевернул всё с ног на голову. Один день с Хавьером, один день с Реаган.

Он усмехнулся.

— Иза, дорогая, завтра я крашу дом. Я должен быть на месте в шесть утра. Тебе это не покажется весёлым. Отсыпайся. Я загляну после работы, хорошо?

— Я не против проснуться рано. В любом случае, я поднимусь. И я могу помочь с хламом во дворе.

Мы уже так делали раньше. Он иногда так усердно работал, что брал меня на работу с собой, иначе мы никогда не смогли бы увидеть друг друга.

Он вздохнул.

— Ладно, твоя взяла. Я заеду за тобой без пятнадцати шесть. Ты такая чудачка, Иза. Иди, поспи немного.

— Ура, — взвизгнула я и захлопала в ладоши.

Он рассмеялся своим глубоким гортанным смехом.

— Noches, — сказал он, но ждал, пока я первой положу трубку. Он никогда не делал этого первым. (пер. с испан. языка: Noches — спокойной ночи)

— Доброй ночи, Хавьер.

Как только я окунулась в тишину, Айден овладел всеми моими чувствами. Я всё ещё могла ощутить его запах на своей коже и почувствовать его, когда двигалась. Жжение его щетины на моей шее, остроту его укусов на моей груди, боль от его толчков между моими ногами. И пустоту от его отсутствия между моими легкими.

Водород, инстинктивно подумала я, но затем остановилась. Удивительно, но я не хотела притуплять ничего из этого. Именно поэтому, сегодня вечером, я не стала помогать Реаган в осушении бутылок с вином. Я хотела всецело осознавать полный размах урона. У моего папы была теория. Когда у меня бывал небольшой жар, он не давал мне тотчас таблетки. Он говорил: "позволь своей иммунной системе бороться с этим, это сделает тебя сильнее". Тоже происходило и сейчас. Если я смогу пережить сегодняшний вечер, значит, справлюсь с этим. Безвозвратно изменившись, но, по существу, поныне я.

Я оставила стакан воды и несколько таблеток "Адвил" для Реаган, и устало побрела в свою комнату. Я сняла мамино платье, стараясь не думать о том, как Айден сбросил его с меня прошлой ночью. Казалось, будто всё это происходило сто лет назад. Когда я расстегнула свой бюстгальтер, выпала пуговица от его рубашки и угнетающе покатилась по полу. Я догнала её уже под своим столом, подняла и положила на прикроватный столик. Но она взывала ко мне так словно "горошина-под-матрасом", поэтому я спрятала её в ящик с нижним бельём. Новые рыдания росли в моей груди, и я приняла решение: я должна смыть его с себя. Так будет более здраво, даже, несмотря на то, что мою кожу стягивало всего лишь от единственной мысли об этом, как будто она хотела немного дольше удержать его запах на себе.

Это был самый долгий душ, который я когда-либо принимала. Мочалка жалила, как и горячая вода. С каждым движением мочалки, губы Айдена, его язык, его пальцы бесследно исчезали. Когда я полностью ополоснулась, невзирая на использование черничного скраба Реаган, я не сияла. Весь свет покинул мою кожу. Я бездумно представила себе умирающего светлячка. Внезапно я испугалась. Что если я никогда не смогу начать всё с начала? Что если я никогда не отвечу взаимностью другому мужчине? Потерять это сейчас, после того, как познала каково это, будет жестоко.

Не важно, как по-научному я пыталась развеять эту теорию, страх был настолько сильным, что мои колени подогнулись, и я осела в ванную на некоторое время. Я не плакала. Это было одно из таких вызывающих онемение горе, от которого замерзают твои слёзные протоки. Я уже переживала подобное этому горе. Потребовались недели, прежде чем я смогла заплакать. Мой разум работал в холостую, что было гораздо хуже, нежели он был бы пуст. Пустота это такое место, где разум часами может быть тише воды, ниже травы. Праздность же лезет ни в свое дело. Ищет повод, чем бы заняться, образы, чтобы вызывать их, чувства, чтобы их ворошить, вопросы, чтобы их задать. Сегодня вечером я не могла позволить себе праздность. Я постаралась сконцентрироваться только на хороших вещах, пока не пошла холодная вода. Я поднялась, выключила душ и вытерла себя насухо, игнорируя то, как полотенце причиняло жгучую боль при соприкосновении с любовными укусами Айдена.

Вернувшись в комнату, я натянула свою мягкую фланелевую пижаму, выключила свет и позволила ночи овладеть мной. У меня совсем не было сновидений. Вместо этого я видела образы, сталкиваемые обезумевшим разумом. Айден, мерцающий свет, жестокая напряженность его плеч и то, как они расслаблялись, когда я прикасалась к ним, его память, его ночной кошмар, его отношение к дверям и стенам, встреча с юристами, вновь и вновь. Словно песня засела в голове или слово, которое вертится на кончике языка. Мой разум переживал всё заново или делал открытие? Я ни в чём не была уверена.