Тридцать ночей

Глава 33

И Встретились Дракон с Кошкой

После моей двухчасовой комы от пережитого секса — во время которой Айден, видимо, перечитал все мои книги и переключился на книги Реаган — накинув на себя свой лиловый халат, я неторопливо пошла на кухню. Айден последовал за мной, на нём ничего не было надето, кроме брюк. Мои глаза отказывались покидать его даже на секунду, поэтому я пятилась задом наперёд, также как и тогда в "Пауэлсе", теперь я полностью осознавала его проблему с физическим пространством, и почему он настаивал на аренде таких вещей, как городские кварталы.

Он обхватил руками мою талию, наклонившись для поцелуя. Его губы были нежными, конечно же, теперь он беспокоился, что укусил их достаточно сильно. Окружающий меня мир снова начал скрываться из виду, но затем я вдруг вспомнила.

— Ты действительно никогда никого не целовал в губы? — поинтересовалась я, удерживая свои губы на его губах.

Он продолжил целовать меня.

— Да, — ответил он между поцелуями, — только тебя.

Если бы он не прижимал меня к своему телу, я была бы первой из людей, кто бросил вызов гравитации и воспарил в небеса.

— Почему?

— Я рассказывал тебе... Мне, итак, уже приходится помнить вид... звук... запах... прикосновение. Я хотел, чтобы вкус моего собственного рта оставался исключительно моим.

— Но теперь он и мой тоже?

— Да – и твой тоже.

— Почему?

— Твой любимый вопрос.

— Да.

Он беспрестанно целовал меня, прямо посреди кухни. Слышались только звуки нашего поцелуя, который был то неистовым, то нежным, а ещё и звук его вздоха с нотами корицы каждый раз, когда он вкушал меня. Я упорно держалась за оставленный без ответа вопрос той единственной клеточкой мозга, что у меня осталась. Всё остальное во мне было поглощено им.

— Я хотел всего лишь... фантазию с тобой, — наконец ответил он. — И как можешь видеть, я оказался не способен остановиться.

— Тогда не останавливайся, — прошептала я ему в губы, потому как его ответ был до того предельно тихим.

Он остановился.

— Ах, Элиза, — выдохнул он, расцепил мои руки за своей шеей и опустил их, расположив по моим бокам.

Свет в его глазах потускнел. Он отступил и сел на стул у кухонного стола. Напряжение вернулось в его плечи.

— Пообедать не хочешь? — поинтересовалась я в попытке удержать его от разработки некой благородной махинации по оставлению меня в покое. – Ты, должно быть, проголодался после твоего, умм, десятиборья.

Он улыбнулся, но улыбка была без ямочки.

— Да, спасибо. Мне надо перегруппироваться.

Его взгляд стал волевым. О, нет! Он же назвал это "перемирием". Мой желудок в очередной раз начало скручивать. Я направилась к холодильнику с целью найти самую убаюкивающую еду, какая там могла бы быть.

— Сэндвич с индейкой и суп? — выкрикнула я поверх плеча.

Триптофана в индейке явно недостаточно, чтобы действительно спровоцировать сонливость — вопреки общепринятому убеждению — но в сочетании с другим протеином, большим количеством еды и моим успокаивающим эффектом, это может сработать.

— Конечно, — рассеянно ответил он.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он внимательно за мной наблюдал. В его глазах маячило обдумывание — подобно тому, как шахматист смотрит на доску, продумывая несколько ходов вперёд. Я вытащила из холодильника индейку, овощи и куриный бульон, и начала быстро шинковать овощи, встав около раковины, расположенной у окна.

Я выглянула в окно, удивившись, что мир всё ещё прежний. Калико нежился на своём местечке, каждые несколько минут слегка помахивая хвостом. Цветущая вишня задевала оконное стекло. Бутоны розового рододендрона гудели пчёлами. Так много жизни во всём, чтобы этому сегодня пришёл конец. Я зацепилась взглядом за отражение Айдена в окне.

Он откинулся на спинку стула, его затылок и плечи опирались на стену. Его глаза были закрыты. Плохой знак.

— Так значит, ты не собираешься в путешествие со своими друзьями? — спросила я.

Он открыл глаза. Они блуждали по моим голым ступням, ногам, моим ягодицам — на них они ненадолго задержались — по моей спине, волосам, и, наконец, встретились с моим взглядом в окне. Он улыбнулся, когда обнаружил мою уловку. Он волнообразно поднялся со стула и медленно подошел ко мне.

— Нет, — ответил он. — Чтоб ты знала, я провёл последние две ночи на улице у твоих апартаментов, споря с самим собой. Я почти уступил и сломался вчера утром, но затем я увидел тебя с мистером Солисом.

Он подхватил томат и мой нож, и начал нарезать овощ ломтиками.

Я практически растаяла от его слов, но затем постигла его игру. Он хотел поговорить об этом, так он смог бы высказать мне все свои аргументы. Ужасная затея.

— Почему ты настойчиво продолжаешь Хавьера называть "мистер Солис"? — задала я вопрос, вынимая другой нож из ножевого блока.

— Потому что это его имя.

Он переключился на морковь. Крошил он её лучше, чем сам Эмерил⁵⁰. Видимо, однажды он увидел это по телевизору, лет так пятнадцать тому назад.

— Да, но это так формально. Он — семья. Понимаешь ли, как брат, — продолжила я, дабы это всё ещё волновало его.

Он улыбнулся и положил на столешницу нож.

— Я знаю. Но помнишь, что сказал Боб. Ты должна дистанцироваться от Хавьера, как минимум до тех пор, пока твоя грин-карта не будет готова.

— Боб сказал дистанцироваться от Фейна, а не Хавьера. Я не могу держаться поодаль от Солисов. У нас есть "ночи сальсы" и я присматриваю за детьми по ночам в те дни, когда Антонио проходит лечение. Я живу там практически столько же, сколько и здесь! — мой голос повысился в панике.

Челюсть Айдена изогнулась. Он взял мой нож, который был направлен на ничем неповинные грибы, и положил его на разделочную доску. Он ущипнул меня за подбородок.

— Я не хочу, чтобы что-то подвергло риску твой иммиграционный статус, Элиза. Ничто, — последнее слово прошипело сквозь его стиснутые зубы.

Я обхватила его лицо, играя со щетиной.

— И я не позволю этому. Я буду сторониться Фейна, но не Солисов. А что если моя виза не будет принята и на этот раз? — мой голос упал до шепота.

На мгновение он прикрыл глаза, выглядя при этом так, будто собрался начать выстраивать баррикаду из аргументов против Хавьера, ICE или самого себя. Я перевела разговор на то, что всегда, как мне казалось, улучшало его настроение.

— И кстати, если я отдалюсь от Хавьера, что тогда произойдёт с написанием картины?

— Сейчас, когда я знаю, что это может навредить твоему будущему, написание может ждать хоть век, пока я обеспокоен.

Он поднял нож и управился со всеми остальными овощами.

Может быть, дело было в его быстрых движениях или в известии о том, что он отказывается от того, что свело нас вместе, но пустота вновь расширилась в моей груди.

— Но ты был так ревностно настроен на написание этой картины, — сказала я, мой голос был робким. — Ты сказал, что на картине я всегда буду принадлежать тебе.

Я вылила куриный бульон в кастрюлю, так как мои глаза горели от непролитых слёз. Водород, 1.008 -

Он поднял моё лицо, заставляя меня посмотреть на него.

— И я, по-прежнему, придерживаюсь этого заявления. Эта картина — только там ты должна мне принадлежать.

Он пристально всматривался в меня, когда его слова окончательно истолковали его фантазию. Он желал не только вечности. Он хотел ещё и отдалённости.

Запаниковав, я начала искать пути удержать его рядом с собой немного дольше. Мне всегда придётся бежать вперегонки со временем в отношении его? Если не от ICE, то от его прошлого?

— Солисы устраивают вечеринку в честь моего выпуска в следующее воскресенье. Не хотел бы ты быть моим спутником?

Он прислонился к столешнице и притянул меня в свои объятия, вздыхая. Прозвучало это не очень радужно.

— Мария приготовит карнитас. Никто не может устоять перед ним, — сказала я, кладя голову на его обнаженную грудь.

Его кожа была теплой, благоухающей сандалом и нами.

— Антонио расскажет тебе всё о том, насколько прекрасна Америка и, может быть, даже возведёт монумент в твою честь, узнав, что ты морпех, — лепетала я, поскольку он хранил молчание. — И мои маленькие сестрички прожужжат тебе все уши о Перси Джексоне⁵¹. Соглашайся, будет весело.

Я подняла на него взгляд. Так как я перечислила всё то, что составляет мою жизнь здесь, я хотела, чтобы он пошёл не только ради меня, но и ради себя. Для того чтобы он смог заняться чем-то веселым и нормальным ради разнообразия. Вышел из своего стеклянного дома и стал частью мира, за который он боролся.

Его взгляд был мягким, но всё остальное в его лице было ожесточённым, словно было выковано из стали. Он очень нежно отстранил меня.

— Нет, Элиза.

— Почему нет? Мы будем вести себя очень осторожно. Я всегда буду держать свою руку на твоей талии. Бенсон тоже пойдёт с нами. Я буду следить за тем, чтобы никто не подкрался к тебе, я обещаю.

— Нет.

— Но ты же ходил со мной пить кофе, и был на презентации, и на работе?

— Да, в некоторых ситуациях, я могу сохранять контроль — но не на вечеринке с детьми.

— А что насчёт моего выпуска? Там была целая толпа людей.

— Я стоял по другую сторону лужайки, прислонившись к дереву. Бенсон находился "в свите".

— Но —

— Никаких "но", никаких "если", никаких "и", Элиза. Именно поэтому я прекращаю это.

Воздух стал неподвижным. Как же быстро прошлое может ошеломить будущее! Всего одно мгновение, один взгляд, одно слово, и мы вновь стали не более чем те, кем мы были в нашем самом худшем положении. Я попыталась дышать, когда наши с ним прошлые жизни столкнулись. Потому что даже если на этот раз это были его демоны, и, несмотря на то, что я расслабилась, я всё ещё была той девочкой в той самой больничной рубашке четыре года назад, подобно лунатику идущей в морг.

— Элиза, детка, посмотри на меня.

Он обвил руками мою талию и подвёл меня к кухонному столу, впоследствии усадив на свой стул. Он опустился передо мной на колени и обхватил руками мои запястья, сродни наручникам.

— Элиза, неужели ты не понимаешь? Если я продолжу это, я дам тебе грин-карту, но отниму у тебя жизнь, которую она тебе может дать. Всё то, над чем ты работала последние четыре года, всё то, что ты создала вот этими самыми маленькими ручками, — он поцеловал их и взглянул на меня, — ты потеряешь. Наши миры не могут сосуществовать. И помни, что я всегда чрезвычайно опасен, когда ты рядом, — его голос сделался твёрдым на последней фразе.

Возможно именно поэтому, мой разум зациклился именно на этом и игнорировал остальное. У меня перехватило дыхание, когда идея посетила меня.

— Но если я успокаиваю тебя, не должно ли это влияние притуплять и плохие воспоминания?

Он покачал головой.

— Нет. Ты успокаиваешь меня, да, но ты не можешь стереть воспоминания об изуродованных детях или об изломанном теле моей матери или м —, — он замолчал, будто произнесённая исключительно одна единственная буква была излишней. Тишина оглушала.

— Но даже травмирующие воспоминания могут переписать сами себя, не так ли? Нейронным проводящим путям всего лишь требуется новый стимульный материал, новые ассоциации —

Он прикрыл руками мне рот.

— На протяжении длительного периода времени, возможно, но не с моими воспоминаниями.

Моё сердце стало усиленно колотиться, когда я направила разговор с ним именно туда, куда и хотела.

— Так если мы проведём вместе много времени, может быть тогда я смогу помочь тебе?

Его лоб изрезало морщинами, а челюсть сжалась, когда он раскусил мой план. Его ноздри расширились.

— Нет! — произнёс он настолько резко, что я отпрянула назад к спинке стула.

Он выпустил мои запястья и поднялся с колен. Он закрыл глаза, сдавив пальцами перегородку носа. Казалось, будто он считал в уме. В итоге, он сделал глубокий вдох и посмотрел на меня. Сразу же его глаза осветились, и я поняла почему. Они осветились спокойствием.

— Мне очень жаль, — сказал он, его голос звучал мягче. — Я не хотел тебя напугать. Но нет, ты не можешь мне помочь. Даже если я позволил бы тебе провести время со мной, чего я не сделаю, ты ни за что не сможешь продержаться слишком долго, а даже если и сможешь, некоторые воспоминания я никогда не решусь стереть из своей памяти.

Воздух застрял в моих лёгких, когда, наконец, я осмыслила только что услышанное. Не потому, что он сказал, что я ни за что не продержусь — несомненно, это не имело никакого значения. А потому, что он взывает к этим ужасным трагическим событиям свою память. Он оберегает их.

— Почему нет? Если это поможет тебе?

Он покачал головой, стоя прямо, почти что вызывающе.

— Потому что я не хочу этого.

Его взгляд снова обратился к виду по ту сторону окна, точно также как он делал, когда рассказывал о своей матери.

Мои мысли охватил панический страх. Почему кто-то хочет держаться за такое мучение? Это ужасное наказание самого себя. Затем я вспомнила список симптомов, который я как раз просматривала. Комплекс вины. Но что он мог такого сделать, чтобы считать, что заслуживает этого? Как я вообще могу чем-либо интересоваться у него без вероятности катапультировать его в какой-нибудь ужас, который итак уже удерживает его, как заключенного? Совсем иная боль, в отличие от той, которую я ощущала ранее, терзала мои внутренности. Я испытывала боль за своих родителей, потому как оплакивала их. Но я испытывала боль за него, живущего, но всё же погребённого.

Я встала и неслышным шагом подошла к нему.

— Посмотри на меня, — попросила я.

Он встретился со мной взглядом. Лиловый с сапфировой синевой. Я не моргала, когда слой за слоем, темнота отступала, и моё спокойствие брало над ним вверх. Когда его глаза снова осветились яркой синевой, я повернула голову в сторону и заняла позу, точно такую же, какая была изображена на картине.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Что же мне с тобой делать?

Будь со мной, занимайся со мной любовью, пока мы оба не свалимся без сил, спрячь нас от всего мира, потому что с тобой всё это будет раем.

— Проведи некоторое время со мной, — я осмелилась произнести то, что, как я надеялась, напугает его меньше всего.

Он покачал головой, снова приготовившись к сражению.

— Совершенно исключено. Время приведёт к шансу, а шанс приведёт тебя к получению травмы или ещё хуже, смерти, — он буквально проорал последние слова.

— Я всё же хочу попытаться.

Видимо, я сошла с ума, но я лучше воспользуюсь шансом, нежели буду всего лишь портретом.

Он пробежался рукой по волосам, зубы были стиснуты, словно он пытался сдержать рёв.

— Всё потому — ты не понимаешь — на что это будет похоже, — говорил он медленно, как будто, не мог доверять самому себе, в том чтобы высвободить челюсть.

Я обхватила руками его лицо.

— Тогда покажи мне.

— Что?

— Покажи мне, каково это будет, и тогда мы оба будем точно осознавать, сможем ли мы справиться с этим.

Он отвёл мои руки с лица.

— Эксперимент с твоей жизнью? Ты совсем сдурела? С тобой что-то случилось за эти два последних дня, о чём я не знаю, или я вытрахал весь здравый смысл из твоей головы? — теперь он орал. Прямиком превращаясь в дракона. Его голос был настолько громким, что Калико запрыгнул на кухонное окно и прижался своими усами к стеклу, всматриваясь внутрь.

В то же самое время распахнулась дверь.

— Иза! — заорала Реаган.

Ох, проклятье! О, нет, она вернулась домой раньше! Она разозлиться. Он разозлиться. Может мне стоит спрятать его? Может мне стоит спрятать её? И где же мой успокаивающий эффект? Слишком поздно. Она завернула за угол.

Она оценила открывшуюся перед ней сцену, её зелёные глаза стали дикими. Они резко распахнулись при виде Айдена, и тут же сузились до тонких щёлочек. Создавалось впечатление, что её волосы достигли уровня сознания, рыжие локоны буквально поднялись дыбом от статики. Она бросила свой кошелёк на пол. Её губы изогнулись в презрительной улыбке и низкий, шипящий звук вырвался из неё. Калико заскрёб лапой в окно.

Я в ужасе обернулась, в надежде посмотреть на Айдена. Но его там не было. Зато был дракон. Высокий, крепкий, каждый обнажённый мускул зловеще изгибался, предвещая недоброе. Его зубы были стиснуты, глаза сверкали. Я открыла было рот, в попытке заговорить, но Реаган взорвалась:

— Какого хрена ты тут делаешь?

Подсознательно, я встала между ней и Айденом.

— Реаган, дорогая, послушай меня —

— Держись позади меня, Иза, — прорычала она и начала пробираться к нам.

Ох, полное дерьмо!

— Реаган, пожалуйста. Он здесь из-за меня. Просто —

— Какой, чёрт возьми, у тебя серьёзный дефект, Айден Хейл, а? — завизжала она. — Ты пришёл сюда позлорадствовать? Ты болен на свой член и нуждаешься в бесплатных услугах кастрации? Или ты жаждешь мучительной смерти?

— Реаган, прекращай! — выкрикнула я, но с таким же успехом я могла бы разговаривать с ICE.

Она сделала ещё один шаг к нему навстречу, сдувая волосы с лица. Я боялась посмотреть на Айдена, поэтому я подбежала к ней и взяла её за руку.

— Реаган, мы всё уладили. Давай просто —

Она оторвала взгляд от своей жертвы и сосредоточилась на мне. Она наклонилась так близко к моему лицу, что мы чуть ли не касались носами, обе косоглазили от такого близкого контакта. Затем она, наконец, увидела мой халат. Её глаза широко распахнулись, словно она вынюхала истинного предателя.

— Иза! — завопила она, смотря на меня так, будто я только что сбежала из психиатрической больницы. — Это же дракон! — она указала на Айдена, чтобы не было никаких сомнений, что она ведёт речь вовсе не о Калико. — Эта сволочь лишила тебя девственности, а потом он выставил тебя! — ещё до того, как я смогла выравнить дыхание, она снова переключилась на него.

— Это твоя такая "фишка", а? — она в воздухе пальцами нарисовала кавычки. — Я, Айден Хейл, я могу трахать кого захочу, — она попыталась сымитировать его голос. — Она видела достаточно боли, ты... ты... ты бабник.

О, Боже мой!

— Реаган, хватит! — заорала я, дёргая её за руку.

Я стрельнула глазами на дракона, устрашившись, что он может поджарить её живьём или вылететь в окно. Но дракон исчез. Вернулся Айден, всё также высокий и сверхбдительный, но ярость притупилась в его глазах. В момент, когда наши взгляды встретились, он улыбнулся. Кроткой, натянутой, успокаивающей улыбкой.

— Почему бы тебе не одеться, и мы могли бы поехать ко мне? — спросил он, его голос был уравновешенным.

— Поехать? Поехать! ПОЕХАТЬ? — Реаган визгливо выкрикивала, как будто отправиться куда-то с Айденом было равносильно преступлению, наказуемому суровым и болезненным царапаньем. Он ей не ответил.

Я улыбнулась ему.

— Дай мне лишь минутку.

Я развернулась, чтобы разобраться с дикой кошкой, шипящей рядом со мной, но затем снова посмотрела на него.

— Никуда не уходи!

Он кивнул. Затем — видимо, не в силах остановить себя — вскинул прекрасную бровь, глядя прямо на Реаган, уголок его губ приподнялся в издевательской "я победил" улыбке.

Она практически кинулась на него, но я схватила её за руку и потащила за собой прямиком в её спальню. Она представляла собой вопящую беспорядочность из конечностей и волос... Я захлопнула за нами дверь, на случай, если она окончательно выйдет из себя.

Что и случилось.

— Иза, ты совсем рехнулась?

Я была уверена, что её пронзительный крик доносился не только до Айдена, но и до хозяина Калико, мистера Уиллиса, живущего по соседству.

— Да, рехнулась. Я схожу по нему с ума. Он всё объяснил, Реаган, и даже ты не можешь винить его за то, что он сделал. Так что дай мне всего две минуты, прежде чем ты набросишься на него и растворишь его подобно фтористоводородной кислоте.

Она выглядела так, словно у неё были очень сильные сомнения насчёт существования такой вселенной, в которой бы она не винила Айдена. Однако она села на кровать и стала выжидать объяснений с широко распахнутыми злющими глазами.

И теперь настала моя очередь, я не желала никому раскрывать проблемы Айдена, включая Реаган. Ему нечего было стыдиться ПТСР, но у меня не было никаких сомнений в том, что он хотел бы сохранить это в тайне. Я села рядом с ней, пытаясь придумать некий способ успокоить её.

— Он просто заботился обо мне. У него есть несколько очень негативных суждений в отношении себя, и он решил, что мне было бы лучше без него. Именно поэтому он и пришёл — чтобы убедить меня держаться от него подальше, — мой голос умолк, когда пронзительная покалывающая боль вернулась.

— Ну, на что-то он тебя явно склонил, — она лёгким взмахом подбородком указала на мой халат.

Я затянула потуже пояс, краснея.

— Я не смогла устоять.

— Ох, Иза. Ты думала о тампонах, как я тебе советовала?

— Умм, нет.

— Ах! Теперь объясни мне. Что ты подразумевала, говоря о том, что он пытался убедить тебя держаться от него подальше? Почему? — её брови дрогнули в беспокойстве.

Я сглотнула.

— Ну, потому как он ведет немного... обособленную жизнь, и он не хочет, чтобы и я вела замкнутый образ жизни.

— Обособленную жизнь? Ну, понятное дело, с его-то деньгами, большого ума не надо, но этого не достаточно, чтобы оправдать его поведение. Иза, не позволяй ему давать тебе пустые отговорки лишь для того, чтобы снова спать с тобой.

Я любила Реаган, но в какой-то момент между стуком Айдена в мою дверь и обедом, который мы так и не начали, целью моей жизни стало защищать его.

— Он не врёт мне, Рег, и я не настолько глупа. Пожалуйста, побудь мне сестрой в этом вопросе и дай ему шанс. Особенно в силу того, что у меня осталось всего лишь двадцать шесть дней, которые я могу провести со всеми вами.

Она была непоколебима.

— Иза, а что если тебе принесёт это боль? Вспомни, каково это было когда, — она резко замолкла, но я знала, о чём она собиралась сказать.

Помню ли я в каком была состоянии, когда она впервые встретила меня? О, да. Если рассматривать тот период моей жизни, моя память могла бы в такой же мере считаться эйдетической.

Я обняла её за плечи.

— Я помню, но теперь я гораздо сильнее. Благодаря тебе. Кроме того, вполне возможно, что твоё желание всё же исполнится, так как никто не хочет оттолкнуть меня больше, чем сам Айден, — мой голос упал до шепота.

Я попыталась дышать, когда будущее, которое он мог бы спасти, но в котором не было его, забрезжило бесцветным, ничем не примечательным полотном на горизонте.

Реаган одарила меня таким объятием, что оно вытеснило абсолютно весь кислород, который я умудрилась втянуть в себя.

— Конечно же, он не оттолкнёт тебя. А если он это сделает, то пожалеет, что на свет родился. Теперь прекращай все эти глупости, пока я не выгнала тебя отсюда.

И на этой неуместной британской идиоме, я поняла, что она снова приняла мою сторону. Я обняла её крепко, целуя её волосы и вглядываясь в нашу фотографию на стене. Мысль о возможности когда-либо потерять её соперничала с потерей Айдена, поэтому я откинула её прочь.

— Я начала готовить суп. Он будет готов примерно через пятнадцать минут. Мне лучше пойти и найти его до того, как он убедит самого себя, что ты права и сбежит.

Она улыбнулась и чмокнула меня в щёку.

— Ты использовала английское слово, когда говорила о нём.

Я рассмеялась.

— Неужели? Твоя мечта сбылась. Вот видишь? Он вовсе не мудак. Да, и уж точно лучше выглядит, чем твой мистер Ганди⁵².

Я указала ей на коллаж, служивший экранной заставкой, на котором красовался модель-мужчина британского происхождения

— Я бы не заходила так далеко. Ладно, ладно, — она подняла руки в знак капитуляции. — Хочешь позаимствовать моё счастливое бордовое платье?

Она поднялась с кровати, чтобы подойти к шкафу, но затем остановилась, ударяя себя рукой по лбу в жесте "ох!". Она обернулась ко мне и улыбнулась.

— Вообще-то нет, не моё платье. Ему надо увидеть тебя настоящую и тогда он никогда уже не будет прежним. Надевай платья своей мамы и заставь его влюбиться в себя до самой своей смерти.