Тридцать ночей

Глава 41

Перемирие

Я могла бы пролежать так весь день, наблюдая за спящим Айденом. Его губы были слегка приоткрыты, длинные ресницы нежно касались его скул, скульптурная челюсть производила неизгладимое впечатление. Но желание прикоснуться к нему было настолько навязчивым, что я медленно, дюйм за дюймом, соскользнула с кровати и на цыпочках прошлась по спальне, прибираясь. Когда я подняла книги из "Пауэлса" с пола — Байрон, Неруда, Дикинсон, Бронте — я задохнулась от изумления, осознав, что общего было у всех этих книг. За исключением Байрона, все эти книги не были нами подписаны, поскольку в нашу вторую ночь нам так и не выпало шанса сделать это вместе.

Я перелистала страницы, и вот оно: его подпись на восьмой, двадцать четвёртой и одиннадцатой страницах. Он подписал их все. Я погладила пальцем его автограф, улыбаясь тому факту, что всего одна ночь может многое изменить. Чего мы достигли за считанные часы? За считанные дни?

Книги едва каскадом не выпали из моих рук, когда я опустилась в его кресло. В редких случаях, когда я позволяла себе эти мысли, мои колени неизменно подгибались подо мной, и вопросы стремглав проносились в моей голове, вместо пятого периода периодической системы⁵⁶.

А что если мне всё же потребуется уехать? Или наравне ужасно, что если я смогу остаться, но не смогу быть с ним? Он сказал, что попробует, но что это значит для кого-то такого, как Айден? Как у него получится подавить свою память? И что случится, когда специалист начнёт копать глубже и Айден будет вынужден начать рассказывать? Как скоро он закроется в себе и прекратит всё это? Образ его изогнутой в неприязни челюсти в момент, когда он выговаривает "ты не моё здоровье — ты моя боль", проявился в моих мыслях.

Я вскочила на ноги. Нет! Я не должна мыслить подобным образом. Он сможет сделать это. Я знаю, он сможет.

Я положила книги на столик и поспешила в его гардеробную. Рядом с его костюмами — как и каждое утро — висело новое платье от "Марголиса". Оно представляло собой скромного покроя, серого цвета, футляр с крошечными жемчужными пуговичками, нашитыми вдоль позвоночника. Я исследовала мягкий хлопок, зная, что где-то там найду следующую строчку из стиха Байрона "Она идёт во всей красе". На этот раз она оказалась на внутренней стороне подола, вышитой фиолетовыми шёлковыми нитями:

"И лёгкий смех, как всплеск морской,

Всё в ней о мире говорит."

До того, как я осознала, что делаю, я поднесла подол к губам и поцеловала нашивку. И поскольку этого сумасшествия мне было не достаточно, я также и сфотографировала её. Затем я скрылась в ванной комнате, чтобы привести себя в порядок, прежде чем платье поцелует мою кожу в ответ.

Пятнадцать минут спустя, кончики моих пальцев по-прежнему зудели от желания прикоснуться к Айдену, и поэтому я сбежала во внутренний двор, с целью созвониться с Хавьером и Реаган.

Задний двор представлял собой девственный пейзаж, простирающийся в поляну с полевыми цветами, кустами ежевики, чертополохом и жёлто-ствольными соснами Ponderosas. Умиротворённо и дико. Как будто, это было гарантией всего упущенного спокойствия того мужчины, который им владел.

Я начала лавировать сквозь траву, выросшую по колено. Будет проще выдержать разговор с Хавьером, если я буду двигаться. Но в туже секунду, как только я включила телефон Айдена, я споткнулась об огромный папоротник.

Заставкой на экране телефона была моя фотография, запечатлевшая меня спящей, прижавшись губами к его подушке. Чёрт возьми, вот так я выгляжу, когда сплю? Я взяла себя в руки и ввела номер Хавьера, притворившись, что не видела струйку слюны на моём подбородке.

Чем дольше Хавьер не отвечал на звонок, тем быстрее я странствовала по поляне и тем меньше слышала чириканье лазурных птичек. Как я объясню ему всё произошедшее? Что если теперь он ненавидит Айдена?

— Мистер Хейл? — наконец Хавьер поднял трубку, тон его голоса был очень официальным.

На этот раз я чуть не натолкнулась на сосну.

— Хавьер, это Иза.

— Иза? — его голос потеплел. — Ты в порядке? Почему звонишь с телефона Хейла?

— Потому что мой остался у тебя после вчерашнего вечера.

— Ох, точно. Забыл. Он лежит в "Хонде", заперт в багажнике.

— Меня это не беспокоит. Я просто хотела узнать как ты. И извиниться за прошлый вечер, — мой голос упал до шепота, и я села на траву.

— Почему ты извиняешься? Это не было твоей виной.

Я разрывалась надвое, я не знала, кого надо защищать.

— Это не было чьей-то виной, Хавьер. Ни твоей, ни Реаган, ни даже Айдена, хотя он и наговорил много ужасных вещей. Он напуган тем, что что-нибудь произойдёт со мной, и он просто приходит в бешенство, когда чувствует себя беспомощным.

Хавьер долго хранил молчание. Всё это время, я скручивала лист папоротника, пытаясь вдохнуть немного воздуха.

— Да, — в итоге произнёс Хавьер. — Он что-то с чем-то.

— Я знаю, но у него добрые намерения. Он никогда не причинит боль тому, кого я люблю.

Я отбросила в сторону громкие слова Айдена, о том, что он разрушит всё, что причинит мне боль. Он никогда не сломает меня подобным образом.

— Меня не волнуют его угрозы, Иза. Что же он собирается сделать такое, опасность чего уже не висит надо мною? Я больше беспокоюсь за тебя, когда ты с ним.

— Обо мне не беспокойся. Я о себе позабочусь.

Послышался вздох, длиной в шестой период периодической системы. Я представила, как он сощурил глаза; он всегда так делает, когда видит в своём воображении уже законченную картину, а не эскиз.

— Ты же не ненавидишь его, верно? — прошептала я, скручивая лист папоротника в узелки.

— О, чёрт! Я не ненавижу его. Вообще-то, после вчерашнего вечера, я как бы узнал его немного лучше. У него есть проблемы — это правда — но, ни один пижон не сходил бы так с ума из-за платья. Если только, ему действительно не наплевать на девушку.

Я улыбнулась, так как звучит это поистине правдиво, когда исходит от Хавьера. Проблема была в том, что Хавьер не знает о ПТСР и о презирающих самих себя мужчинах, которые разрушат себя раньше, чем позволят любви войти в их жизни.

— Ладно, прекращай повторять периодическую таблицу, или чем ты там ещё занимаешься. Мы справимся с этим. Ты всё ещё готова побыть нянькой этой ночью?

— Конечно, — ответила я, даже, несмотря на то, что это означало провести ночь вдали от Айдена.

— Спасибо, дорогая! Я должен бежать. Эта новая вилла сама себя не покрасит. Мария с девочками будут ждать тебя. Теперь у тебя есть кто-то, кто любит Хейла, поговори с ней.

Я рассмеялась, представив, как он закатил глаза.

— Увидимся позже, Хавьер. Люблю тебя.

— Тоже люблю тебя.

Я закончила разговор, отключившись, не желая задерживать его ещё больше, чем и так уже задержала, Но когда я начала звонить Реаган, текстовое сообщение молниеносно высветилось на экране, практически мгновенно за ним последовало ещё три сообщения:

Джазмен: Хейл Шторм, какого хрена? Ты приедешь, даже если мне придётся тащить тебя сюда за сам член.

Каллахан: Шторм, Джаз кончает в свои штаны. Рассказал ему о твоей женщине. Чтоб. Меня.

Хендрикс: У нее, что три груди?

Каллахан: Конечно!

Сначала я и не поняла до какой степени сильно рассмеялась, пока лазурные птички испуганно не порхнули в воздух из куста ежевики. Хейл Шторм? Как же это ему подходило. Ни за что не позволю ему пропустить эту встречу. Даже ради моей грин-карты.

* * * * *

Три часа спустя, после булочки с корнуэльским сливочным варенцем и ещё трёх оргазмов, Бенсон быстро сопроводил нас вниз с холма. Айден обнял меня за плечи и притянул ближе к себе.

— Итак, поскольку мы в машине, ты скажешь мне, куда мы едем? — спросила я, испытывая облегчение, что мне не пришлось собирать чемодан.

— Увидишь, — он улыбнулся, вырисовывая пальцами круги на моём колене.

— Как долго будет длиться твой отпуск?

Рука, которой он меня обнимал, напряглась.

— Как минимум до тринадцатого июня.

По мне пробежал озноб, не имеющий никакого отношения к его прикосновениям. Он поцеловал мой висок, но не произнёс то, что обычно было принято произносить в подобных случаях: "всё будет хорошо", "не волнуйся", "мы уладим это". Он понимал, что не может давать такого обещания.

— Спасибо, что идёшь на это ради меня, — сказала я, целуя его в шею.

— Это и для меня тоже... для нас.

Я едва не выпрыгнула из люка автомобиля, услышав это. "Я люблю тебя" подумала я о нём и сделала фотографию. Его телефон, спрятанный в кармане его джинсов, завибрировал уже в энный раз. Я сбилась со счёта после того, как насчитала пятьдесят восемь звонков. Он посмотрел на него, улыбнулся и набрал сообщение. Это послужило мне напоминанием.

— Айден, я должна тебе признаться в кое-чём плохом.

— Да? Ты что произнесла "чёрт" в окружении каких-то сорняков?

— Нет. Я прочитала твою переписку с морпехами, — я покраснела до цвета красного кадмия.

Он приподнял бровь. Но не произнёс ни слова.

— Умм, сообщения начали высвечиваться на экране, в то самое время, когда я воспользовалась твоим телефоном, чтобы позвонить Хавьеру. Я не сдержалась. Прости, — пробормотала я, опустив взгляд на камеру, которая лежала у меня на коленях, и натирая безупречной чистоты линзу своим большим пальцем.

Слегка касаясь кончиками пальцев моего подбородка, он приподнял мою голову. Я ожидала увидеть стиснутую челюсть или глубокую V-образную складку меж его бровей, но вместо этого я увидела ямочку на щеке.

— Смотри, — сказал он, показывая мне ярко светящийся экран iPhone. Там был текст: — Читай, — он кивнул в качестве одобрения.

Я бегло прочитала текст в иконке, расположенной ниже увиденных сегодня мной сообщений:

Айден Хейл: Она прекрасна. Так что отвалите.

— Несомненно, я нахожу твоё неисправимое стремление пошпионить очаровательным, Элиза. Поверь мне, никто так не шокирован этим, как я сам. Но я полагаю, это означает, что я тебе нравлюсь.

Я люблю тебя.

— Да.