Тридцать ночей

Глава 48

Союзники

Изменение разбудило меня. Дыхание Айдена, ласкающее мою щёку, стало быстрее. Время настало. Через несколько минут его ресницы беспокойно затрепетали. Корбин с Бенсоном находились в комнате, но ожидали за пределами линии взгляда Айдена. Я пересела в кресло, которое, судя по всему, Бенсон поставил у изножья кровати. Глаза цвета сапфира открылись.

Он очень медленно приходил в себя. Айден то открывал, то закрывал глаза, его веки были тяжёлыми. V-образная складка меж его бровей стала ещё глубже. Он попробовал приподнять голову, но уронил ее на подушку. Он огляделся по сторонам, словно не понимал, как мог здесь оказаться. Его дыхание участилось, а глаза широко распахнулись. Он простонал. А потом увидел меня. Страх тотчас улетучился, и его взгляд посвежел. Глаза мгновенно стали цвета яркой бирюзы. Он выглядел так, словно ему снился приятный сон.

— Любовь моя, — его первые слова были нежными и тихими.

Я сорвалась с места, пододвигаясь ближе. Он снова попытался приподнять голову, желая иметь возможность прикоснуться ко мне, но она не повиновалась ему. Он запаниковал и опробовал своё тело в поисках контроля над ним, но оно не отвечало ему, поэтому он начал искать мои глаза. Незамедлительно умиротворение наполнило его черты лица.

— Я знаю тебя, — он улыбнулся. — Ты моя жизнь.

— Как и ты моя.

— Почему ты плачешь, любимая?

— Потому что люблю тебя.

— Ты моя жизнь.

Я вспомнила слова Корбина о том, как некоторые люди пробуждаются после действия "Верседа". Несдерживаемая сущность Айдена.

— Никаких слёз, любимая. Я живу ради твоей улыбки, — его слова спутались.

Он потянулся ко мне; слишком слабый, чтобы противостоять пассивной массе своего тела. Прежде чем страх вновь его атакует, я вложила свою руку в его ладонь. Он вздохнул так, как делал, когда мы занимались любовью.

— Я люблю тебя, — произнёс он невнятно. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Несколько раз он то замирал, то вновь наполнялся жизнью, переходя от замешательства и паники к состоянию умиротворённости, когда видел меня. Чем сильнее он пробуждался, тем безумней становилась его ухмылка. Я медленно склонилась к нему и поцеловала его губы. Он блаженно за мной наблюдал.

Но постепенно его глаза начали меняться, а взгляд приобретал отрешенность. И затем я увидела их: тектонические плиты начали перемещаться. Что-то пыталось прорваться сквозь них.

— Айден, останься со мной. Пожалуйста.

Как только я произнесла "пожалуйста", страдания исказили его лицо. Его тело скривилось в положении, напоминающем эмбриона, словно он испытывал острую физическую боль. Он закрыл глаза и начал содрогаться. Гортанный стон усиливался в его груди, пока не сменился на сокрушённые слова:

— Нет! Нет! Элиза! Нет! — снова и снова, и снова...

Бенсон с Корбин вступили с ним в борьбу, но он не позволял им прикоснуться к себе. Он не буйствовал. Он сокрушался. Он схватился за лоб обеими руками, его пальцы сжимали череп так, словно хотели вырвать его.

— Он сейчас вспоминает последние события, которые произошли до приема седативного средства. Проклятье, слишком быстро, — объяснял Корбин, но я едва слышала его, поскольку впервые на любимом лице Айдена я увидела слезы. Они текли из его подавленных страданием глаз.

Я вскочила на ноги и шагнула ближе, но Бенсон и Корбин столпились вокруг меня. Я оттолкнула их прочь и взяла Айдена за руку. Он говорил, что я успокаиваю его. Прямо сейчас, он в этом нуждался.

— Айден? Любимый? Я в порядке. Посмотри на меня, милый, — непрестанно, раз за разом я повторяла слова, пытаясь не произносить "пожалуйста".

Рыдания унялись от звука моего голоса, став лишь просто дрожью. Когда он открыл глаза, они были опустошены. Он попытался вырваться из моей хватки, но я спрятала его голову в изгибе своей шеи, и накрыла его своим телом. Мой запах, мой голос — вся я полностью. Дрожь стала трепетом и потом вовсе стихла.

— Немыслимо! — где-то позади меня тихо прозвучал голос Корбина.

Я проигнорировала науку, и теснее прижалась к Айдену. Краем глаза я заметила, как Корбин с Бенсоном незаметно покинули спальню.

Я нашёптывала Айдену слова, которые имели значение исключительно для нас двоих. Он тоже начал говорить. Сначала это было лишь два слова, которые он повторял снова и снова. "Прости меня". "Прости меня". А потом слова стали ядовитыми, словно он свежевал себя, изливая всё это на меня.

— Элиза, уходи. Уезжай. Будь счастлива. Даже если нелегально, ты ни в чём не будешь испытывать недостатка. Просто уходи. Уходи.

— Я никуда не уйду. Я люблю тебя.

— Ты должна. Оставь меня, поскольку сам оставить тебя я не смогу. Я не смогу, Элиза. Я не смогу сделать этого. Покончи с этим. Покончи со мной —

Я накрыла его рот своей рукой.

— Никогда не говори этого. Ты лучший — ты причина того, что я вновь обрела себя.

Но чем больше я говорила, тем больше я его теряла. Он резко оттолкнул мою руку.

— Элиза, что если бы Бенсона там не оказалось? Ты пострадала. Ты увидишь синяки и возненавидишь меня. Я возненавижу себя ещё больше, чем уже ненавижу.

— Это была случайность, любимый.

— Это была "без пяти минут" твоя смерть.

Я больше не могла это выслушивать. Я встала и взяла его телефон с прикроватной тумбочки, перелистывая контакты в поисках нужного мне имени.

— Айден Хейл, прямо сейчас ты послушаешь меня. Если ты продолжишь настаивать на этом самопожертвовании, я позвоню твоей матери. Затем позвоню Джазу и всем остальным — я знаю, что они все уже собрались в хижине.

Он посмотрел на мой палец, который был наведён на имя "Стэлла" и закрыл глаза.

— Как я могу удерживать тебя после всего этого? Почему ты остаешься?

Мне хотелось сказать "потому что у меня есть надежда" и "потому что я люблю тебя", но он не примет такой ответ. Было лишь одно, что он мог принять конкретно в данный момент.

— Потому что ты в долгу передо мной.

Его глаза распахнулись — крупинки бирюзы в непроглядной тьме. Мои внутренности выкручивало от подпитки его чувства вины, но это был единственный способ.

— Я сделаю всё что угодно ради тебя.

— Я хочу лишь одного, — ну, формально правдой это не было. — Выполнение единственного обещания, которое ты уже дал ранее. Ты начнёшь встречаться с доктором Корбин каждый день. Меня не волнует тот факт, что тебе придется перестать работать, и мы должны будем жить в хижине, или если нам потребуется переехать на Ближний Восток для того, чтобы ты вновь столкнулся с этим. Ты каждый день будешь появляться в его кабинете и проводить там столько часов, сколько потребуется, и ты будешь делать то, что он говорит. Чтобы подобное никогда снова не повторилось.

Он кивнул ещё до того, как я закончила.

— Я всё сделаю. А сейчас, пожалуйста, уходи. Ты будешь в безопасности. Я найду свидетеля. Я построю тебе твою собственную лабораторию. Просто уходи, — его голос принял естественный жёсткий такт.

— Нет!

Каким-то образом — бросив вызов препарату или биологии — он сел прямо. Его движения были похожи на резкие толчки, но они были быстрыми. Правая нога спустилась с кровати, затем левая, затем распрямилась спина. К моменту, как Бенсон с Корбином ворвались в комнату, Айден уже стоял по стойке смирно, словно никогда и не падал.

Я же, наоборот, застыла у кровати.

— Элиза, — он сглотнул, словно моё имя было сродни осколку стекла. — Пожалуйста, иди домой!

— Это мой дом.

— Мне надо, чтобы ты ушла.

— Я никуда не уйду. Тебе придётся тащить меня отсюда за волосы.

Он вздрогнул, сморщившись, и закрыл глаза, как будто этот образ ослепил его. Когда он вновь их открыл, он не смотрел на меня. Он смотрел на свой iPhone, который я всё ещё держала в своих руках. Я прижала его к своей груди — ни за что ему не вырвать его из моей мёртвой хватки.

Он плотно сжал губы.

— Бенсон, — его голос пересёк комнату. — Твой телефон.

— Айден —, вмешался Корбин, но Айден поднял вверх руку, прерывая его, не отрывая взгляд от Бенсона.

— Пожалуйста, позвони Хавьеру Солису. Расскажи ему всё, что я с ней сделал, пусть он приедет и заберёт её. Сейчас же.

— Нет! — взмолила я.

Хавьер сойдет с ума. Он бросится на Айдена. И Айден позволит ему победить в схватке.

Взгляд Бенсона метнулся сначала на меня, а затем вернулся к Айдену. Он распрямил свои громадные плечи.

— Я не могу сделать этого, сэр, — произнёс он очень тихо.

На долю секунды, глаза Айдена широко распахнулись, словно он никогда раньше не слышал таких слов от Бенсона — или вообще от кого-либо. Затем его лоб нахмурился, а челюсть изогнулась.

— Прошу прощения? — процедил он сквозь стиснутые зубы, его голос был таким холодным, что мои зубы застучали.

Никто не дышал. За исключением Корбина.

— Айден, Элиза права! — его голос был очень спокойным. — Она тоже заинтересована в этом, — он сделал шаг вперёд, ближе к Айдену. — То, что ты прогонишь её, не разлучит вас, и ты знаешь об этом, — он мягко уговаривал. — Помнишь, о чём ты упоминал мне в своём письме?

Взгляд Айдена оторвался от Бенсона и сосредоточился на Корбине. Едва лишь прошёл миг, как пациент с доктором встретились взглядами, но в этот самый миг я поняла, что одержала победу. Он не выгонит меня — как минимум, не сегодня. Я бы с радостью многое отдала, лишь бы узнать, о чём говорилось в письме.

— Как бы там ни было, ты не должен принимать никаких важных решений в течение семидесяти двух часов из-за действия "Верседа", — небрежно добавил Корбин. – Затем мы проведём повторную оценку твоего состояния. А сейчас я бы хотел обследовать тебя, всё же судя по тому, как ты возбужден, твой разум бросает вызов "Верседу".

Взгляд Айдена скользнул по всем нам. Он осознал, что это был государственный переворот — как это ни назови — и он понял, что ничего с этим поделать не сможет. Не раньше, чем через семьдесят два часа. Я задрожала. И как же он поступит потом? Урезонит ли его Корбин? Или он снова вернется к этому Айдену, но в семьдесят два раза могущественнее?

— Бенсон, — его голос резко и неожиданно прорезал воздух. — Мы должны найти свидетелей.

Плечи Бенсона расслабились.

— Да, сэр. Я привлеку Роквелла в поисковую группу.

Всего лишь один кивок головы Айдена, и Бенсон широкими шагами направился в сторону двери. Он посмотрел на меня, прежде чем завернул за угол. "Спасибо" безмолвно выговорила я. Он подмигнул и, вышагивая, направился дальше по коридору, Корбин последовал за ним.

Непостижимая тишина обрушилась на спальную комнату. Айден не сводил с меня глаз, как будто сохранял этот образ в завершении всего. Было нечто такое безапелляционное в этом взгляде, что я побежала к нему, буквально наскакивая на его грудь.

Он отступил назад и его правая рука — та самая, которая атаковала меня — быстро переместилась за его спину. Я в ужасе застыла. Неужели он никогда не будет прикасаться ко мне снова? Лучше не начинать с этого вопроса прямо сейчас.

— Пожалуйста, не звони Хавьеру, — сказала я. — Или Реаган. Это касается только нас с тобой. Никого другого.

Он кивнул.

— Позвони Бобу. Скажи ему, что сначала мы будем искать других свидетелей.

Несмотря на весь свой ужас, слова, вырвавшиеся из моего рта, были произнесены пылко и с придыханием:

— Спасибо!

Его глаза смягчились, блуждая по линии моего подбородка и горлу, это уже давно стало обычной моделью поведения, когда он больше всего нуждался в умиротворении. Но затем он заметил свой армейский жетон и нахмурился.

— Я немного по-шпионила, — пробормотала я, опустив свой взор на свои голые ноги. — И, умм, ещё я прочитала твоё письмо. Прости. Похоже, у меня серьёзная проблема.

Я невольно, украдкой взглянула на его лицо. Его губы, щёки, его красивые брови исказились, как будто хотели приподняться в улыбке, но так и не смогли. Вместо этого его глаза потемнели — стали бездонными — словно они извлекали все до единой частички из этого момента

— Ты не можешь шпионить за тем, что итак уже принадлежит тебе, — прошептал он.

Я улыбнулась, проглатывая невыплаканные слезы.

— Наконец-то, теперь я знаю всю правду о Байроне. Я не думала, что смогу полюбить тебя ещё больше, но я полюбила, — я приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, но он отстранился.

— Отсутствие любви никогда не было нашей проблемой, Элиза.

Он лаконично кивнул и удалился из комнаты. Я ошеломлённо смотрела на место, где он только что стоял. Слёзы, которые я сдерживала всё это время, хлынули из моих глаз так сильно, что я не смогла издать ни звука.

Вы слышали, что любовь сильна, любовь добра. Но любовь не участвует в войнах, не пишет законы, не меняет их. В отношении этих мирских нужд, любовь бессильна.