Трудности работы авантюристом

Глава 3 — Разочарование старого Брика

Брик был разочарован. Это сильное чувство тяготило старика все последние дни. Хотя всё должно было быть иначе. Он задумывал всё по-другому, но столько ошибок было сделано по пути в ничейные земли…

Вначале их никто не захотел отпускать. Остальные, кто отправился с ним в поисках свободы, не знали об этом. Они наивно предполагали, что виконту нет до них никакого дела. Но как бы ни так! Маркиз заставил Брика заплатить за каждого человека, кто отправится с ним – по три медных гроша. А так как, людей набралось под сотню, то Брику пришлось отдать три полновесных золотых монеты.

И молодой виконт улыбался ему гаденько в след, наверняка считая Брика полным кретином. Но тогда Брик ещё не терял надежды. Подумаешь, каких-то три золотых монеты… Это же за свободную жизнь целой сотни людей!

А потом оказалось, что эта сотня очень любит поесть задаром, выпить чего-нибудь горячительного на ночь, и совсем не планирует работать, на каждую просьбу Брика, реагируя так, словно он их на убой отправляет.

Но ничего не поделать. Сейчас уже поздно: монеты закончились, другие поселения далеко, с каждым днём переселенцы ненавидят его всё больше, а единственный его защитник – дурачок Джорджи с его старым арбалетом.

Как жить? Очевидно, что грустно, ежеминутно вспоминая старые времена, когда Брик ещё был важным человеком при дворе прежнего виконта Торлака, и не окружало его столько проблем и забот.

И надо же было случиться в их поселении тёмной твари!

Стоило только задать вопрос заезжему клирику, как тот в раз сделался серьёзным и ответил без утайки:

— Вряд ли перевёртыш ещё явятся к вам. Тварь эта необычная, и определённые условия нужны для её появления.

— Какие же? — спросил Брик, краем уха подмечая как тихо стало в общей столовой.

— Перевёртыш, это озлобленная душа почившего человека… — Клирик смотрел Брику прямо в глаза, неотрывно. — Если человек при жизни убивал и насильничал. Жил в богатом доме, в котором есть зеркало посеребрённое. А после смерти человека никто зеркало тряпицей не прикрыл. И священника для отпевания не позвал, то серебро в зеркале потемнеет, и озлобленная душа останется там, поджидая жертву.

— Ох, спаси наши души, Светлоликий! — Брик на миг сложил руки в жесте покаяния, и сделал вид, что молится богу. В общей кухне послышались похожие шепотки.

Клирик помолчал мгновение. Опустил взгляд на пустую деревянную пинту, в которою специально для важного гостя налили чутка яблочного эля. А затем продолжил, всё тем же спокойным голосом, не поднимая на этот раз глаз.

— Его звали Габри. Он был купцом. Никто не знал, что он убивал людей, но все окружающие его ненавидели. У Габри был очень скверный характер, иной раз буйный, он за любой проступок срывался на крик и угрозы. В свои шестьдесят лет он скопил немало добра, но жил одиноко, семьи не имел. Лишь девочка сирота Жимора, двенадцати лет отроду, помогала Габри по хозяйству. Она жила у него в хлеву, среди скотины. Старый купец часто избивал свою служку, но Жиморе идти было некуда, к тому же, он заботился о ней. Но однажды Габри умер, а Жимора не сразу заметила смерть хозяина, а может девочка просто испугалась, потому и не рассказала никому… я не знаю, но местные заметили, что Габри почил лишь спустя несколько недель, когда в дом купца залезли воришки. Побили окна, раскрыли двери, и спокойно вынесли награбленное. Люди заметили, решили проверить, и нашли мертвеца. А ещё осколки зеркала, и исчезнувшую неизвестно куда служку Жимору, что была у Габри в роли приживалы. А потом в поселении «Зелёный дол» стали пропадать дети, затем попрошайки, а чуть позже и пьяницы, что после трактиров засыпали на улицах, и домой уже не возвращались, и на утро в Зелёном доле местные находили лужи крови, и странные следы на земле, словно когтистая тварь пробежала, но на зверя совсем не похожие то были следы... Меня вызвали в Зелёный дол, и я осветил округу, вытравливая перевёртыша из поселения, в надежде, что тварь не уйдёт далеко и я смогу сразу её нагнать… простите, но я оплошал, Габри оказался шустрой сволочью.

Клирик встал изо стола и попросила Брика предоставить ему кровать на ночь. Брик не раздумывал долго, и отвёл гостя в свою комнату, пустил в собственный закуток. Клирик Ренуил кивнул, и Брик отошёл, позволяя гостю устроиться и отдохнуть после долгого и тяжёлого дня.

Брик вышел из тесного общего Барака, в котором пока было пустовато, но люди постепенно наполняли его. Близилась ночь. И когда Брик вышел на улицу, ветер морозным ветром хлестнул его по лицу. Он тут же спрятал продрогшие пальцы в подмышки, и зашагал по поселению в сторону дозорной башни. Почему Брик пошёл к Джорджи он и сам не понял. Может потому, что… идти ему больше было некуда. Люди смотрели на Брика волком, и доверять им староста боялся.

Джорджи нашёлся под вышкой, не на посту. И сначала Брик сильно удивился. Джорджи никогда не позволял себе самоуправства, исполняя обязанности честно. Но сейчас дозорный сидел под башней, на корточках. И Брик понял в чём тут дело лишь приблизившись к Джорджи, и рассмотрев лежащую перед ногами дозорного, собаку.

— Что ты делаешь? — голос у Брика оказался нервным, и это самого старика удивило. Он не знал, что чувствует после всего, что случилось в этот долгий день. Но голос не обманешь, а он дрожит.

— Да вот… — Джорджи поднял на Брика лицо, и в вечерней темноте, староста едва смог различить на лице дозорного виноватую улыбку. — Старушка Сара умерла. Думаю, как бы похоронить её, что ли.

Брик чуть не засмеялся. У них в поселении такие ужасы происходит, а дозорный, который должен быть на посту, вместо этого сидит под вышкой и думает, как бы похоронить старую беспризорную псину.

— Сожги её, — предложил Брик, на этот раз голос его был слегка весел.

— Ну… — Джорджи замялся. — А вы разрешите взять немного хвороста для савана?

Брик уже в открытую улыбался. Этот дурак собрался хоронить псину по всем почестям, как бы ещё священника для отпевания не позвал.

Однако, Брик почему-то кивнул.

— Неси, разрешаю.

Джорджи тут же умчался в сторону амбаров за хворостом. И Брик остался один, с трупом беспризорной собаки. Он посмотрел на неё пару мгновений. Обычная гончая. Язык вывалился. Зубы с чёрными дёснами виднеются из приоткрытой пасти. Глаза затянула белёсая плёнка. А брюхо с выпуклыми сосками выпало наружу. Хвост лежит недвижимый. Она не шевелится и не дышит.

Брик поднял голову к небу, и на его лицо сразу упало пара колючих снежинок. Он искал на небе звёзды и луну, но не нашёл ничего, кроме кружащихся хлопьев снега.

— Знаешь, старая Сара… я, как и ты, уже никому не нужен, кроме разве что… одного дурачка. И скоро, как и ты, подохну.

Рядом стукнули полешки. И раздался недовольный голос Джорджи:

— Никакой я не дурак! И что вы вообще такое говорите про…

— Принёс? — прервал возмущённый голос Джорджи староста Брик.

— Принёс! —недовольно пропыхтел дозорный, садясь на колени перед умершей собакой и выкладывая вокруг неё костёр.

— Вот и займись делом!

— Так я уже!

Тишина. Брик смотрит как работает Джорджи, а тот умело, по всем правилам, выкладывает на земле охотничий костерок. Под низ втыкает пучок соломы и бересты, и пощёлкивая кресалом выбивает сноп искр, которые тут же тухнут. Огонь загорается с третье попытки, Джорджи наклоняется поближе к костру и раздувает пламя.

Дозорный поднялся с колен. Встал рядом с Бриком. Они молча смотрят на пламя, от которого идёт едкий дымок, и исходит немного тепла. Огонь разгорается неохотно, но потухать не намерен. Джорджи сложил костерок как надо.

— Сара была хорошей девочкой, — не громко заговорил дозорный. — Она исправно несла службу, отгоняла от поселения диких зверей. Мы с Сарой хорошо ладили. Она часто приходило ко мне вечерами, и я всегда держал для неё кусочек хлеба.

Брик лишь покачал головой. Этот дурак хоронил блохастую псину как старого друга, мало того он ещё и хлеб ей свой отдавал, запас которого в поселении, между прочим, был совсем не велик. Но вслух Брик ничего не сказал. Почему-то эти тихие похороны растрогали и его.

Огонь разгорался всё сильнее.

Среди треска поленьев, и шипящих искр, раздался скулёж.

Брик с Джорджи перегнулись. Не послышалось ли?

Скулёж повторился и костерок зашевелился. Джорджи тут же нагнулся и сунул руки в огонь. Всё произошло так быстро, что Брик не успел остановить дурака. А он уже отпрянул от костра и откатился в сторону. Подвернул под себя руки, и улёгся на живот.

— Что же ты творишь? — вопрос Брика затих, не получив ответа.

Староста обернулся, окинул взглядом растормошённый костёр. Тот здорово покосился, но продолжал гореть. Брик посмотрел на Джорджи. Дозорный поднимался с земли, к груди прижимая что-то руками.

Брик подошёл поближе и вновь услышал, как жалобно скулит кто-то, но на этот раз звук шёл из рук Джорджи. А дозорный широко улыбался, в этот миг очень сильно напоминая дурака, которым его все и считали.

— Смотрите.

Брик заглянул в руки дозорного, которые слегка приоткрылись. И между его пальцев увидел тёмный комочек, который пищал и пытался укусить дозорного за палец опалённой перчатки.

— Похоже Сара оставила нам прощальный подарок, — голос Джорджи лучился теплом. Он прижал комочек к лицу, потёрся щекой о крошечную голову, и спрятал щенка за ворот мехового тулупа.

Брик лишь покачал головой.

— Какой же ты всё-таки дурак, Джорджи.

Но при этом губы старосты улыбались.

***

Брик проспал всю ночь в башне дозорного. Там он ощущал себя спокойно. У небольшого очага ему было тепло. Джорджи не докучал старосте вопросами, и вообще не говорил с ним. Установилась тишина. И Брик уснул. Ночь прошла спокойно. И когда Брик открыл глаза, поднялся, чуть зевнул, то обнаружил, что под башней дозорного разыгралась настоящая драма. Он услышал часть разговора, идущего на повышенных тонах.

— Ты обещал остаться! — кричал женский голос.

— Когда ты ночью голой явилась в мой закуток, я мог бы и не такое тебе пообещать, — отвечал несколько разозлённый голос, который показался Брику знакомым. Поэтому он привстал с лавки у очага, и выглянул за край башни, вниз. Тут же разглядел клирика Ренуила, который уже забрался на свою лошадь и ждал, пока Джорджи, и ещё несколько мужчин, снимут с ворот засов. Причём из всех троих торопился открыть ворота лишь Джорджи, и он недовольно смотрел на двоих мужиков, что в открытую глазели на склоку клирика и местной девицы. Девушку звали Кира, она была Брику хорошо известна тем, что вроде как была у девушек за главную, а ещё сама Кира нередко грела Брику постель, он воспринимал это спокойно, Кира не требовала от старосты многого, лишь выслушивать её пожелания, касательно обустройства женщин в поселении.

У Киры были растрёпаны волосы. Щёки алели. А глаза сверкали бешенством. Она стояла внизу, вся растрёпанная, и кричала на клирика:

— Я что, по-твоему, какая-то шлюха, которой можно воспользоваться и сбежать?! — Кира рукой ухватилась за ремень седла клирика. Сам молодой клирик повернулся к ней боком, и смотрел на Киру с заметной злостью во взгляде.

— Ты хуже, чем шлюха! — заявил Клирик, в отличие от Киры лицо его было белее снега, до этого он плотно сжимал губы, но вдруг прикрыл глаза, и лицо его чуть разгладилось. А когда Клирик открыл глаза и вновь посмотрел на Киру, то его тонкие красивые губы слегка улыбались. — Шлюхи прекрасны! Они даруют одинокому мужскому сердцу любовь, и просят за это лишь монеты. — Улыбка исчезла с его лица, и он устало добавил: — А ты приходишь ко мне ночью в постель, просишь остаться, и на утро умоляешь скинуть вашего старосту с его поста и занять его место. Так послушай же меня, вероломная дрянь. Мне плевать на тебя, и твоё поселение! Сожри вас всех дикие звери, или тёмные твари. Я простой церковный клирик, и у меня полно других дел, а сейчас… — Он медленно повернулся к двум замершим мужикам и посмотрел на них так, что у Брика засосало где-то внизу живота. — Я надеюсь, что вы поспешите открыть эти сраные ворота.

Мужики бросились к воротам так, словно от этого зависела их жизнь. А впрочем, так оно и ощущалось. Они вдвоём схватились за деревянный брус так резво, что Джорджи не успел им помочь. Брус уже лежал в стороне, а двое мужиков налегали на ворота. За ночь намело снега, потому створки ворот поддавались неохотно. Но мужиков это ничуть не смущало, и действуя слаженно и очень шустро они открыли достаточный проход, чтобы лошадь клирика могла проехать. Что она тут же и сделала, подгоняемая Ренуилом.

Клирик ни с кем не попрощался. Хотя уезжал из поселения он под ядовитую браваду, состоящую из проклятий и матерных выражений из уст Киры.

Брик посмотрел вслед исчезающему за деревьями силуэту священника, а затем прервал тираду Киры вопросом:

— Что он там говорил про сбросить старосту с поста, и занять его место?

Кира была очень красивой девушкой. Высокой. С большой крепкой грудь и приятными чертами лица. Она нравилась Брику и своей прагматичностью. Кира старалась говорить прямо, и до этого момента староста считал её честной и достойной соратницей. Хотя доверять ей так же, как он доверяет Джорджи, Брик не мог. Ведь дозорного он знал долгие годы. А Киру лишь пару месяцев, познакомившись с ней, когда они уже достигли ничейных земель. И Брик плохо знал о прошлом Киры, вернее не знал ничего. Они мало говорили, и только по делу. А виделись лишь в редкие ночи, всегда перед тем, как Кира просила у старосты сделать что-то для женщин в поселении.

Сейчас она смотрит на него снизу вверх. И молчит. Видно, что она потеряна. Рука её тянется к голове, поправить волосы, но замирает у лица. Она продолжает молчать. Взгляд отводит от Брика. И бежит. Убегает довольно быстро к общим баракам и Брик смотрит ей во след, не зная, что чувствовать по этому поводу. И стоит ли ему переживать? Во рту растекается горечь.

— Чего замерли? Надо ворота закрыть! — слышится снизу недовольный голос Джорджи. Два мужика, что до этого в открытую грели уши, зашевелились неловко, задвигая обратно створки ворот.

Брик смотрит на их потуги пару мгновений.

Кто-то скулит рядом.

Брик поворачивает голову на звук. И под лавкой встречается с тёмными бусинками глаз взглядом. Там в тени и относительном тепле, завёрнутый в тряпицу, лежит щеночек. Его рот приоткрывается, из розовой беззубой утробы вырывается новый писк.

Брик садится перед ним на корточки, и протягивает руку. Он гладит пёсика по тёплой головке. А тому это явно не нравится, и он очень споро ловит Брика за мизинец, сдавливает его палец челюстями в слабом укусе.

Староста смеётся. Его жизнь летит в бездну, а он смеётся.

Немного погодя к башне дозорного заявился Генти. Славный мальчишка с очень большими ушами. Среди поселенцев у Генти была популярна кличка «Лапоух», на которую сам парнишка ничуть не обижался. Генти тащил с собой глиняный котелок, с утренним варевом, для Джорджи. Он поднялся на башню вручил в руки Джорджи котелок и улыбнулся старосте щербатой улыбкой.

— Доброе утро, дядюшка Брик!

— Да не такое уж и доброе, Генти.

Лицо добродушного Лапоуха посмурнело.

— Ч-что-то случилось?

Джорджи набрал побольше груди в воздух явно собираясь высказать Генти всё, что случилось, и как это именно его, Генти, касается, но Брик положи руку на плечо дозорного, заранее останавливая словесную перебранку.

— Ничего такого, о чём стоило бы говорить, — Брик поднялся с лавки. — Ты сам-то, Генти, уже перекусить успел?

Парень заулыбался.

— А то, как же! Я же на кухне вроде поварёнка, там ложку перехвачу, тут немного хлебну и уже сытый! — на лице Лапоуха высветилась широкая улыбка, но кожа на щеках натянулась, обнажая острые скулы и костлявый подбородок. На сытого парнишка не тянул.

— Ну-ну… пойдём-ка проводишь меня до кухни, Генти, я же сегодня ещё ничего не ел. — Брик принялся спускаться по деревянной скрипучей лестнице. — Авось и тебя ещё подкормлю, а то задохлик какой-то уж совсем, смотреть страшно.

Джорджи на башне захохотал.

А Генти возмущённо воскликнул:

— Да скажете тоже, дядюшка Брик! Никакой я вам не задохлик! — но не смотря на всё возмущение, Генти поспешил нагнать старосту Брика, который уже спустился и бодрым шагом направился в сторону общей кухни.

Когда Генти, запыхаясь, всё же нагнал седого старца, тот тут же задал вопрос:

— Охотники уже ушли за добычей?

И вопрос этот имел смысл, ведь охотники отправлялись на промысел с другой стороны поселения, с западных ворот, которые староста Брик видеть с восточных ворот у Джорджи никак не мог.

— Да, дядюшка, с самым рассветом и отправились! Только вот…

Брик чуть сбавил шаг, позволяя Генти отдышаться.

— Что такое?

— Среди них не было Брома.

Брик остановился.

— Почему это не было? Главный охотник не отправился на промысел?! Неужели стряслось что-то с ним, никак заболел?

— Д-да нет, он… он отправил за место себя Дрофуса. А почему он с остальными не пошёл я не ведаю дядюшка Брик. — Вид при этом у Лапоуха был растерянный и даже грустный, сразу видно, что он понятия не имеет о том, что творится в голове у главного охотника Брома.

— Ясно. Ну ладно, пойдём поедим сначала, а там и посмотрим. — Брик хлопнул Генти по костлявой спине, стараясь подбодрить погрустневшего паренька, и они дальше пошагали к общей кухне поселения.

При этом сам Брик ощущал себя так, словно под ним разверзается пропасть. Но старался не придавать ощущению большого значения. Сейчас не время переживать и думать. Нужно успокоиться и постараться сделать что-нибудь на благо поселения, чтобы вернуть к себе расположение народа. Может тогда и Бром соблаговолит объясниться перед своим старостой?

Ещё на подходе к кухне, Брик услышал взволнованные голоса. Их было настолько много, что в общей сумятице невозможно было различить отдельные слова. Лапоух и староста переглянулись, и Брик толкнул дверь, входя в душный зал кухни.

Все голоса тут же умолкли. И на Брика уставились десятки глаз. Зал был полон народу, столы и лавки отодвинуты к стенам, люди стояли плотно прижимаясь друг к другу, настолько их много здесь собралось. Однако в центре залы выделялось свободное пространство: небольшой круг, в котором стояли лишь трое.

У Брика разболелась голова. Но он всё же зашагал вперёд, останавливаясь перед троицей, и громко, так чтобы слышали все собравшиеся, вопросил:

— Что здесь происходит?

Над старостой нависает главный охотник поселения, Бром. Один из троих. Его карие дикие глаза смотрят на Брика с ощутимой ненавистью. Бром всегда славился своим увлечением. Ещё с раннего детства он обожал выслеживать и убивать животных. Вначале своего пути он по глупости гонялся за домашней скотиной, и старым шелудивым псом, за что часто получал нагоняй от матушки, что растила Брома одна. Но мальчик быстро вырос, и после нескольких довольно ощутимых порок, переключился на животных диких, никому не нужных, ничейных. Он выслеживал и замучивал белок, мышей, ежей и всякую тому подобную мелкую живность… в Тарии, где все они жили раньше, Бром слыл диким нелюдимым мальчишкой, что почти круглый год пропадал в тамошнем лесу. А когда Бром вырос, то оказалось, что его странное увлечение может принести и пользу, ведь будучи пареньком Бром стал охотиться на крупную дичь. И несмотря на то, что в Тарии охота в лесах виконта была незаконна и приравнивалась к браконьерству, Брому это не помешало сколотить небольшую шайку охотников и регулярно заниматься своим любимым делом – выслеживать и убивать зверей.

Но если старый виконт Торлак мирился с шайкой браконьеров, то вот его молодой и раздражительный сын Брома не любил и терпеть не стал. Очень скоро наёмники маркиза стали бродить по лесам, желая отыскать Брома и его дружков, а после, прямо там в лесу, развесить браконьеров на пеньковых удавках.

И несколько месяцев назад предложение Брика, обосновать свободное поселение в ничейных землях, стало для Брома настоящим спасением.

Но вот сейчас, он орёт на старосту Брика так, что у того звенит в ушах:

— ТЫ ПРИТАЩИЛ НАС ВСЕХ НА УБОЙ!

Брик вытер с лица прилетевшую на него слюну. И посмотрев Брику в глаза, спокойно ответил:

— Вы сами пошли со мной.

В зале возмущённо зашептались. В этот раз Брик хорошо различил проклятья, направленные в его адрес. Лоб покрылся испаренной, а деревянный пол под ногами показался недостаточно крепкой опорой. Он перевёл взгляд на Киру, она была второй, кто стояла в кругу. И девица старалась на него не смотреть. Её красные щёки сверкали в тусклом зале стыдом.

Брик перевёл взгляд на последнего из троих. Смуглый, с курчавыми лохмами, и острым торчащим кадыком. Шестнадцатилетний предводитель подростков по имени Хэд. Он встретил взгляд Брика без какого-либо смущения, словно ждал, когда староста посмотрит на него, и мелодичным, но достаточно громким голосом сказал, подавляя общий гул в зале:

— Мы не довольны вами староста Брик, и считаем, что вы больше не вправе управлять поселением.

Брик едва устоял на ногах. В этот миг ему очень сильно захотелось отправиться в свой закуток и прилечь.

А Хэд продолжал:

— Мы просили клирика остаться в поселении и занять ваше место, но он отказался.

Брик кинул взгляд в сторону Киры, и наконец до него дошло, какую роль играла эта девица этим утром. Староста ощутил, как против его воли, намокли глаза.

— И тогда мы выбрали нового старосту сами. Им будет Бром.

Имя главного охотника из уст Хэда не только провозгласило нового старосту поселения, но и дало сигнал главному охотнику, к действию.

Бром шагнул вперёд, заключая Брика в медвежьи объятья. Ноги старосты всё же подогнулись, но он не упал. Бром не позволил. Он возвышался над стариком, огромный, и дикий. Как зверь, которых этот верзила обожал мучить.

Тело старика тихо вздрогнуло, когда в него вошло лезвие.

Никто из присутствующих в зале, не помог старику. Никто не возмутился, никто не крикнул: «Произвол!», или «Что творится?!». Всё было тихо и спокойно. Наконец новый староста выпустил тело старика из своих объятий, и оно неприкаянным грузом повалилось на пол, тут же исторгая из себя лужицу крови.

Но в общей кухне вдруг хлопнула дверь. Генти «Лапоух», что до этого момента недвижимо стоял в проходе, вспомнил о чём-то и выбежал в морозное утро.