Трудности работы авантюристом

Глава 8 — Не злите старого кобольда!

Они сидели молча, пока разносчик не забрал грязную посуду и не отчалил. После этого дед Клавдий долго буравил Джорджи взглядом, и наконец спросил:

— Ты точно видел здоровенный сияющий камень, который тот старый гоблин притащил в Пашмир?

Джорджи кивнул, для точного согласия добавив ещё и голосом:

— Да. Так и было, я в добавок уверен, что та штука точно магическая…

— Ах вы зелёнозадый ушлёпки, ДА Я ВАС… — дальше голос деда Клавдия вырвался наружу настоящим рокотом вместе со словами столь грязными и полновесными, что у Джорджи сначала закружилась голова, а после и вовсе заболела, и он зажал уши ладонями, только чтобы не слышать гневную тираду огромного старика, что внезапно оборвалась.

Дед Клавдий к этому моменту стоял у решётчатой стенки, здоровенными ручищами он ухватился за кованную решётку, да так, что металл в его руках заскрежетал и прогнулся под давлением хватки. И до Джорджи вдруг дошло, что этот старик здесь вовсе не пленник, что он по собственно воле отлёживался в камере, ожидая чего-то… или просто страдая от похмелья, и что этот огромный дедок в любой момент может сорвать несчастную решётку со стены и устроить гоблинам кровавую бойню… но дед Клавдий почему-то не делал этого.

И сейчас, стоя у решётки, сжимая её так, что ячейки металла безобразно гнулись, гигант вдруг отпустил её и отпрянул. Походил, согнувшись в поясе по камере, что в ширину измерялась четырьмя его шагами. Остановился. И мельком взглянув на Джорджи, спросил:

— У тебя одарённые в роду были?

Джорджи отрицательно покачал головой, но деда Клавдия это кажется отнюдь не расстроило.

— Может ты этого и не знаешь, люди редко ведают за свой род, и понятия не имеют кем были их предки… хотя бы тусклая капелька одарённой крови в тебе-то должна бултыхаться, всё же у людей часто одарённые родятся!

Вдруг дед Клавдий присел, вытянул лапищу над полом. Прикрыл на миг глаза, и с рокотом произнёс:

— КВАЗИНОР!

При этом веки его раскрылись и глаза вспыхнули тусклой оранжевой вспышкой.

Пол вздрогнул и разом раскололся глубокими трещинами, что все вместе сложились в идеальный круг, внутри которого горели незнакомые Джорджи письмена. Дозорный и читать то умел с большим трудом, а тут… письмена явно древние, ему совершенно непонятные.

Дед Клавдий взглянул на него с прищуром. Дозорный сам не заметил, как испуганно вскочил, и спрятал подмышку щеночка Отрыжку.

— Не волнуйся, Жоржик — прошептал дед Клавдий вкрадчиво. — Мне всего то и нужно от тебя, чтобы ты капнул в этот рунный круг пару капель своей крови.

— Э-э… но за-ачем…

— Надо Жоржик. Просто дай мне руку, будет немного щипать…

Джорджи сам не знал почему он доверился этому косматому гиганту и протянул к нему ладонь, но передумывать было уже поздно, дед Клавдий вспорол кожу на его ладони когтем, Джорджи зашипел, а в рунный круг на полу упала первая мутноватая капля.

Символы на полу разгорались алым поэтапно, с каждой каплей всё шире и ярче. Наконец дед Клавдий отпустил руку Джорджи, а тот тут же отпрянул, но это гиганта никак не смутило. Он исступлённо пялился в символы, поводил над кругом огромной ручищей, и все знаки тут же отзывались ровным красным сиянием…

Дед Клавдий прошептал прямо в горящие контуры:

— Повелеваю и призываю духов низших по праву крови и властью данную родом!

Круг отозвался чёрным дымом. Он исторг из себя целые клубы, которые впрочем не расходились по комнате, а удерживались контуром алого круга. Наконец дым сгустился в одну неказистую, небольшую фигуру. Тварь сидела на корточках. Два рваных крылышка торчали за его спиной. Он был весь костляв, угловат и невзрачен. Из черепушки торчали два рога, из глазниц горели два красных уголька. Тварь сипло прошептала:

— Бесёнок Макхи готов служить, старший дух кобольд!

У деда Клавдия приоткрылся рот в немом удивление. Он переводил взгляд с бесёнка Макхи на потерянного в пространстве и времени Жоржика.

Наконец дед Клавдий закрыл рот, и пробормотал разочаровано:

— Не… я, конечно, понимаю, что… многие существа даром магическим обделены, но чтоб настолько… это конечно своего рода убогая редкость.

Дозорный смотрел в сторону почему-то испытывая чертовски сильную волну стыда. В то же время круг рунный на полу рассыпался, смешался с камнем и погас. Но бесёнок Макхи никуда не делся и подал голос хриплый, напоминая о себе:

— Так чем могу служить вам, хозяин Кобольд?

Дед Клавдий помассировал виски, вздохнул тяжко.

— А впрочем… и такой сгодится! — Он вновь посмотрел на Макхи, при этом с таким сочувствием, что бесёнок как-то неуютно вздрогнул. — Отыщи в Пашмире жреца Гомар-маШи, и устрой ему брюшные колики, да такие, чтоб он блевал и срал кровью, усёк?

Бесёнок кивнул и исчез в алой дымке.

Дед Клавдий вновь окинул взглядом дозорного и вяло пробормотал:

— Не расстраивайся, скоро мы свалим отсюда… — и вдруг улыбнулся. — Жрец думаю быстро догадается откуда к нему пришёл такой неприятный подарочек.

***

Клавдий ждал жреца с больным нетерпением. Он знал, что тот страдает сейчас по страшному, и вбивает в свое болезное тело десятки различных трав и настоек, более того, он скорее всего прикоснулся к запасу самого Клавдия и выпил один их красных элексиров, несмотря на все заветы и законы. И боль прошла, в этом Клавдий не сомневался, и жрец получил отдышку, смог перевести дыхание и даже обрадоваться. Но только на пару мгновений… ведь элексир способен залечить прежние раны, но спасти от новых… не в состоянии, и сейчас, где-то в своих роскошных покоях Гомар-маШи катается по бархатистому ложу, бьётся в объятьях своей ближайшей супруги и скрежещет сквозь сжатые клыки всякие нехорошие проклятья в сторону Клавдия, но ох беда, ни одно из них не сработает! Ведь Клавдий дух могущественный, куда сильнее любых проклятий, способных ниспослать жрец.

Когда Гомар-маШи заявился к окованной стене камеры, дозорный Жоржик вовсю сопел на своем лежаке у стенки, и даже не проснулся, и не заметил целой процессии. Клавдий лишь вновь покачал головой, этому пареньку нужно многому научиться, чтобы выжить в этом тяжёлом и таком непростом месте, но почему-то у него, у Клавдия, возникло желание эти уроки дурачку Жоржику дать. Давно не было у него учеников, он истосковался по нормальному человеческому общению, а здесь, в ничейных землях, найти путёвого человека для разговора ох как не легко!

Жрец пришёл не один, его за руку привела старшая супруга. Вся седая гоблинша, но с ещё упругой грудью, виднеющейся под облегающим платьем. Вот что у гоблинов было не отнять, так это здоровья… даже в старости их тела были гибки и по-своему прекрасны, что нельзя было сказать сейчас про жреца Гомар-маШи. Тот весь трясся на тонких ногах, в чёрном шёлковом балахоне, с серебряным венцом на башке, он опирался на свой скипетр как на трость, второй рукой неотрывно держась за живот. По его тёмно-зелёному лбу стекали густые капли пота, он смотрел на Клавдия со страхом и призраком надежды. Но взгляд его жены показывал их истинные чувства. Тупая ненависть. И даже ярость.

Старая карга не забыла захватить с собой силовую поддержку.

Аж две серебряные маски. Клавдий поднялся и распростёр в стороны руки, в любой момент готовый к бою. Две серебряные маски – тяжёлые противники, стоят в своих синих мундирах и чёрных ячеистых юбках, в руках сжимает каждый по стальной алебарде, задний клевец которых из чистого серебра. Клавдий знает, на что способно это оружие в умелых руках… он помнил смутно, как пару дней назад четверо таких пришло на поднятый им же дебош. Он с большим трудом мог тогда помять лишь одного, очень уж сильно был пьян. Но сейчас то он трезв, и полон сил, только вот оружия нет… да он и руками их поломает, жалко только, что в этой сечи погибнет будущий ученик, да и жрец с супружницей полягут уж точно, Клавдий об этом позаботится!

— Ты смотришь на нас с вызовом, старый друг… — прошамкал жрец.

Клавдий чуть не подавился слюной.

— В гробу я видал таких старых друзей, болотнозадый ты ушлёпок!

Серебряный маски поудобнее ухватились за алебарды, лязгнул металл. Супружница жреца сложила левой рукой какой-то магический знак. Клавдий лишь улыбнулся, чтобы этой суке пробить барьер его предков понадобится столько маны, сколько нет и во всём Пашмире. Он это хорошо знал, ведь именно он помогал им устанавливать немалую часть городских рун лет сорок назад, когда эта злобная падальщица ещё только выпала из лона своей матушки!

— Не надо…К-ха… злиться, Клаштий… — жрец говорил с явным трудом, едва выговаривая слова, его взгляд поминутно обращался вовнутрь, к эпицентру боли и мук. — Не мы виноваты, что ты перепил грибной браги, не мы…А-а-ахх… — жрец повис на руках жены, затрясся в спазме, изо рта его вытекла зелёная кровавая слюна.

— Прекрати это, чужак! — взвизгнула старшая супруга жреца, она смотрела на Клавдия с дикой ненавистью во взгляде.

Ему это очень не понравилось.

— Это не похоже на просьбу, ведьма.

Но взгляд она не сменила, лишь оглянулась на серебряные маски. Те поняли её без слов и шагнули к решётке. Клавдий знал, что они разрубят эту тщедушною преграду одним ударом, и для себя кобольд решил, что так тому и быть. Раз уж быть кровавой сече, так чего же откладывать?

В стороне вскочил со своей лежанки Жоржик, уставился на гоблинов, весь растрёпанный, волосы слежались ото сна. Клавдий смотрел на него чуть ли не растроганный. Парень ему определённо нравился, хотя совсем непонятно почему… может своей простотой цеплял?

— Не надо, Иква… — подал голос чуть пришедший в себя жрец, и Клавдий вновь обратил на него свой взор. — Прости меня за всё, Клаштий, слышишь… я виноват, перед тобой.

Клавдий пару мгновений вглядывался в искажённой мукой гоблинское лицо. И всё же сжалился.

— Изыдни, Макхи!

От живота гоблина повеяло тёмной дымкой, и прозвучал шёпот:

— Рад служить, старший дух…

Лицо жреца Гомар-маШи прояснилось. Он даже заулыбался, показывая неровные старые желтушные клыки. Однако Клавдий не обманывался перемене. Ведь перед решёткой камеры по-прежнему стояли два обритых налысо бугая в половинчатых серебряных масках, на каждой из которых была выгравирована бешенная зубастая пасть. Каждый из них очень опасный и гибкий противник, и Клавдий вновь взвесил свои силы в уме, подумал сдюжит ли?

— Ты милосерден, Клаштий! — голос жреца теперь звучал громче, понятнее.

Клавдий бросил взгляд на Жоржика, тот оглядывал внезапных гостей в шоковом состоянии, и наверняка не понимал ни слова из гоблинского наречия, да и откуда дураку из Вингфолда знать язык гоблинов Пашмира? А всё же нехватка знаний его будущего ученика оскорбляла Клавдия, нужно будет заняться дозорным всерьёз!

В то же время жрец продолжал нести какую-то околесицу про дружбу людского и гоблинского племени, и Клавдий прервал чепуху без зазрений совести, в конечном счёте он до сих пор сидел в этой камере, хотя сердце топи, один из источников чистой нейтральной маны, гоблины уже успели добыть, а отдавать его не торопились…

— Неужели, жрец, ты решил меня обмануть?

Гомар-маШи тут же вздрогнул, словно Клавдий зарядил ему пощёчину. Его старшая супруга сверкала таким злобным оскалом, что казалась куда как опаснее двух серебряных масок, стоящих рядом.

— О чём ты говоришь, Клаштий, я не понима…

— Всё ты понимаешь и знаешь! Знаешь, что в Пашмир ещё вчерашним утром доставили сердце топи, обещанное моему королю! Так ГДЕ ОНО, И ПОЧЕМУ Я ЕЩЁ СИЖУ ЗА РЕШЁТКОЙ?! ТЫ КОГДА СОБИРАЛСЯ МНЕ ОБ ЭТОМ ДОЛОЖИТЬ?!!

Супруга Жреца сорвалась на ответный вопль, опередив своего мужа:

— Да как ты посмел, вонючий ЧУЖАК, ЗАЯВЛЯТЬ ПРАВА НА НАШ АРТЕФАКТ?! МЫ ЗАПЛАТИЛИ ЗА НЕГО ЖИЗНЯМИ СОРОДИЧЕЙ!

У Клавдия закончился лимит терпения. Он пнул окованную решётку со всей мощи, впечатывая метал в противоположную стену, поднимая ворох пыли и осколки каменного крошева в воздух.

Серебряные маски отошли лишь на шаг, успев перед собой разрезать внезапный снаряд. Над жрецом и его супругой мерцал лиловый барьер, решётка разбилась о него кусками, не причинив паре влиятельных гоблинов никакого ущерба.

Где-то позади, в камере, кашлял от пыли Жоржик.

Клавдий сжал кулаки так, что заскрипели кости. Однако голос его был вкрадчив и обманчиво вежлив:

— Уговор был в том, что Вингфолд предоставляет вам книги и свитки по рунной магии, а вы взамен добываете артефакты чистой энергии. Я свой уговор выполнил, а вы…

— Уважаемый Клаштий, — так же миролюбивого говорил с ним жрец. — Вы забыли упомянуть и о второй части вашей платы – трое красивых по нашим меркам человеческих юношей, для продолжения и укрепления Пашмира, а в этот раз вы их не привели!

Клавдий мельком вновь посмотрел на Жоржика, тот перестал кашлять и во все глаза пялился на гоблинов, пытаясь понять непонятные слова, которыми те общались вместе с Клавдием. Жрец тоже посмотрел на дозорного и покачал головой:

— Нет, Клаштий, этот юноша нам не подходит, он слишком стар, чтобы стать опытным и мудрым мужем, своим будущим гоблинским супругам, а ещё… — жрец скривился. — Он слишком уродлив. Не то, что второй человек, что пришёл…

— Тот-то вам сгодился? — Клавдий сам не заметил, как стал ухмыляться.

Жрец покорно кивнул.

— Сгодился, только не ты привёл его, а он сам пришёл! Уговор с твоей стороны не выполнен, Клаштий.

— Ты раньше иначе говорил, до того, как в Пашмир притащили сердце топи, раньше тебя наш уговор устраивал, ведь я принёс в полтора раза больше книг и свитков, чем раньше!

— Да, но до этого я не знал сколь высокую цену нам придётся заплатить, чтобы добыть артефакт! Из боевой двадцатки вернулся лишь один старый Гмырь… Пашмир сильно потерял в силе, и ради чего? Ради книг и знаний, в которых мы уже и не особо-то и нуждаемся? К тому же, ты должен нам за три башни, что ты разрушил в пьяном угаре!

Клавдий присел. Стоять в полный рост у него уже затекла согнутая набок шея. Чуть покряхтев, он нашёл удобное положение, прежде чем вновь заговорить со жрецом. Он посмотрел в глаза его старой супруге и мило улыбнулся. У Гоблинши заскрипели клыки, так сильно она их сдавила. Ведь все должны стоять и уважительно склонять голову перед правителем и главным жрецом Пашмира. Но Клавдия не заботили её чувства, скорее напротив, он хотел эту суку позлить, ведь это наверняка она науськала Гомар-МаШи!

А затем он вновь перевёл взгляд своих огненных глаз на жреца, что за пару мгновений успел существенно похорошеть.

— Ты выпил один из моих красных элексиров, жрец.

Гомар-маШи побледнел.

— Как ты узнал?

Клавдий отмахнулся от его вопроса, как от несусветной глупости.

— Этот элексир предназначался другим, и они будут недовольны! Я нарушил другой договор, и всё по твоей вине, жрец. А ведь наши народы сотрудничают долгие годы, я наладил эту связь до тебя, и не хочу, чтобы на тебе она прервалась… понимаешь?

— Да, — гоблин кивнул. — Я тоже этого не желаю.

— Вот и замечательно. Если вам не нужны больше рунные книги, то я перестану доставлять их вам, а заместо книг постараюсь привести к следующей зиме побольше юношей… но в этот раз, договор ты выполнишь. Ведь договор был свят до тебя, и будет свят после! Ведь именно торговые отношения позволяют нашим народам жить в мире.

По глазам гоблина Клавдий понял, что тот распознал в словесном кружеве явную угрозу, и проникся возможной опасностью. В конечном счёте, этот город накопил достаточно богатств, чтобы это окупило военную компанию Вингфолда против гоблинов Пашмира.

— Ты заберёшь сердце топей, и уйдёшь, — голос жреца прозвучал очень тускло, он виновато смотрел на свою супругу. Та же выглядела сильно удивлённой.

— Как ты мог? — тихо прошептала она, но Клавдий услышал.

— Тише… — ответил ей сильно уставший за ночь жрец. — Не время… и не место для склок.

***

Джорджи желал выручить Генти из беды, ведь именно Джорджи был во всём виноват. Ведь это он уговорил Генти сбежать из поселения в неизвестность.

Сейчас-то дозорный хорошо понимал, что их ждала верная смерть и то, что им удалось выжить – большая удача. Но тогда он этого не знал, и умри Лапоух, он винил бы в этом именно себя.

Но а сейчас… этот мелкий засранец прилюдно отчитывал его.

Одна из башен Пашмира, внутри удивительно уютно и приятно находиться. Синеватые рунные камни тут и там, и кажется повсюду. Света они дают не очень много, но вместе их свечение получается ровным, не режет глаза и позволяет всё разглядеть.

Перед Джорджи стоит Лапоух и всё продолжает бубнить себе под нос очередное нравоучение, поочерёдно оборачиваясь назад:

— … так вот, тебе не стоило мешать гоблинам уводить меня, и тем более нападать на них, ведь они славные ребята, и не заслужили поножовщины, к тому же ты совсем не спрашивал меня о выборе и…

Генти вновь обернулся назад, и получив новый кивок одобрения, продолжил бубнить странную речь.

При этом с лица будущего гоблина не сходил виноватый румянец стыда, смешанный с упрёком в глазах, Генти кажется не очень истово верил в свою чепуху, и какие-то сомнения в нём всё же гуляли.

Джорджи мог опровергнуть весь бред разом, а рука его так и тянулась зарядить Лапоуху мощную затрещину, чтобы вытрясти из этой никудышной башки весь тот бред, который туда успели забить три очаровательные гоблинши, что мило стояли небольшой стайкой за спиной Генти. На них то он и оглядывался, от них то и получал одобрительные кивки.

Джорджи вообще старался молчать по началу, сдерживая волну гнева, но после дозорный смирился, и просто разглядывал обстановку. В башне было полно резной деревянной мебели, ковриков, зановесочек кружевных на окнах… здесь вообще было приятно находиться, и сильно ощущалась женская рука.

К слову, о самих женщинах, вернее о юных гоблиншах. Зеленоватые, они в синем свете казались чуть ли не чёрными, лишь глазища сверкали. С виду они очень опрятные, в кожаных штанишках до колен, сверкают мускулистыми икрами, и голыми стопами, что притиснуты в сандалии. Груди у них почти нет, но бугорки сосочков за тоненькими тканевыми рубашками виднеются. Длинные чёрные волосы на лбу каждой удерживаются верёвочками.

Их и правда по людскими меркам сложно назвать красавицами, но они весьма милы и очаровательны… были бы, если бы не пялились на дозорного с явной агрессией, в отличие от Лапоуха, на его сутулую спину они смотрели с некоторой нежностью и мягкостью.

До Джорджи вдруг дошло, что это будущие невесты Лапоуха, его же включили в этот племенной союз. И не то чтобы Генти противился. Он уже сейчас, спустя несколько дней в Пашмире, стоит и рассказывает про угнетение гоблинов, и про то, что чужакам необходимо вести себя в гоблинской столице как можно более культурно! Подумать только, а на словах Генти – чужаком теперь являлся только Джорджи, себя же Лапоух к таким больше не относил.

Более того, одет Лапоух был в ячеистую бронированную юбку, и в жилетку из чёрной кожи, на ногах сандалии, волосы тщательны вымыты и прочёсаны гребнем, и пахнет от Генти цветами, а не застаревшим потом, как должно быть воняет от самого дозорного.

Вскоре Джорджи для себя всё решил, и замахнувшись… опустил руку на плечо Лапоуха, тот аж вздрогнул, ожидая удара, и тем сильнее было его удивление, когда дозорный просто кивнул, соглашаясь со всей его речью и доводами, да молвил тихо и вкрадчиво:

— Я всё понимаю, удачи тебе здесь, Лапоух!

Затем дозорный повернулся к ожидающему его в проходе деду Клавдию, и они оба покинули одну из жилых башней Пашмира. На улице их поджидала боевая двадцатка, представляющая из себя идеальное боевое подразделение гоблинов, состоящие из десятки копьеносцев со щитами, четвёрки мечников и шестёрки лучников. Этот боевой эскорт сопроводил чужаков до границы, и немного дальше, пока они окончательно не покинули город гоблинов.

В то же время, Джорджи сотрясала зависть. Ему не досталось трое жён гоблинш для разведения потомства! Его не приняли в новый дом, не подарили семью и любовниц, с единственным обязательством – окультуривать племя! Он оказался слишком страшненьким для этого, и на душе дозорного возник чёрный ком зависти и злобы.

А с другой стороны, он был искренне рад за Генти, и понимал, почему Клавдий не спешил ему про Лапоуха рассказывать. Ведь великан явно посчитал, что они друзья, и Джорджи так потеряет товарища… который больше никогда не будет вести себя как человек, он просто перестанет им быть. Джорджи видел таких, пока они быстро пересекали улочки Пашмира. Видел людей среди толпы гоблинов, но были-ли они людьми? Они смотрели на него с ненавистью, разговаривали и одевались с гоблинами одинаково, и в домах-башнях их ждали жёны, да дети-гоблинята.

С этими людьми ничего плохо не произошло, они просто влились в Пашмир новыми жителями. Горе было лишь у их прошлых, человеческих, семей, который внезапно лишись родни… и Клавдий не хотел расстраивать и лишний раз будоражить его, самого Джорджи.

И вот они шли молча. Тропы гоблинов давно остались позади. Дозорный тащил на своей спине сумку дикарей, напичканную всяким, что удалось собрать с трупов. На другом плече у него висел лук, под боком колчан почти полный стрел.

Гоблины вернули ему всё, а когда он попытался вернуть лук, они покачали головами и сказали что-то на своём, непонятном наречии. Дед Клавдий же, что стоял рядом и снаряжался настоящей горой оружия, тихо пояснил:

— Они считают, что мёртвые гоблины больше не принадлежат племени, что они становятся частью матери-природы и они не вправе посягать на их тела и их личные вещи, по той же причине они к слову никогда не хоронят погибших в боевых походах товарищей, оставляя тех гнить в лесу… странный обычай для нас, людей, но их кажется всё устраивает.

Джорджи не знал, зачем он пошёл за великаном. Этот здоровяк вышагивал впереди такими шагами, что дозорному приходилось делать два-три шага на его один огромный.

И при свете дня, увешанная оружием и походными сумками, косматая фигура деда Клавдия действительно казалась огромной. Джорджи всё сравнивал их рост и пытался понять разницу, сколько здесь… головы три, четыре, может пять голов, а лучше даже локтей между его макушкой и макушкой деда Клавдия?

Великан же ничего не спрашивал у него. Не узнавал, зачем Джорджи следует за ним. Это его кажется и вовсе не волновало.

Так они и шли, просто вместе, туда, куда нужно было попасть старому кобольду.

И дорога вела их в племя дикарей, которым правили могучие веды.