Больше всего на свете Джорджи желал оказаться в своей старой хибаре. В той самой хибаре, где он когда-то жил с бабкой. Растопить сгнившую баню, согреться, отмыться и лечь спать на своей кровати, под родным одеялом. Это совсем не означало, что он жалел о походе вместе с Бриком в ничейные земли. Его мысли были о старой хибаре совсем по другой причине. Он просто хотел оказаться там. И отдохнуть. Ощутить что-то родное, давно известное, умеренное, простое и понятное. А не шагать посреди лесной чащи, ощущая цель, но не видя итога своего пути.
Вчера они отошли подальше от трупов. Как можно дальше отошли, пока не стемнело окончательно. Иза осторожности старались найти место для ночлега подальше, из опаски вновь встретиться с диким зверем, с которым справиться уже так легко не выйдет.
Утоптали снег. Разожгли костёр. В этот раз разожгли огонь побольше, у них это получилось благодаря гоблинскому поялу. Джорджи не сразу понял, почему это Лапоух шатается и щёки у него непривычно красные, краснее даже чем обычно бывают на морозе, а глаза осоловело таращатся по сторонам. И все дело оказалось в выпивки, Генти протянул тот самый кожух, к которому прикладывался постоянно в тот вечер, промывал рот от рвоты, и просто наслаждался, как оказалось необычайно крепкому напитку.
Джорджи захотелось проломить идиоту голову. Но он не стал. Зачем тратить силы, если Генти и так себе шею свернёт из-за какой-нибудь ерунды?
Однако напиток на вкус оказался даже ничего, сначала и не понятно, что сивуха. На вкус мутно грибная, с привкусом водорослей, а по нутру разливается жар, начиная с глотка третьего. Они этой штукой сбрызнули хворост и тот загорелся гораздо лучше, ярче, только почему-то зелёным пламенем.
Вечер в дальнейшем прошёл спокойно и даже радостно. Как дома. Как в Тарии.
А на утро, сейчас, когда они бредут по сраной лесной чаще, то весь мир шатается, отражается болью в голову, и представляется местом уныло-тревожным, напряжённым и страшным. И хочется прилечь, и отдохнуть, каждый десяток шагов очень хочется этого. Но Джорджи тащится вперёд, преследуемый неуловимым ощущением, что нужно, необходимо идти. Он и Генти тащит за собой, а тот вяло отмахивается, но послушной скотиной тащится следом…
Вопрос со следами остался висеть в воздухе. Потому что внезапно их заметно прибавилось. Из редких дорожек всякого зверья, им попались следы не очень знакомые, но позже узнаваемые. Гоблинские следы. Они меньше людских, не такие глубокие, и ноги они ставят слегка иначе, словно почти всегда ходят на носочках, а тело наклоняют чуть боком.
Джорджи сначала не придал этим следам особого значения. Лапоух же не заметил ничего, у него от выпитого вчера закатились глаза и передвигался начинающий пьяница лишь исключительно благодаря пинкам старшего товарища.
Но позже следов стало больше, и они вели туда же, куда вёл крест на карте мёртвых дикарей.
И следы обрывались в болоте. И не только следы, а кажется весь окружающий лес и зима вместе со всем своим холодом и снегом. Джорджи остановился, поражённый увиденным. Генти врезался ему в спину, замычал:
— А шо мы… стоим тут, почему так… вдруг?
По этому трёпу Джорджи мог бы заподозрить Лапоуха, что тот продолжает прикладываться к гоблинской фляге, но мысли дозорного были заняты совершенно другим.
Деревья перед ним расступились, открыв просторное место, ровное, но… снег на земле сменялся камышом, застоялой водой, корнями кустов, поросших мхом и тиной. Среди них островки дёрна, земли и вытоптанные неровные дорожки.
Нет ни единого звука. Не видно птиц. Не летают стрекозы, не слышно мошкары.
Не видно ничего живого.
А здесь, с этой стороны, там, где зима с неба продолжает падать снег, а Джорджи не чувствует кончиков пальцев из-за холода. При этом болото почему-то не замёрзло, и у редкие скрюченных деревцев свисают листья с ветвей. И не следа мороза…
Джорджи задрал кверху голову, желая понять, куда девается снег и увидел почти прозрачный гигантский купол, укрывший собой топь. Там вверху снег встречался со стеклянной преградой, и проходил сквозь неё, тут же обращаясь туманом, влажной хмарью, что не долетала до земли, растворяясь в воздухе.
— Что это за болото такое? — озвучил он вопрос, занимавший все мысли внутри него.
Лапоух ухватился за дозорного неловко руками, и выглянул изо спины.
— ТВОЮ МАТЬ, ЭТО КАК ВООБЩЕ?! — Завопил Генти на всю округу звонким, абсолютном пьяным, голосом.
Джорджи уронил громкого придурка в снег, и ногу поставил сверху, на голову Лапоуха, предоставляя тому такую полезную возможность взбодриться.
***
Естественно, они вошли в это болото и что удивительно, не было никакой преграды, что не позволила бы им это сделать. И помимо них в это болото вошли и гоблины. Об этом говорили следы на снегу, которые вскоре затерялись в густой траве болота.
Джорджи отправил идти вперёд Генти, потому что тот достаточно взбодрился после принятия снежной ванны и потому что у Лапоуха теперь было копьё. Средней длины. С костяным наконечником, они подобрали его у одного из дикарок, а ведь среди мёртвых тел там валялись и женщины, хотя они выглядели не менее страшно, чем мужчины. Все с копьями, хотя мужчины с костяными топорами, ножами и луками с костяными наконечниками. Женщины же погали гораздо больше мужчин чисто внешне. Во-первых, своей внезапностью, ведь не место женщинам на поле боя… а вот эти конкретные дикарки, словно родились сражаясь. Те же шкуры вместо одежды. Лицо так же измазано сажей… но лица тоньше чем у мужчин, они скалятся даже после смерти, и они кажутся в разы злее.
Что может разозлить такую дикую женщину Джорджи не знал, и это теперь казалось не такой уж и важной вещью, тем более думать о дикарках не хотелось.
Что было куда важнее – У Генти появилось копьё. И он шёл немного впереди и проверял копьём почву на возможную болотную трясину, в которую они без труда могли провалиться. Ноги их и так утопали в вонючей воде по щиколотку.
Генти иной раз останавливался, не зная куда повернуть дальше, ведь тропинки ветвились, в разные стороны. И каждый раз Джорджи беззвучно рукой из-за спины Лапоуха указывал тому направление. Они словно поменялись местами и теперь Джорджи прятался за спиной Генти, чему Лапоух явно не обрадовался. Ноги его тряслись, и то и дело, на любой шорох он замирал и поводил копьём по сторонам, ожидая атаки, которой не последовало, ни разу… до тех пор, пока они не услышали звуки свары:
Шипение, странный грубоватый голос отдаёт команды, свистят стрелы, дрожит и булькает склизкая топь под чьими-то лёгкими ногами.
Джорджи махом задвинул Лапоуха за спину, и вручил тому Отрыжку.
— …жди здесь… — прошипел он Генти на самое ухо и медленно, очень не спеша, согнувшись у самой земли, он закрался вперёд, пока из-за повисших набок ветвей и зарослей кустов не смог разглядеть очертания боя. Ужас смешался в нём с удивлением и долей замешательства, он второй раз за день испытывал это чувство, но на этот раз он протёр глаза, прежде чем убедиться, что происходящее перед ним не видение, не морок, а настоящее.
Посреди болота на двух очень тонкий и высоких ногах стояла птица. Тёмная туша. За спиной два мощных крыла, усеянных густыми серыми перьями. Высокая длинная шея покрыта чешуёй и раздваивается, каждый отросток переходит в огромную змеиную башку, что никогда не замирает на месте, головы движутся, двойные языки высовываются из зубастых пастей, они шипят. Четыре жёлтых глаза с вертикальными зрачками и зелёным болотным сиянием пялятся на гоблинов.
Гоблинов трое. Трое из тех, кто ещё жив. Остальные тела, их больше пяти… их сложно посчитать, сложно вообще обратить на них какое-либо внимание, ведь бой продолжается. Двое из гоблинов с их странными мечами пиками замерли посреди мутной водной глади в гибких позах, их тела пошатываются, словно в каком-то диком танце. Их стопы светятся мутным непонятным светом, как и амулеты на груди. Они двигаются по воде, так словно бы это была земля, не проваливаясь ни на пядь, не утопая в ней, а отталкиваясь от неё перед прыжком. Два гоблина кружат вокруг болотной твари, стараясь не смотреть ей в желтушные глаза, они легко отталкиваются от воды, и прыгают в быстром рывке, что сменяется ударом. От одного из гоблинов тварь отмахивается крылом, второму удалось попасть, он воткнул свою пику на половину в пернатое тело, но не смог увернуться от пасти со змеиными клыками. Они вонзились в его плечо, и гоблин содрогнулся, амулет на его груди погас, его голова запрокинулась назад и он, весь трясясь, быстро утоп в трясине.
Из двух гоблинов, что кружили вокруг страшной птицы, остался лишь один, он пробурчал что-то громкое, гневное, но на языке чужом, для Джорджи непонятном.
Третий гоблин, что стоял в стороне выпустил стрелу. У него был такой же лук, как и у Джорджи. Дозорный подобрал лук с убитых гоблинов, поразившись работой неизвестного мастера. Лук был коротким, но сильно изогнутым. Тетива зависла под невероятным напряжением, но сделана из материала, что поддавался для натяжки легче сомовьего уса. И два конца лука закруглялись вперёд острыми кромками и оканчивались двумя металлическими концами. Как бы Джорджи не крутил этот лук в руках, он таки не понял как с него снять тетиву… тетива уходила куда-то под наконечник и не снималась, тёмный шип из металла не позволял это сделать.
Джорджи снял этот лук с трупа, так же, как и колчан с восьмью стрелами с тёмными наконечниками. Колчан был почти пуст и остальные стрелы Джорджи набрал у дикарей, у тех тоже были свои луки, и на первый взгляд сделаны не плохо, но… слишком массивны, слишком подозрительные материалы использовались для изготовления луков дикарей. Джорджи не мог поручиться, что кожа, которой обтянута рукоять, не была раньше человеком. И что жила для тетивы была взята у зверя… да и лук гоблинов понравился дозорному куда как сильнее. Теперь в его колчане тридцать стрел. Двадцать две с костяным наконечником и восемь из тёмного металла.
Джорджи сидел, затаившись с луком в руках, когда третий гоблин умудрился подняться и начать стрелять. Тот гоблин, что замер у птицы с мечом-пикой, тут же отпрянул, давая товарищу обзор и окно для стрельбы. Первая стрела прочертила борозду на морде одной из голов-змей. Вторая застряла в шее. А третья была отбита… но не крылом, а взглядом. Джорджи никогда не видел такое. Одна из голов, словно в прыжке вытянулась по направлению к стреляющему гоблину, и мутная, полу-стеклянная стенка купол заключила змеиную голову в своеобразную защиту. Стрела чиркнула по ней и отлетела в сторону, не причинив птице никакого вреда. И тут же глаза змеи мигнули жёлтой вспышкой, и стрельба гоблина прекратилась, его лапы разжались. Тело покорно повисло. Лук свалился прямо в болотную жижи и тут же утоп.
Последний гоблин продолжал сражаться. Он попытался напасть на уязвимое тело твари, всё это время она стояла неподвижно на тонких ножках и не двигалась с места. Раненая в шею голова металась из стороны в сторону, стараясь уцепиться клыками за гоблина, её глаза то вспыхивали жёлтым, то вдруг гасли. Из раны на шее птицы сочилась красная пульсирующая кровь.
Гоблину остаётся до уязвимой пернатой туши лишь несколько шагов. Вторая, здоровая голова отстраняется от тонущего в болоте лучника, и летит к гоблину, гневно шипя. Мерцающий барьер исчез. Змеиная голова уязвима со спины. Джорджи понимает, что гоблин сможет ударить, возможно даже нанесёт смертельную рану этой жуткой птице, но после этого здоровая голова настигнет его и впрыснет в его худое гибкое тело яд.
Он понимает, что делает какую-то храбрую глупость. Но в его голове нет ни одной мысли, что потребовала бы остановиться. В левой руке он зажимает серёдку луку, правая вынимает из колчана, висящего на боку, одну чёрную стрелу с металлическим наконечником. Он выпрямляется в полный рост. Правую руку выносит вперёд, тетива упирается в защиту на его левой руке, которую он так же снял к мёртвого гоблина. Стрела натягивает тетиву. Он медленно дышит. Прошёл лишь миг, гоблину остаётся до пернатой туши ещё два шага. Здоровая голова змеи уже так близка к нему. Джорджи смотрит в змеиный затылок, он различает узор чешуи, дыхание его замирает, и он спускает тетиву меж пальцев.
Пс-шу-а… — выдаёт гулкий звук тетива, выбрасывая в полёт стрелу и ударяя Джорджи по защите на руке.
Гоблину остаётся сделать последний шаг, когда тень змеиной головы повисает над ним, и тут же из змеиного рта выставляется чёрный, изгвазданный в крови и серой слизи наконечник. Змеиная башка повисает неподвижным канатом в грязной воде топи.
Птица пошатнулась, но устояла, однако последняя раненая голова не сумела поймать гоблина на клык, и тот напрягшись всем телом всадил пику-мечь почти на всю длину в пернатую тушу.
Змеиная голова струной задралась к небу. Клыкастый рот раскрылся в немом крике. Из шеи пульсировала кровь. Гоблин вытащил шило и всадил в тушу вновь. Вторая голова пала, за ней пошатнулось и тело. В воздух поднялись грязные брызги, пернатая туша рухнула в воду, но тонуть не спешила.
Усталый гоблин вытащил пику. Повесил её в крепление на поясе и всмотрелся в округу, быстро находя в ней Джорджи. Они встретились взглядом. И тут же гоблин наклонился к пернатому телу, а из подсумка на боку вытащил закруглённый короткий кинжал. Он больше не пялился на Джорджи, занятый разрезанием пернатой туши. Он кромсал куски мяса и потроха как заправский мясник, через пару мгновений напрочь изгваздавшись в ярко-красной дымящейся крови.
Вдруг стало заметно холодней. По плечам Джорджи прошёлся ветер. А макушку поцеловал снег. Он задрал лицо кверху и тут же на его щёки упали колючие снежинки, они падали в топь болота, тут же тая… но не было сомнений, что скоро здесь всё затянет лёд, и придёт сюда мороз… а до тех пор, сейчас, всё затягивал тягучий белый туман.
— Э-эй! Джорджи! ГДЕ ТЫ, ДЖОО-ОРДЖИ?! — закричал позади Генти. Дозорный лишь устало покачал головой. В этот раз он решил искупать Лапоуха в болоте. Может хотя бы это научит идиота… хоть чему-то?
***
— Ирг-мах-кмах-дарг!— заявляет гоблин, стоя перед Джорджи лицом. В этот миг дозорный даже готов признать гоблина... красивым. Волосы короткие, но чёрные локоны пострижены аккуратно. На лице ни волоска щетины или бороды, а кожа гладкая. Он не молод. Он скорее даже стар. На щеках виднеются старые шрамики, под глазами и на лбу глубокие морщины, но с широким подбородком смотрится гоблин не дряхло, а скорее... мужественно. Глаза обычные. Зрачок чёрный, смотрит на Джорджи с интересом, радужка белая, абсолютно обычная.
Джорджи в этот миг смутился, он не помнил за собой привычки разглядывать других мужчин, напротив ему всегда нравились девушки, и он однажды даже получил за это слишком пристальное рассматривание загорелых ножек, грубую пощёчину. А тут он разглядывает гоблина. ГОБЛИНА! И даже считает его красивым... Видимо совсем он дичает в этих диких землях в компании идиота Лапоуха. А тот сейчас сидит немного в стороне, туманный взгляд направлен в пустоту. Он весь покрыт серой жижей, что корочкой успела засохнуть на его лице, там же виднеются зеленоватые разводы от рвоты... Джорджи немного перестарался во вразумительных целях и передержал Лапоуха в вонючей тине, того и вырвало. И теперь он словно познал бесконечность, смотрит куда-то вдаль и ничего не говорит, губы сжал, не шевелится.
Джорджи прекратил разглядывать Лапоуха, про себя решив, что так тому и надо, меньше будет напиваться и творить всякую непонятную дурь!
— Иг мах? — гоблин указал рукой на лук, что торчал из-за спины Джорджи. И дозорный кивнул.
— Да, это ваш лук, я снял его с убитого гоблина, где-то в дне пути отсюда ходом на север... А может и нет, я не очень хорошо разбираюсь в направлении.
Гоблин внимательно слушал его слова, не прерывал, от напряжения даже слегка приоткрыл рот, и стоило Джорджи закончить, как гоблин задумчиво протянул:
— У-у-у... вы... вы чужик-зем-цы... При-то-пали... в тобь... На-хмыра... За-чем?
— Топь На-хмыра? — Джорджи оглядел округу, а гоблин ткнул пальцем в сторону пернатой задницы, что единственная торчала над серой жижей болота, хотя и она медленно уходила под воду.
— А, так вот кто такой Нахмыр... нет, мы пришли сюда по... сейчас! — Джорджи потянулся рукой к сумке дикаря, гоблин тут же напрягся, Джорджи медленно, смотря гоблину прямо в глаза, нашарил в сумке пергамент карты. Вытянул свёрток и развернул в руках. Гоблин медленно опустил глаза и тут же отшатнулся.
— Та-ки вы с племя Ита-ми! — тон у гоблина был не столько угрожающим, сколько удивлённым, однако одну руку он держал в подсумке на боку и Джорджи знал, что там у гоблина хранится тот очень острый закруглённый нож, и этот гоблин может очень быстро сократить между ними расстояние.
Сам гоблин по-прежнему выглядел угрожающим, пусть кровь на нём и потемнела, но он весь был изгваздан в ней с пояса до лица, и даже на ячеистой юбке его виднелись крупные алые капли. А в сумке его, помимо ножа, хранилось и что-то ещё, что светилось белёсым нейтральным светом... дозорный видел это лишь мельком, когда гоблин вытащил находку из пернатой туши и спрятал в подсумок.
Сейчас же Джорджи не знал, что ответить гоблину. Он не знал, что это за племя такое Ита-ми. И не знал, как лучше успокоить гоблина.
Но тот, кажется, успокоился сам. Нахмурил кустистые чёрные брови и оглядел Джорджи с ног до головы зорким взглядом, мельком оглядел Генти.
— Нэт... вы н-э Ита-ми... слишь-ком мель-кий... сля-бый... — гоблин ткнул рукой в сидящего в прострации Лапоуха. — А он ещ-о и кра-си...вый...
Генти неожиданно встрепенулся и вполне осмысленно посмотрел на старого гоблина:
— Что?! — этот вопрос одновременно слетел с губ дозорного и Лапоуха.
— Ды-а-да! — закивал головой гоблин. — Он краси-вый! Ви... Не пахо-дить... на на-ших вра-жин!
Джорджи тупо переводил взгляд с гоблина на улыбающегося Генти, который неуклюже встал и придвинулся поближе.
Джорджи, конечно, не считал себя знатоком в красоте. Но назвать Лапоуха красавцем?! Этого неказистого лопушка, у которого уши как два подсолнуха, а нос размером с нехилую картофелину?! Рот, у которого способен впихнуть в себя яблоко целиком, и зубов в котором не хватает с десяток?!
Джорджи выдохнул, постарался сосредоточиться на главном. Гоблин не считает их врагами. И это уже хорошо.
— От-куда ви... при-топа-ли? — спросил у них гоблин, внимательно смотря в глаза Джорджи.
Дозорный подумал немного как лучше описать королевство Вингфолд, но вдруг вспомнил, что у него в руках вообще зажата карта, и дозорный указал пальцем на уголок пергамента.
— Оттуда мы пришли, там мы обосновали поселение. На окраине королевства Вингфолд.
— А-а-а — протянул гоблин. — Ви стран-ник... — но тут же нахмурился. — Но... за-чем Ви зде-ся? Клаш-тий не гово-рить о вас... виашь К-роль хоте-ть вой-на?!
Гоблин по страшному выпучил на них глаза. До Джорджи никак не доходили слова гнома, тот выговаривал человеческую речь с большим трудом.
— Я не понимаю, что ты говоришь, гоблин. — Наконец решил всё выложить как есть дозорный. — Мы не знаем никакого Клаш-тия, и у нас нет никаких Кролов... мы вдвоём, — Джорджи указал рукой на Генти. — Сбежали из поселения, и заблудились, мы хотели вернуться обратно в Вингфолд, но... заплутали.
Гоблин покачал голову.
— Ло-жь!
Джорджи прикусил губу. Боль чуть отрезвила внезапную вспышку злобы. Он попробовал понять, почему гоблин считает его лжецом... И тут же до него дошло.
— Да, Вингфолд в другой стороне, и мы оказались здесь... но мы не знали, что здесь есть гоблины и эта Топь... мы бежали из поселения как можно дальше, опасаясь тёмных тварей и...
— Нэт! — остановил его гоблин. — Вс-о... Эта... Нэ... Так... Вас вели духи... Ина-чэ, Ви бы, нэ встрети-ть нас... шианс очень-но мал.
Джорджи окончательно перестал понимать о чём лопочет этот гоблин. И просто кивнул. Гном тут же улыбнулся, обнажая два туповатых клыка, острые края которых были чем-то стёсаны.
— Ви пайти са мно-я... в град Паш-мир... я све-сти... те-бя с... Клаш-тий.
Джорджи снова кивнул. Не вдаваясь в детали, он предположил, что гоблин хочет попасть домой, а им предлагает проводить его. В этот миг Джорджи задумался о том, что этот старый гоблин выглядит благородным и он наверняка будет благодарен ему за спасение...и возможно, что там, на земле гоблинов их хорошо накормят и позволят отдохнуть... уставший дозорный в этот миг как никогда желал оказаться под крышей дома, в тёплых стенах, и улечься на кровать.
Гоблин кивнул Джорджи в ответ. И внезапно прошёл мимо, приблизившись к Лапоуху, тот от неожиданности отпрянул, но гоблин не позволил ему отойти слишком далеко, схватил Генти за подбородок, притянул к себе и внимательно всмотрелся в измазанное лицо паренька.
— Ти... и приав-да кра-сав-чик! — выдал гоблин. И Джорджи готов был поклясться, что Лапоух в этот миг покраснел, жаль только постыдный румянец было не видно, из-за налёта рвоты и серой жижи.
Гоблин вдруг принюхался и отпустил Генти, руку он вытер о свою ячеистую юбку, — Тиа-бя бы толь-ка на-да отмы-ть! А-то... Во-няешь!
Джорджи не смог сдержать хохот.