Трудности работы авантюристом

Глава 7 — Город гоблинов

Пашмир. Так назвал этот город старый гоблин. У города не было защитных стен. Ведь подходы к нему шли извилистыми тропками, с которых легко свалиться в ямы, усеянные острыми копьями, в канавы с ручьями настолько быстро бегущими, что они легко унесут куда-то вниз, и скинут в пропасть.

Но тропки те были каменными, и на них не лежало снега. А через каждый двадцать шагов рядом с тропой были воткнуты шесты из тёмного металла, были воткнуты прямо в почву, но видимо очень глубоко, раз держались прямо. На каждом шесте висит камень со светящимися символами. Джорджи слышал в детстве байки про руны, магические слова, что творят заклинания, начертая их. Но дозорный не знал, что рунами владеют и гоблины. Это никак не укладывалось в его голове. Всё это. Что они шьют такую качественную одежду, изготавливают своё оружие, и дерутся так, словно истинные воины со своим стилем боя.

Мало где в человеческих поселениях и даже городах люди живут так, как в ничейных землях живут какие-то гоблины. Те самые твари, что спокойно пожирали людей на землях Тарии, вели себя всегда очень агрессивно, их поэтому и уничтожили почти всех когда-то давно. А остатки загнали в пещеры, откуда погань периодически вылазит.

Но здесь всё иначе. И Джорджи не знал почему.

Камни на шестах, те, что покрыты рунами, светились. Синий свет, не очень яркий, приятный глазу, он освещал тропы, не редко те уходили в провалы, и скрывались под горными сводами. И путь вроде казался длинным, но проходил в разы быстрее, чем если бы они тащились по сугробам.

И было удивительно, когда они внезапно вышли на площадь. Иначе это сложно назвать. Огромное свободное пространство. Ровное, у подножья гор. Ни одного дерева, ни одного высокого каменного бугра, ни одного куста, травинки или сугроба. Каменное плато и переплетение дорожек, что в этом месте сливались в узоры, в круги и квадраты, и сотни шестов со светящимися камнями освещали эту площадь, но не могли рассеять до конца туман. А он здесь был, он повис в воздухе, недвижимый. Никакого ветра. Никакого снега здесь не было. И Джорджи вновь посмотрел на небо. Там просыпался рассвет, и да, там падал снег. Но не долетал до земли, как было на болоте, так и здесь. Магия. Огромный, гигантский барьер.

Вдалеке, у самого подножья гор, виднелись башни. Не высокие, приземистые, даже по одним очертаниям крепкие, пузатые башни. С круглыми крышами и синими пятнами светящихся окон. Там живут гоблины. Это Пашмир. Город без стен, город, до которого без проводника не добраться, можно десятки раз сорвать в ямы с кольями, или свалиться в пропасть.

Но если нет стен, то не значит, что у города нет своих дозорных. Джорджи кисло улыбнулся, когда разглядел в тумане невзрачные фигуры. В руках у них луки, глаз не видно, но они точно смотрят на них. Таких постов на площади множество, всех не разглядеть, некоторые полностью сокрыты туманом, лишь кончики заострённых ушей и ячеистые очертания юбок.

Самый ближайший к ним пост дозорных состоит из пятёрки гоблинов, трое из которых уже прислонили к лукам стрелы. Один встал в боевую позу с мечом. А последний прислонил к губам костяной рог и подул, выдавая очень тонкий, протяжный гул.

Старый гоблин, что сопровождал их в Пашмир, вдруг оглянулся, улыбнулся, распростёр в стороны руки, как бы говоря «это всё моё», и глухо, неумело выдал:

— Д-ом! Паш-мир!

Джорджи немного растерялся, но кивнул. Гент же стоял потерянный, молчаливый, во все глаза осматривающий просторную каменную площадь.

Стража подошла к ним сама. Двое лучников и один мечник. На глухом непонятном наречии они обратились к старому гоблину, тот отвечал уверенно, а под конец достал из подсумка на поясе пульсирующий ярким белым светом драгоценный камень, вроде алмаза, Джорджи не очень хорошо разбирался в них, но когда гоблин вытащил это ярко-светящееся, чуть пульсирующее, чудо, у Джорджи от удивления приоткрылся рот, а в голове всё прояснилось. Ведь это была та самая штука, которую гоблин вырезал из пернатой твари на болоте. И Джорджи готов был умершей бабкой поклясться, что этот камень магический!

Впрочем, стража удивления особо не выказала, скорее радость. Они улыбались старому гоблину вояке и похлопывали того по спине. Но мечник испортил всю радость, недовольно окликнув остальных и ткнув пальцем в чёрной перчатке в Джорджи и Лапоуха.

Старый гоблин что-то ответил, затем указал на Лапоуха и проговорил что-то тише, со странной интонацией, которая Джорджи сильно не понравилась, а Генти и вовсе после указанного на него пальца прижался к боку дозорного и дрожащими пальцами ухватил того за плечо. Джорджи кинул на него мельком взгляд и увидел, как на глазах парня набухают слёзы.

— Тише ты… — прошептал дозорный, желая немного успокоить Генти, но от слов, кажется, было мало толку.

Гоблины о чём-то договорились, и старый гоблин подошёл к ним лицом и заговорил, стараясь выражаться как можно яснее и дополнять свои слова жестами. И сначала он вновь указал на Генти.

— Он… кра-саф-чик… то-пать с ни-м — руку он перевёл на дозорного с мечом-шилом, тот тут же подошёл поближе и протянул Генти лапу, при этом на лице его растянулась ухмылка.

Лапоух прижался к Джорджи так, словно собирался всем телом влиться в него, спрятаться в старшем товарище. Джорджи молча задвинул его за спину, сам подошёл вперёд, а из сумки неторопливо вытащил костяной кинжал.

Двое гоблинов, что стояли позади мечника тут же натянули луки и упёрли наконечники стрел точно в грудь Джорджи. Дозорный посмотрел на это лишь мельком. Старый гоблин бросил взгляд на Джорджи, но ничего не сделал. Гоблин с мечом-шилом перестал улыбаться, и разом перешёл всем телом в покачивающуюся стойку, словно танцор на деревенском празднестве.

— Ни ду-ри… чу-жак! — недовольно прокряхтел старый гоблин, и указал рукой в сторону лучников. — А-ни… отвес-ти…те-а-бя… к Клаш-тию…

Джорджи скривился, ему всё это явно не нравилось. Он шёл в город гоблинов, ожидая награды за помощь, ожидая… и сам не зная чего, он ожидал, но точно не такого приёма! И зачем им вообще понадобился Лапоух? Что значит это их кра-саф-чик… всё это изрядно разозлило утомлённого и сильного уставшего бывшего стража поселения, что ныне обречено на незавидную участь, а он торчит здесь, посреди гоблинской площади, и стоит ему ослушаться, как эти два ушастых воина всадят в его потроха две стрелы… так почему же тогда, вместо молчаливого принятия, и подчинения он говорит:

— А не пошёл бы ты, зелёномордый высерышь топей обратно на своё болото!

Морда старого гоблина закаменела в суровой гримасе. Джорджи готов был покляться мёртвой бабкой, что этот гоблин не понял и половины из сказанного, но общий посыл уловил ясно. Костяной кинжал вдавился в ладонь Джорджи так, что пальцы отозвались хрустом. Гоблины вокруг напряглись, переглянулись. Но старый гоблин смотрел точно в глаза Джорджи, и взгляд не отводил… но вдруг отвёл и посмотрел куда-то за спину дозорного. В этот же миг вскрикнул Генти, и дозорный ощутил сзади толчок, ощутил как за него пытается уцепиться парнишка, но его отрывают и утаскивают. Джорджи резво попытался обернуться, но тут же в его шею прилетел ощутимый удар тяжёлой рукоятью меча, он осоловело повёл головой, в которой разом всё завращалось, но краем глаза он различил, как старый гоблин закручивается в странном движение и вдруг выбрасывает ногу вперёд... по лицу Джорджи приходится новый удар. Равновесие тут же теряется, каменная площадь болезненно целует его затылок, и новый пинок по голове повергает Джорджи в окончательное забытье, под крики и визг уводимого в неизвестность Лапоуха.

***

Джорджи проснулся в комнате, где одна стена была клеткой. А в другой вмурованно крошечное окошко, почти не дающее света. Он вскочил готовый к бою, но драться было не с кем. В комнате пахло травами, и притронувшись к голове он осознал, что пахнет вовсе не комната, а он сама. Голова перебинтована, материя смазана мазью, и если на щеках его ощутимы ссадины, то затылок отзывается сносно. Голова не болит. Не кружится. Только вот он в камере… узник. А Лапоуха рядом нет. Его уволокли чёртовы гоблины!

— Сука, как же я ненавижу этих гоблинских ушлёпков! — выдал дозорный из себя наболевшее.

— А-то, гоблины те ещё хитрюги! — вторил ему смешливый старческий голос.

Джорджи подошёл к решётке, вблизи смог разглядеть дверь камеры, которая никак не поддалась на все его толчки и подёргивания, в двери имелась скважина для ключа, и очевидно, что она была заперта.

Джорджи в сердцах сплюнул на пол коридора, меж железных прутьев. В коридоре горел синеватый свет, где-то там был очередной шест с рунным камнем, но из камеры он не был виден, точно так же, как и охрана, и вообще кто-либо ещё. Джорджи, кажется, был здесь один.

Однако на его плевок старческий голос отреагировал недовольным:

— А вот гадить здесь не надо, молокосос!

— Да будет тебе, Ба… — машинально отмахнулся Джорджи. Он не ведал по каким это причинам старая карга явился к нему в башку со своими стремными нравоучениями, может виной тому беды последних дней, или то, с какой силой его приложили по голове, и пусть она не болит, но мало ли что с его покорёженными извилинами могло стрястись?!

— Не, я, конечно, симпатяга хоть куды, но и в лучшие годы меня не путали с женщиной. Тем-более с бабкой!

Что-то зашевелилось в углу, и Джорджи пугливой тенью отпрянул к противоположной стене.

— Кто здесь?!

Силуэт выпрямиться в полный рост не смог, не позволил потолок камеры. Джорджи чуть проморгался и глаза его смогли различить фигуру незнакомца, но больше всего его напугали глаза. Два огненных пятна, с тёмными зрачками смотрели на него как на моль, как на жучка под ботинком… именно так ощущал себя в этот миг дозорный, находясь в одной камере с этим гигантом. При этом нельзя сказать, что голос у гиганта был каким-то грозным, рокочущим и страшным, нет, совершенно обычный, веселящийся старик.

— Меня дедом Клавдием кличут, а тебя?

— Джорджи…

— Жоржик значит, так чего же ты весь трясёшься, Жоржик, или думаешь, что я тебя съем?

— Не знаю, — ответил дозорный, про себя подмечая, что он вовсе и не трясётся, просто удивился… малость. — А вы…

— Дед Клавдий я.

— Да, но… вы человек?

И тишина. И с каждым мигом вопрос кажется всё более глупым. Джорджи даже обрадовался, что в камере темно и всё что видит дед Клавдий, так это тени от его глаз, и тёмный силуэт фигуры.

— Ну, не совсем.

Глупость быстро перешла в страх и подозрения во всех смертных грехах. Джорджи сжал кулаки и приготовился отражать нападения. Он решительно не собирался больше верить никаким существам и расам, кроме людей. После выходки гоблинов он мог причислить себя к ярым церковным фанатиком, что регулярно собираются в забастовки о чистоте людской крови. По духу, не по взглядам, но в этот миг он всерьёз готов был драться с любым, кто окажется рядом, но при этом не будет человеком… однако, дед Клавдий не казался удачным выбором во враги, ведь этому верзиле пришлось согнуть голову набок, чтобы хоть как-то распрямиться в камере.

— Неужели ты что-то имеешь против кобольдов?

Вопрос застал воинственные мысли Джорджи врасплох.

— Кобольдов? — переспросил он. — А кто это?

— О-о… вижу, что умом и знаниями ты не обременён, мой юный сосед по плену, Жоржик!

Дозорного аж перекосило, это странное искривление его имени начинало уже изрядно так раздражать. И если это и была какая-то шутка, то даже изначально не смешная. Однако вслух дозорный ничего не сказал, потому что дед Клавдий внезапно подошёл чуть поближе, и уселся неуклюже почти в центре камеры. На Джорджи махом пахнуло перегаром и старостью, причём последний запах нёс в себе проблески мыльного душка, хотя совершенно непонятно, где в этой камере можно взять мыло.

— Садись, мой друг Жоржик, нет правды в ногах! — велел ему дед Клавдий, и к собственному удивлению, дозорный подчинился, а дед Клавдий продолжил. — Просто для твоего вразумления, Кобольды – это прекрасные существа. Духи-хранители очагов, старых подгорных шахт и королевских дворцов, к слову, последнее я упомянул не просто так, ведь мой пра-пра-пра-пра-прадед был как раз таки из тех кобольдов, что обитали в дворце тогдашнего короля Вингфолда, в нашей семье из покон веков ходит предание, как предок-кобольд повстречал человеческую женщину столько красивую, что полюбил её… хотя только между нами, ничего там красивого особо и не было, я видел гравюры, женщина как женщина, ну да… мила собой моя прабабка, но есть и красивее, однако не суть. Прабабка моя пользовалась большой популярностью во дворце, и много кто из господ поглядывал на девицу, и однажды по пьяной дурости двое подлецов затащили бабку в одну из тёмных комнат дворца… а дед мой хоть и был кобольдом видным, однако людей смущался, гораздо больше смущался возлюбленной служанки и никогда не появлялся перед ней на свету, однако в тот день всё было иначе. Дед защищал и оберегал бабку, потому заметил, что уволокла её недобрая пьянь в подсобку дворца, и в момент… так сказать не очень деликатный, дед переборол своё смущение, и обратил сволочей в двух старых вонючих козлов… — дед Клавдий так безумно расхохотался, что сидящему рядом Джорджи стало вдвойне неуютно, но бежать было некуда, потому пришлось подавить всё смущение и дослушать рассказ. — И пусть мой дед красотой по людским меркам обладал не особо, а всё же впечатлить прабабку смог, а может просто морок навёл на неё какой… это уж мне неведомо, но с тех пор в моём роду течёт кровь кобольдов, а кровь кобольда, что бы ты знал, не размывается никакой другой кровью, и я такой же кобольд, как и человек!

Писк. Жалобный, короткий, и вот снова повизгивание. Под воротом у Джорджи шевелится комочек, и он быстро распахивает ворот, и вытаскивает на свет Отрыжку, та, заспанно потирая глазки озирается вокруг, смотрит на огненные глазища деда Клавдий, мявкает что-то снова, невразумительное.

— И тебе здравствуй пёся, не переживай… обижать твоего хозяина не буду!

Отрыжка пискнула что-то соглашающееся и свернулась чёрным клубочком на ногах Джорджи, и тот с удивлением заметил, что малютка стала больше и тяжелее. Но заботило его совсем иное:

— Неужели меня никто не обыскивал? Как это не нашли её за пазухой…

— Ну почему же, — дед Клавдий улыбнулся, показав крепкие здоровенные зубы. — Обыскивают, просто специальным камнем рунным это делают, который оружие и артефакты ищет, у тебя же с собой никакого оружие нет?

— Нет.

— Вот то-то и оно… а к слову, как собачку звать?

— Отрыжка.

Дед Клавдий недовольно заворчал:

— Нельзя было имя нормальное собаке выбрать, что это за зверь такой с таким поганым им…

— МЯВК! — подала голос Отрыжка.

— Понял-понял, коли нравится, то пусть… всё же это твой хозяин, в ваши отношения мутные я лезть не буду.

Отрыжка вновь тихо засопела, а Джорджи погладил её по тёплой голове, по пузатому боку, что удивительно, а щенок рос полноватым, хотя кормили его редко, и к своему стыду, очень паршиво.

В камере повисла тишина, которую дед Клавдий быстро прервал извинениями:

— Ты уж извини меня, Жоржик, за мою болтливость. Всё же я здесь сижу уже второй, а может и третий день… а людей в Пашмире нет вовсе, поговорить особо и не с кем. Гоблины пусть и прогрессируют понемногу, и язык наш по книжкам стараются учить, да только сам понимаешь, что прогресс медленно идёт, на всё про всё им годы требуются…

— Не понимаю, если честно. — Отозвался Джорджи. — Как это гоблины прогрессируют… почему? Они же… пещерные злобные существа!

Дед Клавдий помотал косматой башкой.

— Не совсем так, Жоржик.

— Я Джорджи вообще-то.

— Так я так и говорю, ЖОРЖИК! — припечатал дед Клавдий. — Будешь ещё учить меня, старого авантюриста, когда сам ни черта не знаешь! — гигант сиял огненными очами, вводя дозорного в мутное состояние какой-то сказки или былички, в происходящее вообще верилось с трудом. Какие-то кобольды. Умные гоблины. Птица с двумя змеиным бошками на болоте… а ему по-прежнему всё что хочется – так это оказаться дома, на любимой кровати.

Дед Клавдий заметил его серьёзное молчание, покряхтел немного, меняя позу с сидячей на лежачую, улёгся на бок, голову подпёр локтем.

— Гоблины здесь весьма умные в общем-то живут, у них племена разные бывают, некоторые поспокойней, некоторые позлее, это в прочем как и у нас, людей, так и у всех остальных рас и народов… Пашмир, гоблинский город, образован из пяти племён. Здесь что-то более десяти тысяч гоблинов обитает, и правит ими верховный жрец Гомар-маШи, не то, чтобы сильный гоблин, но даром магическим одарённый, а это между прочим у гоблинов большая редкость… так вот их жрец Гомар-маШи, и те, что были до него, просекли одну забавную вещь… существа полукровные, что от разных рас и народов родятся, всегда здоровее, красивее и умнее, чем их родители. Потому они сначала некоторых, понравившихся им людей, крали из селений, а позже договорились с королём Вингфолда, лет сто назад, и в Пашмир стали приводят пару-тройку парнишек для… ну сам понимаешь, так вот этим в последнее время, и я занимаюсь, попутно снабжая Пашмир книгами по рунам, языку человеческому, и про…

Дальше Джорджи почти не слушал. В груди у него неприятно засвербело. Большой вопрос, куда это гоблины уволокли Генти, вроде как прояснялся… он им понадобился для… того самого. Но тогда не совсем понятно, что они будут делать с Генти после этого. Отпустят ли они его живым?

— Я смотрю ты вовсе меня не слушаешь! — мрачно проскрежетал дед Клавдий. Лицо его посмурнело, сейчас, попривыкнув к полумраку камеры, Джорджи хорошо различал черты лица гиганта. Хотя различать там было особо нечего. Здоровенная густая чёрная борода. Чёрная же грива волос позади, тянущаяся ниже плеч мощными колтунами. Два горящих пламенем и хитростью глаза, с чёрными зрачками пялятся на него, а остальные черты лица словно вырублены из камня, грубый нос, массивные скулы, раскатистый лоб, брови как две поляны, и кожа, испещрённая толстыми каналами старых загрубевших морщин, тут и там усеянная белёсыми шрамами. — И продолжаешь молчать… не раздражай меня, Жоржик! Я и так в последние дни не в духе. Стоило слегка переборщить с выпивкой, и я случайно разрушил у них тут одно питейное заведение… ну может ещё пару соседних зданий… ну кто-ж знал, что гоблин Нарвал, да парочка его дружков, со мной драться полезут? Посчитали меня злобным чужаком, что их добрые гоблинские умы затуманивает ненужным людскими знаниями… эх, а ведь и такие встречаются в Пашмире! За всем жрец не уследит, да благо их не так уж и много… если Нарвал не выжил, после славной драчки, то их и того меньше, дураков этих стало…

— Дед Клавдий… — голос Джорджи прозвучал до крайней степени неуверенно и робко.

— Да-да?

— А… тех парней, что отправляют… ну…

— Ну-ну? — вновь показались огромные белёсые зубища.

— Ну… пополнять…к-хм… рождаемость… ну… среди гоблинских племён… — с каждым словом, Джорджи хотел провалиться под землю всё сильнее, но не спросить было нельзя, на кону жизнь доходяги Лапоуха.

— Так ты что… собрался втесаться в ряды гоблинских осеменителей? — дед Клавдий уже не просто спрашивал, он в открытую издевался.

Внезапно Джорджи ощутил острую боль в пальце, и отдёрнул руку. На коленях его рычала Отрыжка, смотря на хозяина с явным неодобрением.

— Да нет!

— Вот и славно, я тебе этого очень не советую, хотя девки у них очень даже видные… складные такие, можно даже назвать их милыми, конечно своеобразные дамочки… но что поделать, народы всё же разные.

— Да нет же! — Джорджи посмотрел в потолок камеры, прикрыл глаза, мучительно выдохнул, стараясь унять стыд и волнение. — Просто я не один сюда пришёл, со мной был… паренёк, мальчишка ещё, так его… утащили куда-то, а перед этим всё называли красивым…

Дед Клавдий перестал улыбаться. Веселье разом слетело с его лица. Он вновь пошевелился, устраиваясь поудобнее на каменном полу, и посмотрел на дозорного хмуро.

— Ты уж извини меня, Жоржик, но нет у тебя больше друга.

— Как это… — в животе дозорного скатался неприятный ледяной ком. — КАК ЭТО НЕТ?!

— Да не ори ты! — дед Клавдий взмахнул рукой. — Жив он, просто… эк-х…м-м… такое словами не объяснить, сам поймёшь, когда увидишь его и поговоришь.

— Ладно, но… когда это, — Джорджи обвёл камеру взглядом, — когда нас выпустят отсюда?

Вот тут задумался уже Дед Клавдий, он размышлял так долго, что Джорджи даже волноваться начал, но вдруг взгляд деда Клавдий прояснился, и он вкрадчиво посмотрел на Джорджи, и спросил очень осторожно:

— Жоржик, милок, скажи-ка… а как вы, собственно, с другом попали в Пашмир?

Дозорный пересказал всю историю, начиная с того, как они отрядом из Тарии двинулись обосновывать поселение в ничейных землях. Дед Клавдий слушал внимательно, не перебивал, не улыбался, не ворчал, только слушал, всей огромной тушей превратившись в слух. Лишь на рассказе о птице с двумя змеиными головами у него слегка приоткрылись глаза.

За время рассказал к ним успел пожаловать гоблин разносчик, он катил перед собой скрипучий столик на деревянных колёсиках, сверху над которым лежали деревянный плошки, и здоровенный чёрный котёл с торчащей из него поварёшкой.

Миска была совсем небольшого размера, скорее высокой, и она без труда протиснулась меж прутьев камеры. Гоблин поставил две миски с кашей, от которых ещё шёл пар. Положил две серые лепёшки рядом. Поставил два больших деревянных стакана с водой, а затем с опаской глянул на деда Клавдий, но встретил взгляд гиганта без дрожи, слегка кивнул и поскрипел дальше.

Джорджи задумался о том, сколько же пленников гоблины Пашмира держат у себя в казематах, и ко всем ли они относятся так же любезно?

Если ещё раз просмотреть камеру, то она представится не такой уж и плохой. Чисто, два меховых лежака, без одеял, но здесь тепло, даже несколько душно. Света немного, лишь из узких прорезей окон, но его достаточно, чтобы видеть происходящее вокруг. В углу расположена зловонная яма нужника… но оттуда веет больше ядрёной пихтой и ещё какой-то непонятной травой, нежели дерьмом.

Разговор с кобольдом прервался на утоление жажды и голода. И каша оказалась съедобной, ореховая лепёшка и вовсе замечательной, а вода, пусть и не была прохладной, но казалась чистой.

После этого Джорджи ещё раз оценил своё заточение, потрогал повязки на голове, которые были чем-то едким смазаны, но качественно наложены, покормил Отрыжку остывшей кашей, в остатках которой размешал крошки от лепёшки, и призадумался о том, что условия, в которых он сейчас находится – лучшие за последние пять-шесть месяцев его жизни. Лучше этого было разве что в Тарии, но всё равно… ему здесь чертовски не нравилось… и дело было в отсутствии свободы. Решётчатая стена, каменный пол и спёртый воздух давили на Джорджи и ему хотелось как можно скорее отсюда сбежать.