Творцы

Калки и Агни, бог огня

Давным-давно, когда мир был един, а молочная время-река текла, не зная преград, к ее берегам пришло племя истинно бессмертных. Путь их оказался долгим и изнурительным, тела страдали от голода и жажды. Но боялись они сунуться в воды времени-реки и лишиться своего бессмертия. Так бы и терпеть им вечные страдания, кабы не вождь племени — Калки. Встал он перед рекой на колени и принялся умолять, чтобы была она милостива к его племени, не лишала их бессмертия. За это Калки обещал служить ей, охраняя потоки от разных напастей. Смешно стало реке — какие напасти могли угрожать времени? Но сжалилась она над искренностью Калки, да сошлись они на том, что тела людей будут стареть и умирать по мере углубления в реку, но души останутся бессмертными. А чтобы души могли возвращаться к своим близким, даст река каждому телу по своему потоку, выделив оный алым — цветом красивым да заметным. На том и порешили.

С тех пор так и повелось: души, алым потоком влекомые, входили во время-реку, и воды подхватывали люльку с младенцем и несли дальше. Маленькие дети бежали наперегонки с белоснежными потоками, взрослели, заводили себе пару, подбирали люльки с младенцами. И радовалась река каждой улыбке, и плакала она с каждым горем, и было всем хорошо. Время текло медленно, но неумолимо — от рождения к смерти и дальше по кругу. Люди жили не спеша, но размеренно, зная, что старость прибьет их к берегу, но сменят они тело, как одежку, вернутся к своим близким. И солнце заходило на западе и поднималось на востоке. И ночи сменяли дни.

Узнал о творящемся в реке той бог, величаемый Агни, что силу огня ведал. Любопытно ему стало. Склонился он к водной глади, ладонью ее коснулся. Обожглась река, отпрянула, сменила течение свое.

— Беги себе ровно, — вздохнул опечаленный Агни. — Вижу я: пламя мое причиняет тебе боль, а потому не коснусь тебя больше. Но позволь остаться подле тебя, чтобы и дальше мог я наблюдать за племенем бессмертных — уж больно потешны. А за любопытство свое отплачу, чем хочешь!

Призадумалась река. Отказать — вдруг обидится да сожжет ее вместе с опекаемым племенем? Да и рядом с Агни было тепло, а речи его хотелось слушать. Согласилась она, получив себе сильного защитника, следующего за ней и своим жаром согревающего. Бессмертным в водах реки пришелся по нраву новый спутник, тепло дарующий. Стали они его почитать реке равным, да молитвы возносили: кто за посевы просил, кто доли себе лучшей. Поначалу нравились Агни их молитвы, охотно он на них откликался. Но чем больше просьб исполнял он, тем больше их было. И послал он через реку-время людям условие, что говорить станет только с избранным.

И направили тогда люди к Агни Калки, что всегда вел их вперед да защищал. Думали — выторгует он для них у бога все, что не попросят. Но мудр был Калки и знал, что не всякую просьбу исполнять надобно. Приходили к нему люди с просьбой пустой, да провожал он их советом да словом добрым, будто те слова и совет послал сам бог. Те, кто поумнее были, совет как следует исполняли, возносили слова благодарности Агни. А дуракам, как известно, и божья помощь не в прок. Так, накапливая мудрость Калки и передавая ее от отца к сыну, от матери к дочери, еще лучше зажило племя, расселилось на многие земли, народило новые души. Радовался Агни их успехам, но все чаще замечал, что чуть сместилось русло реки, и знал, что случилось то от его касания.

И вот однажды столкнулась молочная река с рекой зеленой, вспенились их воды, не давая друг другу войти в свое русло. Взбесилось время: где быстрее побежало, где почти остановилось. И рождался один стариком, а другой до смерти младенцем оставался. Созвали люди совет да решали, как быть, а быть стало войне. И пришли войска к стыку рек, и встретили там воинов племени иного. Походили они на людей, только кожей были синие да рога с клыками имели. Не по нраву пришлись племена друг другу, и окрасились воды белой реки в алый цвет, и зеленой — в бирюзовый. И пили воины с красной кровью из чужих вод, чтобы набраться выдержки врага. И пили воины с синей кровью из алых вод, чтобы набраться ярости. Смешались цвета, народились странные дети, вышли они к стыку двух рек да в глаза друг другу смотрели. И были у тех, что с железом в крови, глаза цвета неба, а у тех, что с медью, цвета огня. Но теснили в новом бою огнеглазые синеглазых, и белая река все чаще становилась алой, постепенно стирая входящих в нее, как и мир, где она протекала.

Собрались тогда люди перед Калки да в ноги бросились, чтобы воззвал он к богу Огня и просил его помощи. Понял Калки, что не та то беда, с которой слово его справится, стал молить Агни помочь. Но Агни и сам уж узрел, что за беда творится в опекаемом им мире, и что то последствие дел рук его. Бросил он тело свое туда, где реки столкнулись, и превратилось тело его в стену бесконечно долгую да необозримо высокую, а дух между мирами остался. Жжется Огонь Изначальный — отпрянули реки, рядом со стеной потекли, ее не касаясь. Ушла опасность с земли людей, вздохнули они облегченно да молитвы богу Огня вознесли.

Оправились люди от ран, лучше прежнего зажили. Не по нраву пришлось то богине-спутнице зеленой реки, что Сарасвати звалась. Хотелось ей своему народу обе реки подарить, а людей извести. Долго смотрела она на стену-пламя да бросила в него тело свое, сотворив врата, дух же, как и дух Агни, остался между мирами. Узнал народ зеленой реки, что путь в реку белую появился, собрал лучших воинов да повел в бой. Вновь вскипела белая река, вновь кровью окрасилась — не чета были луки да копья людей супротив волшбы синекожего народа зеленой реки. Вновь отправились они к Калки, дабы молил он бога Огня о помощи.

Калки и сам ведал, что помощи просить надобно, да только как помочь мог дух, тела лишенный? И стал просить он силы, дабы самому помочь народу своему, а взамен что угодно предлагал. И выбрал Агни взамен силы сердце Калки, что было полно любви ко всем людям. И отдал Калки сердце свое, взамен получив силу Огня Изначального, что между реками стеной стоял. И разделил Калки дар тот с братьями и сестрами своими, да рассказал, как с силой той совладать. И дали они отпор народу синекожему, да пили их кровь, чтобы сильней стать, и огонь в душе их соседствовал с водой, но не смешивался — сильнее лишь разгорался. Изгнали они синекожих из реки белой. Обрадовались люди, стали восхвалять Калки да Агни. Но недолго длилась их радость — горечь первых поражений уже проросла в их душах семенами зла, что отмщения требовало.

Снова пришли люди к Калки да просили вести воинов дальше — в реку зеленую, чтобы населить воды ее да народ синекожий извести совсем. Не по нраву пришлись те слова Калки, и пусть даже без сердца своего, но любил он народ свой, да не было в нем желания другой истреблять. Но знал он, что нескоро его словам выжечь семена зла в душах людей, и решил обмануть их, дабы сохранить оба народа да обе реки. Сотворил он каменных псов себе, наделил силой своей да оставил охранять людские поселения. А сам повел братьев и сестер своих, химерами прозванных, в воды зеленые. Встретил их в водах зеленых Яма, что на манер Калки был избранным и общаться с Сарасвати мог. Но не битву они начали, а беседу, и беседа та была долгой.

Не желал Яма вести свой народ на битву да смерть, а только хотел, чтобы реки, как и раньше, текли себе ровно, воды свои не сталкивая. Но не знал он, как врата запечатать, чтобы народы сохранить. И отдал Калки силу свою, чтобы Яма-умелец сотворил из нее ключ, Врата запирающий, да оставил сестру свою Ями с ним, дабы проследила она, чтобы обману не случиться.

Вернулся Калки домой с вестью, что Врата-де скоро закроются, а, стало быть, нечего делать народу его в водах чужих. Не приняли вести его люди, осерчали, бунт подняли. Совладал бы Калки с ними, да руки поднять не мог, так и пал с братьями и сестрами своими от рук народа своего. И были люди, что звери, пили кровь их да пожирали плоть, чтобы забрать их силу, богом Огня дарованную. Забрали силу, да только глаза от жертв подняли, как встретились с псами каменными. Не напали на них псы, но ушли в горы высокие, да там и остались, застыли глыбами, позабыв завет защищать людей.

А Яма тем временем ключ мастерил. Приходили к нему синекожие сородичи, все пытали, что он творит. Молчал Яма — знал, не поймет народ его. Не по нраву пришлось им молчание его, вооружились они копьями да пошли правду силой добывать. Пришли, когда Яма Врата запирал. Запирал, да все не успел — напали на него синие воины, отобрали ключ, а самого ранили смертельно. Подобрала Ями тело его да сбежала в воды белой реки по ту сторону врат. Знала она, что обманул их Яма, да смастерил из силы своей еще ключ один — силу Воды таящий. Заперла она Врата с обратной стороны, да жизнь свою на это потратила. Выкинуло их тела туда, куда каменные псы Калки ушли. Провалились они в глубокое подземелье, а ключ Воды на поверхности остался. Подобрали тот ключ люди, что за псами пошли, вернуть их. Себе ключ забрали, почуяв силу его — все хотели войной на синекожих идти, да только как ключом пользоваться — не ведали.

Рассыпался прах и кости Ямы и Ями под землей, создавая Лабиринт Смерти. Первые уровни его силой огня пылали, а те, кто прошли их, силу эту почерпнуть могли, свой огонь усилив. Там же, где лежали кости Ямы, царили лишь смерть и отчаяние, а те, кто смел туда сунуться, никогда не возвращались назад. Души же Ямы и Ями остались рядом с Вратами, что отпугивать неразумных, пришедших эти Врата открыть.

С грустью смотрел Агни на племя людей. Как ни гневался он на них из-за Калки, а все надеялся, что сгинут однажды из их душ посеянные страхом и смертью семена зла. Но не мог его огонь справиться с этой напастью, и только оставшееся с ним сердце Калки пылало болью за свой народ, который так и не перестало любить. И явил Агни людям волю свою, обещав научить их силе Огня, если те заветы его исполнять станут. Да обещал, что коли праведно жить они начнут, вернется к ним Калки, обретет свое сердце, да оживут псы его, что вновь людей защищать станут. Да только тысячи лет минуло с тех пор, а все стоят неподвижно каменные псы да пылает несчастное сердце Калки в огненных руках Агни, да растут цветы зла в сердцах людей.