Тьма. Том 1 и 2

Том 1 - Глава 9

Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке

Мама! Моя местная мама – милейший человек, который умудряется выживать в этом жестоком мире, не используя мозги. После того, как не стало папы – с ней, если честно, совсем тяжело. Папка хоть и редко уделял нам внимание, зато всегда сдерживал маму. Так-то он был очень рассудительным. Скучаю по нему, откровенно говоря…

А мама – его полная противоположность. Она живёт порывами и эмоциями. И вообще натура увлекающаяся. Она ещё до смерти папы чуть не вляпалась в булатовцев. Есть тут такое движение, которое выступает против всех меченых – что маме всегда было близко. Папа её еле отговорил от этой мерзости.

И всё-таки часть их идей она переняла. Теперь активно компостирует мозг мне и Софии. София – это моя старшая сестра-погодка. Язва, оторва и жуть какое обаятельное существо. Мы с ней слегка отдалились друг от друга после моих шести лет. Но после смерти папы снова сблизились.

Нам тогда вообще пришлось туго. Всей семье. Но мне и Софии – особенно тяжко. Может, моя семья и не могла похвастаться богатством, но и бедными мы до того момента не были. Пришлось побыть. Два года, пока мама не сменила работу, пришлось жить на каше и слабеньком супе. Я тогда впервые пошёл искать подработку.

Ничего, справились. Но, как подсказывает мне Андрей, закидоны моей любимой мамы – это лютый п****ц! Впрочем, она нас любит, а мы её. И это, наверно, самое главное.

Я – кит! Я поднимаюсь из глубин, слушая пение моих сородичей! Вода колышет мне жабры!..

Кажется, именно с этими мыслями я выбирался из беспамятства. И не сразу понял, что пение сородичей-китов – это чей-то голос, пробивающийся сквозь шум в ушах.

А жабры… Ну, похоже, у меня отчего-то дёргались щёки.

Я не понимал, почему мои щёки дёргаются. И ещё не понимал, где я нахожусь. Снизу было мягко, а в спину что-то давило… Местами… Пахло камнем, металлом и чем-то приятным… Чем-то цветочным… Если бы у меня не раскалывалась голова, я бы точно вспомнил, что за запах!

- Федя!.. Федя!.. Федя!.. Приём, Федя!.. – голос доносился до меня в такт подёргиванию щёк.

Я попытался пошевелиться… И застонал, проклиная себя за эту попытку.

- Федя!.. – голос замолчал, и щёки перестали дёргаться.

Сознание, едва выскользнувшее из беспамятства, тут же попыталось скользнуть обратно… Но ему не дали. У меня снова начали дёргаться щёки, а приглушённый и какой-то сиплый голос опять пробился в сознание:

- Нет! Чёрт! Федя!.. Федя!..

Я решил, что даже если я и кит, то сильный и отважный, а не какая-то там снулая селёдка. А значит, нельзя пускать всё на самотёк. Надо разобраться с тем, что происходит. С этой мыслью я и рискнул открыть глаза, сделав ещё один шаг обратно в явь…

И картина теперь складывалась совершенно иная...

Щёки у меня не дёргались. Точнее, они дёргались, но сразу после того, как по ним прилетала чья-то рука. А значит, я с полным моральным правом мог утверждать, что мне лупили по щам. И при каждом ударе взывали к моему имени – ну и, видимо, совести.

Что-то мягкое подо мной тоже обрело некоторую конкретность. С учётом того, что это мягкое шевелилось, несложно было догадаться, что это человек. А судя по тому, что почувствовала моя левая рука, поднимаясь к голове – подо мной лежала женщина. Худенькая…

К слову, женщина проверку тоже почувствовала. Призывы меня любимого и дёрганье щёк на несколько секунд прекратились. Отчего я сделал вывод, что лежащая подо мной женщина и есть тот, кто хлещет по щекам и зовёт меня.

А зачем зовёт?..

Я попытался двигать и правой рукой, но её нещадно чем-то зажало. И она не отзывалась на мои приказы двигаться. Только постреливала какой-то противной болью.

- Федя!.. Федя!.. Приём!.. Федя!..

К слову, каждая пощёчина отдавалась болью в голове, и я решил, что пора раскрыть карты. Ну то бишь, сообщить, что я проснулся, и тем самым избавить щёки от ударов.

- Всё… Всё… Я встаю!.. – сообщил я неизвестной худенькой женщине с тонкой талией и неплохим изгибом бедра.

- Федя!.. – голос звучал как-то приглушённо. – Ты помнишь, кто я?

- Неа… Но ты женщина! – честно признался я. – С бёдрами, талией… Красивая, наверно…

- Спасибо! – сдавленно прошептала моя собеседница. – Но я проректор… Помнишь?.. Василёк… Ты поступаешь…

В этот самый момент в мою голову всё-таки вернулась память. Полностью. Сразу из двух мозгов, так сказать. И я вдруг осознал страшную вещь! Все девяносто два килограмма Фёдора Седова сейчас разлеглись поверх хрупкой Марии Михайловны. И пусть на некоторых её частях я лежал бы и лежал, но другие, жизненно важные, наверно, сдавливать не стоило…

- Седов! Да слезь ты уже с меня! – в унисон с этой мыслью захрипела Мария.

- А… Мария Михайловна, сейчас я…

Я попытался.

Честно попытался. Левой рукой упёрся во что-то металлическое за спиной женщины. А затем осторожно поискал место для упора ног. И нашёл.

И даже ничего не отдавил бедной госпоже проректору.

В общем, на сантиметр-полтора я поднялся. За что заплатил жутким взрывом боли в голове и адской тошнотой.

- Дальше не могу… – просипел я. – И долго так не смогу…

- Сколько у меня в запасе времени, чтобы продышаться?! – уже нормальным голосом спросила Мария.

И да, дышала она теперь почти полной грудью, отвечаю. Я эту полную грудь на вдохе ощущал.

- Минуту… Две… Три… – пребывая в крайне неустойчивом положении, с трудом признался я. – Не знаю… Вам надо… В сторону сместиться… Там место есть… Точно…

- Так, терпи! Дыши! Живи! Я смогу! – Мария начала извиваться подо мной, а я, стараясь всё делать медленно и аккуратно, пытался ей помочь.

Ну как мог... После минуты мучений, сопений и пыхтений, в которых не было никакого эротического подтекста – хотя со стороны всякое могло показаться – я оказался левым боком на полу... Точнее, на задней стенке шкафа. А Мария Михайловна сумела отвоевать место между мной и погнутой стенкой.

Правда, наша совместная поза стала, скажем честно, ещё более компрометирующей.

- Так, теперь разберёмся с тобой! – сообщила Мария, и её руки заскользили по моим плечам, по шее, по голове…

А затем последовал вердикт:

- Где затылок разбил в кровь?

- Дверью приложило, когда шкаф корёжило, – признался я.

- Тошнит? – озабоченно уточнила она.

- Есть чуть-чуть…

- Понятно… Мне бы до спины твоей дотянуться, там кровищи было… Ладно, главное, что живой! – решила Мария, ободряюще потрепав меня по щеке. – Впервые чуть не потеряла ученика ещё до его зачисления… Позор на мою голову, позор!

- Главное, что вас не потеряли… До моего зачисления… – выдавил из себя я.

- А… Что это?.. Что?..

Собственно, растерянность Марии была понятна. Где-то в районе моего правого кармана весело играла модная попсовая песенка, которую я поставил на вызов с одного-единственного контакта. А потом песенку продублировал виброзвонок.

- Телефон мой… – ответил я.

- Телефон?! – обрадовалась Мария. – Так надо ответить же! И позвонить потом! И… Нас спасут!

- Ага… Только я до него не дотянусь! – признался я. – Он в правом кармане.

- Я дотянусь! – Мария принялась судорожно лезть мне вот прямо… почти… практически… не туда!

- Это не карман?.. А это?.. Да, это не карман, он должен быть левее! – судя по интонации, Мария нахмурила бровки. – Ага, нащупала!

- Только не торопитесь! – внезапно осипшим голосом попросил я. – Просто достаньте его и включите… Ой, нет! Сбросьте! Просто сбросьте!

- Как это сбросьте?! – возмутилась Мария. – Вдруг важное что-то?

- Ничего! Сбросьте!..

- Ставлю на громкую! – предупредила она меня.

Несчастная! Знала бы она, какой невыразимый ужас собирается впустить в наш шкаф! Но Мария не знала. Вот и судила, видимо, обо всём со своей колокольни.

- Федя! – мамин голос ворвался в темноту шкафа, которую лишь слегка рассеивала подсветка телефона. – Ты что, решил со мной не разговаривать? Почему до тебя никак не дозвониться?!

- Мама… Понимаешь… Связь есть не везде…

- Рассказывай мне! Эта связь даже в подземке ловит! Она у тебя даже на границе была! А сейчас ты, значит, залез туда, где не ловит? Где ты такое место нашёл? Мне кажется, ты просто меня игнорируешь!..

- Ну да, залез, мам… Такое себе место… – признался я, глядя, как в полутьме давится смехом Мария.

- Федя! Я узнала, что можно подписать отказ становиться меченым! Всё, что нужно – это пойти и…

- Мама! Отказ пишется при проращивании чёрного сердца! – прервал её я. – А у меня Боевое Рождение. Оно у меня уже есть!

- Ты что, кричал сейчас? – удивилась мама. – Ты как с матерью разговариваешь?

- Напряжённо! – рявкнул я, глазами показывая Марии, чтобы та сбросила, но эта вредная женщина и не подумала меня спасти.

- Я слышу, что напряжённо! А почему ты так напряжённо разговариваешь? Я просто забочусь о тебе! Вдруг ты станешь тёмным?! У кого сердце чёрное, у того и душа чернеет, понял?! И не отказывайся от моей помощи! – гневно резюмировала родительница.

- Мам, а давай потом поговорим… – устало попросил я.

- А почему потом? И чем тебя, кстати, заявление об отказе не устроило? – возмутилась мама.

- Тем, что это не мой вариант! Ты плохо читала! Невнимательно! Никто от меня уже никаких заявлений не примет, хоть обпишись! Ты прежде чем советовать, сначала в вопросе разберись! – не выдержал я.

- У меня Василиса Анатольевна разбирается! У неё муж был меченый! – обиделась мама.

- Тётя Вася в себе разобраться не могла! Три любовника при живом муже одновременно! А ты хочешь, чтобы она в законах разбиралась?! – повысил я в сердцах голос.

- Ясно… – хмыкнула мама и, наконец, повесила трубку.

- Что, сложно было отключить?! – простонал я.

- Прости… Я не могла… Это очень смешно… Прости…

Марии понадобилось с полминуты, чтобы перестать бессовестно ржать.

- Весёлая у тебя мама. Хоть не из булатовцев?

- Нет, – буркнул я.

- А то смотри. В Ишиме случай был, когда родители-булатовцы зарезали учащегося, когда он домой погостить приехал! – рассказала Мария. – А твоя прям…

- Да не из булатовцев она, а из барановцев! – отрезал я, закрывая тему.

- А это такое движение? – не поняла Мария ни закрытия темы, ни моего ответа.

- Это не движение, а бараны! Как новые ворота увидят, так и долбятся в них, пока рога не обломают! – ответил я. – Упёртая она, в общем. Но хорошая.

- Поня-а-атно… Так… Я твоим телефоном воспользуюсь, ага?

Я молча кивнул. А Мария, открыв набор номера, быстро вбила цифры на виртуальной клавиатуре. Благо мой телефон был сейчас у неё прямо перед лицом.

- Училище имени Потапа Ратмировича Василенко в Покровске-на-Карамысе, слушаем вас! – как-то нервно сообщила трубка после небольшой паузы.

- Лиза, это Мария Михайловна! – отозвалась проректор.

- Мария Михайловна?! Мария Михайловна! Нам тут звонили… – голос начал отчётливо всхлипывать.

- Так, Лиза, соберись… Когда звонили, передали что-то важное? – уточнила Мария.

- Сказали, что вас найти не могут! – воскликнула Лиза и, судя по всему, залилась слезами.

- Ну вот я и нашлась! – преувеличенно бодро напомнила Мария. – А теперь быстренько запиши этот номер и передай его Константину Петровичу Староземскому! Скажи, чтобы срочно перезвонил мне! Ясно?

Последние слова госпожа проректор рявкнула так, что даже я вздрогнул:

- Да не дёргайся ты!..

- Мария Михайловна, я сейчас!.. Я не дёргалась!.. – испуганно залепетала трубка.

- Да не ты… Ай, ладно! Просто сделай всё быстро, Лизонька! – подытожила Мария и отбила звонок. – Ну всё… Остаётся только ждать.

- Ага, – слабо проговорил я.

Попытка пошевелить пальцами правой руки прошла успешно. Ну то есть пальцы шевелились. Правда, в свете от мобильника было видно, что руку чуть ниже локтя зажало погнутой дверцей. И выглядела эта рука не очень хорошо: явно передавило сосуды.

- Надо быстрее тебя вытаскивать, – заметила Мария, которая извернулась и тоже рассмотрела руку. – А то так можно и без руки остаться…

- Не пугайте, и так страшно! – попросил я.

Телефон снова запиликал, и проректор поспешно ответила на вызов.

- Маша, ты жива, с тобой всё в порядке? – прозвучал встревоженный голос Константина.

И вот тут случилось волшебное преображение... Уверенная в себе, самостоятельная и независимая Мария Михайловна включила милую блондинку:

- Костя! Я живая! Как я рада тебя слышать!

- А Федя жив? – уже немного спокойнее уточнил Константин.

- Жив! Только его поранило! Поторопитесь, хорошо?

- Ну слава Богу! – вздохнул следователь. – Мы вас вытащим. Только скажи, где вы!

- Мы в шкафу! – очень доходчиво объяснила госпожа проректор.

- В каком, итить его, шкафу? – не понял Константин.

- Металлическом! – грустно ответила Мария.

- Ясно… Машенька, а Федя может говорить? Передашь ему трубку? – как и у любого мужчины, терпение Константина оказалось не безграничным.

И я поспешил включиться в разговор, пока уважаемая госпожа проректор не довела господина следователя до белого каления.

- Константин, когда всё рухнуло, мы были практически на том же ряду стеллажей, где ты нас оставил. Но ушли вправо. Там служебное помещение вдоль всей стены. Мы у самого входа, успели спрятаться в металлический шкаф.

- Я понял, где вы! – радостно отозвался Костя. – Ждите. Сейчас подъедет мой зам, мы вместе расчистим завал и вытащим вас. Что со сторожем? Удалось эту заразу подстрелить?

- Пулей с сердечником попал в плечо. И одну обычную пустил ему в голову. По идее, больше встать не должен. А он, кстати, куколка, или тот тёмный, который куколок делает? – вспомнил я самый интересный, ну кроме освобождения из шкафа, вопрос.

- Выясним при вскрытии. Так, что ещё… Воздух у вас там есть? Хватает?

- Да, вроде откуда-то приток идёт, – подтвердил я.

- Ранен кто? – продолжил допрос следователь.

- Мне слегка прилетело в спину, а потом чуть-чуть по затылку. Ну и придавило нас: когда всё рухнуло, то и шкаф помяло. В остальном…

- Да какое «в остальном»? – негодующе пропыхтела Мария. – Костя, у него вся спина в крови. И на затылке тоже кровь!

- Ну так я тебя предупреждал! Не надо было с собой ученика тащить! – впервые на моей памяти рявкнул Константин.

Ещё секунд десять из трубки раздавалось раздражённое сопение человека, который изо всех сил пытается взять себя в руки.

А потом Костя, наконец, снова обрёл дар человеческой речи:

- Ладно, извини… Это я так, нервничаю… Держитесь. Постараемся вытащить вас побыстрее, до приезда городовых. Местные жители из посёлка уже доложили о стрельбе, в системе отметка есть. Федя! Если мы не успеем и первыми прилетят городские службы, запомни: я тебе задним числом разрешение на ствол оформил. Со вчерашнего дня. Так и говори, что у тебя, мол, всё есть.

- Да ствол я, если честно, обронил, когда мы в шкаф прыгали, – признался я. – Он руки занимал, а магазин пустой был.

- Да и хрен с ним! Новый Маше выдадим. Просто если найдут, а там твои отпечатки – придётся объяснять. Но лучше… Всё, вижу, подъезжает твой тёзка, мой зам! Держитесь, мы с ним быстро справимся!

Константин отключился. Потянулись долгие минуты ожидания. Снаружи раздавался грохот, и оставалось лишь надеяться, что нас не завалит повторно. Как оказалось, опасался я зря. Заместитель Кости виртуозно пользовался телекинезом. Спустя десять минут обломки над нашим шкафом зашевелились, а потом, судя по звукам, осторожно поползли вверх.

Чуть раскорячившись, чтобы найти опору левой руке и ногам, я подтолкнул створку шкафа. И она поддалась, открываясь вместе с моей правой рукой. Освободить конечность я не мог, поэтому решил подниматься на ноги вместе с дверью. А ещё игнорировать такие неприятные симптомы, как боль и головокружение.

Завал буквально висел в воздухе по частям. А незнакомый мужчина, стоявший рядом с Константином, весь вспотел, но продолжал дирижировать руками, поднимая всё новые и новые обломки.

Рядом замелькали знакомые лица: урядник, первая пятёрка городовых, ушедшая с ним на второй этаж... Все были в пыли, но вроде целые. Как выяснилось, пострадала только та часть склада, где были мы с Марией, и погребла она, в основном, нас же. Те городовые, которые ещё до этого оказались под стеллажом, выбрались самостоятельно.

Меня быстро отвели к одной из полицейских машин, усадив на заднее сиденье. Спину и голову обработали, а руку размяли, чтобы восстановить кровообращение.

Мария Михайловна чисто по-женски поточила слезу в объятиях следователя. А мне оставалось только удивляться способности женщин в нужный момент переключиться из режима «я сильная, самостоятельная и независимая» в «а помогите достать с верхней полки конфеты, сама не дотягиваюсь».

И, что немаловажно, так женщины делают лишь с теми мужчинами, которые им нравятся. Очень-очень нравятся. Абы кому свою слабость они демонстрировать не будут. И да, будь я просто мальчиком Федей – наверно, ничего и не заметил бы. Ну женщина, ну плачет… А вот память Андрея чуть ли не автоматом выдала объяснение метаморфозам, произошедшим с Марией Михайловной.

Маша и Костя очень друг другу нравились. Так сильно, что оставалось загадкой, как эти двое ещё не вместе. А главное, судя по их действиям и реакциям, они даже не подозревали о взаимной симпатии. И, глядя на это безобразие с печалью умудрённого опытом мужика, я всё не мог понять: как же человечество не вымерло-то ещё, а?

- Как ты, Федь? – ко мне подошёл урядник. – Терпимо, или лучше тебя лекарям сдать?

- Терпимо, – ответил я.

- Добро… Вишь как вышло-то, да? – урядник сплюнул. – Этот подлец-то хитрый оказался…

- Да, не дурак, – согласился я. – Наши-то все живы?

- Да если бы… Убил он Алёху. А Вася до сих пор дёргается… Молнией его накрыло, – урядник со злостью стуканул по колесу ногой. – На пустом месте!..

- Мы были на его земле. Он на этом складе каждый уголочек знал, – я поморщился, меняя позу. – Значит, не на пустом месте.

- И то верно…

Подошёл Константин, быстро осмотрел меня.

- Сейчас докину вас с Машей до училища, – сообщил он.

- А след? – удивился я.

- Да какой след, Федь? – Константин досадливо нахмурил брови. – Даже если бы следы сейчас не перекрыло этим сараем, всё равно бы дальше пришлось без вас двоих. Маше, блин, головой надо думать, прежде чем на подобные мероприятия тащить учащихся. Сейчас бы скандала избежать...

- Я буду молчать! – пообещал я.

- Всё равно в рапорте указать придётся, – устало признался Костя. – Если я напишу, что Маша сама убила преступника, мне никто не поверит. Все знают, что Малая стреляет в белый свет, как в копеечку. Так что…

- Напишите, что просто Венера стала задом к Юпитеру, и потому Марии сопутствовала редкая удача! – предложил я, заставив урядника заржать в голос, а Константина хмыкнуть и тут же принять серьёзный вид.

- Нет уж… Лучше честно напишу, что это ты был, – он покачал головой. – Пусть сама отдувается. В околоток бы её за подобное на пару дней…

- Марию Михайловну?! Как можно? – ахнул урядник. – Ну Константин Петрович…

- Ну а что она творит-то? – тихо возмутился тот. – Привыкла быть незаменимой, и что всё с рук сходит... Вот и чудит ещё больше.

- Да, неправильно это как-то… – согласился урядник.

- Не посадите же! – улыбнулся я, заслужив от Константина хмурый взгляд:

- Нет, конечно… Но так иногда хочется! – признался он. – Ладно, Федь, давай ко мне в машину. Маша там, а у нас тут кавалерия уже объявилась.

Перебираясь из одной машины в другую, я успел оценить кавалькаду спецтранспорта, нагрянувшую по наши души. Машин двадцать прикатило, и только три из них скорые – а остальные из самых разных ведомств и Приказов.

Костя вывозил нас окольными путями, пока его сотрудники беседовали с полицией. Меня подмывало спросить, где служит сам Костя, раз полицию называет «городскими»… Но, если честно, было так плохо от тряски и кровопотери, что я решил с вопросами повременить. Только слушал, как колотится кровь в ушах, и пытался почувствовать сердце.

- Может, в лекарню всё-таки? – спросил Костя, поглядев на меня в зеркало заднего вида.

- Лучше в училище. Наш Алексей Павлович и не такое лечил, – качнула головой Мария.

Дальше ехали молча. Город проносился мимо, пустой и встревоженный. Даже яркое дневное солнце не могло разогнать эту атмосферу страха, поселившуюся в сердцах людей.

Новый разговор состоялся уже при въезде в училище. И снова первым заговорил Костя, подруливая к административному корпусу:

- Маша, завтра будешь мне нужна. Попробуем снова взять след.

- Хорошо, – не став возражать, покивала она.

- Заеду, завезу тебе новый пистолет, – сообщил Константин. – А пока давайте, приходите в себя! И Федю займи чем-нибудь, чтобы с собой не таскать...

Покосившись на меня, следователь сразу же пояснил:

- Я не против тебя, Федь. Ты – молодец, без вопросов. Но лучше провести всё официально, чтобы и тебе практика засчиталась, и Маше по шапке не прилетело. В этот раз отмажем как-нибудь, но в следующий… В общем, давайте, выгружайтесь! А я поеду заминать…

Когда я уже вылезал, Костя повернулся и кинул на прощание:

- И это, Федь… Если будешь ездить, купи себе ствол нормальный! А «цыцку» пусть Маша таскает!

- Договорились! – ответил я и закрыл дверь машины.

Автомобиль Кости с пробуксовкой рванул с места и вскоре скрылся за поворотом. А мы остались вдвоём перед административным корпусом. И вид у Малой был крайне задумчивый. А ещё самую малость виноватый.

- Госпожа проректор Мария Михайловна, а меня сегодня ещё можно зачислить? – спросил я, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.

Ну и заодно, чтобы было, где ночевать.

- Что? – не сразу поняла Малая, а потом лицо у неё приобрело осмысленное выражение. – А, да… Конечно… Девочки из отдела кадров уже сделали, не переживай… Пойдём лучше в лекарское крыло. Сдам тебя нашему лекарю.

К Марии Михайловне стремительно возвращались обычный задор и самоуверенность.

- Сумочку жаль, там потеряла… Лежит, небось, где-то под завалами!.. – вздохнула она напоследок, вытравливая из себя с этими словами последние капли растерянности.

А потом уверенным шагом двинулась в корпус, махнув рукой следовать за ней. И когда мы добрались до приёмной, впереди снова шла настоящая госпожа проректор, а не красивая и очень растерянная женщина.

Вот уж – воистину! – королева преображений. Я такими талантами по жизни похвастаться не мог. Как, впрочем, и Андрей. Мужчины – вообще более прямолинейные существа…

Лекарь отпустил меня только через пять часов. До конца мои повреждения он залатать не смог, но довёл до состояния, которое бывает у подживающих ранений. Оставалось лишь грустно вспоминать о фантастической регенерации, которой я мог похвастаться во время роста чёрного сердца.

Зато мне подыскали рубашку взамен утраченной, что было очень кстати. А после ужина в столовой – весьма сносного, надо сказать! – я даже успел взять автобричку и заехать в гостиницу за своими пожитками.

В пустую общагу меня заселил комендант, которому уже поступило распоряжение на мой счёт. Он же выдал лист с персональным учебным графиком на ближайший месяц. Судя по листу, мне предстояло весь месяц мигрировать из библиотеки в павильон для «теневых упражнений» – и обратно.

Можно было, конечно, возмутиться, что в графике не предусмотрено ни выходных, ни времени для сна… Но это было лишнее. В конце концов, ещё успею высказать претензии лично госпоже проректору.

Тем более, остальное меня порадовало. Например, комната в общежитии, которая оказалась, прямо скажем, не совсем комнатой. Здесь это называли зальным проживанием, а в мире Андрея – апартаментами. Недалеко от входа имелся личный санузел и кухонный уголок со столом. А в дальней части комнаты, отгороженной полупрозрачной раздвижной ширмой – двойное стрельчатое окно, кровать и письменный стол.

В общем, можно сказать, у учащихся Василька были шикарные хоромы. С другой стороны, у многих из них наверняка были в распоряжении целые особняки… А вот мне оказалось в самый раз. В семейном гнезде мальчик Федя делил комнату с одним из младших братьев. Так что здесь как раз великолепно себя чувствовал.

К слову, надо будет позвонить старшей сестре, Софии: узнать, как им там живётся, и что там чудит дорогая маменька. Но это я отложил на следующий день. В тот вечер мне хотелось только одного – спать. Быстро приняв душ и переодевшись, я завалился на мягчайший матрас полутораспальной кровати…

И вырубился раньше, чем голова достигла подушки.