Тьма. Том 1 и 2

Том 1 - Глава 6

Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке

Женщина, которая является в этом мире моей матерью, не любит меченых! Ненавидит! Само явление не переносит как факт. И мужчина, который в этом мире является моим отцом – тоже их недолюбливает. Поэтому в нашей семье царит культ обыкновенизма. Тема меченых – под запретом.

Интересно…Почему при этом моя семья продолжает пользоваться приборами, которые без этих меченых толком и работать бы не стали, а?! Ну ничего в кастрюле не щёлкает же!

Впрочем, мне удалось в свои шесть выяснить, что причины для такой ненависти у мамы есть. Её большая семья, бывшая некогда в дворянском сословии, практически полностью вырезана. Остались только она и её брат, который приходится мне дядей.

Брат пытался восстановить семейное дворянство, но сам попал в какую-то мутную историю и поспешно отбыл в сторону то ли Ниппона, то ли Чосона. История умалчивает. В общем, детская психологическая травма моей матери укрепилась ещё сильнее. Надеюсь, с годами её отпустит. Меченые – часть местной жизни и весьма важная.

- Привет, мам! – голос бодрее и жизнерадостнее.

- Ты почему не звонил?! – завопила на меня трубка мобильного телефона. – Ты совсем мать не любишь? Ты хоть представляешь, как мы тут за тебя переживали?

Не зря, между прочим, переживали… Так-то я вообще-то почти труп, только не труп. Но я понимаю: сначала обвинения, а обнимашки потом. Иначе я, тварь такая неблагодарная, совсем от рук отобьюсь.

- Ты где? С тобой всё в порядке? – сменив гнев на милость, заканючила трубка. – Мы слышали новости! Мы тут все с ума сходим! Ты здоров?!

«Ты здоров», серьёзно? В моём понимании вопрос, здоров ли человек, задают, когда худшее, что ему грозит – это какое-нибудь ОРВИ.

А когда он только вернулся с «передка», где людей жрут, иногда убивают, а потом – жрут, а иногда убивают и жрут одновременно – надо задавать вопросы о целостности его дефолтной комплектации.

Ну, в смысле, руки-ноги при нём? Или уже часть потерялась?

- И почему ты не звонил? У тебя что-то с телефоном? – снова плавно переходим на обвинения. – Ты почему молчишь?

Ну вот! Круг замкнулся!

- Мам, не части, я ни слова вставить не успеваю…

Да, мамочка, я умею переводить стрелки, хотя это и опасно: можно получить…

- Хочешь сказать, что я много болтаю?! – ну вот, получил. – Так это потому что ты молчишь! Ты совсем не уважаешь наших чувств?!

- Очень уважаю… – устало ответил я и буркнул в сторону: – Свои уши – тоже!..

- Что ты сказал? – мама тут же заинтересовалась тем, что не сумела расслышать.

- Мам, я позвонил, как только представилась возможность… – а я гнусно проигнорировал её любопытство: пусть мучается.

- Что значит «как смог»? А почему до того не мог? – возмутилась мама. – Вас отвели с первого ряда? Где ты?

Позволь поинтересоваться, милая моя мама: на какой из этих вопросов я должен отвечать первым?

- Раньше не мог, мам. Сначала связи не было, потом телефон потерял, – ответил я.

- Как можно было потерять телефон?! Он же четыре рубля стоил, Федя! Где теперь новый брать?!

Мама в своём репертуаре: никак не может смириться с тем, что сын уже подрос и сам себе всё купит, и с тем, что деньги можно потерять, если это больше десяти копеек:

- И вы же на заставе были! Ну как можно на заставе потерять телефон? И ты мне так и не сказал: вас отвели с первого ряда? А где Егор? Его мама недавно звонила, волновалась!..

Как же далеки наши мамы от того дерьма, в котором нам довелось побывать…

И хорошо, что далеки. Значит, мы выполнили свою работу.

А вопрос про Егора надо проигнорировать. Любой ценой.

- Мам, заставу мы покинули, пришлось отступить. Меня вывезли в Покровск-на-Карамысе. В лекарне лежал. Сейчас перевожусь из Военного Приказа в Тёмный…

- Тебя вывезли?! Ты ранен?! – возопила мама, считав только первый слой информации.

Конечно, ранен, ага. Раз пять, и в двух случаях дырки вышли серьёзные. Но!..

Держим паузу. Держим… Сейчас… Вот…

- Почему тебя переводят в Тёмный Приказ? – мне кажется, если бы морозилки умели говорить, то именно такой у них голос и был бы.

- У меня прошло Боевое Рождение. Я стал двусердым, мам… – я замолчал, ожидая ответа, но так и не дождался.

Трубка тихонько запищала сброшенным вызовом. Ой, как нехорошо! Вот если бы мама сказала что-нибудь в духе: «Дома поговорим» – тогда было бы лучше. А сброс звонка – значит, серьёзно расстроилась.

Но теперь можно какое-то время ей не звонить. Сама проявится. Эта история, к сожалению, затянется. Прямо вот чувствую. Мама у меня не из тех, кто резко меняет жизненную позицию под давлением обстоятельств.

Скорее, она попытается прогнуть под себя обстоятельства. Причём самым радикальным способом. Что угодно, лишь бы остаться при своих убеждениях.

Жаль только, в ближайшее время сестёр и братишку навестить не смогу. Сейчас меня на порог родного дома не пустят. Хотя я знаю, мама меня любит. Рано или поздно она смирится с тем фактом, что я теперь меченый. И, скорее, это случится рано, чем поздно.

Но…

Я подвинул к себе вазочку с фруктовым десертом, который специально оставил на «после разговора с мамой». Всё-таки за подвиги принято героев вознаграждать.

Сейчас родителям Егора сообщат о его смерти, и мама тоже узнает… Надеюсь, додумается не говорить про меня, когда тётя Таня позвонит в истерике. А она позвонит. Мама Егора всегда так делает, даже когда причина у истерики не слишком серьёзная.

В этот раз будет самая что ни на есть серьёзная. Надеюсь, специалисты Военного Приказа сумеют помочь. Там работают опытные психологи и психолекари. Тетя Таня и дядя Вася – люди хорошие. Правда, сын у них был один, и на него они возлагали большие надежды.

А моя мама сумеет сопоставить факты. И поймёт, что, возможно, без Боевого Рождения её сына уже не было бы в живых. Да, скорее всего, так оно и было. Открывшаяся в момент Рождения потрясающая меткость – вот что позволило мне выжить в истории с жнецом. Ну и ещё разогнанная регенерация организма.

Если бы не это – лежал бы я сейчас рядом с Егором, такой же мёртвый и холодный. Теперь я отчётливо это понимал. Даже опытный десятник ног лишился в этом бою. Всё-таки жнец – это страшная тварь...

Разговор с мамой настроение испортил. И десерт не помог. Нужно было скоротать время до сна, и я решил разобраться, что же во мне изменилось. А то я вроде бы двусердый, а особых метаморфоз не ощущаю.

Ну кроме изменённой кожи. И отношения окружающих.

В итоге время, оставшееся до отбоя, я провёл за попытками ощутить второе сердце. Но то ли оно было ещё слишком слабеньким, то ли я делал что-то неправильно… В общем, почувствовать ничего такого не удалось.

В девять вечера я быстро умылся, залез в кровать и, выключив свет, попытался уснуть. И уже на самой грани яви и сна подумал, что вообще-то уже не на службе. А значит, могу и перенести время отбоя.

Но обдумать эту мысль я не успел, соскользнув куда-то в тяжёлый сон.

Сам сон я не запомнил. Осталось лишь ощущение омерзения и страха. Наверняка это был кошмар с расчленёнкой и повторной смертью боевых товарищей. В общем, и хорошо, что не запомнил. Зато проснулся рано. Залез на сайт гостиницы и заказал завтрак в номер.

Деньги таяли. Вчера я спустил в торговых рядах почти двадцать рублей. Но покупки были реально нужные, так что жалеть о вчерашних тратах не стоило.

А вот поберечь бюджет надо было, поэтому автобричку я заказывать не стал. Автобусы по городу регулярно ходят, а они дешевле.

И только войдя в автобус нужного маршрута и приложив браслет, я понял, что, как сказали бы в моей прошлой жизни, протупил по полной.

Водитель и пара ближайших пассажиров так смотрели на мою правую щёку, что захотелось её срочно прикрыть.

И тут я попытался вспомнить: а доводилось ли мне когда-нибудь видеть меченого в общественном транспорте? И понял, что нет. Ни разу не видел.

Они просто никогда в общественном транспорте не ездили. Либо на своей машине, либо на автобричках.

Получается, я только что показал, что являюсь двусердым, который ещё ничего не умеет. К тому же, и людей шокировал. Хорошо хоть, из-за эвакуации их в городе немного было. И я смог устроиться в дальнем конце салона, не особо светя своим титулом.

Либо я слишком рано решил, что самый умный. Либо я всё ещё в шоке, поэтому и не могу просчитать последствия своих действий на пару шагов вперёд. И то, и то плохо. Мне сейчас надо быть предельно собранным.

Мальчик Федя пока ещё слишком уязвим во всех смыслах. Я не являюсь полноценным двусердым, потому что ничего не умею. И не являюсь полноценным дворянином, потому что ничего не имею.

А вот меня обидеть, между прочим, может каждый!

И кусок изменённой кожи не скрыть. Запрещено на законодательном уровне. Мол, если ты двусердый, то будь добр – предупреждай об этом факте своим таблом.

Впрочем, в обратную сторону закон тоже действует. Если попытаешься выдать себя за двусердого с помощью грима или макияжа – мало не покажется.

А вообще, пока я ехал, задумался над тем, что в начале местного двадцать первого века двусердые оказались в жёстких рамках. К примеру, я не мог просто взять и дать по морде нахалу, который меня оскорбил.

Я должен официально затребовать с него компенсацию. Или виру, как тут это дело называют. Через Судебный Приказ.

Вот пока я обычный человек – могу бить других обычных людей. Меня обозвали какой, и я отвесил хаму под сраку. В худшем случае, «хулиганку» пришьют, а это, как сказали бы в мире Андрея – административное нарушение.

А как стал меченым, так теперь всё – не могу, пока на меня первого не напали. Если первый начну – будет уголовное преступление. Могут, конечно, заменить наказание штрафом, но станут ли?

Другое дело, если меня другой двусердый оскорбил. Тогда, по всем правилам, можно вызвать его на дуэль. Правда, я на дуэли с настоящим меченым профукаю десять раз. И это только за первую секунду боя.

Вот и выходит, что я как меченый должен за языком следить. Чтобы, не дай Бог, не обидеть того, кто сильнее меня. А обычный человек может мне хамить, сколько его душе влезет.

Обидно, да. Вот только отчасти в такой ситуации были виноваты сами двусердые, которые на протяжении пары веков упорно отказывались от отмены дуэлей. После пары громких скандалов, случившихся уже в середине двадцатого века, отец нынешнего царя разозлился и ввёл такие драконовские законы, что двусердым стало не продохнуть.

А вот не надо Рюриковичей злить! Официально, Рюриковичи – совершенно бешеный род.

Ни в десятом веке, когда они в Новгороде утвердились, ни позднее характер у них не исправился. Наоборот, этот ген бешенства от Рюриковичей передавался и прямым потомкам, и многочисленным бастардам, и тем внебрачным детишкам, о которых никто не знал.

Вообще врачи и лекари царства уже давно научились выявлять царскую кровушку. Так что если у кого-то часто рвало башню – его быстренько тащили на анализ. И если кровь Рюриковичей в тебе обнаружена – лови сокола на левую щеку. Теперь так и будешь ходить, пугая всех птицей на физиомордии.

Так что не надо было двусердым злить царя.

Потому что он Рюрикович. Самый главный.

И, возможно, самый бешеный.

Ну а у меня теперь ещё одна проблема. Я, честно говоря, не знаю всех тонкостей и нюансов законодательства по поводу двусердых. А значит, могу походя нарушить какой-нибудь указ или правило.

Короче, чем быстрее я вникну – тем лучше будет.

Тёмный Приказ обосновался в мрачном доме на набережной той самой речки Карамыс. Мощное здание с гранитными колоннами было выполнено в греческом стиле. Но с явным русским колоритом. Ромеи как-то больше любят прямоугольные окна, а не стрельчатые в виде амбразуры.

Тёмно-рыжий кирпич, из которого были сложены стены, с годами запылился, натурально став тёмно-серым. И чистить его, похоже, никто не собирался. Вокруг здания был разбит маленький парк, такой же мрачный и тенистый. А всю территорию окружала чугунная ограда.

В общем, берлога самого таинственного Приказа – после Тайного, конечно – выглядела под стать названию. И, судя по пустой набережной, люди предпочитали мимо лишний раз не ходить. Уж очень мрачной была репутация у меченых.

На проходной меня остановили два ратника в тяжёлой броне и с жутковатого вида автоматами. Называлась эта машинка «автоматическое нарезное ружьё фабрики Топорова». Или просто «топор». У этих ещё и порядковый номер был: двадцать второй.

Оружие было заточено под патроны, усиленные «тенькой» и опасные даже для высокоранговых двусердых. Ну и для отродий Тьмы, само собой. Но задача этих конкретных ратников явно состояла в том, чтобы, в случае чего, разобраться с мечеными.

И они такие были не одни в здании. Их хватало, кажется, почти на каждом этаже, где мне удалось побывать.

А побывать мне пришлось много где!..

Первым делом я, само собой, отметился в приёмной, где мне подсказали, куда идти дальше. Затем отправился в отдел кадров, где со мной пообщались сразу два специалиста – кадровик и психолог.

Следом пришлось поочерёдно посетить лекарский этаж, а затем – врачебный. В чём разница? А я сейчас объясню.

Получить звание врача в этом мире было сложно. Потому что врач здесь был в первую очередь не врачом, а учёным, который работает с целым парком специализированного оборудования. И не столько для лечения, сколько для изучения «теньки» и двусердых.

При этом сами они не пользовались «тенькой». И даже приборы применяли исключительно те, что работают без её участия.

В то время как лекари и знахари активно использовали «теньку» для лечения.

Едва вырвавшись из цепких рук местных эскулапов, я снова отправился в отдел кадров. Где и был удостоен общения с важным человеком. И не просто важным: это был царский поверенный в вопросах образования двусердых. Он, конечно, состоял в Тёмном Приказе, но мог докладывать в обход приказного головы, то есть своего начальника, напрямую царю.

Когда я пришёл, на столе этого старого боярина уже лежало моё личное дело.

И с того момента, как его читал Соболев, оно заметно подраспухло.

- Седов, значит… – задумчиво проговорил царский поверенный, перелистывая страницы. – Странный ты Седов, так-то…

- Нормальный, ваше благородие, – попытался оправдаться я.

- Не-не… Странный! – не поверил мне боярин. – Все так говорят!

И потыкал пальцем в моё личное дело, будто я его читал и знаю, кто эти таинственные «все».

- Отправим тебя, Седов, в училище! – наконец, сообщил вердикт боярин. – Будешь учиться.

Как будто в училище за чем-то другим идут… Нет, вообще-то идут! Заводить полезные знакомства, например. Но на первом-то месте, в любом случае, учёба!

- В загородном училище мест нет… – всё так же, будто мне это что-то говорило, продолжил боярин. – Направлю-ка я тебя в Покровское имени Василенко! Там тебе, дружочек, самое место!

Страшно звучит… Так-то… Будто в тюрьму распределил.

- Иди-ка в бухгалтерию, Седов! Получи там подъёмные. А потом вернёшься и заберёшь у моего доверенного документы для поступления.

- Разрешите идти?

- Да вали уже, так-то…

- Понял. Принял. Свалил, – не удержался я от того, чтобы поприкалываться.

Но боярин обо мне уже, похоже, забыл. Впрочем, стоило мне выйти от него, как настроение сразу поползло вверх.

Вы только вдумайтесь в эти слова: получить подъёмные в бухгалтерии. Они же как музыка звучат, ей-Богу!

Особенно «подъёмные» слух ласкают. Ура, деньги просто так дают!

Давали, похоже, многим. Перед бухгалтерией даже очередь небольшая скопилась. Пока ждал, когда позовут, и прикидывал, сколько мне денег не пожалеют дать, рядом со мной остановился мужчина.

- Ба! Какие люди! – произнёс он. – Федя, ты уже убил медведя?

С медведем-то меня давно уже достали, но я от резкого ответа удержался. И не зря.

Мужчиной, стоявшим передо мной, оказался тот самый боярин, что вытащил меня с заставы и помог «родиться». Паша, как его называл мой лекарь.

- Добрый день, ваше благородие… Простите, не знаю отчества! – поздоровался я, начиная подниматься.

Однако Павел хлопнул меня по плечу и сам приземлился на соседний стул.

- Да Павлом зови, на хрена мне все эти отчества и титулы? – хохотнул тот. – Не ожидал тебя встретить, малец…

- А я вас, – признался я. – Вы же вроде на заставе остались.

- Ага, раненых вертушкой отправил, а сам ещё повоевал, – кивнул он.

- Как они там? Держатся? – спросил я, потому что у меня засосало под ложечкой.

Ну ведь боярин-то тут. Значит, застава там без двусердого! Неужели бросил?

- Всё там нормально. Окопались. И щит держится. Только припасы нужны. Вот я снова вертушку и вызвал. Без меня уже просто не прорваться. Полечу завтра обратно уже с пятью транспортами, забитыми под завязку.

- Уф… Я уж испугался, – честно признался я этому странному боярину. – Подумал, раз вы тут, то, значит, там уже всё…

- Не ссы, Федь! Денёк они без меня продержатся. А я хоть премию за тебя получу… Война войной, а пять тысяч – это пять тысяч. Если про них не напомнить, ещё и зажать могут.

- Спасибо, что помогли тогда. И мне, и десятнику нашему, – искренне поблагодарил я.

- Ну а что было делать, Федь? Берёшься делать доброе дело – делай его до конца. Мог бы я и одного тебя вывезти... Но обрёк бы тяжёлых на смерть: там, в поле, без ног они бы долго не протянули. А раз вывез, то надо побеспокоиться, чтобы живы были, да?

- Да, наверно, так правильно, – согласился я.

Зануда Рыбаков, правда, нашёл бы в этом принципе сто миллионов исключений. Но мой внутренний Андрей вообще был циничной сволочью, чего уж скрывать?

- С боярином Малюковым удалось пообщаться? – неожиданно посерьёзнел Павел.

- Это который поверенный царя по новорождённым двусердам? – на всякий случай уточнил я, хотя вроде бы только от него вышел.

Просто фамилию забыл. Ну плохо у Феди с именами, что делать? Зато когда запомнит – уже навсегда.

- С ним, ага… – кивнул Павел, с интересом глянув на меня.

- Вот только от него! – не стал я скрывать.

- Значит ты умный парень, Федь. Я ведь не лукавил, когда сказал, что тебе то ли повезло, то ли наоборот. Ты вроде как теперь дворянин, но… – Павел задумался и покрутил рукой, подбирая слова.

Так что я продолжил за него:

- Но никто… Ни денег, ни связей, ни умений.

- Во-во! Только ты ошибаешься, что вопрос в деньгах и связях. Поверь, у Тёмного Приказа финансов много. В деньгах ты точно нуждаться не будешь. А связи… Эфемерная это штука, Федя!.. Хочешь, дам тебе бесплатный совет? – с очень серьёзным видом кивнул Павел. – Очень-очень важный совет! Хотя ты ему, конечно, и не последуешь.

- Глупо отказываться от бесплатных советов. Особенно, если не собираешься им следовать, – улыбнулся я.

- Верно… А вообще, может, ещё и послушаешь меня! – уже куда оптимистичнее заметил боярин. – На приём к Малюкову ты ведь попал. Значит, голова на плечах имеется. Туда, поверь, не каждого отрока отправляют! Заинтересовал ты этих чинов… Куда, кстати, определили-то тебя? В загородное училище? В центральное?

- В имени Василенко, – ответил я.

- Ага… Значит, точно заинтересовал… Васильки всегда очень маленькие. Зато отделения почти в любом крупном городе есть! И учат там на совесть! – одобрил Павел. – Так вот, держи совет… Я, видишь ли, считаю, что раз уж встретил второй раз отрока, которого сам и нашёл – значит, судьба. И заслужил он этот полезный совет. И вообще, я всегда этот совет даю!.. Только не слушает никто. Молодые думаю, что чушь несу… А ведь я со всей серьёзностью.

Павел замолчал, а потом обвёл тяжёлым взглядом двери кабинетов:

- Знаешь, что они все ценят?

- Они? Чиновники? Дворяне? – уточнил я.

- Двусердые, кем бы они ни были! – пояснил Павел. – Всё двусердые, включая царскую семью! Деньги? С этим сложностей нет. Умный человек найдёт, как заработать. А уж у старых родов и подавно денег много. Связи? Они и есть те связи, которые все стараются завести. Они ценят только силу, Федь! Личную силу! Как в десятом веке: можешь всех отоварить – будут уважать. Не можешь – иди лесом.

- Ну вот чего нет, того нет… – вздохнул я.

- Есть у тебя всё. Боевое Рождение прошло почти идеально. Я у Клима спросил, он говорит, что у тебя всё прямо по учебнику сформировалось! Избыток энергии сказался. А ещё тебе нет и двадцати. Понимаешь? Обычно в таком возрасте двусердыми не становятся. Если, конечно, не аристократы. Те-то стараются у своих отпрысков сердце к двадцати прорастить. А ты его, считай, в подарок получил. И не проращиванием, а в бою.

- Я его, кстати, не чувствую, – признался я в расчёте на ещё один бесплатный совет.

- А это потому, что прижилось как родное, – успокоил меня боярин. – Те, у кого криво пошло, чувствуют сразу. Ты, Федь, можешь стать очень сильным! Вас в училище обучать будут некоторым приёмам для тренировки… Так вот… Если филонить не будешь и станешь тренироваться каждую свободную минутку – быстро станешь настолько сильным, что ещё на приём к царю попадешь, и он тебе руку будет жать.

С этими словами Павел очень внимательно глянул мне в глаза. Как будто хотел удостовериться, что я его слышу и понимаю.

А затем продолжил, склонившись ближе к моему уху:

- Но сейчас, на ближайшие месяцы или даже пару-тройку лет, забудь, что ты молодой парень! Забудь, что тебе хочется веселиться и отдыхать! Слышишь? Тренируйся так, будто от этого зависит твоя жизнь! Как будто весь мир без твоих тренировок рухнет! Бабы? Забудь про баб. Тусовки? Танцы? Пьянки? Забудь. Будут и у тебя бабы, танцы, тусовки и пьянки. Когда эти все… – Павел снова обвёл мрачным взглядом двери кабинетов. – …начнут тебя уважать. День сейчас – год потом. Запомни это, Федь! Хоть ты наверняка и не согласен...

Я кивнул. Федя был не согласен. Федя хотел медсестру из лекарни. А вот Андрей готов был подписаться под каждой фразой. Сам так же думал.

И если бы я был обычным девятнадцатилетним молодым человеком, то забыл бы о совете боярина уже к вечеру. Но я знал, что не забуду. И ещё не раз буду Павлу благодарен.

- Спасибо за совет.

- Спасибо скажешь, если последуешь ему! – вдруг неожиданно весело, как будто у него тумблер переключили, подмигнул мне боярин, едва в бухгалтерии открылась дверь. – Ну всё, бывай… Пошёл я.

- Куда без очереди? – возмутилась дама, уже собиравшаяся войти, когда Павел сунулся вперёд неё.

Но боярин быстро показал ей какой-то документ. И, пока она щурилась на бланк, хлопая густо накрашенными ресницами, захлопнул дверь перед её носом.

Когда я вышел из здания Тёмного приказа, на улице ещё светило летнее солнце, но стало заметно темнее. Тучи Тьмы наползали на город, погружая его в полумрак и грозя пролиться на землю ливнем. А судя по грозовому валу – и вовсе серьёзной бурей.

Надо было спешить в гостиницу: заказывать ужин, договариваться о раннем завтраке... Завтра с утра меня ждали в училище, прозванном среди меченых «Васильком». Как сказали в Тёмном приказе, там меня поселят в общежитии. Училище было закрытым учреждением, и покидать его территорию в учебные дни было запрещено.

И я подумал, что так даже лучше. Не будут моё молодое тело одолевать соблазны красивой жизни. Буду сидеть, как бирюк, в общаге и учиться. Вот как Павел сказал, каждую минуту. И стану сильным-сильным! Чтобы уважали.

В кармане завибрировал мобильник. Я достал трубку, грустно прочитал: «Мама» – и понял, что сейчас будет тяжело.

- Здравствуй! – первой холодно поздоровалась мама, едва я поднёс трубку к уху. – Я посоветовалась по твоей проблеме с Персефоной Владимировной… Она рекомендовала обратиться к одному знахарю. Говорит, он может откатить рождение и убрать чёрное сердце. Стоит дорого: почти десять тысяч за курс лечения. И не всегда помогает сразу. Но за три-четыре курса всё получится.

- Ма-а-ам! – взмолился я.

- Нет, ты послушай! У меня есть сбережения! Если справимся за пару курсов, мне денег хватит! Феденька, ты что, маму совсем не любишь? Ну давай хотя бы попробуем! Бери билеты в Ишим, Персефона Владимировна сведёт нас с знахарем. Только никому не говори! Могут вмешаться, ты же знаешь…

- Мама! – прервал я словоизлияния родительницы, устав от них больше, чем от бюрократии в двух Приказах. – Никто не может откатить Боевое Рождение. Никто, никогда, за всю историю, не смог избавиться от чёрного сердца! А тебя просто хотят на деньги развести, как лохушку…

- Что это за слово такое «лохушка»? Федя, откуда ты этого всего набираешься?! – возмутилась мама. – А Персефона Владимировна врать не будет! Она никогда не врёт!

- Да она-то, может, и не врёт! Это ей постоянно врут, а она верит! Забыла уже, как у неё машину отжали? Забыла, как она омолодилась так, что потом все деньги на лечение кожного заболевания отдала?

- Федя!..

- Что «Федя»?! Ты мне предлагаешь в самоволку отправиться? Это, кстати, дело посудное само по себе! А потом ещё и довериться какому-то прохиндею, которому ты отдашь сбережения семьи. А он что потом? Когда ничего не получится? Что? Разведёт руками и скажет: «Ну не шмогла я, не шмогла»? Серьёзно?

В трубке раздался тяжёлый вздох. И связь тут же прервалась. Я закатил глаза к грозовому небу и взмолился всемогущему Боженьке, чтобы уберёг мою маму от эпохальных глупостей, которые она готова совершить во имя своих идеалов.

Семья – это, конечно, хорошо, но как же утомительно! Особенно, когда мама удила закусит. Такая вот упрямая у меня мама.

Ко входу подкатила автобричка. Я сверил регистрационный номер с приложением в мобильном и, убедившись, что это за мной, поспешил на заднее сиденье. Дел было много, а времени мало, так что не стоило тормозить.

Надеюсь, маме в ближайшие дни ни одна из её странных знакомых с заковыристым именем – типа Наяда, Пенелопа и т.п. – больше ничего по моему случаю не предложит. А она рано или поздно смирится с тем, что её сын стал меченым, и закончит сходить с ума.

Когда бричка доехала до гостиницы, хляби небесные, наконец, разверзлись. И на землю сплошной стеной хлынул ливень. Пока я бежал от машины до двери в гостиницу – успел намокнуть, несмотря на поднятый над головой китель.

Сверкали молнии, гремел гром, а далеко на юге множество людей пытались сдержать наступающую орду Тьмы. Так что я решил не жаловаться на дождь. Даже себе и даже потихоньку. Не такая уж великая беда.