Тьма. Том 1 и 2

Том 1 - Глава 5

Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке

Энергия! Вот основное отличие этого мира от прошлого. В прошлом мире всё зиждилось на электричестве. А, следовательно, ценилось то, из чего это самое электричество можно было добыть: уголь, нефть, газ, уран, солнце, ветер – всё в дело шло. Мне кажется, если бы в том мире можно было легко добыть энергию из реголита, Луну уже копали бы всем миром.

Здесь всё иначе, хотя и электричество есть, и двигатель внутреннего сгорания известен. Но самая дорогая энергия тут иная. Та, которая есть у меченых. Именно вопросами её хранения, преобразования и накопления местные учёные и озабочены. Потому что именно она дарит здешней энергетике такую фантастическую эффективность, о какой в моей прошлой жизни и мечтать не могли.

Есть, конечно, прототипы и «бестеневой» техники, которую я знал по прошлой жизни. Но это так, баловство. «Тенька» используется везде: от простейшей электроники до обычной батарейки. Она как правильная приправа: щепотка той же соли делает всю еду вкуснее. Вот и «тенька» способна превратить обычную батарейку в блок питания космического корабля.

Утрирую, конечно… Но Феде тут подарили пару лет назад радиоуправляемый автомобиль, который в первые несколько месяцев всем двором гоняли – так до сих пор батарейку менять ни разу не пришлось.

- Кхм… Угу… – старший голова Военного Приказа Соболев Максимиан Менеевич уже десять минут пытался заставить меня нервничать.

Сначала просто читал личное дело, хмуро поглядывая из-под густых бровей. Если бы я расслабленно уселся в мягкое кресло, как было предложено ранее – уже давно бы чувствовал себя не в своей тарелке, пытаясь принять вид строгой гимназистки на приёме в борделе. Вот только в мягком кресле, в котором можно утонуть, такое не получится…

Но я-то тёртый калач! Точнее, мой Андрей – тёртый калач. Он вообще-то в курсе всех этих приёмов. Плавали, знаем!

«Проходите, чувствуйте себя как дома, можно даже закурить», – сказал следователь НКВД врагу народа, направляя лампу в лицо.

Так что я сразу занял позицию не в кресле, которых перед рабочим местом его сиятельства Соболева было аж две штуки, а на одном из стульчиков, которые стояли за небольшим вытянутым столом. То есть сразу обозначил, что я тут не титулованный гость, а обычный подчинённый. Титулами Соболева не удивить – он их в детстве вместо молочной смеси жрал.

Кабинет у его сиятельства был, конечно, шикарный. Здоровенная комната метров, наверно, на двадцать квадратных. Стол хозяина стоял напротив двери, в углу. Тут фен-шуями не увлекаются, вот и не испытывают моральных терзаний от подобной планировки.

Зато кабинет, благодаря такому расположению стола, чётко делился на две части. Вдоль одной стены шла гостевая зона с теми самыми креслами и удобным журнальным столиком, на котором стоял графин с янтарной жидкостью. А вторая часть – рабочая, для совещаний: с вытянутым столом и шестью стульями.

Выбирая себе место, я предпочёл усреднённый вариант. Уселся на один из стульев в рабочей зоне, развернув его так, чтобы смотреть на хозяина кабинета.

Спина прямая, лицо спокойно-отрешённое. И по сторонам поглядываю, чтобы, значит, интерес изобразить. Мне же девятнадцать лет! И я в таком высоком кабинете впервые. Поэтому никакой внутренней расслабленности я изначально не чувствовал, а многозначительные взгляды Соболева мог слегка игнорировать – и так до предела напряжён.

Вот и пришлось его сиятельству переходить к усиленным методам нагнетания саспенса, как сказали бы в моей прошлой жизни.

Он стал покашливать, а потом ещё и «угукать». Читает-читает, а затем вдруг горло прочистит, скажет это своё: «Угу!», зыркнет на меня – и снова читать. Каюсь, вот тут я пару раз не удержался и поёрзал задницей по дорогой обивке стула. Неуютно-то как, а?!

Дело Соболев читал ну уж очень вдумчиво. И это при том, что оно у меня было тоньше гимназического доклада по природоведению. Полевая мышь или кармыш и то куда интереснее, чем обычная человеческая особь из пригорода Ишима, поступившая на обычную военную службу. Нечего там настолько долго читать, не-че-го!..

- Ну что же… Поздравляю, ваше благородие, с получением второго сердца… – проговорил, наконец, голова, закрывая тонкую папочку и внимательно глядя на меня.

А я, по заветам из прошлой жизни, состроил вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим начальство не смущать:

- Благодарю, ваше сиятельство!

- Служил хорошо, без серьёзных нареканий, – продолжил Соболев, разглядывая меня, как какую-то букашку на стекле под микроскопом. – Хотя история с обстриженными и покрашенными в белый кустами шиповника… Хм… Молодость.

Ну вот какой подлец донёс, а? Замяли ведь этот наш прикол… Ну подшутили самую малость над ребятами в дозоре, было дело… Но зачем в личное дело-то это заносить? Или, может, там ещё и листик со свидетельскими показаниями имеется?

- Мы вот в своё время тоже дурака валяли… – доверительно признался Соболев. – Тоже потом скандалы заминать приходилось. А потом они всё равно всплывают…

Ешь глазами начальство, Федя! Ешь глазами начальство!

Ах да! Спроси, что делали-то! Прояви, так сказать, живой интерес.

- А какие шутки использовали, ваше сиятельство? – он всё равно не ответит, но если я не поинтересуюсь, а понимающе улыбнусь, то вся история с моим возрастом посыплется, как карточный домик.

- Не скажу! – ухмыльнулся Соболев. – Сами придумывайте.

Помолчали. Я продолжал преданно смотреть на голову, а тот явно раздумывал, как бы ещё меня помучить. Само собой, я его этими своими трюками не провёл: мужику на вид лет шестьдесят-семьдесят. Хотя с возможностями, которые есть у аристократов – может, и вообще целая сотня. И видел он за всю жизнь таких, как я, десятки тысяч.

Но есть определённые правила поведения. И их неукоснительное соблюдение – это что-то вроде ритуала. Если тебе девятнадцать лет, ты рядовой воин армии Руси и пандидактионов не заканчивал – делать умное лицо, что называется, западло. Не надо в таком возрасте слишком умным быть. Чревато это. И слишком подозрительно.

А вот лихим – надо. И придурковатым – желательно.

Я ведь и в том приколе с кустами участвовал для поддержания реноме. Дурацких приколов мне и в жизни Андрея хватило с головой. Но если я, молодой солдат, ни разу на какую-нибудь дурь не подпишусь – это повод для сотрудников Тайного Приказа повнимательнее ко мне присмотреться.

- Тяжело там пришлось? Да, вой? – зашёл Соболев с другой стороны.

Подленько зашёл… Не положено так заходить. Что там на передке было – на передке и должно остаться. Мои переживания, моя боль, моё тревожно-депрессивное расстройство и флэшбеки… Это всё моё! Это личное, только для меня! И ещё немного – для лекаря, чтобы таблетку дал для нормализации сна...

А для начальства – это долг воина и мужчины. Который ты либо выполнил, либо не выполнил. А большего начальству знать необязательно. Мы убивали – нас убивали. Я выжил. Точка. Но отвечать что-то надо, и эмоций подпустить желательно...

- Неожиданно было, ваше сиятельство… – я постарался сделать вид, будто сдерживаюсь, что, собственно, было не так уж далеко от правды. – Но мы выполняли долг.

- И выполнили, – одобрительно кивнул Соболев.

Перед тем как я вошёл в этот кабинет, его хозяин с гарантией успел узнать, что случилось с моим десятком и моей сотней. Просто не мог этим не поинтересоваться. Он ищет мои болевые точки. Пытается нащупать и надавить, чтобы я начал тут верещать, пуская слёзы, сопли и раскрывая душу.

И это будет худшим, что я могу сделать.

Такие никому не нужны. Такие эмоциональные тряпки завтра сядут в кабаке, накидаются по самые брови – и выложат военные тайны первому встречному-поперечному. И плевать, что в девяти случаях из десяти этот самый встречный-поперечный будет из Тайного Приказа. В одном-то, самом последнем случае, это действительно будет тот, кому ничего нельзя рассказывать.

- Матери своей сам новости сообщишь? – снова рубанул по больной мозоли Соболев. – Или нам подсуетиться?

Знают они о моей семье всё... Даже больше, чем я сам знаю... Знают и характер матери, и её отношение к двусердым. И про дядю моего знают. И про отца. Всё они знают. И будут использовать.

- Сам сообщу, ваше сиятельство! – бодро ответил я.

- Не прибьёт? – хмыкнул Соболев. – Она у тебя дама с характером…

- Так я по телефону сообщу, ваше сиятельство! За двести вёрст не дотянется! – всё так же бодро и лихо ответил я.

- Я бы на твоём месте не был так уверен, – отозвался голова.

А я и не уверен. Но отвечать тут ничего не надо. Разве что улыбнуться и руками развести: мол, бой план покажет. Сначала долбанём – а там посмотрим.

- К родителям друга своего пока не суйся… – Соболев снова поднимал те темы, которые были наиболее болезненными.

И делал это расчётливо, изображая заботу о молодом вое. Но при этом прощупывал, зараза, со всех сторон. Егор был мне дорог. Хороший парень, честный, весёлый и верный. Таких друзей, если появились, терять нельзя. А я – потерял.

- Похоронку мы сами донесём, – выдержав паузу, добавил Соболев. – Сейчас им тебя видеть не надо.

Я кивнул, соглашаясь:

- Так точно, ваше сиятельство!

Братьев и сестёр у Егора не было. Редкое явление для этой Руси, к слову. Стараются заводить трёх-четырёх детей. Смертность тут, местами, высокая. Вроде и медицина на высоте, и лекари двусердые есть… А всё равно вечная война собирает свою жатву.

Но бывает так, что после первых родов уже других детей не заведёшь. А Егор и сам был поздним ребёнком. Его любили, над ним тряслись… Но не уберегли. Он мёртв – я жив. И это горькое «почему?» всегда будет читаться между строк.

- Как сам считаешь, могли бы лучше отбиться? – задал вопросик с подвохом Соболев.

Могли мы лучше отбиться? Могли! Больше припасов на складах, больше патронов, больше энтузиазма у лётчиков – и орда бы даже до второго ряда застав не добралась.

Мозгами-то я понимаю, что имел место банальный просчёт планирования и снабжения. Вот только говорить этого вслух не надо. И даже думать не надо: в глазах мысли отражаются не хуже, а даже и лучше, чем перед менталистом, который мозги выворачивает.

В общем, не надо начальству на само же начальство жаловаться. И не моё это дело. Вот так сейчас и надо отвечать. Сделал всё, что мог и чего не мог. А дальше сами думайте, ну а моё дело маленькое. Вот когда моё дело большое будет – тогда и буду отвечать.

- Не могу знать, ваше сиятельство. Сделали, что могли, – отозвался я. – Действовали по уставу и инструкциям. На своих местах выложились полностью. И даже больше.

- К вам-то вопросов особых нет… – с сожалением заметил голова.

Хотят они жалоб, ещё как хотят. Им тоже нужно понимать, что да как. Вот только моя жалоба – это плюс для них и минус для меня. Не поведусь: сами разбирайтесь, кто там у вас рукожоп в ставке. Главное, что это не я.

- Что дальше делать собираешься, вой? – ухмыльнулся Соболев.

А вот уже и добрались до новых граней анализа… Что я собираюсь делать? А я почём знаю, что мне делать? В карманах жаба удавилась, а мыши даже повеситься негде: потому что холодильника нет.

Был бы Федей – пожаловался бы. И меня бы поняли.

Но я-то не Федя. Понимаю, что сейчас не надо из себя бедного родственника строить. Вот только опыта Андрея уже не хватало, чтобы сейчас легко и просто подобрать правильный ответ.

Но есть и универсальный рецепт. В каждой непонятной ситуации коси под дурака!

- Не могу знать, ваше сиятельство! Приказов не поступало! – я добавил на лицо кривую улыбку. – Готов служить!

Я бревно! Я бревно! Куда несёт меня река – туда плыву сам. Так что неси меня, река! Неси! А я – бревно! И вообще, у меня ещё срочная служба не кончилась... Могу и дураком побыть...

- К слову, службу мы твою прекращаем… – постучав пальцами по столешнице, задумчиво проговорил Соболев. – Приказ я подпишу. Получишь в отделе кадров. Поступил запрос на твой перевод в Теневой Приказ. Оснований отказывать у меня нет. Ты теперь – ваше благородие и двусердый. А значит, тебе учиться надо. Больше пользы принесёшь.

- Так точно, ваше сиятельство господин голова! – очень серьёзно кивнул я.

Можно, конечно, было поиграть в игру «найди, где тут камеры, которые за тобой следят»… Но я не стал. В моём юном возрасте ещё не положено быть завзятым параноиком. Хотя так-то я отлично понимал: сейчас на меня смотрит не один только Соболев.

Все мои ответы анализируются, все мои реакции разбираются на кирпичики, а дыхание с сердцебиением дотошно измеряются – несмотря на то, что никаких аппаратов ко мне не подключено.

Что и неудивительно.

На Руси двусердов не так уж и много. В лучшем случае, два процента от населения. А, скорее всего, и того меньше.

Появление нового двусерда – это событие. Это повод присмотреться к нему, выявить болевые точки, а дальше – опутать по рукам и ногам, не давая глупой и эгоистичной мысли «а не пуститься ли мне в свободное плавание?» даже появиться в его голове.

Простые, казалось бы, вопросы Соболева – это прощупывание новичка. И ответы, которые я даю – это так, цветочки, всего лишь поверхностный уровень анализа. А вот как я себя веду, как реагирую на вопросы, сколько думаю над ответами… Это уже серьёзнее. Они всё учтут. И всё проанализируют. А потом в личном деле возникнет короткая приписка:

Строил из себя дурака на встрече со старшим головой. Скрытничал и пытался сойти за умного. Требуется дополнительная проверка.

И меня будут снова проверять. Пока не докопаются до сути. Пока душу не вывернут наизнанку, пока не найдут те слабости, на которых можно играть ту мелодию, которую им захочется.

И да, потом я всё это узнаю…

Спустя годы, когда уже прочно застряну в системе. Когда и сам стану её частью. Прямо как у Андрея и случилось. Чего уж там, даже его бизнес был придатком системы, из которой он вышел…

Он мечтал стать независимым, а в результате продолжил класть жизнь на благо системы. Сколько раз ему приходилось поступаться интересами бизнеса, чтобы помочь бывшим, которые не бывают бывшими?

Потом он, конечно, понял, в чём тут фишка. Но изменить уже ничего не мог. К пятому десятку не было никакого самостоятельного Андрея – была часть системы. И сам Андрей уже процентов на пятьдесят был системой, и только на оставшиеся пятьдесят процентов – Андреем. Может ли человек выжить только с половиной тела? А если рвать связи, то исключительно так – по живому. И он смирился, оставшись целым Андреем, но частью чего-то большего.

Не на кого тут обижаться, не на что злиться. Система всегда берёт своё. Её для этого создавали, её для этого настраивали. А всё, что может сделать каждый конкретный человек, попав в систему – не потерять себя в ней. Не стать всего лишь придатком бездушной государственной машины. Сохранить в себе слабого, но настоящего человечка, который сможет вести самостоятельную жизнь.

Вот Андрей не смог. Жизнь катилась по инерции. Ни жены, ни детей, ни друзей, ни живых врагов. Один лишь суррогат жизни. Хороший дом, интересные хобби, длинные отпуска. И всё это было ему не нужно...

Мир Андрея был похож на армянский лаваш. По консистенции – резина резиновая. По вкусу – только запах дыма из тандыра.

Начинки к лавашу не прилагалось. Потерялась где-то по пути.

В этот раз хотелось бы остаться шаурмой. Радоваться маленьким радостям, чувствовать вкус жизни, оставить свой след в вечности… И не только в виде пятна от майонеза, которое засохло на сером асфальте.

Кстати, шаурма тут, в этом мире, есть. Весьма неплохая.

- В Тёмный Приказ ты уже не успеешь, – подвёл разговор к завершению Соболев. – Так что, твоё благородие, советую заглянуть после кадров в бухгалтерию. Там тебя ждёт окончательный расчёт по нашему ведомству и именная карта.

- Благодарю за совет, ваше сиятельство. Так и поступлю! – отозвался я.

- В приёмной спроси, где лучше поселиться, – посоветовал голова. – Там подскажут места по карману.

А ещё подскажут подведомственные заведения, где за мной приглядят, ага... Куда бы я оттуда ни направился – везде за мной проследят. И выбор места отдыха сразу будет занесён в личное дело. Правда, отказываться всё равно нельзя. Это ещё подозрительнее. Вот если бы родственники были в Покровске… Тогда другое дело.

Но чего нет, того нет.

А я, между прочим, человек молодой. Мне медсестричка коленки строила в лекарне, и глаза у неё были – во! Ведьма!

- Так точно! – только и сказал я, покрепче сжав челюсть.

- Ну, на этом всё… – кивнул Соболев.

- Р-разрешите идти, ваше сиятельство? – поинтересовался я для проформы.

- Подожди. Тебя моя доверенная проводит, – Соболев потянулся к трубке телефонного аппарата, стоявшего на столе, но в дверь уже осторожно постучали.

- Ваше сиятельство? – раздался голос доверенной.

- Нина Степановна, проводи Седова в отдел кадров к Вадиму Фёдоровичу! – попросил ни разу не удивлённый Соболев.

А чему тут удивляться? Эта самая Нина Степановна с ним рука об руку идёт с младых лет. Без всякого личного подтекста. Просто доверенное лицо, которое за годы совместной работы научилось читать мысли начальства. Хороший навык, между прочим!

В сопровождении женщины-функции (она же скала в юбке) я покинул кабинет головы и доплыл по бурным ведомственным волнам до отдела кадров. Там меня заставили подписать кучу бумажек.

Зато мне было выдано постоянное удостоверение личности. В виде браслета на левую руку, с моими регистрационными данными, выбитыми на внутренней стороне. Материал браслета напоминал то ли пластик, то ли бумагу, но при этом не боялся воды, жара и вандализма. В разумных пределах, конечно. А ещё теперь все мои данные можно было считать с встроенного чипа устройством связи.

Дальше мой путь лежал в святая святых любой организации – в бухгалтерию. Куда меня любезно проводил младший служащий отдела кадров. А там меня пристально рассмотрели суровые дамы бальзаковского возраста, хоть в этом мире и не был известен Оноре де Бальзак, и послали…

В кабинет главного бухгалтера.

И началась жестокая война за окончательный расчёт!

Ты! Да-да, именно ты! Ты можешь быть каким угодно суперкрутым и непобедимым воином, но это сражение тебе, парень, не выиграть. Никому не выиграть. Это поле боя всегда остаётся за тылом. И там, где ты требуешь поднести патронов, они тебе суют под нос уведомление об исчерпании бюджета. И плевать, что враг уже в окопы лезет! Нет бюджета – нет патронов. Не повезло.

И даже при окончательном расчёте они постараются сэкономить по мелочи. Ведь, как известно, копейка рубль бережёт.

Но тут я тоже что-то мог. Немного, но – мог!

Два комплекта порванной формы за последние сутки боёв? Увольте, господин бухгалтер! Не я их рвал, а отродья Тьмы. Вот с них и спрашивайте!

Потерянный штык-нож из хладного железа? Не потерянный, а использованный строго по назначению! Не надо грязи!

Новый комплект формы с доставкой в лекарню? А вот тут да, списывайте. Конечно, иначе мне бы пришлось ходить по улицам этого милого городка абсолютно голым… Однако это, понятное дело, вас, уважаемая бухгалтерия, не волнует.

Нет-нет! Я себе срочную карточку не просил! Это ваше пожелание, а я тут ни при чём. Верните двадцать пять копеек в ведомость, будьте добры!..

Итого вышло три тысячи пятьсот сорок девять рублей девяносто четыре копейки. Это жалование за время службы. Минус пять рублей двенадцать копеек – за комплект формы. Плюс тридцать четыре рубля восемьдесят копеек – боевых. Минус сорок четыре рубля четырнадцать копеек – штрафы.

И плюс пятьсот рублей за хорошую службу – от Соболева, который, видимо, неплохо знает свою бухгалтерию.

В результате – четыре тысячи тридцать пять рублей сорок четыре копейки. Для нищего я сказочно богат!

Из бухгалтерии я вышел выжатый, как лимон. На левой руке уютно уместилось удостоверение личности и карточка. Да, тут с карточками гораздо удобнее, чем в моём прошлом мире. Никто с собой пластиковые не таскает – только чип. Как только удалось отказаться от магнитных лент, от них немедленно избавились.

Карточка постоянно на связи с удостоверением. Без этого с неё ни оплатить, ни снять ничего нельзя. Полная цифровизация жизни и никаких церковных протестов. Наоборот, благословение на сие благое дело. Ибо меньше воровать будут.

Тем не менее, наличности это не изжило. Так что в нагрудном кармане формы уютно пристроились тридцать пять рублей, а в боковом кармане брюк позвякивали тридцать четыре копейки – взял наличностью всё, что выше четырёх тысяч. Их я пока трогать не хотел.

В руке листок с адресами пяти подведомственных гостиниц, куда мне посоветовали заселиться на ближайшие пару суток. А у тротуара, за забором – автобричка, которая меня совершенно бесплатно отвезёт туда, куда прикажу. Учитесь раздеребанивать бюджеты на представительские расходы, господа!

Среди выданных мне в приёмной адресов был один, аккуратно подчёркнутый карандашиком. Там, рядом с гостиницей, в пешей доступности, располагались городские торговые ряды. Место весьма полезное в плане закупок.

Мне нужна была красивая упаковка для удостоверения и карточки. Ходить с голым чипом и такими же голым документом в приличном обществе не принято. А по браслету можно даже определить уровень благосостояния хозяина. Прямо как в мире Андрея оценивали по наручным часам.

А ещё мне нужен был телефон. Самый настоящий, мобильный. С выходом в сеть и функцией «звонок маме». Про функцию, конечно, шучу. Мамин номер я и так помню наизусть. И, естественно, понимаю, что разговор будет прослушиваться.

Водитель брички, больше похожий на десятника царской армии, чем на обычного работягу, без лишних вопросов довёз меня до адреса. С разговорами в пути не лез, в зеркало заднего вида внимательно приглядывал – и вообще, если уж иронизировать, не вызывал никаких подозрений.

Гостиница располагалась в старом доходном доме, сложенном из мелкого кирпича. Стрельчатые окна, высокая и тяжёлая входная дубовая дверь. И зелёная крыша под черепицу – хотя там наверняка давно уже профнастил. Самая окраина исторического центра Покровска-на-Карамысе, как никак. Не положено здесь быть «петрушке».

В просторной приёмной, за деревянной стойкой, скучали две молоденьких девушки и такой же молоденький мальчик.

За два рубля в сутки я снял хороший одноместный номер с видом на помойные баки во внутреннем дворе. На вид мне, честно говоря, было глубоко наплевать. А вот наличие климатической системы, тройных пластиковых окон и не только душевой кабинки, но и ванны – это был несомненный плюс.

Тем более, самочувствие у меня было далеко от идеала. Во-первых, тело уже чесалось от въевшейся в него степной пыли. И особенно зудела изменённая кожа. Во-вторых, всё болело. Вроде бы и несильная боль, но ощущалась она в каждой мышце.

Ну а, в-третьих, голова была тяжёлая, как чугунный котелок.

Ванна в таком состоянии – это первейшее дело. Если, конечно, бани под рукой нет. Баня лучше, но дольше. Да и банщик нужен, который веником отходит. Но бани в гостинице не было, увы. Пришлось довольствоваться тем, что есть.

Ужин, время которого уже подходило, я заказал в номер к нужному часу. Никакого желания спускаться в трактир на первом этаже не было.

А потом я отправился в торговые ряды, чтобы прикупить всё необходимое: телефон, кошелёк, браслет под карту и документы, бритвенный станок, зубную щётку. Может, в гостинице эти мелочи и есть, но вечно-то я там жить не буду. Всё купленное летело в новую кожаную сумку, приобретённую здесь же, в торговых рядах.

Я не торопился, давая время заинтересованным лицам поработать у меня в номере. Ну всё равно же залезут, верно? Так чего мешать людям? Сменные комплекты белья, носков, гражданской одежды… А то хожу, блин, по городу, как царская армия. А я же, фактически, и не на службе сейчас. Так, между двумя Приказами подвис...

В салоне связи я восстановил старый номер, подключил более актуальный тариф и закачал резервную копию данных со старого чипа. Эх, где там мой милый мобильничек, подаренный на семнадцатилетие? Небось, лежит в руинах сто тринадцатой заставы, а какой-нибудь вольф пытается по нему моей маме позвонить и потребовать выкуп.

А теперь, раз новый телефон есть, мне самому надо маме позвонить… А страшно – аж жуть. Моя мама – она ведь и в самом деле человек деятельный. И всю эту историю с мечеными не любит. Говорит, у человека с чёрным сердцем и душа рано или поздно почернеет. В чём-то она, может, и права. Но я-то, прямо скажем, этот путь не выбирал. Так что придётся ей, немного подувшись, смириться с фактом преображения старшего сына.

А ведь можно было воспользоваться предложением Соболева! Но нет, нельзя малодушничать. Я мужчина хоть и молодой... О! На меня девчонка красивая косится, не могу не подмигнуть! Улыбнулась в ответ так, что все мысли – и умные, и глупые – из головы выбило… Ну да, три года службы явно добавили мне наглости в отношениях с девчонками.

Через два часа я, уставший, но снаряженный для новой жизни, вернулся в гостиницу и поднялся в номер. До ужина оставался ещё час, и я решил потратить его с пользой, наполнив ванну горячей водой и погрузившись по самую шею.

Тело медленно расслаблялось. Боль отступала, пусть и не до конца. Да и голове стало полегче. Я даже начал задрёмывать, но тут запиликал таймер на мобильнике. Пришлось срочно принимать душ, смывая оставшуюся пыль и грязь.

Из ванной комнаты я вышел за пять минут до прихода посыльного с ужином. Закутался в махровый халат, развалился на широкой кровати и просто ждал. За время службы я научился вот так незатейливо коротать время. В конце концов, у меня всегда была пара интересных собеседников в голове. Один неунывающий ровесник и один опытный, но скучный человек.

И эти двоим всегда есть, что мне сказать. А мне почти всегда есть, что обдумать. И сейчас вопросов в очереди на обдумывание стало в разы больше. Жаль, пребывая в слегка подвешенном состоянии, планы не слишком-то построишь... Но я просто проматывал в голове разговор с Соболевым и пытался понять, чего ждать в Тёмном Приказе.

За ужином я, наконец, добрался до «Ишимского вестника» и открыл заметку про исчезновение гражданских в Покровске-на-Карамысе.

История была тёмная. Возможно, потому что происходила, по большей части, в ночное время.

Люди начали исчезать незадолго до нашествия. Сначала никто внимания не обратил: пропаж было мало. Такое иногда случается, поэтому полиция подключилась далеко не сразу. А когда орда хлынула на север, вот тут-то и начались массовые исчезновения.

По несколько человек за ночь.

Впрочем, как указывалось в заметке, такое происходило не только в Покровске-на-Карамысе. Подобные случаи были замечены и в других городах по границе с Монгольской Тьмой. Что это было? Пока что следователи не могли дать однозначный ответ.

Возможно, в города проникли тёмные или отродья Тьмы. А возможно, хулиганили агенты соседей. В том же Эране вполне ценились невольники с севера. Официальные власти, конечно, пытались бороться с этой практикой, но уж больно привлекательным был приз. Набрать сотню рабов, которых только кормить надо. Или рабынь… Смотря, чем хозяин промышляет.

А может, и внутри Руси кто опустился до похищений, решив, что война всё спишет. Жажда наживы порой способна сделать из неплохого, в общем-то, человека настоящее чудовище. Вот и рыли землю носом городовые, выискивая малейшие зацепки по каждому случаю. Может, и найдут ещё…

Пропадала-то в основном молодёжь, будущее страны. Родители выли от горя и ярости. Власти пытались успокоить население. А тревожность всё росла...