Тысяча и один день Никиты Сергеевича

1 МАЯ 1960 ГОДА

…Пауэрс быстро набрал недосягаемую для советских истребителей высоту — 20 километров — и через час пересек советскую воздушную границу. Подал два коротких радиосигнала и тут же получил в ответ один. Это означало, что полет следует продолжать по намеченному плану. Теперь ему предстоял путь в шесть тысяч километров, через всю территорию СССР до норвежского города Боде.

Летчики У-2 знали на что шли, они рисковали, но за это получали хорошие деньги. С огромной высоты, где небо из голубого превращается в темно-фиолетовое, открывалась таинственная земля — Центральная Азия, Урал, Сибирь. Внизу проплывали незнакомые города, и надо было обнаружить заводы, аэродромы, пусковые установки ракет… Или сфотографировать ночной пуск ракеты, которая внезапно осветит черные облака на сотни миль вокруг.

Без их работы армады американских бомбардировщиков могли оказаться слепыми в будущей войне. Один из этих летчиков, Сэмми Снайдер, был недалек от истины, когда говорил:

— Я представлял, как кто-то нажимает красную кнопку, и Б-36 направляются через всю Россию к своим целям. Навигатор смотрит на карты и коротко бросает: «О’кей, бомбардир, мы в трех минутах от цели». А бомбардир, выглядывая в иллюминатор, кричит: «Эй, никакой цели тут нет! Где мы находимся, черт возьми!»

Полеты У-2 действительно дали американским военным бесценную информацию. Начать с того, что достоверных карт Советского Союза в пятидесятых годах американцы не имели. Операторы, определяя цели для ударов с воздуха, пользовались картами, изданными еще в царской России, или же картами немецкой аэро-фотосьемки времен второй мировой войны. Но почти ничего не было известно о новых городах и объектах за Уралом. Советским картам они не доверяли — и правильно делали. Поэтому полеты У-2 были для них настоящим прозрением. По оценкам ЦРУ, число целей на территории Советского Союза за время этих полетов поднялось с трех до двадцати тысяч.

Неудивительно, что после каждого возвращения У-2 люди из Пентагона и ЦРУ, как коршуны, набрасывались на привезенные пленки. Их тщательно исследовали, а потом докладывали самому президенту. Это делали шеф ЦРУ Аллен Даллес и руководитель полетов У-2 Ричард Биссел. В западное крыло Белого дома приносили увеличительные стекла и огромные карты — 40 на 60 дюймов. Президент Эйзенхауэр то снимал очки, то надевал их снова, разглядывая снимки заводов, железных дорог, шоссе, аэродромов, стоянок для подлодок. Однажды он хлопнул аналитика по спине и сказал:

— Это была ошибка, когда перед Перл-Харбором разведку заполонили отбросами других ведомств. Спасибо тебе, Господи, что во время войны туда пришли профессионалы.

…В глубине России тучи стали рассеиваться. Пауэрс пролетел над Аральским морем, покрутился над космодромом Тюра-Там и теперь держал курс на Челябинск. На востоке уже показались каменные громады Уральских гор, обрамленные бескрайней зеленой тайгой. В распадах еще белел снег, а озера были покрыты синеватой коркой льда.

И тут неожиданно самолет клюнул носом — вышел из строя автопилот. Пауэрс пытался наладить его, но тщетно. Подумал: плохой признак, может быть, вернуться? Час назад он, не задумываясь, сделал бы это. Но сейчас, когда треть пути была позади… Он решил продолжить полет.

Проведя съемку важного, как у него было отмечено, объекта на берегу озера Иртяш — это был секретный атомный город Челябинск-40, — он повернул к Свердловску. Огромный уральский город отчетливо виделся вдали. До него оставалось три-четыре десятка километров.

Пауэрс слышал, что большевики расстреляли там царя с семьей. И еще немаловажные сведения — вокруг Свердловска были размещены советские зенитные ракеты «земля-воздух» САМ-2, на его карте они отмечены синим карандашом. Пауэрс включил съемочную аппаратуру и повернул круто вправо, чтобы обойти город с юго-восточной стороны.

Он пролетел ровно полпути: в Вашингтоне была еще глубокая ночь — 1 час 53 минуты, а в Москве — 8 часов 53 минуты утра…

… Советские радары вели У-2 от самой афганской границы. В зенитно-ракетные дивизионы сразу же поступила команда: аппаратуру в боевой режим с распечатыванием тумблеров! Это означало, что ракеты будут направлены не на учебную, а на настоящую цель. Такое ракетчикам здесь приходилось выполнять впервые.

Но случилась осечка. То ли судьба была пока милостива к Пауэрсу, то ли опять разгильдяйство в службе ракетчиков, то ли праздник трудящихся. Как бы там ни было, но самолет-шпион благополучно продолжил свой полет.

Космодром Тюра-Там охраняли три дивизиона, оснащенные ракетами С-75, известными на Западе как САМ-2. Один из них, как раз тот, над которым выделывал виражи Пауэрс, накануне Первомая был снят с боевого дежурства по причине наступления срока регламентационных работ. А по праздникам, естественно, никто не работал, солдаты сидели в казармах, офицеры разъехались кто куда. Поэтому самолет спокойно прошел над их позициями.

Два других дивизиона, расположенных по краям полигона, были в боевой готовности и ждали врага. Но Пауэрс вовремя повернул в сторону, и ракеты остались на земле.

Теперь судьба давала возможность отличиться летчикам. Рано утром 1 мая капитан Игорь Ментюков, один из асов советской авиации, неожиданно получил приказ:

— Я — Сокол. Семсот тридцать второй, как меня слышите? Слушайте меня внимательно. Цель — реальная, высотная. Таранить. Приказ Москвы. Передал Дракон.

— Вот это да, — обомлел Ментюков, — сам Дракон!

Каждый летчик в те годы знал, что это — фронтовой позывной сигнал командующего авиацией ПВО страны генерала Евгения Савицкого. Значит, дело действительно очень серьезное. И хотя Су-9 к боевой операции готов не был — Ментюков оказался под Свердловском чисто случайно, перегоняя самолет в далекую Белоруссию, — он отрапортовал:

— К тарану готов. Единственная просьба — не забыть семью и мать…

К счастью для него, все обошлось. Он не обнаружил У-2 в небе, локаторщики так и не смогли вывести его на цель. На его Су-9 не было ни ракет, ни пушек. Значит, только таран, и шансов остаться в живых у летчика — никаких! Он был без высотно-компенсирующего костюма и гермошлемофона — для простой перегонки самолета они не требуются. Если бы даже он катапультировался без них на высоте 20 километров, то его просто разорвало бы на куски, как лопнувший воздушный шарик…

Тем временем Пауэрс подлетел к Свердловску, где его в полной боевой готовности ждали несколько зенитно-ракетных дивизионов. И снова судьба улыбнулась Пауэрсу. Несмотря на строгий приказ, первый дивизион на его пути немного замешкался. Майор Шелудько открыл огонь, когда У-2 стал огибать город и вышел из зоны поражения. Пауэрс даже не заметил, что по нему стреляли…

Но нельзя испытывать судьбу дважды, а то и трижды. Тщательно огибая Свердловск, У-2 напоролся на дивизион капитана Воронова. Не медля ни секунды, тот отдал приказ:

— Пуск!

Однако офицер наведения старший лейтенант Фельдман замешкался.

— Да пуск же… твою мать! — заорал Воронов.

И как бы подстегнутая русским матом ракета взмыла в воздух. На экране локатора цель исчезла и он покрылся зеленоватыми хлопьями снега — так выглядят либо искусственные помехи, либо обломки сбитого самолета…

… Случилось то, чего Пауэрс все время опасался и ждал. Где-то сзади, немного справа, он услышал глухой хлопок. Блеснул оранжевый всполох пламени, осветивший небо и кабину. Самолет сильно тряхнуло, и вдавленный в спинку кресла Пауэрс крикнул: «Проклятье, они меня достали!»

Мотор заглох, и самолет дал крен носом вниз. Пауэрс потянул штурвал на себя и понял, что самолет неуправляем. Его стало швырять по кабине — это отваливались крылья. Бескрылый и беспомощный фюзеляж пошел к земле.

Теперь согласно инструкции летчик должен был нажать на панели две кнопки, включавшие часовой механизм подрывного устройства. После этого у него будет еще 70 секунд, чтобы катапультироваться, прежде чем взорвутся самолет, фотокамеры и другой шпионский инвентарь. На следующий день НАСА опубликует сообщение, что один из самолетов-наблюдателей погоды заблудился и пропал. А русские никогда не смогут доказать, что это был шпион.

Пауэрс потянулся к кнопке «Взрыв», но остановился. Пилоты У-2 вполголоса поговаривали, что эту кнопку лучше не трогать. Кто знает, не предусмотрели ли хитрые конструкторы из ЦРУ такой взрыв, который отправит к праотцам вместе с терпящим бедствие самолетом и самого пилота, так верней: никаких улик.

Да и катапультирование… Как и все летчики, Пауэрс побаивался его. Словно пушечное ядро, этот механизм выстреливал пилота вместе с креслом через пластиковый колпак. Иные пилоты погибали при этом, другим края кабины обрезали руки и ноги… Нет, лучше не рисковать.

Ценой огромных усилий Пауэрсу удалось откинуть колпак. Воздушная волна прижала его к щиту управления. Выбраться из кабины мешали шланги кислородного прибора. И все же ему удалось перевалиться за борт. Над головой вспыхнул купол парашюта. Мелькнула мысль: «Жив!»

…А на земле тем временем продолжался театр абсурда, приведший к трагедии.

То ли Воронов не поверил своей удаче и потому еще с полчаса промедлил с рапортом о поражении цели, то ли его рапорт затем застрял в каких-то инстанциях, но только на командном пункте войск ПВО об этом ничего не знали.

В подразделении же радиотехнических войск исчезновение цели на экране радаров сочли явлением временным — чем-то вроде технической помехи — и продолжали выдавать на командные пункты уже фиктивную прокладку курса несуществующего самолета.

С самого верха поступил очередной приказ: сбить нарушителя любой ценой. И против воздушного фантома наперехват вышли две машины МиГ-19.

Летчики выжимали из них все возможное и невозможное. Безуспешно. Потолок «мигов» был всего 17–18 километров, а нарушитель должен был находиться на высоте 20 километров, достать его им было не по силам. Очень скоро истребители оказались в зоне действия очередного ракетного дивизиона, который тут же получил приказ к запуску ракет. На запрос земли «Я — свой» летчики не ответили, как оказалось потом, они при взлете не включили автоответчики.

Первой ракетой был сбит МиГ, которым командовал старший лейтенант Сергей Сафронов. Он погиб. Другой летчик сманеврировал, и «его» ракета прошла мимо.

Через несколько дней вся советская пресса восторженно писала об этой операции с У-2, называя ее снайперской. Командование ПВО заявило, что была пущена одна-единственная ракета. Хотя на самом деле во время охоты на Пауэрса было выпущено 14 ракет. О гибели Сафронова — ни слова.