Училка и Чемпион (СИ)

15

Я стою, растерянно уставившись на дверь, которую только что закрыл за собой Дорофеев.

Как он вообще это делает? Вроде бы всё чётко: он вымотал меня за несколько минут своей наглостью, я хочу, чтобы он скорее исчез, но стоит ему уйти, как я продолжаю стоять тут, пытаясь осознать, что он снова выиграл этот странный бой, в который я даже не соглашалась вступать.

— Орангутанг, — бормочу себе под нос, нервно поправляя очки.

Сажусь за стол и пытаюсь собраться перед следующим уроком, но мысли так и возвращаются к его последним словам.

"Я заеду".

Как это так? Просто "заеду"? Мы же вроде договорились о извинениях, а не о встречах в кафе! Я уже вижу, как Наташка прыгает от счастья, если ей об этом рассказать. Но нет уж, не буду подкидывать ей ещё один повод для стеба.

Глубоко вздыхаю и пытаюсь отвлечься, открывая журнал. Впереди ещё длинный день, и мне надо сосредоточиться на работе, а не на том, что этот орангутанг снова намеревается ворваться в мою жизнь. Да, пусть он чемпион, да хоть трижды чемпион! Но ко мне это никакого отношения не имеет. Я учитель, и у меня куча других дел, помимо того, чтобы распутывать, что у него там за мысли на уме.

Проходит несколько уроков, и я погружаюсь в привычный школьный ритм. Но время идёт, и когда часы показывают начало второго, в животе снова появляется эта странная щекотка.

Я ведь не договорилась с ним о встрече, но вдруг он действительно появится?

Всё-таки его натиск — это нечто. С таким характером его, наверное, не только на ринге побаиваются.

В два часа, когда последние ученики уже покидают класс, я стою у доски, машинально стирая мел, хотя там почти ничего не осталось. Задумавшись, снова представляю себе Дорофеева — его слишком самоуверенный взгляд, наглую ухмылку, руки, которые так легко справляются даже с тяжелой школьной доской.

И тут…. стук в дверь.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Ну, конечно. Кто же ещё.

Дорофеев стоит в дверном проёме, как и обещал. Во взгляде — абсолютная невозмутимость. И как бы я ни пыталась сохранять холодную серьёзность, внутри меня всё-таки вспыхивает это странное чувство — смесь раздражения и…. чего-то ещё.

— Ну что, Кошка, — говорит он, наклоняя голову и смотря прямо на меня. — Ты готова к нашему "чайку"?

Его голос в пустом кабинете звучит слишком громко. Мне становится страшно, что нас могут услышать, а уши тут везде.

— Чайку, говоришь, — выдыхаю я, заставляя себя не поддаваться его игривому тону. Сама себе не сразу отдаю отчёт, что перехожу на ты. — А мне показалось, что речь шла об извинениях, а не о чае.

Мирон лишь хмыкает в ответ, пристально глядя на меня из дверного проёма. Его спокойная уверенность в себе раздражает до зубного скрежета, но я не собираюсь показывать это. По крайней мере, не сейчас.

— Ну так что? Пойдём? — он кивает в сторону коридора, явно намекая, что время поджимает, а я опять пытаюсь тянуть.

Вдохнув глубже, беру свою сумку и жестом показываю ему, что готова идти. Да, я могу разрулить этот странный диалог, выдержать его насмешки и уговоры. В конце концов, он сам предложил это — пусть и разберётся.

Мы выходим из школы, и я внезапно осознаю, как тихо стало на улице после шума школьных коридоров. Осень обволакивает нас своим холодом, листья шуршат под ногами, а я, вцепившись в ручку сумки, вдруг понимаю, что просто молчать рядом с ним кажется даже более неловким, чем разговаривать.

— Там в кафе такие десерты, что твоя диета может пострадать, — говорит он неожиданно, ломая тишину.

— Спасибо за заботу, — кидаю ему в ответ. — Но у меня нет диеты, если уж на то пошло.

Дорофеев усмехается, и мы продолжаем идти молча. Конечно, этот его язвительный стиль общения — просто игра. Ему нравится выводить меня на эмоции, проверять на прочность. Но я не собираюсь вестись на это, потому что уже знаю, как сложно потом будет выбраться из его провокаций.

Кафе оказывается маленьким, но уютным — с мягкими креслами, приглушённым светом и дразнящим ароматом кофе. Мирон уверенно ведёт меня к столику в углу, что-то говорит официанту, который тотчас исчезает за стойкой.

— Ты сюда часто ходишь? — спрашиваю я, усаживаясь на мягкий диван и пытаясь понять, как начать этот разговор, чтобы не потерять контроль над ним.

— Иногда, — он усмехается, чуть понизив голос. — Нравится обстановка. Спокойно, никто не лезет с расспросами.

— А, то есть, поклонники не осаждают за каждым углом? — спрашиваю с едва заметной иронией.

— Иногда осаждают. Но здесь уже привыкли, — он пожимает плечами, будто это действительно не проблема. — Плюс к этому, здесь хороший чай. Для тебя — только лучшее, — растягивается в улыбке, как Чеширский кот.

Я прищуриваюсь. Это точно. Вот так, легко и без лишних слов, он снова пытается сбить меня с толку. Но я не собираюсь позволить ему это сделать.

— Так ты ведь извиниться хотел, — напоминаю я, когда официант приносит наш чай. Дорофеев ухмыляется, поднимая на меня свои внимательные тёмные глаза, и делает небольшой глоток, прежде чем ответить.

— Ну да, — протягивает он. — И я помню об этом. Просто не хочу делать это на бегу. Давай спокойно посидим, поболтаем. А там — и до извинений доберёмся.

— Я уже начинаю сомневаться, что ты вообще собирался извиняться, — говорю я, осторожно пробуя чай. На удивление, он действительно вкусный, с мягкими нотками мяты и чёрной смородины.

Дорофеев улыбается шире, слегка откинувшись на спинку кресла. По его лицу, на котором постоянно мелькает эта самоуверенная ухмылка, сложно понять, что у него на уме. Он привык играть на нервах, точно как на ринге — только здесь не физическая схватка, а психологическая.

— Слушай, я уже сказал, что виноват. Я был неправ, — начинает он, и я замечаю в его голосе искренность, которой раньше не слышала. — В тот день я был на эмоциях, адреналин зашкаливал, и, честно говоря, не ожидал, что так отреагируешь.

Я молчу, слушая его, но в груди что-то слегка отпускает. Его слова звучат иначе, чем привычные подколы и скабрезные шутки. Он смотрит на меня внимательно, почти изучающе, будто пытается что-то понять. И этот взгляд… Он меня нервирует. Словно он видит больше, чем я готова показать.

— Ты меня оскорбил, ты понимаешь это? Я не хочу продолжать разборки, но мне важно, чтобы ты осознал: то, что ты делал, было… унизительно. В том числе, когда предложил деньги.

Он замолкает на мгновение, и его взгляд становится серьёзнее. Я замечаю, как он потирает подбородок, будто думает над чем-то важным.

— Да, — наконец признаёт он, уже без ухмылки. — Я облажался. Не спорю.

Я немного расслабляюсь. Кажется, до него всё-таки дошло. Но не успеваю насладиться этим, как он снова резко меняет тему.

— Слушай, давай без этих формальностей. Я понял, что был неправ. Но зачем эти длинные разговоры? — он наклоняется вперёд, и его глаза сверкают вызовом. — Лучше скажи, зачем ты так огрызаешься? Ведь явно же нравлюсь тебе.

— Что?! — я едва не давлюсь чаем, когда я слышу это. — Ты совсем?

— Совсем, — кивает он, снова ухмыляясь. — Я же вижу. Признайся, Кошка, ты ведь сама уже не знаешь, что с этим делать.

Меня охватывает возмущение. Это что за игра такая? Он что, думает, что может прочитать меня, как открытую книгу? Внутри всё кипит от его наглости, но одновременно я чувствую, как этот дразнящий тон пробуждает во мне что-то…. другое. Желание доказать ему обратное.

— Ошибаешься, — спокойно говорю я, хотя голос чуть-чуть дрожит. — Ты мне совсем не нравишься.

— Правда? — его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на губах. — Уверена?

Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент он внезапно наклоняется ещё ближе, и от его движения у меня перехватывает дыхание. Кажется, время замедляется. Всё вокруг словно исчезает, остаются только мы двое и его глаза, которые смотрят на меня с такой уверенностью, что я теряю дар речи.

— Ты можешь отрицать сколько хочешь, Кошка, — шепчет он, его голос становится ниже, почти интимным. — Но я вижу, как ты на меня смотришь. И знаешь что? Мне это нравится.

Я чувствую, как всё внутри переворачивается. Его близость и этот уверенный тон вызывают бурю эмоций. Сердце стучит так, что я боюсь, он его услышит.

Какой же он странный человек! Вот сейчас на тебя смотрит взрослый и серьёзный мужчина, и уже через минуту через эту серьёзность прорывается какой-то хамоватый пацан.

— Ты…. просто самоуверенный… — начинаю я, но он перебивает.

— Самоуверенный? Возможно. Но скажи мне, — его голос становится почти шёлковым, — почему ты тогда здесь, если я тебе так не нравлюсь?

— Так, всё. Спасибо за чай, — встаю, хватаю сумочку и делаю быстрее отсюда ноги, пока Дорофеев довольно ухмыляется.

В возмущении я вылетаю из кафе, и пока быстро иду в сторону дома, внутри что-то царапает.

Его последний вопрос. Он.… как будто попадает в точку. Потому что я и сама не могу ответить на него.