Училка и Чемпион (СИ)

38

Провожая сестру, я с трудом скрываю грустную улыбку. Она собирается уехать на три месяца со своим новым мужчиной, и я точно буду скучать. Но пусть оторвётся, ей давно пора. Слишком много лет она прозябала в эмоциональном болоте — дом-бизнес-скучный муж, который в итоге изменил ей, а потом ещё и сказал, что она сама во всём виновата — слишком холодная.

Мы долго обнимаемся, прежде чем она садится в такси, и я машу ей вслед, обещая скоро позвонить.

Солнце уже начинает садиться, но я полна предвкушения. Сегодня встреча с Мироном. Не знаю, что за сюрприз он задумал, но это заставляет сердце чуть быстрее биться. Последние дни с ним кажутся мне как будто застывшими между радостью и тревогой. Я чувствую его, как никогда раньше, но всё равно остаются эти нити, которые тянут нас обратно к нашим ссорам, ревности, недомолвкам.

Я еду в торговый центр на маршрутке, прислонившись к стеклу. На улице моросит дождь, капли стекают вниз длинными полосами. Люди вокруг разговаривают, смеются, а я всё думаю о Мироне.

Как он там на своей съёмке? Ему, конечно, проще отработать несколько часов на ринге, чем парочку перед камерами. Улыбаюсь, представляя, как он наверняка ворчит про стилистов и позирование.

Когда подъезжаю к торговому центру, уже темнеет. Люди спешат укрыться от дождя, зонты мелькают, как маленькие цветные купола. Захожу внутрь, слышу, как мои каблуки звонко стучат по плитке.

Цепляю стаканчик кофе на первом этаже и топаю к лифту, но он оказывается занят, так что я поднимаюсь по эскалатору, поправляя шарф и делая первый обжигающий глоток.

Мирон сказал, что встретит меня в кафе на третьем этаже, и я с предвкушением поднимаюсь, уже представляя, как мы будем сидеть за столиком с горячими напитками. Возьму горячий шоколад с маршмеллоу — в такую погоду идеально. И чизкейк. Банановый.

Но внезапно мой взгляд цепляется за яркий свет и движение на четвертом этаже. Это зона, где проходят съёмки, и я останавливаюсь, поднимаясь чуть выше. Вижу камеры, декорации, людей в яркой спортивной одежде. Моё любопытство побеждает.

«Ладно, посмотрю немного, а потом пойду вниз», — говорю себе, шагнув ближе к ограждению.

Мирон в центре внимания. Его фигура выделяется среди других — высокий, уверенный, в спортивной форме, которая подчёркивает его сильное рельефное тело. Такой серьезный, сосредоточенный, совсем не тот Мирон, что на ринге или дома.

Но моя улыбка исчезает, когда я вижу её. Та самая блогерша Алёна, с которой мы сталкивались возле спортзала. Я сразу её узнаю — она явно старалась произвести впечатление ещё тогда.

Кажется, съёмка у них общая. И мне Мирон об этом сказать забыл…

И сейчас эта девица не отстаёт: кокетливо смеётся, легко касается его плеча, кладёт руку ему на грудь. Мирон сначала реагирует спокойно, но я вижу, как его челюсти сжимаются.

Внутри меня начинает расти тревога. В желудке появляется неприятное чувство жжения, а по плечам бегут колючие мурашки.

«Это просто работа, Люба», — пытаюсь убедить себя. Но когда Алёна буквально льнёт к нему всем телом для кадра, это тревожное чувство становится реальной болью.

И вот кульминация. На последнем кадре она неожиданно вскидывает голову и целует его. Прижимается губами к его губам с таким творческим вдохновением, что просто прям бомба для съёмки, ага.

Быстро, но намеренно. Это не часть сценария, это её игра. Мирон отстраняется, что-то говорит ей, но я уже ничего не вижу. Всё вокруг становится словно размытым, как будто меня окунули в ледяную воду.

Я сначала замираю, чтобы протолкнуть вдох в лёгкие, а потом разворачиваюсь и почти бегу к эскалатору. Сердце стучит так громко, что кажется, будто его слышит весь торговый центр.

— Блин, блин, блин.… — бормочу я, не сдерживая слёз, которые подступают к глазам.

Оказавшись на улице, сразу ловлю такси, не думая, куда ехать. Сажусь, и только после того, как водитель спрашивает адрес, называю школу.

Там сейчас никого. Тишина. А мне она и нужна.

Кабинет встречает меня той самой ожидаемой тишиной. Здесь всегда кажется безопасно, как будто за дверью остаётся весь остальной мир. Запираю дверь, ставлю сумку на стол и облокачиваюсь на него, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Внутри пустота и боль. Я чувствую себя глупо, униженно.

Как будто ушат с помоями вылили на голову.

— Это просто работа, — повторяю я вслух, пытаясь убедить себя. Но воспоминание о том, как она прижималась к нему, как смотрела на него, как… целовала… это сводит с ума.

Слезы льются непрерывно, и я не могу их остановить. Опускаюсь на стул, закрываю лицо руками и просто плачу. В груди тяжело, дышать трудно.

Почему это так больно? Разве можно столько эмоций испытывать к одному человеку?

И тут раздаётся стук в дверь. Резкий, но не громкий. Я замираю, не сразу понимая, что делать.

Стук повторяется.

— Люба, можно? — голос Ильи Викторовича, нового физрука, доносится из-за двери.

Черт, почему именно сейчас?

Отморозиться и сделать вид, что меня здесь нет — глупо. Видел же наверняка.

Что он вообще делает в школе в такое время еще и в субботу?

Я быстро вытираю лицо руками, хотя понимаю, что выгляжу ужасно, и медленно открываю дверь.

Илья заходит внутрь, его взгляд сразу останавливается на моем лице.

— Всё в порядке? — спрашивает он мягко, но в голосе слышна тревога.

— Да, всё хорошо, — отвечаю я резко, пытаясь держать голос ровным. Но он явно не верит.

Он закрывает дверь и подходит ближе.

— Люба, что случилось? Если хотите поговорить, я здесь.