Училка и Чемпион (СИ)

34

На улице сегодня пасмурно, и уже после седьмого урока появляется ощущение, что вечереет. Работы много, скоро конец четверти, куча контрольных и лабораторных непроверенных лежит, так что я сегодня до вечера на работе.

Я наливаю себе чай и погружаюсь в привычную бумажную рутину, когда внезапно слышу стук в дверь. Поднимаю голову и вижу Мирона с ворохом новогодних плакатов под мышкой. Его ухмылка — та самая, хулиганская, заставляет меня и вздохнуть, и улыбнуться одновременно.

— Ну что, Кошка, готова к марафону декораций? — говорит он, подходя ближе. — Игорь сказал, это надо в школу завезти, они там у нас дома с двумя парнями и тремя девчонками наваяли целую кучу.

— Только если ты будешь моим напарником, — хихикаю, облокачиваясь на стол. — В противном случае мне тут до ночи висеть.

Он закрывает за собой дверь, кладет плакаты на парту и осматривает кабинет, как бы прикидывая, с чего бы начать.

Толстовка подчеркивает его плечи, джинсы сидят идеально, как будто их шили на заказ. Но, зная, чем он занимается, понимая, что это так и есть в последнее время — заключённый контракт с известным брендом явно не прошёл для него бесследно.

— Кстати, как продвигается твой контракт? — спрашиваю я, раскладывая снежинки и гирлянды, которые я принесла для класса. — Ты ведь теперь, как я понимаю, целая звезда спортивной одежды?

Он закатывает глаза, разворачивая гирлянду и фыркает:

— О да, целая звезда, — говорит с наигранным высокомерием, а потом пожимает плечами. — Новый контракт недавно заключен окончательно. Юристы всё проверили — меня устраивает. На следующей неделе — съёмка для новой коллекции, и, честно говоря, терпеть не могу такие дела. Два дня фотосессий и «давайте-ка ещё раз, и ещё раз» — проще два часа ринга отработать.

— Но твоему имиджу эта коллаборация ведь на пользу? — Я усмехаюсь, представляя его выражение, когда стилисты вокруг него суетятся, чтобы уложить волосы или поправить манжеты.

— На пользу, но это мучение, — с серьезным видом качает головой Мирон. — А как ты, с контрольными справляешься? Мелкий говорит, у них по всем предметам сейчас завал с этими контрольными и проверочными.

— Тону, — пожимаю плечами, разглядывая гирлянды. — Это ещё не конец четверти, а уже проверяю работы ночами, плюс готовлю выставление оценок. По классу отчётность. Один только анализ воспитательной работы чего стоит. С ума сойти можно. А ещё мероприятия новогодние.

— Бедная Кошка, — говорит он с той лёгкой иронией, в которой всё-таки слышится забота. — Ну вот, я здесь, твой герой-спаситель. Давай-ка повесим это чудо.

Я отступаю к окну, развешиваю снежинки, а он закрепляет гирлянды вдоль стены. Через минуту оборачиваюсь — Мирон стоит рядом, вдруг притягивает меня к себе, и его руки крепко обвивают мою талию. Глаза у него сверкают той самой лукавой искрой, от которой я сама начинаю светиться изнутри. И пока я пытаюсь вспомнить, где я и что нужно сделать, он наклоняется и целует меня — сначала мягко, потом настойчивее.

Я мгновенно погружаюсь в его поцелуй, его руки скользят по моей талии, крепко прижимая меня к моему учительскому столу. Горячая ладонь опускается на бедро и, огладив колено, ныряет под юбку.

На секунду мне даже становится всё равно, что мы в школе.

Но потом я вспоминаю, где нахожусь, и пытаюсь отстраниться.

— Мирон…. — шепчу, чуть отталкивая его. — Мы ведь в школе, может кто-то зайти…

— Все давно ушли, Кошка, — отзывается он тихим, но решительным голосом, прервав поцелуй всего на секунду, будто мои слова его совсем не касаются. — Тут только ты допоздна работаешь и сторож.

И снова я погружаюсь в его объятия, в тепло его рук. Он ловко скользит ладонью ниже, а его поцелуй становится ещё глубже. Я уже не могу ни на чем сосредоточиться, кроме как на его руках и его губах, и я вдруг слышу щелчок замка — кто-то открывает дверь.

Мы резко отстраняемся друг от друга и оглядываемся, но лишь видим, как дверь закрывается обратно. Я нервно отодвигаюсь, поправляю волосы и приглаживаю рубашку, чувствуя, как сердце колотится. Оно вот-вот из груди выпрыгнет.

— Видишь? — говорю ему с тревогой в голосе. — Я же говорила, что здесь не место. Кто-то увидеть может!

— Ну и что? — невозмутимо пожимает плечами Мирон, будто это совсем не его дело. Его спокойствие, раздражение кажутся почти нарочитыми. — Никто ведь ничего не видел.

— Это тебе всё равно, а мне — нет! — Чувствую, как внутри закипает злость. — У меня работа, это школа, здесь ученики, коллеги! Мне важна моя репутация, а ты…

Мирон смотрит на меня, выражение его лица становится жестче.

— Репутация? — спрашивает он ледяным тоном. — Или репутация перед новым физруком?

Его слова кажутся холодными и резкими, как пощёчина. Внутри меня вспыхивает злость, я просто не могу поверить, что он только что это сказал.

— Ты что, серьезно? — мой голос дрожит от смеси гнева и обиды. — Ты ревнуешь, Мирон? То есть ты намерено…. Ты….

Я буквально задыхаюсь от эмоций, не могу связно сказать то, что пульсирует в голове. Его претензия обжигает.

Как недоверие! Недоверие мне!

— Кошка, ты сама всё знаешь, — говорит он, а в голосе столько льда, что мне и самой становится холодно. — Этот человек не просто твой коллега. А ты ведешь себя, как будто я не прав.

— Прав ты или нет, это не имеет значения, Мирон! — мои слова становятся громче, и я ощущаю, как всё больше начинаю злиться. — Мне важно мое имя, мне важно, чтобы мои ученики не видели меня в такой ситуации, а тебе всё равно. Ты решил устроить демонстрацию на условном поле соперника, чтобы показать, кто тут альфа-самец?!

Он сжимает кулаки, его дыхание тяжелое, желваки натягиваются. В какой-то момент он просто разворачивается и направляется к двери, не говоря ни слова.

— Прекрасно! — восклицаю я вслед, когда он уже на пороге. — Если тебе плевать на всё это, ты можешь вообще не приходить!

Он на секунду останавливается, оборачивается с той же мрачной решимостью, которую я видела у него на ринге, но ничего не говорит. Я отворачиваюсь к доске и только слышу, как он выходит и закрывает за собой дверь.