Возвращаюсь домой, чувствуя, как в груди растекается непривычное спокойствие. Настроение отличное, несмотря на хмурую промозглую погоду за окном. Зима у нас всегда какая-то больше хмурая и дождливая, чем снежная. Вся вчерашняя красота сегодня уже превратилась в ручьи и серость. Но сегодня меня это вдруг не угнетает.
Едва я открываю дверь, как ко мне тут же подлетает Кася. Она ласково мурлычет, трётся об ноги, требуя внимания.
— Ну привет, моя пушистая, — беру её на руки и чмокаю в ушко. — Соскучилась? Ну прости, что не предупредила, что не буду ночевать дома. Так получилось.
Отпускаю ее, снимаю обувь и куртку и вешаю в шкаф.
— Знаешь, Кася, я тут, кажется, передумала, — откровенничаю со своей пушистой компаньонкой. — И решила рискнуть. Что думаешь?
Кошка, как всегда, флегматично выгибает спину и не особо реагирует на мою болтовню, лишь слегка мурлыкает.
— Думаешь, я зря решила рискнуть? — Шучу, не жду ответа. — Ладно, пошли завтракать.
Иду в кухню, и Катя спешит за мной. Громко урчит, пока наполняю миску кормом и ставлю на пол. Она с удовольствием утыкается в еду, а я начинаю готовить себе обед. Достаю яйца из холодильника, нарезаю сыр, немного зелени. В голове крутятся мысли о Мироне, о его улыбке, когда он говорит что-то колкое, о том, как у него дрожат ресницы, когда ему что-то снится, о том, какие тёплые у него руки…
Чувствую, как начинаю улыбаться сама себе, пока омлет шипит на сковороде.
Настроение отличное, и я напеваю какую-то въевшуюся в голову мелодию, перекладывая готовый омлет на тарелку. Даже украшаю веточкой петрушки и красиво расскладываю половинки помидорок черри. Осталось начать фоткать и выкладывать в статусы.
Но только сажусь за стол, готовая насладиться этим произведением кулинарного искусства, как резкий звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть. Кто-то настойчиво нажимает на звонок и, похоже, не собирается отступать.
— Ну что за люди, даже поесть спокойно не дают, — ворчу, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери. В последнее время, как в двухтысячные, повадились по квартирам ходить и впаривать всякое говно типа дешевых миксеров или масляных духов.
Открываю дверь, и за нею обнаруживаю Мирона. Его куртка распахнута, щеки горят, волосы слегка растрепаны. Выглядит он так, будто только что пробежал марафон.
— Привет, — удивлённо вскидываю брови. — Ещё вроде не восемь.
— Кошка, не могу ждать, — перебивает он, заходя внутрь. Его голос звучит так серьезно, что у меня сразу учащается пульс.
— Что случилось? — спрашиваю, не понимая, почему он такой взволнованный.
Он смотрит на меня, и в глубине его взгляда я замечаю яркую вспышку. Затем достаёт из кармана маленькую бархатную коробочку, и я замираю, чувствуя, как ноги становятся ватными.
— Черт с ним, с ужином, с планами и с рестораном, — говорит он, становясь на одно колено прямо у меня в прихожей. — Люба, ты — всё, что мне нужно. Ты сделала меня лучше, сильнее, счастливее. Я влюбился. Выходи для меня.
Я теряюсь. В голове гул, сердце стучит так громко, что я не слышу ничего, кроме его бешеного стука.
— Мирон, ты…. — начинаю я, но он прерывает меня, взглянув со своей фирменной лукавой улыбкой, которая сводит с ума.
— Скажи да, Кошка. Я уже больше не могу терпеть. Не хочу быть без тебя. Люба, блин, ну скажи уже да.
Я несколько секунд смотрю на него, затем не выдерживаю и улыбаюсь.
— Да, — шепчу я.
— Что? — он приподнимает бровь, явно желая услышать громче ответ.
— Да! — повторяю я уже тверже, чувствуя, как тепло расползается по всему телу.
Мирон вскакивает, подхватывает меня на руки и, несмотря на мой смех и слабые протесты, направляется в спальню. Его шаги твёрдые, лицо светится, а я только смеюсь и повторяю, что у меня омлет остыл.
— Забудь про омлет, — говорит он, укладывая меня на кровать и нависая сверху. Его руки нежные обнимают меня с такой силой, как будто он боится, что я исчезну. — У нас с тобой куда более важные дела. Уж слишком я по тебе соскучился.
Я пробегаю пальцами по его бицепсам с придыханием. Обожаю прикасаться к его сильным мышцам, гладить их, трогать. Это возбуждает невероятно.
Но ещё сильнее сейчас меня заводит взгляд Мирона. Он смотрит на меня так, словно сожрать готов.
Мой голодный волчара-чемпион.
— Так и будешь смотреть или всё-таки займёмся этими самыми важными делами? — выгибаю бровь.
Второй раз повторять ему не надо. Мирон набрасывается на меня так, словно в последний раз женщина у него была лет сто назад.
Его губы накрывают мои, и все остальное перестает существовать. Я вся плавлюсь под этим напором, кайфую от того, насколько мне нравится, чтобы в постели он был главным.
Время замедляется. Его тепло, прикосновения, его запах — всё это заставляет меня растворяться в нём. Кажется, я даже не дышу, пока Мирон медленно и уверенно показывает мне, насколько соскучился.
Его руки нежно касаются моего лица, скользят по моим плечам, сжимают грудь, а потом становятся более требовательными. Мы избавляем друг друга от одежды, и с наслаждением прижимаемся друг к другу обнажёнными телами. Кожа к коже. Это так приятно!
Ласкаем друг друга, забывая обо всём. Пусть весь мир подождет, пока мы трахаемся. Мы слишком соскучились.
— Мне так хорошо с тобой, Люба, — шепчет на ухо, мягко проталкиваясь в мою влажность. — Так хорошо… ты не представляешь… ты такая сладкая, моя Кошка, такая нежная.
Он двигается во мне, с каждым толчком шепчет на ухо ласковые слова. Я таю от его ласк, от той его силы, которая так нежно сейчас владеет мною. Цепляюсь ногтями то за его плечи, то за крепкие ягодицы, понукая двигаться быстрее и глубже. С каким-то особым удовольствием оставляю на его коже красные полосы.
— Мне тоже.… тоже.… так хорошо с тобой, — дыхание рвётся, жар начинает топить тело.
Темп нарастает. Губы не отпускают. Влажно, мокро, сладко….
Оргазм получается таким тягучим и глубоким, что я теряю ориентацию в пространстве на какое-то время. Проваливаюсь в невесомость. Не ощущаю ход времени.
— Люблю тебя, Кошка, — слышу шёпот, когда выныриваю в настоящее.
Я приоткрываю глаза и смотрю на Мирона. Большим пальцем прикасаюсь к кольцу, которое он надел на меня полчаса назад и вдруг понимаю, что страха во мне нет.
Я ему верю. Безоговорочно. Я больше не боюсь этих отношений.
— И я тебя, — тихо шепчу и тянусь к его губам. А потом.… потом мы снова проваливаемся в безвременье, где есть только наше дыхание и влажные поцелуи.