22

Мирон протягивает мне зонт, и я собираюсь закрыть дверь сразу же, как только его возьму, но не тут-то было. Едва зонт оказывается у меня в руке, как Дорофеев, не спрашивая, теснит меня и заходит в квартиру, будто ему это позволено по умолчанию.

— Эмм.… ты чего? — я даже не успеваю сформулировать возмущённую мысль, когда он закрывает за собой замок изнутри.

Поворачивается и, чуть прищурившись, вперивается в меня взглядом сверху вниз.

— Не ревнуй, Кошка, — говорит с этой своей легкой, дразнящей улыбкой.

Не ревнуй?

Что?!

Я складываю руки на груди, ощущая, как лицо начинает заливаться жаром.

— Чего?! Кто тут ревнует? — мои слова звучат резко. — Это ты себе вообразил, что я буду ревновать к каждой блондинке с телефоном? Мирон, не льсти себе! Да и вообще! С чего бы мне тебя ревновать?!

Я чувствую, как внутри закипает гнев, но в тот момент, когда я собираюсь добавить ещё что-то язвительное, он внезапно притягивает меня к себе, сильно и уверенно, и все мои слова тут же застревают в горле.

Мирон смотрит на меня так, что внутри всё замирает. В его взгляде нет обычной игривости, только что-то глубокое и горячее. Моё дыхание сбивается, и прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, его губы накрывают мои.

Это не тот мягкий, неожиданный поцелуй, как в спортзале. Это совсем другое — горячая волна, которая накрывает нас обоих. Он целует меня так, как будто это последняя возможность, и я, потеряв контроль над собой, отвечаю, увлекаемая этим стремительным потоком.

Его руки уверенно держат меня за талию, прижимая к себе, а я пальцами рефлекторно цепляются за его плечи. Внутри всё пылает, кажется, что я сейчас просто потеряю контроль над собой. Я слышу, как вырывается тихий стон, но даже не понимаю, кто из нас его издал.

— Это что-то новенькое, — выдыхаю я между поцелуями, когда он, наконец, даёт мне на секунду передохнуть. Мои мысли путаются, язык слегка заплетается, но внутри одно желание — не отпускать этот момент.

— Угу, — его голос звучит так, будто он сейчас готов сломать последние границы между нами. — Тебе не идёт, когда ты злишься. Но вот такая — очень даже.

Я не успеваю что-то возразить, потому что его губы снова накрывают мои, руки медленно начинают скользить по моей спине, и все мои твёрдость и решительность окончательно тают.

Я пытаюсь остановить себя, притормозить хоть немного — хотя бы одну часть моего мозга нужно удержать в реальности, но как это возможно, когда Мирон так близко?

— Ты…. ты специально всё это? — шепчу я, моё дыхание сбивается, когда он, немного отстранившись, смотрит на меня с лёгким прищуром.

— Может, — усмехается он, склонившись к моему уху, и у меня по телу пробегает дрожь. — Но признаюсь, это ты слишком очаровательна, когда сердишься.

— Мирон… — начинаю я, пытаясь вернуть себе способность говорить осмысленно, но его руки уже медленно сползают на мои ягодицы, заставляя забыть обо всём.

Он мягко подталкивает меня к стене и прижимает всем своим мощным телом и снова целует. Сгребает в кулак мою футболку и тянет медленно вверх.

Всё происходит так стремительно, что голова кружится, и единственное, на чём я могу сосредоточиться — это его дыхание рядом и тепло его тела, которое накрывает меня с головой.

Его поцелуи переходят на шею, и я чувствую, как всё внутри начинает пульсировать. Кажется, что воздух в комнате стал настолько густым, что его просто не хватает. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но каждое прикосновение Мирона лишает меня этого шанса.

— Что-то мне кажется, что ты была не совсем честна, — шепчет он на ухо, и я чувствую, как его дыхание обжигает кожу. — Ты точно не ревновала?

— Не льсти себе, Дорофеев, — произношу я, сама не веря, как мне вообще удаётся мыслить и говорить не заикаясь в таком состоянии. — Всё равно мне на твоих фанаток, ясно?

Он усмехается, прижав меня ещё сильнее, и его руки уже блуждают по моим бедрам, а я теряюсь в этом всём, забывая о словах, о раздражении и вообще обо всём, что было до этого момента.

— Всё равно, да? — говорит негромко, а его губы снова прикасаются к моей шее, заставляя шумно сглотнуть. — Тогда почему ты такая.… напряжённая?

Его ладони ныряют под мою футболку и скользят по обнажённой коже, вызывая прострелы электричества вниз живота и куда-то в район копчика. Ощущения такие острые, словно кто-то искусственно усилил их.

— Потому что… — начинаю я, но в голове уже ничего не складывается. Всё плывёт, мысли туманом заволакивает.

Мирон отстраняется ровно настолько, чтобы снова встретиться со мной взглядом. Я смотрю в его глаза, и внутри всё снова переворачивается. Это не просто влечение или страсть — в нём что-то глубокое, и это пугает меня не меньше, чем притягивает.

— Потому что что? — его голос тихий, но в нём всё ещё слышится тот дразнящий тон, от которого у меня сердце бьётся быстрее.

— Потому что… ты меня бесишь, — шепчу я, прежде чем он снова притягивает меня к себе, и все мои слова утопают в его поцелуе.

В этот момент я осознаю, что уже не могу сопротивляться — не Мирону, а тому, что происходит между нами.

Все мои протесты, все попытки держаться холодной и независимой исчезают, как по волшебству. Его губы такие требовательные, его руки уверенно исследуют моей тело, заставляя сердце стучать ещё быстрее, а дыхание — срываться. Нас обоих накрывает.

— Ты меня бесишь, — снова пытаюсь выдавить я, когда его губы на мгновение отрываются от моих.

— Уверена? — шепчет он с лёгкой усмешкой, и я вижу в его глазах тот знакомый огонёк, который ещё сильнее меня выводит из себя.

— Да! — выпаливаю я, хотя в тот же момент мои руки сами тянутся к его спине, прижимая его ближе.

Кажется, что всё в комнате сжимается вокруг нас. Я чувствую его тепло, его силу, и у меня внутри будто расплавленный металл — то жар, то холод, то дрожь по телу. Дорофеев стаскивает с меня футболку, снова прижимая меня к стене, его руки крепко держат меня, и я чувствую, что больше не контролирую ситуацию.

Словно всё это давно вышло за рамки моего контроля. Я тону в его прикосновениях, и каждая клетка моего тела отвечает на них.

Мирон снова целует меня, и все мои протесты, все попытки держаться холодной и независимой исчезают, как по волшебству.

Его поцелуи становятся жёстче, глубже, как будто он не хочет отпускать меня, и я тоже не могу отпустить его. Моя спина касается стены, и в голове мелькает мысль, что мы где-то на грани — грани, которую я боюсь переступить, но в то же время… хочу.

— Признай, ты ревновала, — произносит он хриплым голосом, дразняще прикасаясь губами к чувствительному месту за ухом.

— Нет, — шепчу я упрямо, хотя сама чувствую, как это смешно звучит в такой момент.

— Ты врёшь, — усмехается он, снова целуя меня так, что я забываю о словах.

Мирон медленно сползает губами к моей шее, и я чувствую, как мои ноги начинают подкашиваться. Его руки уверенно скользят по моим бёдрам, когда он опускается передо мною на колени.

Я понимаю, что всё, что я могла бы сказать или сделать, уже не имеет значения. Это больше не про слова. Он уже давно сломал все мои барьеры, и теперь, кажется, делает, что хочет.

А я позволяю….

— Признай, — шепчет он, цепляясь пальцами за резинку моих спортивных штанов.

— Чёрт возьми, — выдыхаю я, понимая, что мне больше некуда деваться. — Да, ревновала.

— Вот так-то, Кошка, — улыбается Дорофеев, и в его глазах я вижу не просто победу. Там что-то большее — нежность, забота, страсть, всё вместе. Я теряюсь в его взгляде.

Дальше говорить я уже не способна. Когда Мирон стаскивает с меня штаны вместе с трусиками, я делаю глубокий вдох и откидываюсь затылком на стену, прикрыв глаза. Моё тело поддаётся полностью, а мысли исчезают. Всё, что я чувствую — это его руки и его язык.… там..

Загрузка...