Илья Викторович смотрит на меня слишком внимательно, его взгляд как будто проникает под кожу. Я чувствую себя неуютно, словно оказалась в ловушке. Хочется, чтобы он просто ушёл и оставил мне одну, но он не двигается с места.
— Люба, послушайте, — мягко говорит он, как будто хочет меня успокоить. — Мне трудно видеть вас в таком состоянии. Кто-то явно причинил вам боль. Тот, кто это сделал, недостоин ни единой вашей слезы.
Я прочищаю горло, стараясь сдержаться и не нагрубить. Слёзы высохли, но ощущения подавленности никуда не делось. Но ему, блин, какое вообще дело?
— Всё нормально, Илья. Спасибо, что зашли, но мне правда лучше побыть одной, — повторяю я, надеясь, что это звучит достаточно убедительно.
Он отходит на шаг, но не уходит.
— Люба, ну правда. Разве мужчина, который довёл вас до такого состояния, достоин вас?
Я ошарашенно смотрю на него. Его слова вызывают странную смесь недоумения и раздражения.
— Спасибо за заботу, но это не ваше дело, — отвечаю я сразу, чувствуя, как начинаю злиться. — Илья, пожалуйста, уходите.
Но вместо того, чтобы уйти, он делает шаг вперед, его голос становится мягче, и он продолжает почти шепотом.
— Люба, вы так прекрасны. Я не могу смотреть на вас в таком состоянии, и не хочу, чтобы вы страдали.
О Боже! Что?
— Илья, прекратите, — говорю твёрдо, чувствуя, как внутри растёт тревога.
Он снова не слушает. Его слова начинают звучать всё более навязчиво, а сам он слишком близко. Внедрение в моё личное пространство ощущается так мощно, что я чувствую нехватку кислорода.
И тут он делает то, чего я никак ожидать не могла.
Он подаётся вперёд, обхватывает меня за талию и, резко притянув к себе, пытается поцеловать.
— Не надо! — резко отстраняюсь, чувствуя, как паника начинает меня захлёстывать. — Вы.… что творите?! Вам лучше уйти! Сейчас!
Но он не понимает — или не хочет понимать. Взгляд его становится каким-то напряженным, движения — более напористыми. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он хватает меня за запястье и резко дёргает на себя.
Я впечатываюсь в его грудь и тут же оказываюсь прижата к ней крепко-накрепко. Внутри всё леденеет от паники, горло перехватывает, кажется, даже волосы на голове шевелятся от страха.
— Пусти! — со всей дури луплю его кулаками по плечам, но ему вообще по боку.
— Ну зачем тебе этот придурок, ну? — он встряхивает меня, словно тряпичную куклу, второй рукой он хватает за скулы и крепко фиксирует, заставляя посмотреть на него. — Он ничтожество. Он никогда не оценит такую как ты, понимаешь? Ему плевать на твои чувства. Он будет трахать тёлок, как и трахал. Он же, блядь, звезда, перед ним каждая готова рогатки раскинуть. А тебе оно надо?
Взгляд у него безумный. Тёмный, полный ненависти. Она, как разлитый в море мазут, отравляет его — это видно. Годами отравляет.
— Убери от меня руки, — пытаюсь говорить твёрдо, но голос дрожит. — Быстро!
— А то что? — в тёмном взгляде — лёд. Ему плевать на меня, я это прекрасно понимаю. Он пойдёт на ужасное, только бы досадить Мирону. Жуткая догадка обжигает — он ведь и в школу пришёл работать, чтобы подобраться к Мирону. Из-за меня пришёл! Или из-за Игоря!
В следующий момент дверь кабинета распахивается с такой силой, что ее ручка ударяется о стену. Я слышу тяжёлые шаги и, обернувшись, вижу Мирона. Лицо его перекошено яростью, глаза сверкают, как у разъярённого зверя.
— Убери от нее руки, мудила! — рычит он так, что я вздрагиваю.
Илья резко поворачивается к нему, отталкивая меня. Я отшатываюсь и больно бьюсь бедром о парту.
— О, Чемпион, ну ты всю малину нам с Любашей обломал. Не мог зайти позже?
— Я тебе сейчас не то что малину, я тебе руки и ноги пообломаю, ублюдок, — голос Мирона звучит низко, мускулы вздулись, на лице всё застыло от напряжения.
Прежде чем я пытаюсь что-то сказать или сделать, Мирон в двух шагах оказывается рядом с Ильёй. Его кулак сжимается, и удар попадает точно в цель. Илья отлетает на стену, но не сдается — бросается на Мирона, и начинается драка.
Мирон двигается как на ринге: точные, мощные удары, но здесь всё иначе. Здесь не спортивное состязание, а настоящая ярость, смешанная с решимостью. Илья тоже не особенно отстает, но ему не хватает скорости и силы, как бы он не хотел.
Мирон сейчас похож на зверя. Глаза налиты кровью, губы сжаты, вены на лбу вздуты.
Я стою в стороне, прижавшись к столу, и не могу пошевелиться. Сердце бьётся как бешеное. Всё происходит так быстро, что я не понимаю, что делать. Стул летит в сторону, потом за ним переворачивается парта. Звуки ударов эхом раздаются в кабинете.
— Хватит! — кричу я, но никто меня не слышит. — Прекратите!
Мирон наконец прижимает Илью к стене, его лицо перекошено от гнева.
— Еще раз тронешь ее — клянусь, я тебя в порошок сотру, — шипит он, вдавливая Илью в стену.
Илья не отвечает, только тяжело дышит. Мирон отпускает его резким движением, но тот внезапно нападет.
И всё начинается по новой.
Мирон — чемпион России, да, но и Илья не с улицы зашел. Он явно все эти годы не только обиду копил, но и себя прокачивал. Ждал подобного момента, видимо.
— Пошли вон! — снова срываюсь на крик. Меня начинает трясти, слезы снова брызжут из глаз. — Уходите, мать вашу!
Они продолжают крушить мой кабинет, а у меня уже не остаётся сил. Просто хватаю свою куртку и уношу ноги.
Хватит с меня.
Пошли они оба к черту.