Училка и Чемпион (СИ)

32

Он слишком напорист.

Мне кажется, он меня сейчас на части разорвет — настолько его сексуальная энергетика сегодня с какой-то темной примесью.

— Мирон… — почти вскрикиваю, когда его зубы оставляют след на плече, а пальцы до боли сжимают грудь.

Он запускает пальцы мне в волосы, чуть сжимает и оттягивает голову немного назад. В глаза заглядывает — будто в душу смотрит.

— Мне же не надо напоминать тебе, чья ты теперь девочка, да, Кошка?

Ответа он не ждёт. Разворачивает меня и подталкивает к столу, укладывает грудью прямо на мои конспекты, а потом рывком стягивает с меня бельё и внедряется в моё тело одним глубоким, тугим толчком.

Я едва успеваю глотнуть воздуха, как перед погружением в воду, как он почти сразу срывается на бешеный темп. Ни на секунду не даёт не то чтобы доминировать, а даже быть на равных.

Мне остаётся только подчиняться и принимать его.

И мне это нравится, да.… но я ведь чувствую, что это не просто так.

Сегодняшний Мирон очень похож на того, что я видела на ринге. Огромный хищный безжалостный волк.

Только, это не бокс, а я не его соперник.

— И что это было? — спрашиваю, отдышавшись и смахнув с лица спутанные волосы, когда он кончает и наконец отпускает меня. — Или мы сегодня играем в большого и злого доминанта?

Дорофеев бросает на меня взгляд исподлобья, и в этом взгляде не искрит привычный мне юмор.

Он отталкивается от кровати и натягивает джинсы прямо на голое тело, а потом молча выходит на балкон.

— Так…. — набрасываю халат и иду за ним. Не нравится мне вот это всё.

Приоткрываю дверь и проскальзываю на балкон. С удивлением обнаруживаю, что Дорофеев держит в руках сигарету.

— Не знала, что ты куришь, — подхожу ближе и опираюсь рядом на подоконник локтями. Мирон стоит с голым торсом и даже мурашек на коже не видно от холода, хотя уже глубокая осень, и в приоткрытое окно тянет холодом.

— Иногда, — выпускает дым в потолок. — Редко.

Два отрывистых слова и снова молчание.

— Зайди в дом, Люба, тут холодно.

Смотрю на него внимательно несколько секунд, но решаю сейчас не совершать проникновение в его мозг. Разворачиваюсь и молча возвращаюсь в комнату.

Так дело не пойдет.

Подспудно я понимаю, что у всего этого есть связь с сегодняшним знакомством с новым физруком в школе, но всё же меня не устраивает, если он будет вот так превращаться в томного пластилина каждый раз, когда мимо будет пробегать какой-нибудь левый мужик.

Но, возможно, для этой вспышки на боксёрском солнце есть другая причина. И тогда я бы хотела о ней знать.

Дорофеев возвращается с балкона хмурый и падает на стул у обеденного стола. Ставлю заботливо перед ним чашку кофе и так же заботливо выгибаю бровь вопросительно.

— Прости, — поджимает губы, и кажется, что он это слово в муках родил, а не произнес.

— Маловато информации, — опускаюсь на стул напротив и смотрю выжидательно.

Мирон несколько секунд молчит, внимательно изучая взглядом плитку-фартук над столешницей напротив. Очень медленно делает глоток из чашки, а потом переводит взгляд на меня.

— Можешь не общаться в вашим новым физруком? — спрашивает ровно, но я понимаю, что за этой интонацией проделанная работа по самоконтролю.

— Почему? — тоже отпиваю из кружки. — Считаешь меня ветреной вертихвосткой, прыгающей по койкам накачанных парней?

— Нет, конечно.

— Тогда что за фигня, Мирон? Давай уже рассказывай. Вы с ним знакомы?

— Знакомы, — нехотя отвечает, а когда я продолжаю выжидательно смотреть, продолжает: — Мы были друзьями. Близкими. Вместе тренировались в молодёжном клубе больше пятнадцати лет назад. Однажды я переборщил в спарринге, пошёл не по правилам, заигрался, и он получил травму.

— И обиделся, что ли?

— Через три дня был отборочный, который дал мне билет в большой спорт. Илья, объективно, был более сильным бойцом, но не смог себя показать на отборочном из-за травмы. А для таких простых парней, как мы, такой шанс если и выпадает, то раз в жизни, понимаешь?

Внутри становится как-то холодно и сумрачно. Не по себе даже.

— Но ты ведь не специально сделал так, что тот травмировался? — спрашиваю осторожно.

— Нет, конечно. Но он винит меня.

— А ты? — смотрю ему в глаза. — Ты тоже винишь себя?

В ответ Мирон молчит, только хмурится и отводит глаза.

— Когда мы разговаривали в последний раз, после моей первой победы на большом ринге, Илья сказал, что однажды тоже отнимет у меня что-то, что будет для меня столь же важным, как тот шанс для него, — снова поворачивается и смотрит вроде бы спокойно, но в глубине его взгляда я вижу тревогу. — Так что… просто не общайся с ним без особой нужды, ладно?

Сама не знаю почему, но эти его слова сильно впечатляют меня.

Что-то подсказывает мне, что сейчас это был не просто разговор, и не перед каждым Мирон выворачивает душу. А именно это он сейчас и сделал.

И эта просьба…

В животе становится щекотно, когда до меня доходит ее суть.

“Что-то столь же важное”

Это.… это он обо мне?