Уплывающий сад

В детстве, вечером W dzieciństwie, wieczorem Пер. С. Равва

Поздний вечер, на столе кружка суррогатного кофе, на тарелке — ломтик хлеба с маслом. Кусок застревает в горле, такое оно стало узкое — и причиняет боль.

Кухня бездонная, мрачная, стол огромный, из суковатых досок, светлый от висящей над ним лампы, а все остальное — просторный буфет, просторная печь, чудные медные весы — в полумраке.

За окнами ночь. Ветер залетает в окно, бьется о стены, танцует с лампой над столом, пахнет садом.

На керамической кружке — розово-голубые цветочки, суррогатный кофе щедро подслащен рукой Агафьи. Но Агафьи нет, она сидит на лестнице, которую, чтобы отличить от той, что ведет в сад, называют черной, и говорит сама с собой. Она любит говорить сама с собой. Велела мне есть и не вставать из-за стола, пока хлеб не исчезнет с тарелки, а кофе — из кружки.

Собака соседей лает, дочь соседей громко смеется, она — самая старшая среди учениц преподавателя фортепиано, который каждую неделю приезжает из областного города и дает уроки, самая старшая ученица, а на выступлениях играет первой, потому что только и умеет что до-ре-ми. Зато пальцы у нее длинные, самые длинные, ни у кого из учениц таких нет, рука прирожденной пианистки — хвалит учитель и смотрит в ее фиалковые глаза.

Весь дом погружен во мрак и тишину, только в дальней комнате неизвестно для кого играет радио, родителей и теток нет дома, еще не вернулись из гостей.

Тишина, полумрак, деревья шумят, во рту вкус приторного кофе. Рука подпирает голову. Из дальней комнаты плывет музыка, оседает в горле и душит. Уже не слышны ни ночные шумы и бормотанье Агафьи на лестнице, ни смех соседки с фиалковыми глазами. Слеза упала в кофе.

Агафья, запыхавшись, входит в кухню:

— Ты что? Хлеб еще не съела? Они уже возвращаются… Я шаги слышу… — И вдруг подозрительно: — А чего это с тобой? Может, заболела?

На террасе уже весело, громкие голоса, а один из них, самый громкий, требует:

— Тише… Тише… Слышите? Третья часть «Девятой»…